Частная жизнь русской женщины в Х - начале ХIX вв.

Частная жизнь русской женщины в Х - начале ХIX вв.

Западно-Уральский институт экономики и права

Негосударственное образовательное учреждение

Лицензия № 24-0153 от 26.04.2000

Свидетельство о государственной аккредитации № 25-1070 от 19.07.2000

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЮРИДИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

 

 

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

 

 

Отечественная история

ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ В Х – НАЧАЛЕ ХIХ ВВ.

Выполнил: студент 1-го курса

(6 лет обучения) Рябов П.В.

 

Проверил: Кирьянов Игорь

Константинович, к.и.н., доц.

 

 

 

 

 

 

 

Пермь, 2002

СОДЕРЖАНИЕ:

1.ВВЕДЕНИЕ

2.ОБ АВТОРЕ МОНОГРАФИИ

3.БРАЧНЫЙ АСПЕКТ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ ЖЕНЩИНЫ

4.БЫТ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ

5.ВЫВОДЫ

6. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ

   

1.   ВВЕДЕНИЕ

Данная работа представляет собой реферат по научной монографии Н. Л. Пушкаревой «Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X - начало XIX в.)», выпущенной в 1997 году московским издательством "Ладомир". Сегодня, благодаря этой книге, мы можем в подробностях разглядеть жизнь женщины прошлого и сравнить ее с нынешней. Но как автору удалось услышать голоса тех, кто жил до середины XVII столетия, восстановить черты их характера? Ведь русское сред­невековье (X - XV вв.) и раннее Новое время не донесли до нас ни одной женской автобиографии (да и биографический жанр представлен одними житиями), ни одного авторского произве­дения, текст которого был бы написан женщиной и мог бы рас­крыть ее мир. Доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником Института этнологии и антропологии РАН Пушкаревой Натальей Львовной был применен комплексный, системный подход к лето­писным, фольклорным, церковно-учительным и вообще нарративным памятникам. Это помогло приоткрыть завесу, позволило при­близиться к пониманию эмоционального мира матерей, «женок» и «дщерей» древнерусских князей и простолюдинов, воссоздать некоторые детали их частной жизни. Автору удалось найти ответ на вопрос о том, какие факто­ры влияли на частную жизнь женщин допетровского времени, делая ее более «свободной» или более «зависимой», как инди­видуальные вкусы и устремления женщин «вписывались» в по­вседневный быт, каковы были осознанные и бессознательные, ментальные мотивы тех или иных эмоциональных побужде­ний, поступков, повседневного поведения «женских личностей» в их отношениях с членами семьи, родными, друзьями, соседя­ми, какое влияние оказывало на частную жизнь женщин вынашивание, рождение, воспитание детей. Но, задаваясь подоб­ной исследовательской стратегией, характеризуя содержание частной жизни русских женщин в разные периоды истории, стараясь понять, как развитие общества и обмирщение духов­ной его сферы сказалось на сфере частной жизни, в частности жизни женщин, - нельзя не понимать, что полученная картина представит не столько реальное состояние дел, сколько отра­жение его в том или ином виде исторических памятников. Главным недостатком монографии является то, что исследователь оперирует одними лишь косвенными свидетельствами. Ограниченность источников, сохранивших сведения главным образом о быте и помыслах представительниц привилегирован­ных социальных страт также должна быть учитываться при подве­дении итогов аналитической работы. Именно поэтому, при подготовке данного реферата, я был вынужден прибегнуть к ряду некоторых вспомогательных источников.

Несмотря на то, что уже в X в. (со времен Ольги) Русь узнала и, можно сказать, признала деятельность женщины-правительницы, в отечественной истории не было подобных примеров вплоть до XVIII в.. На протяжении многих веков русская женщина практически всегда находилась в тени мужчины. Возможно, именно по этой причине сегодня нам приходится говорить о скудности источников, которые помогли бы составить ясную картину жизни, быта и нравов женщины на Руси.

Если обратиться к восточнославянской мифологии, то уже там можно обнаружить некоторые противоречия, касающиеся женщины и отношения к ней. Так с Мокошью – единственным женским божеством в языческом пантеоне было связано не только благополучие девичьих судеб, но и плодородность земли и хороший урожай. «Мать – сыра земля» - постоянный эпитет высшего женского начала. C другой стороны, малочисленные женские образы связаны с мокрым, темным, плохим, то есть они соотнесены с проявлением негативных качеств (например русалки, завлекавшие своим пением прохожих, которые могли упасть в воду и утонуть). 

В одном из старинных поучений приведен следующий отзыв о прекрасном поле: «Что есть жена? Сеть утворена прельщающи человека во властех светлым лицем убо и высокими очима намизающи, ногами играющи, делы убивающи. Многы бы уязвивши низложи, темже в доброти женстей мнози прельщаются и от того любы яко очень возгорается… Что есть жена? святым обложница, покоище змиино, диавол увет, без цвета болезнь, поднечающая сковрада, спасаемым соблазн, безисцельная злоба, купница бесовская».[1]

О женщине и ее положении в русском обществе повествуют многочисленные воспоминания иностранцев (некоторые из них будут приведены в работе), которые появляются на Руси с конца XV в.. Но многие исследователи считают, что на утверждения о более высоком положении западноевропейской женщины по сравнению с «задворницей-московиткой», определенную роль оказало влияние предвзятых взглядов иностранных путешественников, имевших целью противопоставить свою «развитую» и «культурную» страну варварской Руси.[2]

В отечественной и зарубежной историографии бытует точка зрения, что в «истории русской женщины» эпохи средневековья имеется существенный рубеж – XVI в., после которого наступает «регрессивный период» в социальном статусе русской женщины. Его возникновению предшествует, по мнению Н. Колльман, появление «теремной системы». Она считает, что затворничество было следствием «укрепления царской автократии и боярской элиты», так как позволяло им «осуществлять контроль за политическими связями крупных родов и семей» (ограничивать круг знакомств, выдавать замуж в соответствии с задачами династических и политических связей и т.п.).1

У большинства же наших современников нормы поведения, семейных устоев, морали в XVI-XVII вв. ассоциируется с таким понятием, как «Домострой».

«Домострой» - это домоводство, собрание полезных советов, поучений в духе христианской морали. Что касается семейных отношений, то «Домострой» предписывает главе семьи наказывать детей и жену в случае непослушания: жену не рекомендовалось бить палкой, кулаком «ни по уху ни по виденью, чтобы она не оглохла и не ослепла, а только за великое и страшное ослушание… соимя рубашку плеткою вежливенько побить…». Причем «побить не перед людьми, наедине поучити».2 Так как же и чем жили русские женщины в период затворничества и господства правил «Домостроя»? Н.Л. Пушкарева в своих работах приводит наиболее полный ответ на этот вопрос. В первой части книги автор рассказывает о частной жизни и быте женщин в Х-ХVII вв. Во второй – обозревается жизнь и быт женщин в ХVIII – начале XIX вв. В своем реферате большее внимание я уделил первой части книги.

2. Об авторе монографии

 Учеными не рождаются, но Наталье Львовне Пушкаревой была суждено появиться на свет 23 сентября 1959 года в Москве, в семье ученых-историков. Закончив с золотой медалью школу и с отличием исторический факультет МГУ, Н. Л. Пушкарева показала, что не собирается порывать с семейной традицией. Между первой публикацией научной статьи (1981 год) и созданием данной книги (1997) лежат годы упорного и вдохновенного труда, написание более чем двух сотен статей в научных и научно-популярных журналах, издание восьми книг - шести собственных исследований и двух сборников научных работ, в которых Н. Л. Пушкарева выступила как автор и ответственный редактор. В списке ее работ - такие популярные и часто цитируемые книги, как «Женщины Древней Руси» (М., 1989), на появление которой в свое время отозвались более 20 научных журналов в разных странах мира; «Женщины России и Европы на пороге Нового времени» (М., 1996); «Частная жизнь русской женщины в доиндустриалъной России: невеста, жена, любовница» (М., 1997), высоко оцененная западным научным миром; «Women in Russian History from the Tenth to the Twentieth Century» (New York, 1997; London, 1999); «"А се грехи злые, смертные..." (Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России Х- первая половина XIX в.)» (М., 1999). Н. Л Пушкарева - член редакционных советов нескольких периодических научных изданий - ежегодников «Социальная история» (Москва) и «Гендерные исследования» (Харьков), альманаха гендерной истории «Адам и Ева» (Москва), а также Международной ассоциации историков, изучающих историю женщин. Н. А Пушкарева является ведущим специалистом по «истории женщин» в России; она одной из первых ввела в отечественную науку тему «история женщин» и, по сути, является основательницей и лидером нового научного направления - исторической феминологии - в нашей стране. Если бы мне вздумалось разместить в реферате полный список печатных работ Натальи Львовны то он занял бы не менее 10 страниц.

3.  Брачный аспект частной жизни женщины

Итак, первый очерк обозначен темой "Брачный аспект частной жизни женщины: "самостоятельность" или "зависимость"?"  Дочерей сызмальства держали в строгости.  До замужества мужчина должен был быть неизвестен девицам. Сохранение невинности до брака могло оказать прямое воздействие на будущую жизнь девушки. С девиц, не смогших "ублюстись", предписывали взимать плату...  Матери или няньки (в богатых семьях) обучали девочек шитью и различным домашним занятиям. Чем знатнее был род, тем больше строгости присутствовало в воспитании. "Умыкание" девушек с их согласия, как брачный ритуал, было обычным явлением. Но чаще всего брачный выбор определяло мнение родителей и других родственников. Когда брак преследовал политические цели, девочку могли выдать замуж и "младу сущу, осьми лет". "Достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойной", - записал свои впечатления "немец-опричник" Генрих фон Штаден в середине XVI века. Рассматриваются здесь забавные примеры неравных браков. Житейскую ситуацию с молодой, но опытной женщиной и юнцом представляет любопытная вставка в топос "Беседы отца с сыном о женской злобе": "Аще будет юн муж - она его оболстит, близ оконца приседит, скачет, пляшет и всем телом движется, бедрами трясет, хрептом вихляет и другым многим юнным угодит и всякого к собе прелстит". Если в крестьянском быту женщина и находилась под гнетом тяжелых работ, если на нее, как на рабочую лошадь и взваливали все, что было потруднее, то по крайней мере не держали взаперти. В семьях же знатных девицы, погребенные в своих теремах, не смея показываться на свет, без надежды кого-нибудь полюбить, они день и ночь и всегда в молитве пребывали и лица свои умывали слезами. Выдавая замуж девушку, не спрашивали о ее желании. Она сама не знала, за кого идет, не видела своего жениха до замужества. Сделавшись женою, она не смела никуда выйти из дома без позволения мужа, даже если шла в церковь, и тогда обязана была спрашиваться. По законам приличия считалось предосудительным вести разговор с женщиной на улице. В Москве, замечает один путешественник, никто не унизится, чтоб преклонить колено перед женщиною. Женщине не предоставлялось права свободного знакомства по сердцу и нраву, а если дозволялось некоторого рода обращение с теми, с кем мужу угодно было позволить, но и тогда ее связывали наставления и замечания: что говорить, о чем умолчать, что спросить, чего не слышать. Встречалось, что муж приставлял к жене «шпионов» из служанок и холопов, а те, желая угодить хозяину, нередко перетолковывали ему все в другую сторону. Очень часто бывало, что муж по наговору любимого холопа бил свою жену из оного только подозрения. Специально для таких случаев у мужа висела плеть, исключительно для жены и называлась дураком. За ничтожную вину глава семейства таскал жену за волосы, раздевал донага и сек дураком до крови – это называлось учить жену. Иногда вместо плети использовались розги, и жену секли, как маленького ребенка. Привыкшие к рабству, которое им суждено было влачить от пеленок и до могилы, русские женщины понятия не имели о возможности иметь другие права и верили, что они в самом деле рождены для того, чтоб мужья их били, и сами побои были признаком любви. Иностранцы рассказывали следующий любопытный анекдот, переходящий из уст в уста в различных вариациях. Какой-то итальянец женился на русской и жил с нею несколько лет мирно и согласно, никогда не бивши ее и не бранивши. Однажды она говорит ему: «За что ты меня не любишь?» «Я люблю тебя», - сказал муж и поцеловал ее.  «Ты ничем не доказал мне этого», - сказала жена.  «Чем же тебе доказать?» - спрашивал он. Жена отвечала: «Ты меня ни разу не бил». «Я этого не знал, - говорил муж, но если побои нужны, чтоб доказать тебе мою любовь, то за этим дело не станет». Скоро после того он побил ее плетью и в самом деле заметил, что после того жена стала к нему любезнее и услужливее. Он поколотил ее и в другой раз, что она после того несколько времени пролежала в постели, но однако не роптала и не жаловалась. Наконец, в третий раз он поколотил ее дубиною так сильно, что она после того через несколько дней умерла. Ее родные подали на мужа жалобу; но судьи, узнавшие все обстоятельства дела, сказали, что она сама виновата в своей смерти; муж не знал, что у русских побои значат любовь, и хотел доказать, что любит сильнее, чем все русские; он не только из любви бил жену, но и до смерти убил.1 Женщины говорили: «Кто кого любит, тот того лупит, коли муж не бьет, значит, не любит», «Не верь коню в поле, а жене на воле». Последняя пословица показывает, что неволя считалась принадлежностью женского существа.2 В домашнем быту женщина не обладала какой-либо властью, даже в ведении хозяйства. Она не смела ни послать в подарок чего-нибудь другим, ни принять от другого, не смела даже сама без дозволения мужа съесть или выпить. Редко дозволялось матери иметь влияние на детей своих, начиная с того, что знатной женщине считалось неприличным кормить грудью детей, которых поэтому отдавали кормилицам. Впоследствии мать имела над детьми надзора менее, чем няньки и дьяки, которые воспитывали господских детей под властью отца семейства. Положение жены всегда было хуже, если у нее не было детей, но оно делалось в высшей степени ужасно, когда муж, наскучив ею, заводил себе на стороне любовницу. Тут не было конца придиркам, потасовкам, побоям; нередко в таком случае муж заколачивал жену до смерти и оставался без наказания, потому что жена умирала медленно, и нельзя было сказать, что он ее убил, а бить ее, хоть по десять раз на день, не считалось дурным делом. Случалось, что муж, таким образом вынуждал жену вступить в монастырь. Несчастная, чтобы избежать побоев, решалась на добровольное заключение, тем более, что в монастыре у нее было больше свободы, чем у мужа. Если жена упрямилась, муж мог нанять двух-трех лжесвидетелей, которые обвиняли ее в прелюбодеянии и тогда жену насильно запирали в монастырь. Иногда жена, бойкая от природы, возражала мужу на побои бранью, часто неприличного содержания. Были примеры, когда жены отравляли своих мужей. Правда, за это их ждало суровое наказание: преступниц закапывали живыми в землю, оставляя снаружи голову, и держали в таком положении до смерти, им не давали  есть и пить, и сторожа стояли при них, не допуская, чтобы кто-нибудь покормил женщину. Прохожим разрешалось бросать деньги, но эти деньги употреблялись на гроб для осужденной или на свечи для умилостивления Божьего гнева к ее грешной душе. Смертную казнь могли заменить на вечное заточение. Н.Костомаров приводит описание одного случая, когда двух женщин за отравление своих мужей держали трое суток по шею в земле, но так как они просились в монастырь, то их откопали и отдали в монастырь, приказав держать их порознь в уединении и в кандалах. Некоторые жены мстили за себя доносами. Дело в том, что голос женщины (как и голос всякого, в том числе и холопа) принимали, когда речь шла о злоумышлении на особу царского дома или о краже царской казны. Иностранцы рассказывают замечательное событие: жена одного боярина по злобе к мужу, который ее бил, доносила, что он умеет лечить подагру, которою царь тогда страдал; и хотя боярин уверял и клялся, что не знает этого вовсе, его истязали и обещали смертную казнь, если он не сыщет лекарства для государя. Тот в отчаянии нарвал каких попало трав и сделал из них царю ванну; случайно царю после того стало легче, и лекаря еще раз высекли за то, что он, зная не хотел говорить. Жена взяла свое.1

Пятая глава первого очерка "Свет моя, Игнатьевна", повествует об интимных переживаниях в частной жизни женщины, о любви в браке и вне его. Применение контрацепции ("зелий") наказывалось строже абортов: аборт, по мнению православных идеологов, был единичным "душегубством", а контрацепция - убийством многих душ. Сексуальные отношения именовались словом "плотногодия"…

Из всего вышесказанного мы можем сделать некоторые выводы. Во-первых, девушку с детства готовили к тому, что из-под власти отца она перейдет под власть мужа. Во-вторых, в любых отношениях женщина считалась существом ниже мужчины. В-третьих, она практически не обладала ни гражданскими, ни экономическими правами.

4.  Быт русской женщины

Во второй главе мы прочтем, что русские женщины ловко обустраивали различные сделки, защищали служебные интересы супругов, решая попутно и хозяйственные вопросы с практической сметкой, решительностью и самостоятельностью, но (в допетровской Руси) ели они не более двух раз в день. Какая несправедливость! Но, может быть, так и надо?… Заслуживает внимания описание косметических средств далекого прошлого. Нужно было чистить зубы для белизны квасцами, солью или даже порохом, а вычищать остатки пищи "костками из курячих голенен". Вместе с тем "положение женщин весьма плачевно, - записал в середине XVI века немецкий барон Сигизмунд Герберштейн. - Московиты не верят в честь женщины, если она не живет взаперти и не находится под такой охраной, что никуда не выходит". Для женщин строили специальные "терема" и прятали там от посторонних глаз. "Держи деньги в темноте, а девку в тесноте" или "В клетках птицы - в теремах девицы". Но, конечно, никакие запоры не могли удержать двух влюбленных. Такая ситуация подробно рассматривается на примере искусителя Арефы и девицы Аннушки. Сохранились уникальные документы времени - подлинная переписка этой пары, чья история, впрочем, закончилась трагично. Отсутствие телевидения с мыльными сериалами и политическими сплетнями сыграло огромную роль в средневековой жизни русских женщин. Без mass-media повседневный и отчасти случайный обмен информацией был для них формой социализации, особенно в период детства и юности.

Несколько страниц монографии посвящено женским обжорству и пьянству. И - как следствие - неутешительный вывод исследовательницы Пушкаревой: "Причиной обыденности женского пьянства XVI-XVII вв. была сохраняющаяся скудость духовной жизни женщин, безрадостность досуга, безысходность жизни с нелюбимыми, тяжесть повседневного труда". Но утешением для женщин в их безрадостной жизни была баня. Банились женщины каждый день, обычно вечером, после трудов, и зимой, и летом. Прошло не одно столетие, прежде чем в общественных банях были выделены "мужские" и "женские" половины и дни. Иностранцы, которых банные обычаи русских поражали с незапамятных времен -"не мучими никим же, сами ся мучат", - вынуждены были в конце концов признать, что эти обычаи способствуют закалке организма, позволяя женщинам ходить в "нестерпимые морозы босоногими, точно гуси".

Порывы всякой веселости у высших сословий были подчинены правилам церковного порядка. И во время  праздников,  самыми почитаемыми из которых считались Рождество и Пасха, девушкам и женщинам позволялись некоторые «вольности». В крестьянском быту, помимо церковных,  существовали и празднества, связанные с определенными сельскохозяйственными периодами. Летом в праздники девицы и женщины водили хороводы и собирались, как правило для этого близ селений. Русские пляски были однообразны: они состояли в том, что девицы, стоя а одном месте, притопывали, вертелись, расходились и сходились, хлопали в ладоши, выворачивали спину, подпирались руками в бока, махали вокруг головы расшитым платком, двигали в разные стороны головою, подмигивали бровями. Все эти движения делались под звуки какого-нибудь одного инструмента. В высшем обществе пляска вообще считалась неприличной. По церковным воззрениям, пляска, особенно женская, почиталась душегубительным грехом. «О, злое проклятое плясание (говорит один моралист) о, лукавые жены многовертимое плясание! Пляшущи то жена прелюбодейца диавола, супруга адова, невеста сатанинина; ви бо любящи плясани бесчестие Иоану Предтече творят – со Иродьею неугасимый огнь и неусыпаяй червь осудить!»Даже смотреть на пляски считалось предосудительным: «Не зрите плясания и иные бесовских всяких игр злых прелестных да не прельщены будете, зряще и слушающе игор всяких бесовских; таковыя сут нарекутся сатанины любовницы».1

     Любимым препровождением праздничного времени женского пола во всех классах был качели и доски. Качели сооружали следующим образом: к веревке прикреплялась доска, на нее садились, другие веревками качали. Женщины простого звания, посадские и крестьянки, качались на улицах, знатные – во дворах и садах. Качанье на досках происходило так: на бревно или доску две женщины становились по краям, подпрыгивая, подкачивали одна другую. Встречалось, что девушки и женщины качались на колесе. Зимним увеселеньем было катанье на коньках по льду: делали деревянные подковы с узкими железными полосками.По русским понятиям тех лет красота женщины состояла из толщины и дородности. Женщина стройного стана не считалась красивой. Для того, чтобы поправиться, представительницы слабого пола натощак выпивали водки. Церковь на протяжении веков упорно формировала идеал женщины - многодетной матери. Свидетельства о семейной жизни "простецов" рисуют не слишком привлекательный с современной точки зрения образ матери того времени. Сыновьям отдавалось предпочтение перед дочерьми. "Сын домашний гость - а дочь в люди пойдет".  «Домострой" запрещал матерям поднимать руку на чад, эта была обязанность отцов. Сравнительно долго держалась на Руси традиция давать некоторым детям не "отчества", а "матерства" - Настасьич, Маринич, Еленич... По словам Костомарова, русские любили женщин с длинными ушами, поэтому некоторые из них вытягивали себе уши специально. Русские женщины любили румяниться и белиться: «Женщины, сами по себе красивые, белились и румянились до того, что совершенно изменяли выражение своего лица и походили на размалеванных кукол. Кроме того они размалевывали себе шею и руки белою, красною, голубою, и коричневою красками; окрашивали ресницы и брови и при том самым уродливым образом – чернили светлое, белили черное. Даже те из женщин, которые были хороши собою и сознавали, что они хороши и без разных посторонних прикрас, должны были белиться и румяниться, чтобы не подвергнуться насмешкам. При Михаиле Федоровиче одна русская боярыня, княгиня Черкасская, красивая собою, не хотела румяниться, так тогдашнее общество издевалось над нею; так силен был обычай; а между тем церковь его не оправдывала и в 1661 году новгородский митрополит запрещал пускать в церковь набеленных женщин».2

     Основу женского костюма по-прежнему составляла длинная рубаха, поверх которой надевали летник с длинными широкими рукавами (эти рукава назывались накапки). В зависимости от социального статуса запястья рукавов рубахи и накапки, а также подол летника могли расшиваться как простыми нитями или тесемками, так и золотом, жемчугом. Цвета летников были различны. Упоминаются летники лазоревые, зеленые, желтые, но чаще всего красные.

     Вдоль одежды, на передней стороне делался разрез, который застегивался по самое горло, потому что приличие требовало, чтобы грудь женщины была застегнута как можно плотнее.

     Женский опашень шили, как правило из сукна красных цветов; рукава были длины до пят, но пониже плеча были проймы, сквозь которые легко проходили руки, а остальная часть рукава висела.

     В торжественных случаях женщины надевали на себя сверх обыкновенного наряда богатую мантию, называемую подволокою. Она делалась из шелковой материи и использовалась лишь боярынями.

     Из верхней одежды распространены были шубы, которые. В зависимости от покроя носили названия однорядок, охабней, ферязей.

   Как правило одежду кроили и шили дома, так как за стыд считалось для хорошего семейства отдавать одежду на сторону.  Обычно при малейшей возможности муж не скупился приодеть свою жену.

    Женщины любили украшать голову и вместе с тем прикрывать волосы (замужние). По понятиям XVI-XVII вв., для замужней женщины считалось и стыдом, и грехом оставлять на показ свои волосы. Женщина боялась, чтобы кто-либо из членов семейства, исключая мужа, не увидел ее волос. Необходимо отметить, что для этого существовало достаточное количество головных уборов: волосники, подъубрусники, убрусы, кики, кокошники.

     Как женщины, так и девицы носили серьги. Как только девочка начинала ходить, мать прокалывала ей уши и втыкала в них серьги или кольца. Самая обычная форма серег была продолговатой.  Бедные женщины носили серьги медные, более зажиточные – серебряные и позолоченные. Что же касается богатых, то они предпочитали серьги золотые, украшенные алмазами и другими камнями.

      На руках женщины носили зарукавья или браслеты, а на пальцах – перстни и кольца. Шея женщины или девицы была украшена множеством крестиков и образков.

5.  Выводы

Н.Л. Пушкарева в своей монографии достаточно много внимания уделила вопросам быта, работы и досуга, брачному и семейному аспектам личной жизни женщин, их роли в обществе. В небольшом объеме реферата не представляется возможным более или менее подробно остановиться на всех этих пунктах. Эта книга - результат устойчивого интереса автора к про­блемам «женской истории», проявившегося два десятилетия на­зад, когда к подобным темам относились весьма скептически. В этом смысле она является продолжением опубликованных книг «Женщины Древней Руси» и «Женщины России и Европы на пороге Нового времени». Однако в не меньшей степени данная книжка рождена работой в семи­наре, руководимом Ю. Л. Бессмертным в Институте всеобщей истории РАН. Сумев увлечь «новой демографической исто­рией» группу молодых исследователей, специалистов по истории Франции, Германии, Италии, Востока и России, Ю. Л. Бессмерт­ный привлек внимание к новым для российской науки пробле­мам - «истории повседневности», «истории частной жизни». В ходе работы семинара в жарких спорах апробировались многие гипотезы, в том числе - изложенные в данной книге. Н.Л. Пушкарева выражает глубокую признательность своим коллегам - участ­никам группы, а также сотрудникам Центра этнологии русских Института этнологии и антропологии РАН, которые помогали в работе. Освоение большого библиографического материала, зна­комство с новейшими способами обработки источников, с тео­риями и подходами европейской и американской исторической науки были бы невозможны без поддержки ряда зарубежных организаций и научных фондов. Среди них - американские: International Research and Exchanges Board (IREX), the Center for Slavic and East European Studies, the Center for Medieval and Renaissance Studies, the Resource Center for Slavic Studies (Hilandar Research Library) в университете штата Огайо. Специальная программа, выработанная французским пра­вительством и ориентированная на развитие российско-французского сотрудничества («Programme Diderot») в «Доме наук о человеке» (La Maison des Sciences de I'Homme, Paris) позволила узнать особенности исследовательских методик тех ученых, которые работают ныне в духе школы Анналов, обрес­ти соответствующий опыт и попытаться применить его при анализе процессов и явлений отечественной истории. Гранты и стипендии, предоставленные немецким правительством для работы ученых-гуманитариев из России (Volkswagenstiftung, Alexander-von-Humboldtstiftung), а также советы коллег-этногра­фов из немецкого Института исторического краеведения (Insti-tut fur Historische Landesforschung, Gottingen) дали возможность дополнить библиографический банк данных, выявить наиболее перспективные и значительные достижения и в конечном счете закончить написание этой книги.

Заканчивая свой реферат хочу обобщить основные положения монографии и подвести своеобразный итог. На протяжении многих веков положение женщины практически не изменялось, хотя во время правления Алексея Михайловича наблюдались некоторые послабления в отношении женщин. Тем не менее, по большей части женщины продолжали находиться в своих теремах, не занимаясь общественными делами, не имея возможности проявлять инициативу в чем бы то ни было. Необходимо отметить также, что «освобождение» женщин находило преграду  со стороны боярства. Но, несмотря на это, царские жены, находясь в отдалении от государственного управления, при наличии желания могли повлиять на мнение мужа-государя. Учитывая то, что  в рассматриваемый период  все сферы частной и общественной жизни были так или иначе были связаны  с церковными учениями, женщины не тяготились своим положением и воспринимали все, как должное. Одной из причин того, что на Руси уже с XVIII века женщины  вышли из теремов можно считать появление иностранцев, которое начиналось с конца XV - начала XVI веков. Благодаря работе Н.Л. Пушкаревой стало возможным соотнести хронологические этапы «истории жен­щин» с основными вехами российской истории. Огромная эпо­ха, нижняя грань которой совпадает с образованием госу­дарства Русь, а верхняя - с началом рождения новой, индустриальной России и поиском исторических альтернатив, со­держит собственные внутренние временные рубежи. Ими яв­ляются: XIII в., когда русская земля «раздрася» на многочис­ленные самостоятельные земли и княжества. Это было время монголо-татарского нашествия, перешедшего в двухвековое иноземное иго; конец XV - начало XVI в. - время возникнове­ния единого национального государства, а также вторая полови­на XVII - начало XVIII в., когда Россия сделала первый важ­ный шаг к европеизации. Традиционная периодизация российской истории имплицит­но присутствует при хронометрировании изменений в эволю­ции социального, правового, семейного статуса русских жен­щин Х - начала XIX в. Так, XIII в. является рубежным и в «истории русских женщин». Это век признания за женщинами права на наследование и распоряжение недвижимостью, век возникновения многочисленных государств на карте Древней Руси, буквально каждое из которых выдвинуло на полити­ческую арену деятельную и энергичную «женскую личность», а зачастую даже не одну. Вторым поворотным пунктом в динамике социокультурных изменений, связанных со статусом женщин, была середина XVI в.. Вплоть до этого времени эволюция социально-правового, иму­щественного, семейного статуса сохраняла положительную ди­намику, а на политической арене были заметны активные дея­тельницы. С середины же XVI в. окончательным «устроением» государства по самодержавному образцу, победой идеи патри­архальной иерархии в семье и обществе, вместе с запретитель­ными указами 1552 - 1570-х гг., исключившими женщин при­вилегированного сословия из числа распорядительниц, а нередко и получательниц недвижимости, возникновением «теремной системы» и внедрением внушаемой идеологией че­рез назидательную литературу идеи женофобии, в их истории обозначился негативный поворот. Лишь во второй половине - конце XVII в., с началом об­мирщения литературы и общественного сознания, рождением интереса к человеческой индивидуальности (что вообще типич­но для начала Нового времени), готовностью и стремлением «московитов» к общению с другими народами, вместе с эконо­мическими и социально-демографическими трансформация­ми, - динамика эволюции социально-правового и семейного статуса россиянок обрела новые черты. Они были свойственны уже прединдустриальному и раннеиндустриальному этапу в общеевропейской истории женщин, и потому вторая половина XVII - начало XVIII в. может быть названа «русским вариантом Гуманизма», выдвинувшим на первый план интерес к Человеку, его внутренней свободе, суверенности его частной жизни. Последний этап в истории частной жизни женщины в доиндустриальной России охватывает чуть более столетия. Он на­чинается эпохой петровских преобразований, начатых в по­следние годы XVII в., и завершается 10-ми годами XIX в. Это десятилетие совпало с теми социально-экономическими транс­формациями, которые отделяют историю доиндустриальной России от истории России буржуазной, поскольку начавшийся в начале XIX в. промышленный переворот и общие социально-демографические процессы усложнили сословную и обще­ственную структуру России. Примерно в 10-е гг. XIX в. завер­шился полувековой период российского «просвещенного абсолютизма», и в системе политического управления начались преобразования, способствовавшие эволюции России в сторону буржуазной монархии. Начало XIX в. является определенным рубежом в истории развития национального самосознания (особенно после войны 1812 года), общественной мысли и куль­туры. И наконец, в истории русских женщин к 10 - 20-м годам XIX в. относится возникновение женского движения, быстрое поступательное развитие женского самосознания, постановка женского вопроса - что в целом характеризует особенности мен­тальных процессов индустриального, буржуазного общества.

6. СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1.     Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X - начало XIX в.).. / Н.Л. Пушкарева. – М., 1997.

СПИСОК ВСПОМОГАТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ:

1.     Домашняя жизнь и нравы великорусского народа / Н. Костомаров. – М.: 1993.

2. Женщина в античном мире /Сборник статей. – М.: 1995.

3. Женщины в легендах и мифах / К. Ларингтон. -  М.: 1998.

4.     Женщины Древней Руси / Н.Л. Пушкарева. – М.: 1989.

5.     Жены Иоанна Грозного / С. Горский. – Днепропетровск.: 1990.

6. Иван Грозный  / К. Валишевский. – М.: 1989.

7.  История России: Учебник для вузов/ А.А. Чернобаев и др. – М.: 2000

8. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия / М. Забылин. – Симферополь.: 1992.

9. Хрестоматия по истории России / Сост.: И.В. Бабич и др. – М.: 1994, в 4-х т., т. 1.

10.  Домашняя страничка Н.Л. Пушкаревой в сети Интернет     #"#_ftnref1" name="_ftn1" title="">[1] Костомаров Н. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993. С. 139.

 

[2] Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 207.

1 Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 206.

2 Хрестоматия по истории России. В 4 т., т. 1. М., 1994. С.  258.

1 Костомаров Н. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993. С. 141.

2 Там же

1 Костомаров Н. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993. С. 143.

1 Костомаров Н. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993. С. 190.

2 Забылин М. Русский народ, его обычаи, предания, суеверия и поэзия. Симферополь, 1992. С. 518.