Итоги коллективизации для СССР

Итоги коллективизации для СССР

 

Московский Технический Университет

Связи и Информатики

 

 

 

 

 

Реферат

по истории

 

 

"Итоги коллективизации для СССР"

 

Выполнил: Лифанов Р.А.

Группа: МС9804

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

МОСКВА

1998

ИТОГИ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ ДЛЯ СССР

     Правдивый анализ уроков прошлого поможет решать сегодняшние проблемы, в том числе и  подъёма  сельской  экономики.  Сегодня,  по­жалуй, главное -  вернуть крестьянину утраченное в прежние годы по­ложение хозяина земли,  пробудить чувство любви к ней,  уверенность в завтрашнем дне.  Различные формы подряда,  аренда и меры социального развития деревни призваны обеспечить успех в решении этих задач.

     Круг вопросов,  связанных с историей коллективизации,  весьма ши­рок. Здесь и развитие сельского хозяйства в условиях нэпа,  и расслое-

ние крестьянства,  сохранение  в его среде кулачества на одном полюсе, бедноты и батрачества - на другом, и развитие кооперации, и внутри­партийная борьба вокруг вопросов,  связанных с путями и темпами со­циа­листических преобразований, и многое другое.

     В том, что крестьянству в нашей стране суждено пойти по пути коо-

перирования, в конце 20-х годов не сомневался, пожалуй, ни один эко­номист. Все они сходились в признании неизбежности и прогрессивности перехода сельского хозяйства на путь кооперативного производства. Но даже в среде аграрников-марксистов сталкивались весьма разноречивые суждения о том,  какой быть кооперированной деревне и как из едино­лич­ника превратить крестьянина в "цивилизованного кооператора".  Эти споры отражали противоречивость тех реальных экономических предпо­сылок  кооперирования, которые сложились к концу 20-х годов в СССР.

     В 20-х  годах действительно наблюдался заметный подъём кресть­ян­ского хозяйства,  свидетельствующий о благотворных результатах на­ционализации земли, освобождении крестьян от помещичьего гнёта и экс­плуатации со стороны крупного капитала,  а также об эффективности новой экономической  политики.  За три-четыре года крестьяне восста­новили сельское хозяйство после сильнейшей разрухи. Однако в 1925-1929 гг. производство  зерна колебалось на уровне чуть выше довоен­ного.  Рост производства технических культур продолжался, но был уме­ренным и неус­тойчивым. Хорошими темпами увеличивалось поголовье скота: с 1925 по 1928 г. примерно на 5 процентов в год.  Словом,  мел­кое крестьянское хозяй­ство отнюдь не исчерпало возможностей для раз­вития.  Но,  конечно, они были ограниченными с точки зрения потребно­стей страны,  вступившей на  путь индустриализации.

    Состоявшийся в декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) провозгласил «курс на коллективизацию». Применительно к деревне это означало осуществ­ление весьма многообразной системы мер, направленных на производст­венный подъем многомиллионной массы крестьянских хозяйств, увели­чение их товарной продукции и вовлечение в русло социалистического развития. Это вполне обеспечивалось на пути их кооперирования (см.рис1).

     Кризис хлебозаготовок в конце 1927 г. возник как результат рыноч­ных колебаний, а не как отражение кризиса сельскохозяйственного про­изводства, а тем более социального кризиса в деревне.  Что же случи­лось?

Почему на частном рынке цены на хлеб поползли вверх? Хотя валовой сбор зерновых в 1928 г.  был несколько выше, чем в 1927 г., неурожай на Украине и Северном Кавказе привёл к тому, что ржи и пшеницы было со­брано примерно на 20% меньше, чем в 1927/28 г.

     Может быть,  все эти обстоятельства не сказались бы столь ощутимо

на обстановке хлебозаготовок,  если бы не два фактора.  Первый -  хотя сокращение планового  хлебооборота и размеров планового снабжения хлебом городского населения было незначительным, это произошло в ус­ловиях быстрого роста  промышленности  и  численности  городского  населе­ния, предъявляющего возрастающий спрос на продовольствие. Именно это вызвало скачок  цен  частного рынка.  Второй - связанное с острым дефици­том ресурсов для внутреннего рынка сокращение хлеб­ного экспорта, кото­рый в 1928/29 г. составил всего 3,27% к уровню 1926/27 г.

     Хлебный экспорт фактически потерял всякое реальное значение, вы­звав крайнюю напряжённость платёжного баланса.  Поскольку хлеб был важным экспортным ресурсом, дававшим значительную часть валюты, под угрозу ставилась  программа  импорта  машин и оборудования,  а по суще­ству программа индустриализации.

     Конечно, сокращение государственных заготовок хлеба создавало уг­розу планам промышленного строительства, осложняло экономическое положение,  обостряло социальные конфликты и в городе и в деревне.  Об­становка к началу 1928 г.  серьёзно  осложнилась,  требовала  взве­шен­ного подхода. Но сталинская группа, которая только что добилась большин­ства в политическом руководстве,  не проявила ни государст­венной  мудро­сти, ни  понимания ленинских принципов политики по от­ношению к кресть­янству как союзнику рабочего класса в строительстве социализма.  Больше того, она  пошла  на прямой отказ от этих принци­пов,  на слом нэпа и широ­кое применение чрезвычайных мер,  то есть насилия  над  крестьянством.  На места последовали подписанные И.В. Сталиным директивы с угрозами в адрес партийных руководителей и требованием "поднять на  ноги  пар­тийные организации,  указав  им,  что дело заготовок является делом всей партии", что "в практической работе в деревне отныне делается ударение на задаче борьбы с кулац­кой опасностью".

     Началось закрытие рынков, проведение обысков по крестьянским дворам, привлечение к суду владельцев не только спекулятивных хлеб­ных запасов, но и весьма умеренных излишков в середняцких  хозяйст­вах.  Суды автоматически выносили  решения  о  конфискации  как то­варных из­лишков хлеба, так и запасов, необходимых для производства и потребления. Изымали часто  и инвентарь.  Аресты в административном порядке и тю­ремные заключения по приговорам судов довершают кар­тину произвола и  на­силия, чинимого в деревне зимой и весной 1928/29 г.  В 1929 г. было зарегистрировано до 1300 "кулацких" мятежей.

     Анализ происхождения кризиса хлебозаготовок и путей его преодо­ления был в центре внимания апрельского и июльского пленумов ЦК ВКП(б) в 1928 г. На этих пленумах выявились коренные расхождения в позициях Бухарина и Сталина в предлагаемых ими решениях возникших проблем.  Предложения Бухарина  и  его  сторонников о выходе из си­туации,  создан­ной кризисом хлебозаготовок,  на путях нэпа (отказ от "чрезвычайных"  мер, сохранение курса  на  подъём крестьянского хо­зяйства и развитие торгово-кредитных форм кооперации,  повышение цен на хлеб и др.)  были  отвергнуты как уступка кулаку и проявление правого оппортунизма.

     Позиция Сталина отражала тенденцию  к  безоглядному  форсиро­ва­нию коллективизации. В основе этой позиции лежало пренебрежение к на­строениям крестьянства,  игнорирование его неготовности и  нежела­ния  отказаться от собственного мелкого хозяйства. "Теоретическим" обоснова­нием форсирования коллективизации явилась статья Сталина "Год великого  перелома", опубликованная в "Правде" 7 ноября 1929 г.  Статья кон­статировала произошедший перелом в настроении крестьян­ства в пользу  колхозов и  выдвигала  на этом основании задачу быст­рейшего завершения коллективизации. Сталин оптимистически уверял,  что на основе  колхоз­ного строя наша страна через три года станет са­мой хлебной страной в мире и в декабре 1929 г.  Сталин выступает  пе­ред  аграрниками-марксистами  с призывами насаждать  колхозы,  лик­видировать кулачество как класс,  не пускать кулака в колхоз,  сделать раскулачивание составной частью колхозного строительства.  В отноше­нии сельскохозяйственного производ­ства прогнозы Сталина выглядят уже не преувеличением,  но произвольной фантазией, мечтаниями,  в  которых совершенно игнорируются закономер­ности аграрной экономики, социальных отношений деревни и социальной психологии крестьянства. Через  три  года,  когда подошёл срок исполнения сталинских обещаний относительно превращения СССР в самую хлебную  державу, в стране свирепствовал голод, унёсший миллионы жизней. Не стали мы самой хлебной или хотя бы одной из самых хлебных стран мира  ни  через 10 лет - перед войной, ни через 25 лет - к концу правления Сталина.

     Следующий шаг на пути усиления гонки за "темпом  коллективиза­ции" был сделан  на  ноябрьском  Пленуме  ЦК ВКП(б) того же 1929 г.  За­дача "сплошной коллективизации" ставилась уже "перед отдельными  облас­тями". Сообщения членов ЦК, сигналы с мест о спешке и принужде­нии при ор­ганизации колхозов не были учтены.  Попыткой внести эле­менты разума, понимания сложившейся  обстановки  были рекомендации Комиссии Полит­бюро ЦК ВКП(б) по вопросам коллективизации. Вырабо­танный ею проект поста­новления предлагал  решить  задачу  коллекти­визации  "огромного большин­ства крестьянских хозяйств" на протяжении первой пятилетки: в основных зерновых районах  за два-три года,  в по­требляющей полосе - за три-че­тыре года. Комиссия рекомендовала счи­тать основной формой колхозного строительства сельскохозяйственную  артель,  в  которой "коллективизиро­ваны основные средства производ­ства (земля,  инвентарь, рабочий, а также товарный продуктивный скот), при одновременном сохранении в данных условиях частной собственно­сти крестьянина  на  мелкий  инвентарь,  мел­кий скот, молочные коровы и т.д., где они обслуживают потребительские нужды крестьянской се­мьи".

     5 января 1930 г.  было принято постановление ЦК ВКП(б)  "О  темпе

коллективизации  и мерах помощи государства колхозному строитель­ству". Как и предлагалось комиссией, зерновые районы были разграни­чены на две зоны по срокам завершения коллективизации. Но Сталин внёс свои по­правки,  и сроки были резко сокращены.  Северный Кавказ,  Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллекти­визацию "осенью 1930 г. или во всяком случае весной 1931 г.",  а ос­тальные зерновые  районы  - "осенью 1931 г. или во всяком случае вес­ной 1932 г. (см. табл. №1). " Столь сжатые сроки и признание "социали­стического сорев­нования по  организации  колхозов"  находились  в  полном  противоре­чии с указанием о недопустимо­сти "какого бы то ни было "декретирова­ния"  сверху  колхозного  движе­ния". Хотя  постанов­ление характеризо­вало артель как наиболее распростра­ненную форму колхозов,  но как всего лишь переходную к коммуне. Были исключены положения о сте­пени обобществления скота и инвентаря, о по­рядке об­разования неде­лимых фондов и т.д.  В результате сталинской обра­ботки из  проекта  постановления было исключено положение о том,  что ус­пешность кол­лективизации будет оцениваться ЦК  не  только  по  числу  хозяйств,  объединённых в кооперативы,  "но прежде всего на основе того, на­сколько тот или иной район сумеет на основах коллективной  ор­га­низа­ции средств производства и труда действительно расширить по­севные площади, повысить урожайность и поднять животноводство". Тем самым создавались  благоприятные  условия  для  гонки  за "сто­

ТАБЛ. №1

ТЕМПЫ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ В СССР

РЕГИОНЫ

СРОКИ ЗАВЕРШЕНИЯ

Северный Кавказ,

Средняя и Нижняя Волга

ОСЕНЬ 1930- ВЕСНА 1931

УКРАИНА, Центрально-Чернозёмный район, Сибирь, Урал, Казахстан

ОСЕНЬ 1931- ВЕСНА 1932

ОСТАЛЬНЫЕ РЕГИОНЫ

К 1933г.

РИС.№1

«Ликвидация кулачества как класса»

 

 

 

 

Обобществление средств производства

Получение средств на индустриализацию в стране

Повышение эффективности труда

Централизов. управление сельским хозяйством

процентным охва­том" вместо превращения коллективизации в средство для повыше­ния  эф­фективности сельскохозяйственного производства.

     Под сильнейшим нажимом сверху не только в передовых зерновых  районах, но  и  в Чернозёмном центре,  и в Московской области,  и даже в республиках Востока выносились решения  завершить  коллективиза­цию  "в течение весенней  посевной кампании 1930 года" Разъяснитель­ная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом,  угрозами, демагогическими обещаниями.

     Итак, провозглашены насаждение колхозов и раскулачивание на  базе сплошной коллективизации. Критерии отнесения хозяйства к кате­гории кулацкого были определены столь широко,  что под них можно было под­вести и крупное хозяйство, и даже бедняцкое. Это позволяло должностным лицам использовать угрозу раскулачивания как основной рычаг создания  колхозов, организуя давление деклассированных слоёв деревни на осталь­ную её часть. Раскулачивание должно было продемон­стрировать самым непо­датливым непреклонность властей  и бесполез­ность всякого сопротивления.  Со­противление кулачества,  а также части середняков и бедноты коллекти­визации было сломлено жесточай­шими мерами насилия (см. рис2). Неизвестны пока данные, сколько че­ловек по­гибло с "раскулачиваемой" стороны как в процессе самого рас­кулачива­ния, так и в результате выселения в необжитые рай­оны.

     Исторические источники приводят разные данные о числе раскула­ченных и выселенных хозяйств.  Называются следующие данные:  к концу 1930 г. раскулачено около 400 тыс.  хозяйств (т.е. примерно поло­вина кулацких хозяйств),  из  них выселено в отдельные районы около 78 тыс.,  по другим данным - 115 тыс. Хотя Политбюро ЦК ВКП(б) ещё 30 марта 1930 г. вынесло постановление о прекращении массового выселе­ния кулаков из районов сплошной коллективизации и предписало про­водить его только в индивидуальном порядке, число выселенных хо­зяйств в 1931 г. возросло более чем вдвое - почти до 266 тыс.

     Раскулачиваемые делились  на  три  категории.  К первой относился

"контрреволюционный актив" - участники антисоветских  и  антиколхозных выступлений (они сами подлежали аресту и суду,  а их семьи - выселе­нию в отдалённые районы страны).  Ко второй - "крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно  выступавшие  против коллективизации" (их высе­ляли вместе с семьями в отдалённые районы).  И,  наконец,  к третьей - "остальная часть  кулаков" ( она подлежала расселению специальными по­сёлками в пределах  районов  прежнего  своего  проживания).  Составле­нием списков кулаков первой категории занимался исключительно местный отдел ГПУ. Списки кулаков второй и третьей категорий составлялись на  мес­тах с учётом "рекомендаций" деревенских активистов и организаций дере­венской бедноты, что открывало широкую РИС.№2

 

                           

  

 

дорогу разного рода злоупотреб­лениям и  сведению старых счётов.  Кого отнести к кулакам?  Кулак "второй" или "третьей" категории?  Прежние критерии,  над разработкой которых в предыдущие годы трудились партийные идеологи и экономисты,  уже не годились. В течение предыдущего года  произошло  значительное  обед­нение кулаков из-за постоянно растущих налогов.  Отсутствие внешних про­явлений богатства побуждало комиссии обращаться к хранящимся в сельсо­ветах налоговым спискам,  часто устаревшим и неточным,  а также к информа­ции ОГПУ и к доносам.

     В итоге  раскулачиванию  подверглись десятки тысяч середняков.  В

некоторых районах от 80 до 90%  крестьян-середняков были осуждены  как "подкулачники". Их основная вина состояла в том, что они уклонялись от коллективизации. Сопротивление на Украине,  Северном Кавказе и на Дону (туда даже  были введены войска) было более активным,  чем в неболь­ших деревнях Центральной России.

     Выселенные кулаки  и  середняки,  которые не являлись уголов­ными преступниками ( во всяком случае не были  таковыми  члены  их  се­мей), оказались  подвергнутыми уголовному наказанию - высылке - во внесу­дебном порядке. Это была первая волна незаконных массовых репрес­сий. Сосланные,  хотя  и направлялись значительной частью в необжи­тые рай­оны и нередко бросались на произвол судьбы,  всё же,  как пра­вило,  полу­чали семенную  ссуду  (затем  признанную безвозмездной) и иные средства на обзаведение.  Их направляли, кроме того, на доста­точно тяжёлые ра­боты, где  не хватало рук,  - на лесоразработки,  тор­форазработки,  рудники, прииски, шахты, на строительные работы.

     Если подходить  к  вопросу о раскулачивании с чисто экономических

позиций, отбрасывая пока в сторону социальные, юридические, поли­ти­ческие, нравственные  проблемы,  то  сразу можно обратить внимание на два момента.

     Первый! Раскулачивание  означало  устранение  из деревни эле­мента хотя и содержащего капиталистический потенциал, но обладавшего на­выками культурного  хозяйствования.  Даже  брошенные  в отдалённые,  суровые, необжитые районы,  бывшие спецпереселенцы сумели в удиви­тельно короткие сроки  создать коллективные хозяйства,  оказавшиеся передо­выми. Из их среды вышли талантливые руководители коллективного произ­вод­ства.

      Второй! Сумма расходов по выселению и обустройству выселенных кулаков едва ли покрывалась конфискованным у них имуще­ством.

     Неверно было  бы отрицать наличие в деревне этого времени сто­ронников коллективизации,  её подлинных энтузиастов,  борцов за  кол­хозы. Они были представлены беднотой и частью середнячества. Без их ак­тивной поддержки ни коллективизация,  ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но  и  самый убеждённый сторонник кол­лективного зем­леделия не мог понять и принять того разгула бюрокра­тического насилия, кото­рый ворвался в деревню зимой 1929/30 г.

     В своей статье "Головокружение от успехов",  появившейся в "Прав-

де" 2  марта  1930  г.,  Сталин осудил многочисленные случаи наруше­ния принципа добровольности при организации колхозов, "чиновничье дек­ретирование колхозного движения". Он критиковал излишнюю "рети­вость" в деле раскулачивания, жертвами которого стали многие серед­няки. Обоб­ществлению часто подвергался мелкий скот, птица, инвен­тарь, постройки, Необходимо было остановить это "головокружение от успехов" и покон­чить с "бумажными колхозами, которых ещё нет в дей­ствительности, но о су­ществовании которых имеется куча хвастливых резолюций".  В статье, од­нако, абсолютно отсутствовала самокритика, а вся ответственность за допу­щенные ошибки возлагалась на местное ру­ководство. Ни в коей мере не вставал вопрос  о  пересмотре  самого принципа коллективизации.  Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление ЦК "О борьбе против искривления пар­тийной линии в колхозном движении",  сказался немедленно. Пока мест­ные партийные кадры пребывали  в  полном  смя­тении, начался массо­вый выход крестьян из колхозов (только в марте 5 млн. человек).

     Итоги первого этапа сплошной коллективизации требовали правди­вого анализа, извлечения уроков из "перегибов" и "борьбы с переги­бами", укрепления и  развития тех колхозов,  которые сохранятся в ус­ловиях подлинной свободы выбора у крестьянина.  А  значит,  полного  преодоле­ния последствий "великого перелома" по-сталински, выбора путей социали­стического преобразования сельского хозяйства  на  ос­нове  восстановле­ния принципов нэпа, всего разнообразия форм коопе­рации.

     Конечно, коррективы,  по крайней мере на первых порах, были вне­сены. Стали более активно применяться экономические рычаги. На ре­шении задач коллективизации по-прежнему сосредоточивались основ­ные силы партийных, государственных и общественных организаций.  Возросли мас­штабы технической реконструкции в сельском хозяйстве - главным образом через создание государственных машинно-тракторных станций. Уровень ме­ханизации сельскохозяйственных работ заметно поднялся. Государство в 1930 г. оказывало колхозам большую помощь, им предоставлялись существен­ные налоговые льготы.  Зато для едино­личников были увеличены ставки сель­скохозяйственного налога,  вве­дены  взимаемые только с них единовре­менные налоги. Рос также объём государственных заготовок, которые приобре­тали обязательный харак­тер.  Все  эти  даже благоприятные изменения не дают представлений о сути изменений в самом крестьянстве.

     Поддавшись призывам  к  вступлению  в  колхозы  и  обобществле­нию средств производства,  оно фактически оказалось обмануто, так как было отчуждено от средств производства и утратило всякое право на них.  Был нанесён мощный удар по крестьянскому  чувству  собствен­ника,  так  как крестьяне были  лишены права распоряжаться результа­тами своего труда - произведённой продукцией,  судьбу которой стали решать местные партийные и  советские  власти.  Колхозник потерял даже право самостоя­тельно решать вопрос о том,  где он хотел бы жить и работать, на это требовалось разрешение  властей.  Сами  колхозы,  утратив большинство свойств сельскохозяйственной артели,  преврати­лись в своеобразное предпри­ятие, подчинённое местным органам власти и партии.

     К концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои: снизились

поступления зерновых.  В  результате  сложившейся системы заготовок на ряд районов страны надвинулся призрак голода.  Беда пришла по­тому, что хлеб принудительно и, по сути, "под метёлку" изымался и в колхозах, и в единоличных хозяйствах ради  выполнения нереальных,  произвольно установленных сталинским руководством в 1930 г.  заданий индустриаль­ного развития.

     Для закупки промышленного  оборудования требовалась валюта. По­лучить её можно было лишь в обмен на хлеб. Между тем в мировой эко­номике разразился кризис,  цены  на зерно резко упали.  Однако сталин­ское руководство и не подумало пересматривать установку  на  непо­сильный  для страны индустриальный "скачок".  Вывоз хлеба за границу всё возрас­тал. Несмотря на неурожай в основных зерновых районах страны,  постра­давших от засухи,  во  время  хлебозаготовок было изъ­ято рекордное количе­ство зерна (22,8 млн.т),  из них 5 млн. пошли на экспорт в обмен на технику (с 1931 по 1936 г. половина всей ввозимой в СССР техники была не­мецкого происхождения).  Насильственное изъятие одной трети (а в  некото­рых колхозах до  80%) урожая могло лишь окончательно расстроить произ­водственный цикл. Уместно напомнить, что при нэпе крестьяне продавали всего от 15 до 20%  урожая,  остав­ляя 12-15%  на семена, 25-30% - на корм скоту, а остальные 30-35% - для собственного потребления.

     Летом 1931 г.  было установлено правило,  согласно которому нату­ральная оплата труда в колхозах сверх определённой нормы продук­тами не отоваривалась, а  оплачивалась  деньгами.  Это по существу было равносильно введению нормированного продовольственного снабжения  кол­хозников, особенно если учесть финансовые затруднения многих хо­зяйств, бывших не в состоянии производить сколько-нибудь заметные денежные выплаты. В результате сложившейся ситуации осенью и зимой 1931/32 г.  произошёл второй отлив крестьян из колхозов. Резко уси­лился неорганизо­ванный переход  сельских  жителей в промышленность и строительство В 1932 г. была введена отменённая революцией пас­портная система, устано­вившая жёсткий административный контроль за движением рабочей силы в го­родах, а в особенности из села в город,  превратившая колхозников  в  беспаспортное население.

     В колхозах,  оказавшихся в обстановке  крайних  продовольствен­ных затруднений и совершенно экономически не заинтересованных в сдаче хлеба, получили массовое распространение попытки решить для  себя  продовольственную проблему любыми,  в том числе незаконными,  пу­тями. Широко распространились случаи хищения хлеба,  укрытия его от учёта, заве­домо неполного обмолота, припрятывания и т.д. Делались попытки заранее раздать хлеб по трудодням, провести его как расходы на общественное питание во время уборочной.

     Низкий темп хлебозаготовок в наиболее пострадавших от засухи  районах было решено поднять применением репрессий. Выискивали "ор­ганизаторов саботажа" хлебозаготовок и отдавали под суд.  В районы,  которые не могли осилить заготовки, полностью прекращали завоз каких бы то ни было товаров.  Отстающие колхозы заносились на "чёрную доску",  с  них досрочно взыскивали кредиты и проводилась чистка их состава. Тем самым ещё более подрывалось и без того нелёгкое эконо­мическое положение этих хозяйств. Многие колхозники арестовывались и высылались.  Для вы­полнения плана вывозился весь хлеб без исклю­чения,  в том  числе  семен­ной, фуражный и  выданный  на трудодни.  Выполнившие план колхозы и совхозы облагались повторными зада­ниями по сдаче хлеба.

     К лету 1932 г. деревня зерновой полосы России и Украины после по-

луголодной зимы вышла физически ослабленной.  7 августа 1932 г. при­нимается Закон  об  охране  социалистической  собственности,  написан­ный собственноручно Сталиным.  Он вводил "в качестве меры судебной ре­прессии за хищение колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты - расстрел с конфискацией всего имущества  и  с  заме­ной при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества".  Амнистия по делам  этого  рода  была запрещена. В соответствии с законом от 7 августа де­сятки тысяч кол­хозников были арестованы за самовольное  срезание  небольшого  количе­ства колосьев ржи  или пшеницы.  Результатом этих действий был страшный голод, от которого погибло,  главным образом на Украине,  от 4 до 5 млн. человек. Массовый  голод  привёл  к третьей волне бегства из колхо­зов. Имелись случаи вымирания целых селений.

Особое место среди преступлений, совершённых сталинским руково­дством против народа занимает казахстанская трагедия. В районах зер­нового  земледелия Казахстана картина была такой же как и в других названных выше краях:  насильственное изъятие хлеба и в колхозах и в  единоличных  хозяйствах обрекло на вымирание от голода многие ты­сячи людей. Особенно велика была смертность в посёлках  спецпересе­ленцев  Кара­гандинского района.  Вывезенные сюда для освоения угольного бассейна раскулаченные семьи не имели ни хозяйственного инвентаря,  ни  каких-либо запасов продовольствия, ни сколько-нибудь сносного жилья.

     Бездумная гонка темпов коллективизации, как уже говорилось, везде приводила к  тяжёлым  последствиям.  Но в районах с наиболее отста­лыми формами хозяйства они приобретали прямо разрушительный ха­рактер. Такая беда постигла  районы кочевого скотоводства в Казах­стане и ряде других республик и областей.

     Особенно губительно  последствия административного произвола сказались даже не на зерновом хозяйстве,  а на животноводстве.  С 1931 г. сталинское руководство  начало осуществлять заготовку мяса теми же методами, какими проводились хлебозаготовки.  Так же спускались не соответствовавшие реальным возможностям "плановые задания", кото­рые "выколачивались" беспощадно.  И в результате - подрыв животно­водства, ухудшение жизненных условий людей.  Урон, нанесённый жи­вотноводству, целые десятилетия сдерживал развитие сельского хозяй­ства. Восстановление поголовья до уровня конца 20-х годов произошло только в 50-е годы.

     Провалы экономической политики 1929-1932 г.  в деревне были од­ной из основных причин, обусловивших неудачу попыток досрочного выполнения первого пятилетнего плана. Основной причиной деградации сельскохозяйственного производства в 1929-1932 г. были даже не пере­гибы в ходе проведения тех или иных массовых кампаний, а общий ад­министративно-бюрократический подход к установлению экономических взаимоотношений с сельским хозяйством.  Перегибы же являлись  в  ко­нечном  счёте  неизбежным следствием этого подхода к сельской эконо­мике. Главное состояло в том, что коллективизация вовсе не создала в  деревне  строя  цивилизованных кооператоров. Колхоз  образца 30-х го­дов в своих наиболее существенных чертах не являлся кооперативным хозяйством.

     Черты кооператива  (и то зачастую формально) сохранялись в основ­ном во внутренней организации колхоза,  например в наличии общего собрания колхозников,  возможности  выйти  из  колхоза вместе с неко­торой частью средств производства,  регламентации порядка  и  уровня  оплаты труда и т.д. Но колхоз как производственная единица практиче­ски не обладал свойственной кооперативным предприятиям экономиче­ской  самостоятельностью. Причём он утратил эту самостоятельность не как подчинённое звено более широкой кооперативной системы, которая регулировала и планировала бы снабжение и сбыт, переработку сель­хозпродукции, финансирование, агрономическое и машинно-техническое обслуживание.  Колхоз оказался встроенным  в жёсткую административ­ную иерархию государственного планирования производства и заготовок сельскохозяйственной  продукции, что на практике превращало коопе­ративную собственность в фикцию.

     В сложившейся административной системе колхоз  оказался  зажат  в гораздо более  тесные  бюрократические  тиски,  нежели государствен­ные предприятия. Последние хотя бы  формально  находились  на  хоз­расчёте, действовали в условиях самоокупаемости,  а планово-убыточ­ные пользовались государственными дотациями.  Ничего подобного не было и не  могло быть в  сложившемся хозяйственном механизме даже для самых передовых и наилучшим образом работающих колхозов.

     Одна часть колхозного производства - обобществлённый сектор - была целиком поставлена на обслуживание нужд государственных цен­трализованных заготовок  сельскохозяйственной  продукции.  Поставки продукции обобществлённого сектора осуществлялись на основе почти безвозмездного изъятия, потому что заготовительные цены на зерно, державшиеся примерно на уровне 1929 г.  и в то время едва покрывав­шие издержки производства, в  30-е годы оказались фиктивными из-за значительно возросшей себестоимости производства зерна. Насколько велик был разрыв между ценами и себестоимостью,  точно установить невозможно, поскольку подсчёт себестоимости в колхозах с начала 30-х годов не  проводился,  т.е.  во что колхозу обошлось зерно, было не­важно, главное, чтобы сдал всё, что положено. В производственном плане колхоза значились в основном  натуральные показатели,  в фи­нансовом плане,  разумеется, денежные, однако этот план не содержал стоимостной оценки значительной части  продукции колхоза и издержек её производства.

     Примерные оценки,  в том числе сравнения с уровнем издержек  сов­хозного производства, показывают, что издержки превышали заготови­тельные цены на зерно приблизительно в 2-3 раза.  Ещё хуже соотноше­ние цен и себестоимости было для продукции животноводства. В то же самое время заготовительные цены на технические культуры были эко­номически обоснованными, к чему принудил почти катастрофический сырьевой голод.

     Эти обстоятельства и принудили принять экстренные меры по улуч­шению экономических условий для производителей технических культур, дабы избежать грозящей остановки лёгкой промышленности.  Для про­изводителей зерна, картофеля,  овощей, мясомолочной продукции про­изводство оставалось заведомо убыточным.

     Процесс производства  в  колхозах поддерживался по-разному.  Одни колхозы, будучи вынуждены оплачивать  поставки  средств  производ­ства, создавать семенной и фуражный фонды, покрывали производст­венные затраты за счёт резкого сокращения  оплаты  труда  колхозни­ков.  Источником покрытия убытков выступала тем самым часть необхо­димого продукта, производимого в обобществлённом хозяйстве. Некото­рые хозяйства, планирование заготовок ставило в особо льготные усло­вия,  позволявшие полностью выполнить планы по сдаче зерна и других продуктов,  оставляя  в  своих руках довольно крупные натуральные фонды. Как правило, именно из таких хозяйств, которые отдавали госу­дарству только  прибавочный  продукт  и вырастали передовые колхозы с высоким уровнем оплаты труда.  Часть хозяйств получала безвозмезд­ную финансовую,  техническую, семенную, фуражную помощь государ­ства.

     А вот воспроизводство рабочей силы общественный  сектор  колхозов обеспечить не мог. Точных цифр на этот счёт не существует, но никак не менее 60% своих доходов колхозники получали за счёт личного подсоб­ного хозяйства, хотя  оно  и облагалось налогами и натуральными по­ставками. Тем самым экономика колхоза получала подозрительное сход­ство с некоторыми чертами феодального поместья. Работа колхозников приобретала чёткое деление:  в общественном хозяйстве колхозник ра­ботает на государство почти безвозмездно,  в личном хозяйстве колхоз­ник работает на себя. Общественная собственность тем самым не только в сознании  колхозника, но  и в действительности превращалась для него в чужую,  "казённую". Система бюрократического произвола в управлении сельским хозяйством восторжествовала. Эта система поро­дила моменты деградации в сельском хозяйстве СССР и ухудшение про­довольственного снабжения населения как в городе, так и в деревне.

     Начало второй пятилетки было крайне тяжёлым для сельского хозяй­ства. Преодоление кризисной ситуации требовало огромных усилий и времени. Восстановление сельскохозяйственного производства началось в 1935 - 1937 г. Стали увеличиваться урожаи, возобновился рост поголо­вья скота, улучшилась оплата труда. Сказывались результаты и техниче­ского перевооружения сельского хозяйства. В 1937 г. система машинно-тракторных станций (МТС) об­служивала девять десятых колхозов.  Од­нако прирост производства за эти три года не покрыл потерь первых двух лет.  По Постановлению от 19 января 1933 г. заготовки становились составной частью обязатель­ного налога,  взимаемого государством и не подлежащего пересмотру местными властями.  Но на самом деле, не снижая размера отчислений в пользу государства, постановление лишь  утяжелило  участь крестьян.  В придачу к налогу колхозники обязыва­лись оплачивать натурой услуги,  предоставляемые им через  МТС. Этот весьма значительный сбор давал в 1930-е годы минимум 50% хле­бозаго­товок. Сверх того государство полностью брало на  себя  контроль  за размерами посевных площадей и урожая в колхозах,  несмотря на то,  что они, как предполагалось по их уставу, подчинялись только общему собранию колхозников.  Размер  государственного налога при этом оп­ределялся исходя из желаемого результата, а не из объективных дан­ных.

     Наконец, чтобы  закрыть  всякую лазейку,  через которую продукция могла бы уйти из-под контроля государства, в марте 1933 г. было издано постановление, по которому,  пока район не выполнит план по хлебоза­готовкам, 90%  намолоченного зерна отдавалось государству,  а остав­шиеся 10% распределялись среди колхозников в качестве аванса за ра­боту. Открытие колхозных рынков,  легализированных с лета 1932 г. с целью смягчения катастрофической ситуации с продовольствием в горо­дах, также зависело от того, справлялись ли колхозы района с выполне­нием плана.

     Что касается коллективизации единоличных  крестьянских  хозяйств, которых к началу второй пятилетки насчитывалось около 9 миллионов,  то события 1932-1933 г.  её фактически приостановили.  В партийной  среде распространялись мнения о необходимости серьёзного пере­смотра.  Высказывались, в частности,  рекомендации о расширении лич­ных подсобных хозяйств колхозников, о стимулировании единоличных хозяйств.

     Но 2 июля 1934 г.  в ЦК ВКП(б) состоялось совещание  по  вопросам

коллективизации, на котором выступил с речью Сталин.  Он объявил о начале нового, завершающего этапа коллективизации. Предлагалось пе­рейти в "наступление" на единоличника путём усиления налогового пресса,  ограничения землепользования и т.п.  В августе-сентябре 1934 г. были повышены ставки сельхозналога с единоличников и,  кроме того, введён для них единовременный налог, на 50% увеличены нормы обяза­тельных поставок продукции государству по сравнению с колхозниками. Для частников оставалось только три выхода из этой ситуации:  уйти в город,  вступить  в колхоз или стать наёмным рабочим в совхозе. На Втором съезде колхозников (по существу, колхозных активистов), прохо­дившем в феврале 1935г., Сталин с гордостью заявил, что 98% всех об­рабатываемых земель в стране уже являются социалистической собст­венностью.

     В том же 1935 г.  государство изъяло у села более 45%  всей сель­скохозяйственной продукции, т.е. в три раза больше, чем в 1928 г. Про­изводство зерна  при этом снизилось,  несмотря на рост посевных пло­щадей, на 15%  по сравнению с последними годами нэпа. Продукция животноводства едва составила 60% уровня 1928 г.

     За пять лет государству удалось провести "блестящую" операцию  по вымогательству сельхозпродукции,  покупая её по смехотворно низким ценам, едва покрывавшим 20%  себестоимости.  Эта операция сопрово­ждалась небывало широким применением принудительных мер, которые содействовали усилению бюрократического характера режима.  Насилие  по  отношению  к крестьянам позволяло оттачивать те методы репрес­сий, которые позже были применены к другим общественным группам.  В  ответ  на  принуждение крестьяне работали всё хуже,  поскольку земля, по существу, им не принадлежала.

     Государству пришлось  внимательно  следить  за  всеми  процессами

крестьянской деятельности,  которые во все времена и во  всех  странах весьма успешно осуществлялись самими крестьянами: пахотой, севом, жатвой, обмолотом и т.д.  Лишённые всех прав,  самостоятельности и всякой инициативы, колхозы были обречены на застой.  Исторический опыт свидетельствует, что по методам и результатам социалистических преобразований вряд ли можно было выбрать худший вариант.  Вероят­ный путь деревни - добровольное создание самими крестьянами различ­ных форм  организации производства, свободного  от государственного диктата,  строящего свои отношения с государством на основе равно­правных  отношений,  при  поддержке государства с учётом рыночной конъюнктуры.

     Командно-бюрократическая система управления колхозами дожила и до наших дней.  Она фактически стала тормозом развития колхозного  производства,  реализации его возможностей.  В ней надо искать и объ­яснение причин отставания сельского хозяйства от потребностей страны,  а также бегства крестьян от земли и запустения деревень.  Принципи­ально важное значение имеет признание равноправными формами хо­зяйствования,  наряду с колхозами,  совхозами и перерабатывающими государственными предприятиями,  различных кооперативных организа­ций арендаторов и других граждан, отдельных крестьянских хозяйств и личных подсобных хозяйств. Свободные от бюрократического командо­вания, прежде всего от вмешательства в производственную деятель­ность и в распоряжение продукцией,  доходами и имуществом вообще, они смогут с наибольшей полнотой и эффективностью использовать  все  наличные  силы и средства для подъёма сельского хозяйства и для воз­рождения деревни на новой основе. Необходимым условием формирова­ния новой системы производственных отношений является свободная творческая деятельность масс, их инициатива в деле поиска новых форм регулирования хозяйства.

Список литературы:

1)      “Страницы истории советского общества” под редакцией А.Т. Кинкулькина; (Москва 1989)

2)      «История советского государства» Н.Верт

3)      «Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы» Л.А. Гор­дон, Э.В. Клопов (Москва 1989)

4)      «Путь к социализму. Трагедия и подвиг» А.И. Колганов (Москва “Экономика” 1990)

5)      «История России в вопросах и ответах. Курс лекций»

   С.А. Кислицын (Ростов-на-Дону «Феникс» 1997)

6)      «Отечественная история в таблицах и схемах»

   С.Ш. Казиев, Е.Н. Бурдина (Москва «Лист» 1997)