Героическая оборона Ленинграда, героизм ленинградцев

Героическая оборона Ленинграда, героизм ленинградцев

МОСКОВСИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

 

Кафедра истории

 

 

 

Реферат на тему:

«Героическая оборона Ленинграда, героизм ленинградцев»

                                                                           Работу выполнил

Студент 1 курса, факультета Экономики и Управления

Группы М-101 ДО

Юдин Евгений Владимирович

Научный руководитель:

Конюхова Т.В.

                                     

                                              Москва 2006

План реферата:

Вступление

Часть 1.

1.     Враг наступает ……………………………………………………..…… 4-9

2.     Ленинград в осаде …………………………………………………….. 9-15

3.     Великий голод ……………………………………………………….. 16-17

4.     Ледовый путь ………………………………………………………… 17-20

5.     Почему Ленинград выстоял? ……………………………………….. 20-21

Заключение

Список литературы

Введение.

Вторая мировая война знала много трагедий массовой гибели мирного населения. Трагедия Ленинграда, где погибло около миллиона человек, не была, однако, похожа ни на одну из трагедий этой войны. В Ленинграде немцы в сентябре 1941 г. окружили блокадой и обрекли на голодную смерть почти три миллиона человек. Почти одна треть их умерла, но не сдалась немцам.

Ленинград более двух веков был столицей Российской империи. Со своими набережными Невы, мостами, Эрмитажем, Зимним дворцом и десятками других дворцов.

В течение двух веков он был не только столицей России, но и её самым крыпным культурным центром. Ни один русский город не вызывает такого множества литературных ассоциаций, как Санкт-Петербург.

Враг наступает.

Итак, в сентябре 1941 г. три миллиона человек были заперты немцами в ловушку; никогда ещё большой город не переживал того, что пришлось пережить зимой 1941/42 г. Ленинграду.

В Ленинграде известие о том, что 22 июня 1941 г. немцы вторглись на территорию Советского Союза, вызвало волну народных митингов, и в течение последующих двух недель огромное число ленинградцев добровольно вступило в части народного ополчения. Только на большом Кировском заводе 15 тысяч мужчин и женщин подали заявление о немедленном зачислении их на военную службу. Не все заявления могли быть удовлетворены, поскольку Кировский завод должен был выпускать военную продукцию. Поэтому от создания пятнадцати рабочих дивизий, как предусматривалось планом, пришлось отказаться, и 4 июля было решено ограничиться – до получения новых указаний – лишь тремя ополченскими дивизиями. Первая добровольческая дивизия была отправлена на фронт уже 10 июля, за ней через несколько дней отправили вторую и третью. Военная подготовка, проходившая на главных площадях Ленинграда, длилась всего несколько дней. Три дивизии народного ополчения были спешно направлены на Лужскую оборонительную линию, которую обороняли всего лишь три стрелковые дивизии и слушатели двух военных училищ, также в срочном порядке переброшенные сюда из Ленинграда. К 14 июля немцам уже удалось создать севернее Луги, на правом берегу реки Луги, большой плацдарм, откуда они и начали развивать дальше на­ступление на Ленинград.

Положение было крайне тяжелое, и это прямо признавалось в приказе Военного совета Северо-Западного направления от 14 июля, подписанном главнокомандующим К. Е. Ворошиловым и секретарем ленинградской партийной организации А. А. Жда­новым:

«Товарищи красноармейцы, командиры и политработники! Над городом Ленина — колыбелью пролетарской революции — нависла прямая опасность вторжения врага. В то время, как войска Северного фронта мужественно бьются с озверелыми фашистско-шюцкоровским полчищами на линии от Баренцева моря до Ханко и Таллина... защищают каждую пядь нашей род­ной советской земли, войска Северо-Западного фронта, не всегда давая должный отпор противнику, часто оставляют свои пози­ции, даже не вступая в... сражение, чем еще больше поощряют обнаглевшего врага. Отдельные паникеры и трусы не только самовольно покидают фронт, но и сеют панику среди честных и стойких бойцов. Командиры и политработники в ряде случаев не только не пресекают паники, не организуют и не ведут своп части в бой, но своим позорным поведением... еще больше уси­ливают дезорганизацию и панику на линии фронта».

Далее в приказе говорилось, что каждый, кто оставит фронт без приказа, будет предан суду военно-полевого трибунала, ко­торый может приговорить виновного к расстрелу, «невзирая на ранги и старые заслуги».

Двадцать седьмого нюня Ленинградский Совет депутатов трудящихся принял решение мобилизовать сотни тысяч муж­чин и женщин на строительство укреплений. Было построено несколько оборонительных линий; одна из них шла от устья реки Луги к Чудову, Гатчине, Урицку, Пулкову и далее по Неве; другая — линия «внешней обороны» Ленинграда — про­ходила от Петергофа к Гатчине, Пулкову, Колпину и Колтушам. Кроме того, было построено несколько оборонительных рубежей поблизости от города, в том числе один, обращенный в сторону финнов, в его северных предместьях.

К концу июля и началу августа на строительстве оборони­тельных сооружений был занят почти миллион человек: «Люди самых различных профессий — рабочие, служащие, учащиеся, домашние хозяйки, ученые, артисты, студенты и т.д.— взяли в руки лопаты, кирки, топоры. Они... с раннего утра до поздней ночи трудились... часто находясь под огнем противника».

Большая часть земляных работ, проводившихся в этих усло­виях, притом непривычными к такому труду людьми, была, естественно, сделана наспех и неумело; многие окопы были вырыты недостаточно глубоко, а минные поля и проволочные заграждения часто устанавливались беспорядочно. Тем не ме­нее если принять во внимание, что немцы достигли Лужской оборонительной линии, проходившей в 125 км к югу от Ленин­града, через три недели с начала вторжения, но потом, чтобы достичь окраин города, потратили еще полтора месяца, то будет ясно, что строительство оборонительных рубежей сыграло важ­ную роль в спасении Ленинграда. Всего ленинградцы сумели вырыть 700 км противотанковых рвов, 25 тыс. км открытых траншей, протянуть 635 км проволочных заграждений, создать 190 км лесных завалов и построить больше 5 тыс. дерево-земля­ных и железобетонных огневых точек, не считая всяких оборо­нительных сооружений, возведенных в самом Ленинграде.

Однако, если не считать одного успешного контрудара 14—18 июля в районе Сольцы, на южном конце Лужской линии, близ озера Ильмень, советские войска старались лишь как можно дольше удерживать различные оборонительные рубежи между рекой Лугой и Ленинградом.

Повсюду — за исключением одного участка Лужской ли­нии — немцы обладали огромным превосходством. Более того, многие советские части совсем не имели боевого опыта; о том, каким тяжелым испытаниям они подвергались, говорит пример вновь сформированной 1-й дивизии народного ополчения; со­вершив 60-кнлометровый форсированный марш, во время кото­рого она непрерывно подвергалась налетам немецкой авиации, она была с ходу брошена в бой против немецких моторизован­ных и танковых войск.

«Этот первый бой явился тяжелым испытанием для бойцов и командиров дивизии. Необстрелянные и неопытные бойцы и командиры   терялись   и,   не   имея   достаточных   средств  для борьбы с танками, при массированных танковых атаках отсту­пали» .

Тем не менее упорная оборона, к которой перешли советские войска на большой части Лужской линии с середины июля, за­ставила немцев перегруппировать свои силы, и только 8 августа началось их «решающее» наступление на Ленинград. Защитни­ков Лужской линии обошли с запада и с востока, и к 21 августа они оказались на оконечности выступа в 20 км шириной и почти 200 км глубиной, в то время как немцы стремительно продвига­лись к Финскому заливу юго-западнее Ленинграда и к Ладож­скому озеру юго-восточнее города. Боясь окружения, советское командование решило отступить. 21 августа немцы захватили Чудово, перерезав тем самым главную железнодорожную маги­страль Ленинград — Москва. К 30 августа после тяжелых боев они взяли Мгу и перерезали последнюю железную дорогу, еще связывавшую Ленинград со всей страной. Сосредоточив огром­ное количество танков и самолетов юго-западнее и юго-восточ­нее Ленинграда, немцы теперь рассчитывали взять город штур­мом. Несмотря на отчаянное сопротивление советских войск, немецкие войска прорвались к южному берегу Ладожского озера. Они захватили значительный отрезок левого берега Невы, включая Шлиссельбург, однако форсировать реку не смогли. Теперь Ленинград был изолирован от всей страны, если не счи­тать весьма ненадежных коммуникаций через Ладожское озеро. Не менее отчаянным было положение южнее и юго-западнее города; немцы прорвались к Финскому заливу всего в несколь­ких километрах к юго-западу от Ленинграда и упорно стара­лись пробиться на участках Колпино и Пулково, всего в 20 км к югу от Ленинграда. Однако Красная Армия удерживала ши­рокий плацдарм у Ораниенбаума, напротив Кронштадта и к за­паду от того места, где немцы достигли залива. На севере финны 4 сентября заняли бывшую пограничную станцию Белоостров, в 30 км к северу от Ленинграда, но на следующий же день были выбиты оттуда.

Уже 20 августа на заседании партийного актива Ленинграда Ворошилов и Жданов признали, что положение чрезвычайно серьезное. Жданов заявил, что все население города, и в осо­бенности молодежь, должно пройти элементарную военную подготовку и научиться стрельбе, метанию гранат и ведению уличных боев.

На следующий день было опубликовано знаменитое обраще­ние Военного совета фронта, горкома партии и Ленинградского Совета депутатов трудящихся к населению Ленинграда:

«Встанем, как один, на защиту своего города, своих очагов, своих семей, своей чести и свободы. Выполним наш священный долг советских патриотов и будем неукротимы в борьбе с лю­тым и ненавистным врагом, будем бдительны и беспощадны в борьбе с трусами, паникерами и дезертирами, установим строжайший революционный порядок в нашем городе. Воору­женные железной дисциплиной, большевистской организован­ностью  встретим врага и дадим ему отпор».

В эти дни не было никакой уверенности, что немцы не вор­вутся в Ленинград. Об этом писал позднее Павлов:

«Если все же неприятелю и удалось бы ворваться в город, то и на этот случай был детально разработан план уничтожения войск противника. Заводы, мосты, общественные здания были заминированы и... груды камня и железа обрушились бы на головы вражеских солдат, завалы преградили бы путь их тан­кам. Гражданское население, не говоря уже о солдатах и матро­сах, было подготовлено к уличным боям. Идея борьбы за каж­дый дом не была актом самопожертвования, а ставила целью уничтожение вражеской армии. И как подтвердил позднее опыт Сталинграда, упорное сопротивление большого города может привести к поражению сильнейшей группировки противника».

Артиллерийский обстрел Ленинграда начался 4 сентября, а 8, 9 и 10 сентября город подвергся особенно ожесточенным воз­душным налетам. Бомбежка 8 сентября вызвала 178 пожаров, в том числе на крупных Бадаевских продовольственных скла­дах, о разрушении которых поползли преувеличенные слухи, особенно когда начался страшный голод. 9 сентября противо­воздушная оборона была организована уже лучше, и все зажи­гательные бомбы, за небольшим исключением, были быстро по­гашены. Огнем зенитной артиллерии было сбито пять немецких самолетов, но тихоходные советские истребители И-15 были почти бессильны против «мессершмиттов». Именно это заста­вило некоторых героических советских летчиков таранить не­мецкие самолеты.

Во время этих первых крупных налетов немцы сбросили также на город множество бомб замедленного действия. Не умея разряжать их, многие добровольцы, которые бра­лись за это (в Ленинграде находились добровольцы на что угодно), погибали.

Много написано об ожесточенных боях, происходивших в те дни в Пулкове, Колпине и Урицке (Урицк расположен всего в 3—5 км от Кировского завода, к юго-западу от Ленинграда). Драматическая история, которую рассказали мне в 1943 г. не­сколько человек в Ленинграде, гласит, что приблизительно 10 сентября Ворошилов, считая, что все потеряно, отправился на передовую в надежде быть убитым немцами. Но 11 сентября Сталин командировал в Ленинград Г. К. Жукова, и оборона го­рода была в короткий срок полностью реорганизована. На пресс-конференции в июне 1945 г. в Берлине, где я присутство­вал, Жуков, правда не вдаваясь в подробности, с гордостью упомянул об этом факте. Несомненно, именно за время недолгого командования Жукова (он пробыл в Ленинграде до середины октября)   фронт вокруг Ленинграда стабилизировался.

Не сумев захватить Ленинград штурмом, немецкое верхов­ное командование подумало (и у него были на это основания), что вскоре голод заставит город капитулировать. Но Гитлер — что для него характерно — приказал капитуляцию не прини­мать и «сровнять... с землей» Ленинград, ибо в противном слу­чае он создал бы угрозу эпидемий, а кроме того, был бы зами­нирован и, таким образом, представил бы двойную опасность для солдат, которые вступят в него. В Нюрнберге Иодль следу­ющим образом объяснил причины издания этого приказа (а за­одно и провала немецких планов захвата Ленинграда):

«Верховный главнокомандующий группой армий «Север» под Ленинградом фельдмаршал фон Лееб. указал, что он будет абсолютно не в состоянии обеспечить питание и снабжение миллионов ленинградцев, если они попадут в его руки, по­скольку положение со снабжением его собственной группы армий стало в то время катастрофическим. Это была первая причина. Однако незадолго до того русские армии оставили Киев, и едва только мы заняли город, как в нем начались один за другим взрывы чудовищной силы. Большая часть внутрен­него города сгорела, 50 тыс. человек остались без крова, немец­кие солдаты... понесли значительные потери, поскольку подрывались большие массы взрывчатых веществ... Приказ преследо­вал только одну цель — оградить немецкие войска от таких катастроф, ибо в Харькове и Киеве взлетали на воздух целые штабы».

Директива гитлеровского командования от 7 октября 1941 г., подписанная Йодлем, повторяла приказ фюрера не при­нимать «капитуляции ни Ленинграда, а позднее — Москвы». Беженцев из Ленинграда, говорилось в приказе, следует отго­нять огнем, если только они приблизятся к немецким позициям, но всякое бегство «отдельных лиц» на восток, через небольшие бреши в блокаде, должно поощряться, поскольку оно может лишь усугубить хаос в восточной России. В приказе говорилось также, что бомбардировками с воздуха и артиллерийским об­стрелом нужно сровнять Ленинград с землей.

Дата этого документа знаменательна: к началу октября немцы отказались от надежды взять Ленинград штурмом. Ленинград и его подступы продолжали оставаться в руках рус­ских, что заставляло немцев держать здесь армию численностью (как считало советское командование) 300 тыс. человек. По­скольку не было уверенности, что немцы не попытаются пред­принять новое решительное наступление на Ленинград, вплоть до декабря продолжались приготовления для обороны каждого дома и для уничтожения немецких парашютистов. Ленинград опоясывало кольцо мощных батарей береговой, морской и ар­мейской артиллерии, неоценимую помощь оказывал городу Балтийский флот. Даже орудие с крейсера «Аврора», из кото­рого в 1917 г. был дан сигнал к штурму Зимнего дворца, было теперь установлено па Пулковских высотах к югу от Ленин­града. Хотя Ленинграду и угрожала серьезная опасность, Мо­сква оказалась в октябре в еще более опасном положении и, несмотря на блокаду, из Ленинграда были переброшены по воз­духу в Москву 1000 артиллерийских орудии и значительное количество боеприпасов и другого вооружения!

К середине сентября угроза быстрого захвата Ленинграда немцами была предотвращена. Однако, поскольку город был полностью отрезан от Большой земли (если не считать пути через Ладожское озеро), единственная, реальная надежда на то, чтобы обеспечить снабжение его продовольствием, сырьем и топ­ливом — а также вооружением и боеприпасами, которые не могли быть изготовлены на месте,— заключалась, конечно, в прорыве сухопутной блокады. В сентябре советские войска предприняли отчаянную попытку вытеснить немцев из Мга-Синявинского клина, подходившего к южному берегу Ладож­ского озера, и очистить таким образом железнодорожную линию Ленинград — Вологда. Но хотя им и удалось создать небольшой плацдарм на южном берегу Невы, к западу от Шлиссельбурга, и даже удерживать его на протяжении всей зимы ценой страш­ных потерь в живой силе, немцы так укрепили район Мга — Синявино, что эта попытка оказалась безуспешной, и немецкая оборона была прорвана здесь только в феврале 1943 г.

            Ленинград в осаде.

К началу сентября все сухопут­ные коммуникации, связывавшие Ленинград с Большой землей, были полностью перерезаны и почти три миллиона его жителей оказались в ловушке. Оставшиеся коммуникации были более чем ненадежными. Поскольку немцы полностью контролиро­вали воздушное пространство в районе Ленинграда, всякому советскому самолету угрожала здесь серьезная опасность быть сбитым, даже ночью. Единственный путь, по которому Ленин­град мог теперь сноситься с Большой землей, проходил через Ладожское озеро, не имевшее удобных пристаней.

Как же могло случиться, что в Ленинграде осталось так много народа, хотя страшная угроза захвата его немцами нави­сла над ним еще с середины июля? И как можно было наде­яться прокормить это огромное число людей в случае окруже­ния города?

Трагическое положение создалось в результате целого ряда специфических просчетов. Во-первых, командование не проя­вило дальновидности. Заботясь прежде всего о том, чтобы за­медлить продвижение немцев, оно почти вовсе не подумало о снабжении города продовольствием. Во-вторых, в течение тех критических недель, когда казалось, что немцев удалось оста­новить на Лужской линии, множество людей в Ленинграде принимало   желаемое   за  действительное   и  просто   не  представляло себе, чтобы город мог быть оккупирован или блоки­рован.

Об отсутствии дальновидности свидетельствует и тот факт, что в июне и июле, во время молниеносного продвижения нем­цев через Прибалтийские республики и вторжения их в Ленин­градскую область, из районов, в которые они вот-вот могли вступить, были вывезены но железной дороге многие тысячи тонн зерна, но не в Ленинград, а на восток. В то же время эва­куацию из Ленинграда промышленных предприятий продол­жали задерживать.

Медленные темпы эвакуации в июле и августе объяснялись именно этой склонностью принимать желаемое за действитель­ное: люди не верили, что немцы смогут где-либо подойти близко к городу. Правда, в июне и начале июля, чтобы не подвергать детей опасности воздушных налетов, их начали эвакуировать, но, как ни странно, в такие места, как Гатчина и Луга, кото­рые находились прямо на пути продвижения немцев к Ленин­граду. Вскоре после этого эвакуированных детей пришлось спешно везти обратно в Ленинград, и некоторые из них — но не все — были затем эвакуированы на восток, где они и прожили в полной безопасности до конца войны.

В целом эвакуация Ленинграда в июле и августе проходила, несомненно, крайне медленно. На восток выехало только 40 тыс. человек — в основном рабочие намеченных к эвакуации заводов и их семьи; кроме того, уехало около 15 тыс. беженцев из При­балтийских республик, из -Пскова и других мест.

«Нужны были крутые административные меры, чтобы люди покинули город... Однако к таким мерам прибегали весьма ос­торожно. В результате в блокированном городе оказалось 2544 тысячи гражданского населения, в том числе около 400 ты­сяч детей. Кроме того, в пригородных районах (в кольце бло­кады) осталось 343 тысячи человек» '; всего, таким образом, по­пало в блокаду около 3 млн. людей.

К этим «ртам, которые нужно было накормить», добавля­лись, конечно, и войска Ленинградского фронта, а также Бал­тийский флот. Массовая эвакуация гражданского населения началась только в январе 1942 г. по ледовой дороге через Ла­дожское озеро. Но к этому времени сотни тысяч мирных жите­лей уже погибли от голода.

      Невозможно полностью понять весь масштаб ленинградской катастрофы, ие имея некоторого представления о запасах про­довольствия в городе в начале блокады, о мерах по нормирова­нию выдачи продуктов и о тех скудных их количествах, кото­рые, несмотря на ужасающие трудности, доставлялись в Ленин­град извне.

      Шестого сентября, за два дня до того, как кольцо сухопутной блокады полностью сомкнулось, председатель Ленинградского исполкома Попков в телеграмме в           Государственный Комитет Обороны в Москву сообщал, что в городе осталось очень мало продовольствия, и настоятельно просил немедленно направить в Ленинград по железной дороге возможно большее его коли­чество.

      Однако железные дороги, а через два дня и все другие сухо­путные коммуникации уже были перерезаны.

      12 сентября было подсчитано, что в Ленинграде имелось для снабжения войск и гражданского населения лишь небольшая часть продуктов. Армия и Балтийский флот располагали дополнительно не­которым количеством «неприкосновенных запасов» продоволь­ствия, но и они были весьма незначительны.

Вряд ли можно было надеяться на пополнение этих скудных запасов каким-нибудь другим путем, кроме прорыва блокады и восстановления железнодорожного сообщения с Большой зем­лей. Ладожская флотилия была оснащена очень плохо, а те немногие суда, которыми она располагала, постоянно бомбила немецкая авиация. Кроме того, запасам продовольствия в Ле­нинграде грозило дальнейшее уничтожение в результате воз­душных налетов. Значительное количество зерна, муки и сахара погибло уже до этого, в частности 8 сентября, в основном по­тому, что не были приняты даже самые элементарные меры противовоздушной обороны. Все еще отсутствовал централизо­ванный контроль над продовольственными запасами, которыми располагали многочисленные организации; так, например, в течение нескольких дней после того, как кольцо блокады сомкну­лось, еще можно было питаться в «коммерческих» ресторанах, на которые не распространялось общее нормирование; они рас­ходовали до 12% всех жиров и до 10% всего мяса, которые по­треблял город. Еще некоторое время после 8 сентября в мага­зинах можно было купить без карточек некоторые виды кон­сервов, например крабы.

Первым признаком того, что власти были встревожены про­довольственным положением в Ленинграде, было принятое 2 сентября решение о снижении ежедневных норм выдачи хлеба — рабочим до 600 г, служащим до 400 г, детям и ижди­венцам до 300 г. 12 сентября произошло новое снижение норм: теперь рабочие стали получать 500 г хлеба в день, служащие и дети — 300 г, иждивенцы — 250 г.

Сокращены были также нормы выдачи мяса и крупы.

Те, кто отвечал за оборону города, все еще держа­лись сверхоптимистического мнения, что блокада в скором вре­мени будет как-то прорвана.

Этого не случилось, и для экономии «настоящей» муки вла­сти были вскоре вынуждены заняться лихорадочными поисками ее заменителей, чтобы добавлять их как примеси при выпечке хлеба. Когда в сентябре немцы потопили на Ладожском озере несколько барж с зерном, значительная часть его была поднята водолазами; и, хотя в обычных условиях оно считалось бы не­пригодным в пищу людям, это отсыревшее зерно использовалось как добавка. С 20 октября хлеб имел следующий состав: 63% ржаной муки, 4% льняного жмыха, 4% отрубей, 8% овся­ной муки, 4% соевой муки, 12% солодовой муки, 5% заплесневелой муки. Через несколько дней, когда запасы солодовой муки стали иссякать, начали применять другие заменители, такие, как соответствующим образом обработанная целлюлоза и хлоп­ковый жмых. «В то критическое время суррогаты хлеба дали возможность более 25 дней снабжать население и войска». Правда, целлюлоза и заплесневелая мука придавали хлебу затхлый, горьковатый вкус, но в те дни о вкусе люди не ду­мали.

Нет нужды говорить, что овес, предназначавшийся лошадям, тоже пошел в пищу людям, а лошадей — по крайней мере то незначительное число их, какое необходимо было сохранить для армии,— кормили древесными листьями и прочим. Были изобретены и другие заменители настоящей пищи. В Ленин­градском порту было обнаружено 2 тыс. тонн бараньих кишок; из них стали варить отвратительный студень, запах которого пришлось нейтрализовать, приправляя его гвоздикой и другими пряностями. В самый разгар голода этот студень из бараньих кишок часто выдавали по карточкам вместо мяса.

Население Ленинграда могло получать продовольствие только по карточкам, в то время как в других городах Совет­ского Союза во время войны люди могли купить что-нибудь до­полнительно на колхозном рынке.

Встречались, конечно, и негодяи. В сентябре и в первой по­ловине октября нередко имели место случаи мошенничества; многие ухитрялись иметь по две или больше карточек; зачастую это были карточки умерших или покинувших город. Ходило также много фальшивых карточек, и, поскольку магазины почти не освещались, продавцы не всегда могли отличить на­стоящие карточки от поддельных. Особенно чудовищными были случаи кражи продовольственных карточек. Утеря карточки не­редко означала смертный приговор. Подозревали также, что какое-то число фальшивых продовольственных карточек было сброшено на Ленинград немецкими самолетами, чтобы усугу­бить смятение. В середине октября был издан приказ о «пере­регистрации» всех владельцев продовольственных карточек; результаты ее показали, что до 70 тыс. карточек отоваривались незаконно: люди использовали карточки отсутствующих, умер­ших или находившихся в армии.

Если в сентябре и октябре большая часть продуктов, пола­гавшихся по карточкам, была действительно выдана населению, то в ноябре это оказалось невозможным. Нехватка круп, мяса и жиров стала особенно острой, и населению пришлось получать заменители этих продуктов. Некоторые заменители, на­пример 200 г яичного порошка вместо 900 г мяса, никак нельзя было назвать «эквивалентами». Мясо, как мы уже говорили, заменялось ужасным студнем из бараньих кишок или из отвра­тительно пахнущих телячьих кож, партия которых была обна­ружена на каком-то складе. В ноябре и в особенности в декабре практически уже не оставалось больше ни жиров, ни каких-либо их заменителей.

В ноябре и декабре весь Ленинград жил на голодной норме; умирали от голода даже многие из тех, кто снабжался по повы­шенным нормам (рабочие и инженерно-технический персонал), а они составляли 34,4% всего населения; по более низким нор­мам снабжались служащие (17,5%), иждивенцы (29,5%) и дети (18,5%). Эту систему советские авторы потом сурово критико­вали, особенно в том, что касалось детей: одиннадцатилетний ребенок, конечно, нуждался в большем количестве пищи, чем трехлетний; и особенно несправедливо было выдавать детям, как только они достигали двенадцати лет, карточки уменьшен­ного рациона, какие получали иждивенцы.

Как мы уже видели, первое снижение продовольственных норм было проведено 2 сентября; второе — 10 сентября, тре­тье — 1 октября, четвертое — 13 ноября, пятое, самое большое за все время,— 20 ноября. Уже после четвертого снижения люди начали умирать от голода. Помимо нехватки продоволь­ствия, в Ленинграде также катастрофически не хватало топ­лива. К концу сентября все запасы нефти и угля фактически кончились. Оставалось только рубить лес, какой еще сохра­нился на блокированной территории.

8 октября Ленгорисполком и облисполком вынесли реше­ние начать заготовку дров в Парголовском и Всеволожском рай­онах», к северу от города. Отряды состояли из неопытных женщин и подростков. В назначенные пункты они прибыли без инструментов, без спецодежды, общежитий там не имелось, не было транспорта. Лесозаготовки оказались под угрозой срыва.

К 24 октября план заготовки дров был выполнен... на 1%. Из одного района на работу вышло «всего 216 человек вместо 800», как было первоначально намечено. В этих условиях «во Всеволожский и Парголовский районы срочно отправилось 2 тыс. комсомольцев, преимущественно девушек без теплой спецодежды и обуви, часто в туфельках и легких пальто; ленин­градские комсомолки перенося холод и голод» совершали тем не менее чудеса. Так, «комсомолки Смольнинского района... при 40-градусном морозе... проложили узкоколейную линию из чащи леса до железнодорожной станции. Комсомолки строили для себя бараки, оборудовали печи» и, таким образом, доста­вили в Ленинград значительное количество дров.

Заготовка дров немного облегчила положение с топливом в Ленинграде, но отнюдь не разрешила проблему. К концу ок­тября количество электроэнергии, которую получал город, составляло лишь незначительную часть того, что он получал раньше. Пользоваться электрическим освещением было запре­щено всюду, кроме зданий Главного штаба, Смольного, поме­щений районных комитетов партии, станций противовоздушной обороны и некоторых других учреждений. Жилые дома, а также большинство учреждений были вынуждены обходиться долгие зимние ночи без электричества. Центральное отопление в квар­тирах, учреждениях и домах не действовало, а на промышлен­ных предприятиях вместо него были установлены дровяные печи — времянки. Из-за отсутствия электроэнергии большин­ство заводов пришлось остановить или использовать для при­ведения машин в действие самые примитивные средства, вроде велосипедных передач. В октябре число трамваев значительно сократилось, а в ноябре они перестали ходить вообще. Отсут­ствие еды, света, отопления и, кроме всего этого, налеты немец­кой авиации и непрерывные артиллерийские обстрелы — такова была жизнь в Ленинграде зимой 1941/42 г.

     К 16 ноября Ленинград вступил в новую фазу своего тяже­лого испытания. Теперь город мог снабжаться только по воз­духу. Хотя битва под Москвой была в самом разгаре, Государ­ственный Комитет Обороны передал Ленинграду несколько транспортных самолетов и истребителей для переброски сюда продовольствия из Новой Ладоги. Когда немцы начали бомбить Новоладожский аэродром, две трети продовольственных грузов пришлось перебрасывать в Ленинград с аэродромов, находив­шихся в более отдаленных районах страны. К тому же летавшие над озером транспортные самолеты подвергались непрерывным атакам немецкой авиации, и несколько самолетов было сбито. Из-за того, что грузоподъемность самолетов была очень ограни­ченной, этим тяжелым и дорогостоящим способом можно было доставлять в Ленинград только прессованное .мясо и другие концентраты. Конечно, «воздушный мост» с такой малой про­пускной способностью не мог разрешить проблему питания почти трех миллионов человек.

      Ко всему этому прибавилось дальнейшее ухудшение военной обстановки. В начале ноября немцы попытались захватить весь южный берег Ладожского озера,   включая   железнодорожный узел Волхов. Войскам   генерала   Федюнинского   едва   удалось остановить немцев на подступах к Волхову, однако восточнее немцы сумели перерезать железнодорожную магистраль Ленин­град — Вологда, и 9   ноября   они   захватили   Тихвин.   Потеря Тихвина    представляла    для    Ленинграда    непосредственную угрозу. Небольшие партии продовольствия все еще можно было с огромным трудом доставлять по воздуху, доставка более круп­ных партий по Ладожскому   озеру — даже   тогда,   когда   оно покрылось толстым   слоем  льда,— стала   почти   невозможной. Продовольственные базы в Волхове и Новой Ладоге вышли из строя после того, как немцы  перерезали  железную  дорогу  к востоку от этих пунктов. Теперь основным выгрузочным пунк­том стала маленькая станция Заборье, расположенная в глухом лесном краю в 160 км к востоку от Волхова и в ста километрах восточнее Тихвина.       Только   безвыходность   положения   могла заставить Военный совет Ленинграда отдать приказ о строи­тельстве по старым лесным тропинкам и через непроходимый лес «автострады» длиной более трехсот километров, делавшей широкую петлю между Заборьем и Новой Ладогой. В начале зимы на строительство этой «автострады» были мобилизованы солдаты и крестьяне, и 6 декабря оно было фактически закон­чено. Район был почти безлюдным, и, как пишет Павлов, на значительном протяжении дорога была настолько узка, что встречные машины не могли разъехаться, к тому же глубокий снег, крутые подъемы и спуски по незнакомой для водителей дороге приводили к частым авариям и остановкам.

     К счастью, вскоре военное положение резко изменилось  к лучшему. Выбив немцев из Тихвина и отбросив их за   реку Волхов в период 9—15 декабря,  войска  Волховского  фронта буквально спасли Ленинград. В день захвата немцами Тихвина немецкое радио, надрываясь,   вопило   о   скорой   капитуляции Ленинграда, но теперь оно очень мало сказало о потере нем­цами этих «ворот» к Ленинграду. Невозможно представить, как мог бы снабжаться Ленинград, если бы Тихвин остался в руках у немцев. Освобождение Тихвина положило также конец угрозе «соединения» немецких и финских частей. Помимо того, войска Волховского фронта к концу декабря   оттеснили   немцев   на значительное расстояние от Войбокало, расположенного на пол­пути между Волховом и Мгой (последняя все еще находилась у немцев). К 1 января 1942 г. поезда  могли  уже   ходить  от Москвы и Вологды до Войбокало, откуда продовольствие достав­лялось в Ленинград на   грузовиках   через   замерзшее   теперь Ладожское озеро. Однако организация «дороги жизни» по льду Ладожского озера— это долгая и сложная история, и было бы ошибочным считать, что с освобождением 9 декабря Тихвина все трудности со снабжением Ленинграда кончились.

Великий голод.

   Уже в ноябре люди в Ленинграде (в пер­вую очередь пожилые мужчины) начали умирать от последствий голода — дистрофии. В ноябре умерло И тыс. человек; сокраще­ние продуктовых норм 20 ноября — пятое по счету с начала бло­кады — в огромной мере увеличило число умиравших.

    Помимо голода, люди жестоко страдали также от холода в своих неотапливавшихся квартирах. Они стали жечь мебель и книги, но их хватило ненадолго.

«Чтобы заполнить пустые желудки, заглушить ни с чем не сравнимые страдания от голода, жители прибегали к различ­ным способам изыскания пищи: ловили грачей, яростно охоти­лись за уцелевшей кошкой или собакой, из домашних аптечек выбирали все, что можно применить в пищу; касторку, вазелин, глицерин; из столярного клея варили суп, студень. Но далеко не все люди огромного города располагали этими дополнитель­ными источниками питания...

    В  апреле, во время генеральной очистки города, абсолютно необходимой для предотвращения эпидемий, которые могли вспыхнуть с приходом весны, в укрытиях, траншеях и под тающим снегом были обнаружены тысячи трупов, лежав­ших здесь несколько месяцев. Как писал тогда секретарь Ленин­градского городского комитета комсомола, «мы боялись за пси­хику детей, девушек и молодежи при обращении с этими трупами, от которых очищали город. Если написать в сводке, то это должно выглядеть так: комсомольские организации привели в порядок траншеи и убежища. На самом деле эта работа не поддается описанию».

Больницы мало чем могли помочь голодающим. И не только потому, что врачи и младший обслуживающий персонал сами были полумертвыми от голода, а потому также, что пациенты нуждались не в лекарствах, а в пище, а ее-то и не было.

В декабре и январе замерзли водопровод и канализация; полопавшиеся во всем городе трубы усугубили угрозу возник­новения эпидемии. Воду приходилось носить в ведрах с Невы или брать ее в многочисленных ленинградских каналах. Эта вода была вдобавок ко всему грязной, пить ее было небезопасно, поэтому в феврале почти полутора миллионам человек были сделаны противотифозные прививки.

      Отсутствие беспорядков или голодных бунтов в Ленинграде объясняется патриотизмом и железной дисциплиной населения. Встречались, конечно, и спекулянты, но в целом дисциплина была высокой. Моральное состояние населения поддерживалось сяческими способами, даже в   ужасающих  условиях   голода, театрах всю зиму шли спектакли;   роли  в   них  исполняли актеры, едва не терявшие сознания от голода и одетые (как и Зрители) во все, что только могло их согреть.

Отмечается также большая работа ленинградских комсомоль­ских организаций по оказанию помощи людям, находившимся в крайне бедственном положении.

Ледовый путь.

Было лишь два радикальных средства борьбы с ужасающим голодом, от которого страдал Ленинград, особенно с конца октября. Одно — это эвакуация возможно боль­шего числа людей, другое — организация надежного пути, по которому можно было бы доставлять в город продовольствие, топливо и сырье. С тех пор как 8 сентября кольцо блокады во­круг Ленинграда сомкнулось, ленинградские власти не остав­ляли мысли об организации ледового пути через Ладожское озеро. Ожидали, что озеро замерзнет в ноябре или в первых чис­лах декабря. Все, однако, зависело от того, насколько сильными будут морозы: чтобы проложить по льду автомобильную дорогу, нужен был лед толщиной в 20 см. Такой толщины лед мог быстро образоваться только при очень сильных морозах — не менее —15°.

К 17 ноября толщина льда составляла всего 10 см, но к 20 ноября, когда в Ленинграде были введены самые низкие за всю блокаду продуктовые нормы, слой льда достиг уже 18 см. По льду пустили сани, запряженные лошадьми, но лошади были так истощены от недоедания, что многие валились на лед и око­левали. Возчики получили указания разрубать павших лошадей и сдавать в Ленинград на мясо. И наконец, 22 ноября по льду рискнули пустить первые автомобили. Сначала двухтонные гру­зовики могли брать лишь небольшое количество груза, и все равно несколько машин провалилось. На следующий день к гру­зовикам стали привязывать сани и на них раскладывать основ­ную часть груза, чтобы давление на лед распределялось  более равномерно. Между 23 ноября и 1 декабря по   льду   всякими способами удалось  перевезти  всего  800 г муки, но при этом потери составили около сорока грузовиков; некоторые из них проваливались под лед, часто вместе с водителями.

Несмотря на то, что в конце декабря положение с доставкой продовольствия в Ленинград продолжало оставаться более чем ненадежным, Военный совет решил с 25 декабря немного уве­личить нормы выдачи хлеба. Хотя этой меры было недостаточно для того, чтобы снизить смертность, однако она оказала серь­езное влияние на моральное состояние населения.

Всего за период с 8 сентября — начала блокады — по 1 ян­варя Ленинград получил около 45 тыс. г продовольствия.

Учитывая, что в Ленинграде все еще оставалось около двух с половиной миллионов человек,  это, конечно,  было чрезвычайно мало. Печальнее всего было то, что так мало продуктов удалось доставить к 1 января по льду. Правда, следует отметить, что, кроме продовольствия, в Ленинград за этот период бы­ло завезено также некоторое количество боеприпасов и бензина.

 В целом нельзя сказать, что ледовый путь в декабре и в январе работал удовлетворительно; в начале января Жданов выразил крайнее недовольство создавшимся положением. Дело осложнялось еще изношенностью небольшой железной дороги (старой пригородной ветки, построенной задолго до революции) между Осиновцем и Ленинградом. На этой дороге не было даже водонапорных башен, и воду на паровозы нужно было подавать вручную; кроме того, приходилось рубить тут же на месте де­ревья, чтобы снабжать паровозы сырым и очень плохим топ­ливом. Дорога, по которой всегда проходило не больше одного поезда в день, должна была теперь ежедневно пропускать по 6—7 больших товарных составов. Полумертвые от голода же­лезнодорожники работали в чудовищно трудных условиях.

В СССР также крайне не хватало упаковочных материалов, в результате чего значительная часть доставлявшихся в Ленин­град продуктов гибла. Фактически ледовый путь через Ладож­ское озеро начал работать как часы только в конце января или даже с 10 февраля 1942 г. (когда было закончено строительство железнодорожной ветки Войбокало — Кабона), после его серьез­ной реорганизации. К этому времени по льду было проложено несколько широких автомобильных дорог, и теперь сотни гру­зовиков могли доставлять в Ленинград продовольствие и выво­зить из города тысячи его жителей, многие из которых были на грани голодной смерти. Немцы делали все возможное, чтобы помешать как строительству железнодорожного пути к Кабону, так и движению на самих ледовых дорогах. Они подвергали эти дороги бомбежкам с воздуха и артиллерийским обстрелам, однако советские истребители прикрывали их, насколько  было возможно. Вдоль дорог были расставлены регулировщики движения, в обязанности которых входило также сооружение  небольших мостков через полыньи и трещины от немецких бомб. снарядов на льду озера.

К 24 января 1942 г. продовольственное снабжение Ленин­града значительно улучшилось, что позволило вторично повы­сить хлебные нормы: рабочие стали теперь получать по 400 г хлеба в день, служащие — по 300 г, иждивенцы и дети — по 200 г, солдаты на передовой — по 600 г. 11 февраля нормы.были увеличены в третий раз.

Теперь, когда численность населения города так сильно сократилась — сначала в результате голода, а затем вследствие эвакуации,— задача прокормить Ленинград перестала быть не­разрешимой. И действительно, после марта 1942 г., чтобы как-то возместить ленинградцам то, что пришлось им выстрадать, нормы выдачи продуктов в Ленинграде были установлены выше, чем в остальных городах страны; были организованы также специальные столовые усиленного питания, особенно для рабо­чих, здоровье которых было в плохом состоянии. Тем не менее зимняя голодовка сказалась на очень многих людях. В летние месяцы 1942 г. значительная часть рабочих не могла работать из-за тяжелых заболеваний.

Процент смертности продолжал оставаться очень высоким, по крайней мере до апреля; и хотя к июню люди перестали умирать от голода или его последствий, пережитое ими напря­жение, постоянные бомбежки и артиллерийский обстрел города давали о себе знать. Карасев говорит, что широко распростра­нилась «психическая травматизация», характеризовавшаяся, в частности, высоким кровяным давлением; такие случаи встре­чались теперь в 4—5 раз чаще, чем до войны.

       Хотя в 1942 г. фронт у Ленинграда как будто стабилизо­вался, городу не переставала угрожать опасность нового реши­тельного наступления немцев с целью овладеть им. Было за это время и несколько тревог, не вполне обоснованных. С другой стороны, попытки Красной Армии прорвать сухопутную блокаду окончились неудачей.

Контрнаступление Красной Армии под Сталинградом не только вызвало в Ленинграде – как и во всей стране – огромный оптимизм, но и в большей степени повысило шансы на прорыв немецкой блокады.

       2 декабря 1942 года Ставка Верховного главнокомандующего утвердила план операции Волховского и Ленинградского фронтов, условно названный "Искра". Местом прорыва блокады был избран узкий выступ, разделявший войска фронтов. Учитывая выгодную обстановку, сложившуюся к началу следующего года, Ставка приказала 12 января 1943 года перейти в наступление южнее Ладожского озера и прорвать блокаду Ленинграда.

12 января 1943 года в 9 часов 30 минут утреннюю тишину разорвал залп "катюш" - во всей полосе наступления началась артиллерийская подготовка. Как только она закончилась, на лед вышли тысячи солдат. К концу первого дня наступления войска закрепились на двух плацдармах на левом берегу Невы. К полудню 18 января в районе Рабочих посёлков №5 и 1 произошла встреча двух фронтов. В ночь на 19 января 1943 года радио Ленинграда передало, что блокада прорвана.

18 января 1943 года ГКО принял решение о форсированном строительстве железнодорожной ветки, которая связала бы Ленинград со страной. За 18 дней строители проложили линию Шлиссельбург-Поляна протяжённостью 33 километра и возвели переправу через Неву. Утром 7 февраля жители Ленинграда восторженно встретили первый железнодорожный состав, пришедший прямо с Большой земли. С февраля по декабрь 1943 года по вновь построенной железной дороге прошло 3104 поезда.

14 января 1944 года в 9 часов 35 минут по противнику открыли огонь тяжёлые морские орудия из Кронштадта, с фортов и кораблей, а также многочисленная полевая артиллерия. Атака стрелковых частей 2-й армии началась в 10 часов 40 минут. К 27 января 1944 года войска Ленинградского и Волховского фронтов взломали оборону 18-й немецкой армии, разгромили её основные силы и продвинулись на 60 километров в глубину. Видя реальную угрозу окружения, немцы отступили. С освобождением Пушкина, Гатчины и Чудово блокада Ленинграда была полностью снята.

Почему Ленинград выстоял?

      На этот вопрос авторы некоторых исторических работ на Западе дают лёгкий простой и на первый взгляд вполне основательный ответ, что, поскольку все шоссейные и железные дороги были перерезаны, у ленинградцев не было иного выхода, как выдержать и стать «героями» - хотели они того или нет. Однако в действительности дело не в этом. Самое замечательное в истории ленинградской блокады – это не сам факт, что ленинградцы выстояли, а то, как они выстояли.

       Имеются гораздо более убедительные доказательства того, что в Ленинграде не было ни одного человека, за исключением небольшого числа шкурников, который допускал бы даже мысль о капитуляции перед немцами. Правда, в самый разгар голода несколько человек — притом это были не обязательно коллабо­рационисты или вражеские агенты, а просто люди с помрачив­шимся от голода рассудком — действительно обращались к вла­стям с просьбой объявить Ленинград «открытым городом»; но ни один нормальный человек не мог этого сделать. За тот пе­риод, когда немцы подходили к городу, люди очень быстро узнали, что представляет собой враг: сколько молодежи, рабо­тавшей на рытье траншей, погибло от бомб и пулеметного обстрела! А после того, как город был полностью окружен и начались воздушные налеты, немцы вместе с бомбами сбрасы­вали на город садистские листовки, как, например, 6 ноября в «ознаменование» годовщины революции: «Сегодня мы будем бомбить, завтра вы будете хоронить».

Вопрос об объявлении Ленинграда открытым городом ни­когда не мог возникнуть, как это было, например, с Парижем в 1940 г. Война фашистской Германии против СССР была вой­ной на истребление, и немцы никогда не делали из этого сек­рета. Кроме того, местная гордость Ленинграда носила свое­образный характер — горячая любовь к самому городу, к его историческому прошлому, к связанным с ним замечательным литературным традициям (это в первую очередь касалось интеллигенции) соединялась здесь с великими пролетарскими и революционными традициями рабочего класса города. И ни что не могло крепче спаять эти две стороны любви ленинград­цев к своему городу в одно целое, чем нависшая над ним угроза уничтожения.

Но одних чувств, каких бы похвал они ни заслуживали, еще мало. Армия, без сомнения, не могла не разочаровывать людей, пока она отступала вплоть до окраин Ленинграда, а ленинград­ские власти за эти первые два с половиной месяца немецкого наступления допустили, очевидно, немало ошибок. Вся про­блема эвакуации, в особенности эвакуации детей, была решена скверно, и очень мало или почти ничего не было предпринято, чтобы создать запасы продовольствия. Но, как только немцы были остановлены за стенами Ленинграда, как только было принято решение биться за каждый дом и за каждую улицу, ошибки военных и гражданских властей были охотно забыты, ибо речь теперь шла о том, чтобы отстоять Ленинград любой ценой. Вполне естественно, что поддержание в осажденном городе суровой дисциплины и организованности было необхо­димо, но такая дисциплина и организованность не имеют ни­чего общего с «врожденной склонностью подчиняться властям». Ясно, что выдачу продуктов пришлось строго нормировать; но говорить, что население Ленинграда работало и не «поднимало мятежа» (ради чего?), только чтобы получить продовольствен­ную карточку — которая многим не давала даже возможности выжить,— значит совершенно искаженно понимать дух Ленин­града. Вряд ли можно сомневаться в том, что ленинградская партийная организация сыграла очень важную роль в спасении Ленинграда; во-первых, она обеспечила максимально справед­ливое в тех невероятно тяжелых условиях нормирование про­дуктов; во-вторых, организовала широчайшую систему противо­воздушной обороны в городе; в-третьих, мобилизовала населе­ние на заготовку дров, торфа и на другие работы; в-четвертых, организовала несколько «дорог жизни». Нет также сомнений в том, что во время самых ужасающих трудностей зимы 1941/42 г. такие организации, как комсомол, проявили величайшие само­пожертвование и стойкость, оказывая помощь населению.

Заключение.

Тем, кто родился после войны, многого уже не понять и того, что пережило военное поколение - не пережить. Можно только слушать рассказы тех, кто выжил, и постараться осознать, попытаться почувствовать, что они пережили, и сохранить это в памяти... И отдать дань вечного уважения и вечной благодарности.

Те, кто пережил блокаду, были обычными людьми. Они сумели совершить невозможное - пережить ледяной ад. И не только пережить, но и остаться людьми. Они уходят, и вместе с ними уходит история. От нас зависит, чтобы она не ушла навсегда.

Список литературы.

1. Александр Верт. Россия в войне 1941-1945 г. Издательство «Прогресс».

Москва 1967 г.

2.      Ф.И. Сирота. Ленинград – город-герой. Ленинград. 1980 г.

3.      http://lenta.ru Блокада Ленинграда.