Блеск и нищета средневековой цивилизации и культуры

Блеск и нищета средневековой цивилизации и культуры

Реферат

БЛЕСК И НИЩЕТА СРЕДНЕВЕКОВОЙ

ЦИВИЛИЗАЦИИ И КУЛЬТУРЫ

БЛЕСК И НИЩЕТА СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ И КУЛЬТУРЫ

Обработка среды обитания

Представление о своеобразии средневековой цивилизации и культуры в целом и в деталях дают очень многие сочинения, такие как: “Осень средневековья” Й. Хейзинги; “Цивилизации средневекового Запада” Ж. Ле-Гоффа; “Элементы средневековой культуры” П. М. Бицилли; “Европа в Средние века” Ж. Дюби; “Категории средневековой культуры” и “Средневековой мир: культура безмолвствующего большинства” А. Я. Гуревича, и мн. др. Специфика средневекового рыцарства специ-ально рассмотрена, к примеру, в книгах Ф. Кардини и М. Оссовской. Основываясь на том, что отмечается этими и рядом других авторов, возможно указать на некие характерные особенности культуры Средних веков, т.е. на то, в чем наиболее ярко выразилась обработанность, оформленность, облагороженность среды и человека, окультуренность природной и искусственной среды обитания, хозяйственной, социальной и политической организации жизни, человеческой телесности, намерений и действий, мыслей и чувств людей.

Природа, окружающая человека среда, в Средние века могла радовать своей прелестью (прекрасный Божий мир с его тварями). Но в гораздо большей мере эта среда была все-таки враждебной человеку. В ней было слишком много места для дьявола и его козней, для языческих страшных существ. Человек уже отделялся от природы, но пока что не чувствовал себя ее повелителем. Он старался ее использовать вполне утилитарно, хотя далеко не всегда рационально и эффективно; скорее хаотично. Результаты вмешательства человека в естественную среду будут замечены позже. Но уже в Средние века начиналось осушение болот, отвоевание земли у моря, уничтожение лесов: и в целях земледелия, и для отопления, и для строительства. Люди создавали свою, вторую, искусственную среду обитания, защищаясь от первой, от дикой природы, компенсируя ее недостаточность. Средневековье – это мир в основном дерева и, в какой-то мере, камня, и, в очень малой мере, – железа. Лес ценился очень высоко, наряду с землей. Камень употреблялся в строительстве (вместе с деревом) замков, крепостей, соборов. Редкое и дорогое железо – в основном для вооружения, хотя средневековые ремесленники применяли его и при создании некоторых механизмов.

Энергия, которая обеспечивала разнообразную деятельность человека Средних веков, – это энергия ветра и воды (ветряные и водяные мельницы и др.), рабочего скота. Но более всего, и в мирном и в ратном труде использовалась мускульная сила человека. Вообще для средневековья характерен ручной труд. Механизировать его удавалось плохо. Тем более, что в обществе Средних веков господствующим был антитехнический настрой. Не только техническое, а и любое нововведение рассматривалось не как успех, а скорее как грех. Ибо считалось, что Бог устроил этот мир наилучшим образом, и не человеку менять его устройство. Идеал средневекового общества – не движение, изменение, а устойчивость, покой. Транспорт, средства передвижения, средства связи были в общем недоразвиты.

Средневековое общество – вполне традиционное. Оно использовало традиционные формы всюду, где это было возможным, в том числе и в хозяйстве. Хозяйство оставалось в той или иной мере замкнутым, натуральным. Торговля была, но старались обходиться своим, произведенным у себя. Земля обрабатывалась “как всегда”, то есть одними и теми же способами на протяжении столетий, и обрабатывалась в общем плохо. Урожайность в среднем была очень низкой: не то что в Древнем Египте или Месопотамии. Недороды случались часто.

Целью хозяйства было обеспечить лишь средства к существованию, самое необходимое. Если речь и шла о роскоши знати, то для нее это не считалось излишеством. И искусственная среда строилась как необходимая для жизни и обороны. Замки-крепости феодалов всегда имели крепкие стены, но не повышенную комфортность.

Развитие строительства, и замкового и городского, отражало конечно изменения, происходившие в культуре. Б. В. Марков отмечает своеобразие средневековых городов (в отличие от античных), говоря о том, что они возникали как укрепленные поселения, которые лишь постепенно приобретали развитые городские функции. Причем, феодальные города господствовали над сельской местностью и жили за счет присвоения силой продуктов крестьянского труда. Но, в то же время, в городах вместо натурального обмена складывались товарно-денежные отношения купли-продажи. Крестьяне округи от нападений врагов укрывались за городскими стенами. Велико было и значение храмов, соборов, которые входили в центр города.

Церковная архитектура в Средние века развивалась от романского стиля (с его мрачностью, величием и тяжестью построек) – к готике (с ее великолепием и наличием устремленности к небу, свету). Налицо был явный поворот от горизонтали, скорее свойственной античности, снова к вертикали (характерной для речных земледельческих цивилизаций). Культура Средних веков – действительно скорее вертикальная, хотя бы потому, что в основе социальной организации оказалась иерархия (в частности сословная). А в политической жизни проявилась общая тенденция к централизации (единовластной), в пределах ли сеньории или большого государства.

Оформление жизни общества

В средневековом обществе происходило формирование и сословий и этносов и национальных государств, что было чрезвычайно важным. Для индивида, уже выпавшего из родоплеменной общности, стала необходимой групповая, сословная, регионально-этническая закрепленность, так как она давала ощущение стабильности. Ведь весь мир, природный и социальный, выступал как неустойчивый в отношении к человеку. Племенные группы, возникающие этносы воевали, боролись между собой. Оставаться вне общности, быть “свободным”, было опасно, “непродуктивно”. В свободе, так ценимой античностью, средневековый человек не видел никакого смысла. Свободой для него оказывался гарантированный статус (определенность включенности в общество). Свобода могла реализоваться только в состоянии зависимости. Свободнее всегда был тот, у кого более могущественный покровитель. Для властелина или для церкви таким покровителем выступал Бог. Крестьяне, позже когда началось их освобождение от крепостной зависимости, задавали вопрос: а кто же будет тогда защищать нас?

Индивид в Средние века вообще ценен не сам по себе, а лишь как член группы: сословной, этнической, цеховой, семейной и т. д. (у знатных – это род). Поэтому так важны были родовая, и сословная, и цеховая солидарность, честь рода, кровная месть. Сословность, пока не сложилось этнически устойчивых образований, да и после этого, – стабилизировала отношения между людьми и была в этом плане необходимой.

Около 1000 г., по мнению Ж. Ле Гоффа, христианское общество описывалось по новой (к тому времени) схеме, как “троякий люд”: священники, воины, крестьяне. Это были три разные категории людей, дополняющие друг друга: молящиеся, воюющие и работающие. В позднем средневековье эта трехчастная схема легла в основу деления на духовенство, дворянство и так называемое “третье сословие”, к которому тогда уже относились не все миряне, даже не все богатые из них, а лишь наиболее богатые купцы, торговцы и ремесленники. Крестьянская масса, работники в цеховом производстве находились вообще за пределами основного сословного деления. Само это деление становилось все более дробным, мелочным и не столь существенным. Скорее – отживающим представлением о статусе того или иного человека. Но в целом, как отмечают многие исследователи, деление по сословиям в Средние века, а позже и по этническим группам, позволяло преодолевать неуверенность и вводило жизнь в рамки традиционности, нормативности. Считалось, что стремление подняться выше своего сословия – греховно (гордыня – великий грех). Всяк сверчок должен был знать свой шесток. Внутри сословий и каждой из социальных корпораций была своя регламентация отношений: и у крестьянства, и у бюргерства, и у рыцарства. У всех были разные формы поведения, но устойчивые для каждой данной группы: как жили раньше, по божьему установлению, ибо именно Бог разделил людей по сословиям.

Регламентация, корпоративность, закрепленность отношений особенно важны, когда жизнь плохо обеспечена и защищена. Уверенность средневекового человека в завтрашнем дне могла гарантироваться только традиционностью всего быта.

Бытовая жизнь сословий конечно различалась. Но в целом, при установке на создание в основном необходимого здесь и сейчас, избыток продуктов производства бывал только в отдельных монастырях и у крупных феодалов. И весь средневековый Запад был постоянно терзаем страхом голода, что не забывают отметить все исследователи. Люди мечтали о пище, хотя бы о хлебе в достатке. Хлеб в это время недаром являлся объектом чудес. В разных странах Европы слагались песни о еде и питье. Обжорство не только не было признаком дурного тона. Это был идеал хорошей жизни. Обжорство прославлялось в литературных описаниях пиров. С оттенками юмора, но и уважения, обжорство изображено, например, в книге Ф. Рабле “Гаргантюа и Пантагрюэль”. Голод угрожал средневековому населению постоянно, и время от времени уничтожал массы людей. Низкая урожайность и неумение обеспечить скот на зиму кормами, плохое хранение продуктов, их отвратительное транспортирование, – все это приводило к голоданию порой целых провинций, а иногда и стран. В этих условиях, и при отсутствии элементарной гигиены, плодились полчища крыс, возникали эпидемии чумы, холеры, кожных заболеваний, туберкулеза и других болезней. В 1032–34 г.г. был великий голод во Франции, во время которого, судя по описанию: когда съели и диких зверей и птиц, неодолимый голод заставил людей подбирать падаль и творить такие вещи, о каких и сказать страшно. Речь шла о случаях людоедства, детоубийства.

Таким образом, общая нищета, бедствия, голод тогда были просто ужасающими. Но именно поэтому столь существенны стали витальные ценности жизни и культуры. Й. Хейзинга подчеркнул, что в условиях голода и холода, подбитый мехом плащ, жаркий огонь очага, мягкое ложе, хорошая еда, вино- доставляли огромное наслаждение, которое стало едва ли не самым ярким выражением житейских радостей вообще. Во всяком случае, в Средние века эти ценности явно доминантны во всех слоях общества. Некоторое исключение составляла видимо только незначительная, аскетически настроенная часть духовенства и, в позднем средневековье, тоже небольшая, часть рыцарства, начавшая ценить богатство духа более, чем наслаждения плоти. Но обе эти части населения были как раз неплохо обеспечены.

Элементарные формы и ценности цивилизованного быта, развитые во всех древних обществах, в средневековой Европе “изобретаются” как бы заново и утверждаются с большим трудом. Так, грязь, в том числе и телесная, была поначалу настолько привычной, что даже короли не мылись иногда с рождения и до женитьбы. Есть описание, как одного такого короля отмывали к его свадьбе. Тем не менее, быт, хотя и медленно, цивилизовался, окультуривался. Бани, которых, скажем в Париже в 1292 г. было уже 26, становились вполне обычными. При этом они были не только местами омовений, но и наслаждений разного рода. В описании Эрфуртской парильни XIII века говорится об удобствах отдыха с намеками на возможность эротических удовольствий.

Голод, по свидетельствам историков, часто свирепствовал, церковь призывала к постам. Пищей крестьян была в основном жидкая каша и овощи. Но в праздники роскошествовали все, каждый по своим возможностям. Крестьяне в декабре закалывали поросят. А уж верхушка общества и в праздники, и не только, – предавалась всяческим излишествам. В поэмах о героях сцены пиршеств красочны и обычно занимают большое место (хотя потом буржуа превзойдут рыцарей в гурманстве).

В целом же и еда, и жилище, и одеяния все более разнообразились. Й. Хейзинга, говоря о контрастности средневековой культуры, в частности замечает, что неказистость и простота одежд крестьянства явно контрастировала с блеском великолепия нарядов и оружия знати.

Противоречивость окультуривания человека в Средние века

Обработка, окультуривание человека касалось всего, начиная с телесности. Конечно, большинство населения средневековой Европы было физически нездорово. Болезни, недоедание и тяжелый физический труд вели к нервным заболеваниям (эпилепсия, истерия). В сравнении с античностью, уделявшей много внимания физическому здоровью и телесной, если не красоте, то гармонии (и гармонии тела с душой), Средние века о теле вроде бы совсем не заботились. Ибо утверждалась ценность бессмертной души. А тело, Григорий Великий, например, называл “омерзительным одеянием души”. Людовик Святой считал, что когда человек умирает, он излечивается от проказы, каковой является его тело. Монахи усмиряли свою плоть бичеваниями. В монашеских уставах указывалось максимальное количество ванн и туалетных процедур. Это считалось роскошью и проявлением изнеженности. Нагота телесная была всячески порицаема.

Но в то же время, физическая сила, крепость его, выносливость высоко ценились в этом обществе воинов. И рыцарский идеал, идеал воинственности был вполне телесным. Юные герои поэм – всегда атлетически сложены, кудрявы, белокуры, белокожи. Тела святых (а не только души) вызывали поклонение, попытки их сохранить. Кроме того, одним из главных средств выражения был телесный. Ж. Ле Гофф показывает насколько развита была культура жестов, когда все клятвы и соглашения сопровождались жестами. Существенны были жесты молитвы, покаяния, благословения и т. д. Жестами объяснялись. Это было настолько характерным, что у Рабле в “Гаргантюа и Пантагрюэле” есть сатирическое описание ученого диспута, проводившегося при помощи одних жестов. Во всяком случае жесты были необходимым сопровождением выражения чувств и мыслей той эпохи.

Мышлению, познанию Средних веков оказались несвойственны ни свободное мудрое миросозерцание древних, ни рассудочная рациональность послесредневековой (и послевозрожденческой) Европы. Средневековое мышление неустойчиво, опасливо; оно ищет прочной опоры. Оно поэтому в известной мере догматично, но и одновременно фантастично, символично, аллегорично. Ле Гофф очень удачно определяет своеобразие этого мышления, открывающего скрытые значения, как бы непрерывно священнодействующего. В этом плане очень большое значение имело слово, название. Назвать вещь уже значило ее объяснить. Диспут, спор (часто именно о словах) были одними из основных инструментов познания. И средневековая педагогика недаром выделяла грамматику, риторику и диалектику (тривиум) как первый цикл обучения. И от буквы (буквального понимания) – шли к фигуральному, аллегорическому смыслу явления (вскрывая его). Это касалось и чтения Библии и ее толкований.

Библия, была основным авторитетом в познании. Средневековое общество и в мысли стремилось уйти от неустойчивости, опираясь на Священное писание, на традицию, на авторитет. К авторитету Священного писания добавлялись авторитеты отцов церкви и святых. На практике потребность в истине удовлетворялась просто цитированием. Но суждения авторитетов часто трудно приложимы к практике, вследствие своей абстрактности. Поэтому они прояснились специальными толкованиями-голоссами. При этом и авторитеты, конечно, привлекались всякий раз по своему вкусу. Тем не менее, всякое новое при доказательствах истины старались представить как старое, уже известное.

В доказательствах авторитетами, и в дополнение к ним, активно использовали логику, успешно развивавшуюся средневековыми теологами и философами. Но и к этому прибавлялись доказательства чудом, о чем, опять-таки, подробно пишет Ж. Ле Гофф. Средневековые умы привлекало не то, что повторяется (закономерно), а то, что необычайно, сверхъестественно, ненормально. Средневековая наука особенно интересовалась землетрясениями, кометами, затмениями, и была очень близка к астрологии, а химия собственно и развивалась как алхимия. В чудеса верили все, о них повсеместно рассказывали. Они могли быть и главными доказательствами истины: и в науке и в судебных разбирательствах. Характерен средневековый, так называемый “Божий суд”, смысл которого состоял в том, что Бог всегда на стороне правого. Судебная практика в этом случае предполагала испытание подозреваемого огнем, водой. Например, бросали связанного человека в воду: если Бог спасет, значит не виноват, а если утонет – виноват. Или давали в руки кусок раскаленного железа, который надо было пронести несколько шагов так, чтобы на коже рук не осталось следов. Истина, таким образом, могла открыться по воле божьей.

Мог открыться и смысл события, явления, открыться за внешними его признаками, символами. Символы в то время видели чуть ли не во всем: в растениях, животных, драгоценных камнях, цветах, числах. Символика иногда была очень простой, иногда очень сложной. Христианский крест символизировал распятие Христа, но в то же время, в качестве формы, базирующейся на квадрате (четыре основных направления), он же символизировал христианскую вселенную.

В Средние века распространена была любовь к ярким, сверкающим цветам и к свету, что зримо проявилось в готической архитектуре с ее цветными витражами и общей устремленностью ввысь. Дорога в рай у итальянского поэта Данте была восхождением к свету. Возможно в этом сказывалось и общее стремление средневековых людей “уйти” от земного суетного мира с его трудной жизнью, уйти в сон, грезу, чудо.

Об этом по-разному пишут многие авторы (Ле Гофф, Й. Хейзинга и др.). С этим связывают активное использование в Средние века возбуждающих средств, порождавших галлюцинации, а также внимание к снам, которые явно заботили и тревожили людей. Во сне могла открыться судьба, прилететь ангелы и подстеречь дьявол. Средневековый человек и наяву готов был верить видимости, кажущемуся. Хотя церковь пыталась убеждать верующих относиться к видимому земному миру и его ценностям с подозрением и презрением. Ведь земное: земная жизнь, земные радости, видимость, чувственность, телесность, – все это бренный сор в сравнении с жизнью вечной, жизнью души, о спасении которой только и надо заботиться.

Средневековый человек и на самом деле вынужден был заботиться о своей душе, ибо, хотя в отдельные моменты он бывал удивительно крепок и стоек, но в целом душевно слаб и неуравновешен. Многие авторы отмечают характерность для средневековых людей массовых психических расстройств, повышенной возбудимости. Отсюда и религиозность этих людей оказывалась неистовой. Представители всех сословий того времени отличались наивной доверчивостью, которая не исключала хитрости. В них вполне уживались грубость, порою черствость, видимая жестокость с трогательной жалостливостью, слезливостью. Впрочем, то, что нам представляется жестокостью, им таковой не представлялось. Они жили в мире чрезвычайно жестком, точнее жестоком незавуалированно, откровенно. Они с детства привыкали видеть грязь и кровь, человеческие убожества и зверства. Они смотрели на казни, как на развлекающие зрелища. Их во всем привлекала яркость: действий, выражения чувств, внешности. На фоне ужасающей обыденности тяжелой жизни все необычайное становилось любопытным и достойным внимания. И все поэтому было действительно ярче, чем сейчас. Й. Хейзинга, описывая яркость и остроту жизни средневековых людей, отметил, что современному городу неведомы непроглядная темень и мертвая тишина города средневекового. На этом фоне и свет и звук, по контрасту, были ярче и громче. В общей унылости и бесцветности жизни процессии, церемонии, выходы и выезды вельмож, казни – были ярчайшими зрелищами. Казнь и обставлялась и строилась как спектакль. Без всего этого жизнь становилась совершенно пустой. Именно пестрота форм (зрелищных прежде всего), затрагивавших умы и чувства, возбуждала и разжигала страсти, проявлявшиеся в неожиданных взрывах восторга, грубой необузданности, звериной жестокости, а порой и душевной отзывчивости. Причем, все это было переменчиво, неустойчиво.

Странствующие проповедники легко возбуждали толпу. Мы, замечает Й. Хейзинга, привыкшие к газетам (а я добавлю и к телевидению), выучившиеся в школах, едва ли можем себе представить ошеломляющее воздействие звучащего слова на неискушенные, невежественные умы. Современные средства массовой информации делают примерно то же самое, но более скрыто, зато с более долговременным эффектом. В Средние века, слушая проповедника (иногда часами) люди внимали ему, то рыдая, то загораясь воодушевлением. Их можно было подвигнуть на многое, и разом. Столь велика была душевная восприимчивость, впечатлительность. Верили слову истово, и публично, тут же, выражали свои чувства по поводу сказанного. Люди того времени (впрочем, и нашего времени тоже) очень любили трогательные истории, в том числе сказочные: об утраченных коронах и долгих скитаниях, и об обретении счастья после этого.

Но когда один проповедник уходил, другой мог столь же легко повернуть чувства в иную сторону. Люди вообще легковерны, а средневековые люди – в особенности. Поэтому и суеверия оказались в ту эпоху столь широко распространенными и глубоко укорененными. Это касается верований в нечистую силу. Средневековый человек испытывал глубокий страх перед дьявольскими кознями. В XV веке, уже в конце Средневековья, в Европе была прямо-таки эпидемия ведовства, чародейства, которой были захвачены и вельможи и короли. Появилась масса чернокнижников. Повсеместно пытались навести порчу на своих врагов (швыряя фигурки из воска в огонь, протыкая их иглой).

В противовес этому, церковь развернула кампанию “охоты на ведьм”; ведь ведовство отождествлялось с языческой ересью. Вере в колдовство способствовали красочные рассказы самих ведьм и колдунов, о своих действах, полетах на шабаш, которые они сочиняли, или набивая себе цену, или под пытками инквизиции.

Средневекового христианина подстерегала опасность быть обвиненным в ереси, его многое пугало, смущала собственная физическая и душевная неустойчивость. Чувство неуверенности надо было как-то преодолевать. Опору находили в какой-то мере в социальной группе. Но более всего – в вере. Проявления средневековой культуры, то есть обработанности, оформленности, относительной облагороженности жизни, были чрезвычайно пестры и контрастны. Эта культура выглядит и нищей и очень богатой, рафинированно-утонченной и грубо-вульгарной, буйной, опрокидывающей все устоявшиеся формы (разнузданно-карнавальной) и, в то же время, упорядоченной и оформленной в ритуалах, следовании традициям, в новой религии, развившейся в эту эпоху. Для средневековой Европы такой религией стало христианство, конституировавшееся в Средние века, ставшее, по масштабу, мировой религией и бывшее главной духовной компонентой Средневековья.

Список используемой литературы

1.                 Ле-Гофф Ж. Цивилизация средневекового запада. М.: Прогресс, 2003.

2.                 Марков Б. В. Философская антропология. СПб., 2002.

3.                 Оссовская М. Рыцарь и буржуа. Исследования по истории морали. М.: Прогресс, 2001.

4.                 Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 2000.

5.                  Артамонов С. Д. Литература Средневековья. М., 2003.

6.                 Бицилли П М. Элементы средневековой культуры. СПб., 2002.

7.                 Грановский Г. Н. Лекции по истории Средневековья. М., 2002.

8.                 Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 2003.

9.                 Донини А. У истоков христианства. М., 1999.