Конец Смутного времени.

Конец Смутного времени.

Конец Смутного времени

Волков В. А.

Земское освободительное движение

Московское боярское правительство предало собственную страну, пригласив на трон польского королевича и впустив в столицу государства польские войска.

В этих условиях важную роль в спасении государства сыграла Русская Православная Церковь и патриарх Гермоген. Гермоген не только отказался сотрудничать с интервентами, но и всячески побуждал русский народ к организации сопротивления. С декабря 1610 года он стал рассылать грамоты по городам с призывом подняться против "литовских людей", а также "разрешил" (т.е. освободил) русских людей от присяги королевичу Владиславу. Таким образом, всенародная война против польских интервентов в глазах народа приобрела легитимный, законный характер. И не случайно, что поляки были уверены: восстание - дело рук патриарха. Об этом сообщали Маскевич, гетман Жолкевский, а также ряд русских источников. И в дальнейшем народное движение по созданию ополчений совершалось "по благословению" патриарха Гермогена. Так, грамота Прокопия Ляпунова в Нижний Новгород от 31 января 1611 года прямо призывает идти к Москве "по благословению" патриарха Гермогена и совету всей земли. Именно эта формулировка - "по благословению патриарха" - и прижилась в посланиях времени Первого ополчения - грамотах городов. А в некоторых случаях патриаршее "благословение" заменило "государев царев и великого князя указ" (В частности, по "благословению" патриарха стали выдаваться казенные подорожные). Глава церкви служил примером в стоянии за православную веру, которому должны были последовать все православные христиане. А сам Гермоген стал знаменем восстания и духовным лидером ополчения.

Поляки жестко отреагировали на стойкость патриарха. С начала 1611 года он уже находился под домашним арестом на патриаршем подворье, в марте его заточили под стражу на Кирилловом подворье в Московском Кремле. Осенью 1611 года Гермогена заточили в подземную тюрьму Чудова монастыря, где его стали "морити гладом и умориша его голодною смертию". Патриарх Гермоген преставился 17 февраля 1612 года и был погребен в Чудовом монастыре в Москве.

После смерти Гермогена местоблюстителем патриаршего престола отложившиеся от поляков города считали митрополита Казанского Ефрема, который стал одним из организаторов поддержки Второго ополчения. Ефрем использовал ресурсы подвластной ему Казанской епархии, в которой он оставался "почти единственным авторитетным лицом и в церковной и в гражданской области", и призывал к этому остальных иерархов церкви и все города.

В целом, во время Первого и Второго ополчений центральной властью на местах считались церковные иерархи с Освященными соборами: они выполняли функции глав местных правительств. Именно им в первую очередь адресовались грамоты, содержащие отчеты о действиях Первого и Второго ополчений и положения в стране, просьбы о присылке денег для жалования и сбора ратных людей. Большое влияние на организацию и действия ополчений сыграли воззвания братии Троицкого монастыря во главе с архимандритом Дионисием и келарем Авраамием Палицыным. Грамоты также призывали присылать ратных людей и денежную казну на помощь воеводам, соединившимся для освобождения Москвы от поляков. 

И в этих условиях на спасение родной земли от иноземного завоевания поднялась сама "Земля" - по всей России стало складываться земское освободительное движение.

В специфических условиях Смутного времени земское освободительное движение приобретало различные организационные формы на землях, занятых крупными соединениями польско-литовских войск и в тех городах и уездах, которые выступили против пропольской политики московского правительства. Безусловно, фактор присутствия на значительной части русской территории отрядов иноземцев оказывал определяющее значение на характер и масштабы борьбы в этих местах с интервенцией и интервентами. Населяющие их русские люди шире использовали методы партизанской войны (тактику засад и налетов), сплачивались в отряды так называемых "шишей", военная организация которых напоминала казацкую. О действиях "шишей" против поляков сохранились любопытные сообщения в дневнике Самуила Маскевича, служившего в гарнизоне Кремля и принимавшего участие в походах интервентов за провиантом в Рогачево и на Волгу. "Москвитяне ("шиши". - В.В.) нас стерегли, - писал Маскевич, - узнав через лазутчиков, что товарищи разъехались в коло, и что мы стоим без стражи, они нагрянули на нас среди белого дня, частию на конях, частию на лыжах...". Ниже он добавляет: "Едва отошли мы на милю или на две от гетманского лагеря, напали на нас шиши и без труда одержали победу: ибо находившиеся при возах наших москвитяне тотчас передались к своим; а другие загородили путь повозками..." В примечаниях Н.Г. Устрялова к этому изданию "Дневника" Самуила Маскевича о "шишах" сказано, что это - "вольница, не признающая ничьего начальства, кроме своих атаманов". Мнение это представляется ошибочным. "Шишами" становились в основном крестьяне разоренных поляками русских сел и деревень, испытывающие вполне понятную ненависть ко всякому иноземцу. Организация же повстанческих сил, подобная казачьей, была отличительной особенностью всех народных движений XVII века.

Иначе складывалась обстановка в той части страны, где с самого начала власть правительства королевича Владислава носила чисто номинальный характер. Здесь началось формирование местных ратных сил, призванных освободить от поляков столицу Русского государства - Москву. Высшая форма проявления освободительного народного движения в Смутное время - земское ополчение. Осознание значительной частью населения страны необходимости ведения жестокой, бескомпромиссной борьбы с польской угрозой вылилось в мобилизацию всех имеющихся наличных средств и сил для отпора агрессии. Вместе с тем, отсутствие единого политического (правительственного) центра осложняло эту задачу. Обстановка требовала скорейшего объединения разрозненных очагов сопротивления натиску внешнего врага. К 1611 году центр освободительной борьбы перемещается с севера страны в Рязанские земли. Значительное распространение получает практика прямых сношений между городами, не признавшими правительства польского королевича Владислава. Выражением ее стала посылка и пересылка "прочетных" грамот, авторы которых, изображая бедственное состояние Московского государства, призывали, восставшие на поляков города, составить земское ополчение для скорейшего "очищения" от врага и Москвы, и всей Русской земли. На основе взаимных договоренностей в этих городах и начали формироваться земские рати.

В феврале 1611 года земские рати двинулись к Москве. Об организации власти в них, из-за крайней скудости дошедших до нас сведений, можно судить лишь с известной долей предположения. Во главе сформированных в различных городах и уездах Московского государства местных ополчений стояли земские воеводы, при которых, видимо, существовали своего рода полковые канцелярии, ведавшие сбором денег и различных припасов для обеспечения ратных людей. Так известно, что 29 февраля 1611 года войсковой подьячий одного из местных ополчений Василий Луговинин получил в "земскую казну" деньги с кабацкого целовальника из г. Шуи. С другой стороны, вполне вероятным представляется наличие во многих, если не во всех земских ратях органов, аналогичных "Совету всей земли", существовавшему в Рязанском ополчении задолго до его прихода к Москве (по крайней мере, с 4 марта 1611 г.).

В начале марта 1611 года основные силы земских ополчений собрались в трех сборных пунктах - Рязани, Серпухове и Коломне. Наиболее организованным было Рязанское ополчение, - настоящее войско, с многочисленной артиллерией ("нарядом") и гуляй-городом. Возглавлял его признанный вождь и воевода думный дворянин Прокопий Петрович Ляпунов. Он заключил союз с "боярами" из распавшегося лагеря Лжедмитрия II - Д.Т. Трубецким и И.М. Заруцким, послал посольство стряпчего И.И. Биркина в Нижний Новгород поднимать жителей Среднего Поволжья на борьбу с поляками, пытался нейтрализовать или привлечь на свою сторону еще одного видного "тушинца" - гетмана Я. Сапегу, предводителя польских наемников в войске Лжедмитрия II. Кроме Рязанского ополчения (в которое влились и отряды с Северской Укра’ины), под Москву шли отряды из Владимира, Нижнего Новгорода, Мурома, Ярославля, Переяславля-Залесского, Углича, Суздаля, Вологды, Галича, Костромы и Романова (Романова-Борисоглебска). К Владимирскому и Суздальскому ополчению присоединились отряды волжских казаков и черкасов (днепровских казаков), возвращавшихся из-под Пскова. Союзник П.П. Ляпунова, князь Д.Т. Трубецкой, привел к столице остатки "тушинского" войска из Калуги, атаман И.М. Заруцкий, пожалованный Лжедмитрием II боярским чином, - из Тулы.

К Москве ополчения пришли в конце марта - начале апреля 1611 года. Первые отряды прибыли в столицу 19 марта, приняв активное участие в начавшемся в городе восстании против интервентов, подавленном ими с невероятной жестокостью. 24 - 25 марта к Симонову монастырю с казаками и Суздальским ополчением подошел атаман, бывший "тушинский стольник" А.З. Просовецкий. Сюда же, вслед за суздальцами, прибыли отряды И. Еропкина и серпуховского воеводы Ф.К. Плещеева, а вслед за ними 27 марта 1611 г. из Рязани "с большим и многочисленным войском" пришел сам Прокопий Ляпунов. Один за другим подходили к сожженной поляками русской столице отряды из замосковных верхневолжских городов. Сбор ратных сил под Москвой закончился 1 апреля 1611 г. Началась длительная и трудная осада.

ПЕРВОЕ ЗЕМСКОЕ ОПОЛЧЕНИЕ

Земские рати, собравшиеся под Москвой весной 1611 года и объединившиеся в новое военно-политическое образование, получили в историографии именование "Первое ополчение". В Первом ополчении прочное единство, необходимое для успешного ведения освободительной войны с поляками, поначалу отсутствовало. Разногласия в среде ополченцев были порождены социальной разнородностью самого освободительного движения. И недаром у стен сожженной врагом столицы ополчения расположились в нескольких, враждебно настроенных по отношению друг к другу лагерях – "таборах" (у Яузских, Покровских, Сретенских, Тверских ворот Белого города и против Воронцовского поля). Но мощным объединительным стимулом было общее стремление различных политических и социальных группировок земского освободительного движения к скорейшему освобождению "царственного града" Москвы от засевших в ней поляков и "русских воров-изменников".  

Важнейшим условием успешной борьбы с интервенцией было объединение земских сил, координация действий местных ополчений и отрядов, централизованное снабжение их необходимым довольствием и припасами. Уже тогда многие воеводы и атаманы, служилые люди и казаки сознавали, что для исполнения этих целей, для политического и хозяйственного управления страной, нужно создать государственный аппарат, который был бы способен взять на себя функции центрального правительства. Такой орган возник в Первом ополчении после занятия 7 апреля 1611 года Белого города и получил именование "Совет всей земли" – высший орган власти на всей освобожденной от интервентов территории, единый руководящий центр освободительного движения в стране. Были избраны и "начальники" земской рати - П.П. Ляпунов, князь Д.Т. Трубецкой и И.М. Заруцкий. Инициатива создания "Совета", видимо принадлежала П.П. Ляпунову. Прообраз "Совета", по некоторым сведениям, существовал в Рязанском ополчении еще до прихода его к Москве в начале марта 1611 года (первое дошедшее до нас упоминание о "Совете всей земли" Рязанского ополчения, содержится во ввозной грамоте П.П. Ляпунова от 4 марта 1611 г., давшего "по совету всей земли" веневское поместье А. и С. Крюковым и С. Зыбину).

Спустя 3 месяца, в конце июня 1611 года произошла коренная реорганизация сложившейся в "таборах" политической власти. Выступившие против участившихся случаев произвола ополченских властей ратные люди и казаки подали Ляпунову, Заруцкому и Трубецкому челобитную, потребовав от своих "начальников" детальной регламентации и упорядочения деятельности земского правительства, ополченского "Совета всей земли" и сложившейся в "таборах" приказной администрации. Выработанный на основе этих требований и одобренный всем ополчением 30 июня 1611 года "Приговор" подтвердил и оформил сословно-представительную организацию власти и порядок управления страной.  

В "Приговоре" 30 июня 1611 года косвенно перечисляется состав общеземского принявшего его представительного органа, т.е. круг лиц, принявших участие в разработке этого документа. В нем упоминаются: царевичи (татарские. - В.В.) и бояре, окольничие и чашники, стольники и дворяне, стряпчие и жильцы, приказные люди и дети боярские, князья и мурзы, атаманы и казаки, а также служилые и дворовые люди. Особо стоят подписи представителей 25 городов, участвовавших в деятельности подмосковного "Совета всей земли", в том числе таких важнейших, как Ярославль, Смоленск, Нижний Новгород, Ростов, Архангельск, Вологда и др. Отметив этот факт, Л.В. Черепнин высказал предположение, что данное представительство было выделено из состава участников Первого ополчения. Подобное объяснение представляется ошибочным - в число упоминаемых 25 городов, чьи выборные участвовали в деятельности подмосковного "Совета всей земли", не вошли представители Рязани, Углича и Суздаля - городов, пославших свои ополчения еще в марте-апреле 1611 года. И если в отношении Суздальской рати еще возможны какие-либо сомнения - посланное из этого города ополчение состояло, видимо, в большинстве своем из большого казачьего отряда братьев Просовецких, то в отношении Рязани, выславшей к Москве большое земское войско, во главе с одним из главных ополченских воевод - П.П. Ляпуновым, сомневаться не приходится - в случае формирования общеземского представительного органа по принципу, предположенному Л.В. Черепниным, представители Рязани не могли не войти в его состав. Это объяснение, на наш взгляд, указывает на действительное наличие в "Совете всей земли" Первого ополчения "делегатов", всех упоминаемых в земском Приговоре городов.

Текст "Приговора" 30 июня 1611 г. состоит из преамбулы и 24 статей, важнейшими из которых можно считать статьи, определяющие государственное устройство России, а также статьи, регулировавшие поземельные отношения - определявшие правовой статус служилых людей, владевших вотчинами и поместьями. Исследователи, изучавшие текст "Приговора", отмечают, что этот документ был выработан прежде всего в интересах провинциального, городового дворянства, чьи представители оказались в большинстве на соборных заседаниях, происходивших в подмосковном лагере ополчения в июне 1611 года.

Во главе ополчения с 30 июня 1611 года встало реорганизованное на основе "Приговора" временное земское правительство - своеобразный триумвират П.П. Ляпунова, И.М. Заруцкого и Д.Т. Трубецкого, избранных "начальниками" еще в апреле 1611 года. Однако статьями "Приговора" права и привилегии триумвиров были существенно ограничены. "Бояре и воеводы", обязанные "будучи в правительстве, земскими и всякими ратными делами промышляти", в своих действиях контролировались избравшим их "Советом всей земли". При общем стремлении ратников Первого ополчения восстановить разрушенную русскую государственность именно в таком виде, "как было при прежних российских прирожденных государех", условия и обстоятельства Смутного времени вынуждали составителей "Приговора" в ряде случаев существенно изменять сложившиеся в Московском государстве традиции взаимоотношения власти и соборного большинства. Так, "избранных всею землею для всяких земских и ратных дел в правительство" вождей ополчения, в случае обнаружения их несоответствия своему высокому положению "Совету всей земли", было "вольно ... переменити и в то место выбрати иных ... хто будет болию к земскому делу пригодится".

Детально оговаривалось в "Приговоре" устройство центрального административного аппарата. В ополчении были организованы Разрядный, Поместный, Земский и ряд других приказов (Большой Приход, Дворец, четверти, Разбойный приказ), деятельность которых также контролировалась "Советом всей земли". "Приговором" предусматривались определенные изменения и в сложившемся к этому времени местном управлении. С "приставства" из городов, дворовых сел и черных волостей снимались бывшие там атаманы и казаки, вместо которых назначались "дворяне добрые". Большинство исследователей делало на основании этой статьи "Приговора" вывод о всемерном и сознательном ослаблении дворянским большинством ополчения позиций своих весьма ненадежных соратников по освободительной борьбе. Между тем, в стороне осталось важное обстоятельство, проливающее свет на истинную подоплеку продекларированного в "Приговоре" свода атаманов и казаков с "приставства" - замене подлежали не только они, но и все годные к ратной службе воеводы-дворяне. Так, в ст. 15 "Приговора" говорится: "А которые дворяне и дети боярские посланные по городом в воеводы и на всякие посылки в збор, а на службе им быти мочно, и тех из городов и из посылок переменить и велети им быти в полки тот час, а на их место послать дворян сверстных и раненых, которым на службе быти не мочно".

Значительное расширение территории, находящейся в воеводском управлении, произошло в России с 1604 года. Новая система местного управления появляется в Московском государстве еще во второй половине XVI века, наряду с введением в уездах и волостях губных и земских учреждений. Однако первоначально воеводы посылались лишь в пограничные уезды, где необходимо было усилить военно-административную власть, напрямую подчиненную правительству. Во внутренние же уезды воевод начали назначать именно в Смутное время в связи с резким обострением социальной борьбы в стране и началом польско-литовской, а затем и шведской интервенции. Будучи специальными представителями московского правительства на местах, они сосредоточили в своих руках административные, судебные, полицейские функции, подчинили себе деятельность губных старост, ведавших делами, связанными с разбоями, убийствами, грабежами и воровством. Наблюдая этот процесс со стороны, без учета конкретно-исторической обстановки, сложившейся в стране в начале XVII века, можно было бы сделать вывод о дальнейшей и весьма значительной централизации местного управления, о существенном ослаблении системы земского и губного самоуправления, ограничении и сведении на нет их политической деятельности. Тем не менее в начале XVII века учреждение в стране воеводского управления свидетельствовало скорее об обратном: не об усилении начал государственного централизма в местном управлении, а о реальном их ослаблении. Роль городовых воевод в организации власти на местах нельзя переоценивать, в Смутное время они зачастую лишь номинально возглавляли управление в том или ином городе и уезде. Очень часто воеводы или входили в общесословные городовые советы (как в Нижнем Новгороде), или дублировали деятельность органов местного общесословного управления. Подтверждением этому служит сложившаяся в Курмыше практика одновременной посылки идентичных по содержанию отписок воеводе и "дворянам и детям боярским, и всяким служилым людям, и земским старостам, и целовальникам, и всем посадским людям, и волостным крестьянам". В таких условиях курмышане смогли запретить новоназначенному в их город воеводе Жедринскому "без земского совета" въезжать в Курмыш. Характерен и отмеченный выше факт нахождения во многих городах "на приставстве" казачьих атаманов и даже простых казаков. Известное решение "Совета всей земли" Первого ополчения о повсеместной замене таких "воевод" не годными к ратной службе "дворянами добрыми" не выполнялось. То, что подобная ситуация в Смутное время не была исключением, подтверждают и более ранние грамоты (датированные октябрем 1611 г.), направленные руководителями Первого ополчения Д.Т. Трубецким и И.М.З аруцким в Путивль, одна - к местному воеводе, другая аналогичная по содержанию - "к воеводе,.. гостем и посадским земским старостам, и целовальникам, и сотским, и пятидесятским, и десятским, и всем посадским лутшим и середним, и молотчим".

"Приговор" 30 июня 1611 г., несомненно, сыграл важную роль в упрочении в освободительном движении объединительной тенденции, однако и после его принятия в подмосковном лагере сохранялись серьезные противоречия. Особое недовольство в "таборах" вызывали антиказацкие мероприятия Прокопия Ляпунова и внешнеполитическая ориентация ополченского правительства на Швецию, с которой велись переговоры о возможном избрании на российский престол одного из двух шведских принцев - Густава-Адольфа или Карла-Филиппа. Компромиссное соглашение, заключенное между различными группировками движения в июне 1611 года, воплотившее в себе объединительные тенденции, оказалось недолговечным. Уже в конце июля произошло открытое столкновение конфликтующих сторон, в котором у Ляпунова не оказалось надежной опоры. Назревавшим в ополченской (точнее, казачьей) среде не преминули воспользоваться осажденные в Кремле и Китай-городе поляки. Им удалось спровоцировать радикально настроенную часть "таборов" на открытое выступление против Ляпунова. Вызванный 22 июля в казачий круг, вождь ополчения был зарублен казачьим атаманом Сергеем Карамышевым, репрессиям подверглись и его сторонники. 

Несмотря на последовавший после этих событий отъезд из подмосковного лагеря части служилых людей замосковных городов, авторитет "Совета всей земли" Первого ополчения продолжал сохраняться на всей освобожденной от интервентов территории вплоть до 2 марта 1612 года, т.е. до дня присяги ополченцев из "таборов" объявившемуся в Пскове новому самозванцу - Лжедмитрию III. Продолжал функционировать и созданный в июне 1611 года аппарат центрального управления. Современники отмечали, что "Разряд и Поместный приказ, и Печатной, и иные приказы под Москвою были и в Поместном приказе и в иных приказах сидели дьяки и подьячие, и с волостей на казаков кормы сбирали". Приказная администрация занимала особое положение в Первом ополчении и весной-летом, и осенью-зимой 1611 года. Число дьяков, находившихся в земском лагере под Москвой, достигало в отдельные периоды 25 - 30 человек; из них 6 были думными дьяками. Их роль в сложившейся в "таборах" политической организации отнюдь не сводились к деятельности в ополченских приказах; дьяки принимали активнейшее участие в выработке правительственного курса подмосковного "Совета всей земли". При этом следует учесть, что в Нижегородском ополчении К. Минина и Д.М. Пожарского приказных дельцов оказалось гораздо меньше, а их политическое влияние было ничтожно. Все это время Первое ополчение и его руководители получали полное признание и поддержку Троице-Сергиевой обители - весьма авторитетного в русском обществе вдохновителя борьбы с польскими интервентами и католической опасностью. Однако нельзя не отметить и того, что после гибели Прокопия Ляпунова роль и значение ополченского "Совета всей земли" изменяется. Хотя он и не теряет своего статуса верховного распорядительного органа, но в практической деятельности решающее значение отводится теперь "приговору бояр", а не "приговору всей земли". Неизмеримо усиливаются в ополчении и в "Совете всей земли" позиции И.М. Заруцкого. Ни в одном из исследований, посвященных политической истории России эпохи Смутного времени, не отмечен очень важный и примечательный факт - в сентябре 1611 году шенкурские тиуны рассылали по станам наказную память о выборе заказных старост по единоличному "указу государя нашего боярина Ивана Мартыновича [Заруцкого]". Падение авторитета подмосковного правительственного центра, а с ним и влияние одного из его руководителей - "боярина" Ивана Заруцкого произошло позднее - после организации Нижегородского ополчения, вожди которого называли его одним из главных "заводчиков казачьего воровства", всячески обличая старого болотниковца и "тушинца" в рассылаемых по стране грамотах.

Вышесказанное подтверждает правоту историков, которые оспаривали утверждение о произошедшем в конце июля развале центральной власти, сложившейся в Первом ополчении под Москвой после 30 июня 1611 года. Вместе с тем, нельзя отрицать и того, что произошедшее в земском лагере 22 июля выступление радикально настроенного по отношению к действиям Ляпунова казачества, вело к неминуемому расколу разнородного по своему составу освободительного движения. В нем зарождается и крепнет оппозиционное течение, изначально если и не враждебное правительству Трубецкого и Заруцкого, то с подозрением относящегося к "казачьему воровству". Зажиточная часть посадского населения северорусских и поволжских городов, разоренное Смутой дворянство воспринимали перемены, произошедшие в земском лагере после гибели Прокопия Ляпунова именно как новое "воровство" вчерашних болотниковцев и "тушинцев". Возникшим во многих городах и уездах недоверием к казакам не преминули воспользоваться находившиеся в Москве польские интервенты и русские изменники. В рассылаемых по стране грамотах (в Кострому, Ярославль, Переяславль-Залесский) они натравливали посадских людей на казаков, запугивали горожан новой вспышкой междоусобной войны. Вот как изображали происходившие в "таборах" события служившие полякам московские думцы: "...Которой был большой завотца Прокофей Ляпунов, от которого большая крестьянская кровь началась литися и Московское государство до конца пустошитися, и того те воры, которые с ним были в том воровском заводе, Ивашка Заруцкой с товарыщи убили, и тело его держали собакам на снеденье на площеди 3 дни; и вы видите, за его к государю (королевичу Владиславу. - В.В.) крестное преступленье и за зачатие невинные крестьянские крови какову месть ему Бог воздал по его делом от его же воровских товарыщей, и совет их всуе стал. И ныне князь Дмитрей Трубетцкой да Иван Заруцкой с товарыщи стоят под Москвою на большое крестьянское кровопролитье, и Московскому государству и городом всем на конечное разоренье, а не на покой крестьянской и беспрестани ездя по городом от них ис табор ис-под Москвы, казаки грабят и розбивают и невинную кровь крестьянскую проливают…".  

Определенную роль в падении авторитета подмосковного правительства, помимо "казачьего воровства" и подстрекательств московских изменников, сыграла и бесплодность двухгодичной осады Москвы отрядами Первого ополчения. Затягивание же борьбы с интервенцией чревато было гибельными последствиями для страны и всего освободительного движения. Недовольные, во всех неудачах винили руководителей "таборов" и искали выход в создании нового земского ополчения, вожди которого, подобно Ляпунову, могли бы держать под контролем подмосковное казачество - политически нестабильную, но именно ту часть русского общества, от участия или неучастия которой в освободительной борьбе зависел в немалой степени успех земского дела под Москвой.

Второе земское ополчение

Новый этап в истории освободительной борьбы русского народа с польско-литовской интервенцией в начале XVII века был связан с начавшейся в октябре-ноябре 1611 года организацией в Нижнем Новгороде нового ополчения, которое в историографии стало называться "Вторым ополчением" или "Нижегородским ополчением". Во главе Второго ополчения оказались выборные вожди - воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский и земской староста Кузьма Минин, бывший начальник "в то время судных дел во братии своей рекше посадских людей в Нижнем Новеграде".

С 1608 года самоуправление в Нижнем Новгороде, как и во многих других русских городах, не ограничивалось посадским. Осенью этого года в Нижнем был создан общесословный орган местного управления - городовой совет. Первое упоминание о существовании совета приводится в отписке архимандрита нижегородского Вознесенского монастыря Иоиля игумену Луховской пустыни Ионе: "Да ноября же в 21 день писали мы, я архимандрит Иоиль, игумены и протопопы, и попы и диаконы всего освященного собору и церковного причета, и воеводы князь Александр Ондреевич Репнин, Ондрей Семенович Алябьев, диак Василий Семенов, и дворяне и дети боярские, и старосты и целовальники, и все земские люди, и литва, и немцы, и всякие иноземцы, и стрелцы, с нижегородцом с посадским человеком с Петрушкою Макаровым с Шишкою, чтобы хрестьянская неповинная кровь не лилась, а были бы балахоньцы ("заворовавшие" по терминологии того времени жители Балахны. - В.В.) и всякие люди, по прежнему во единой мысли с нижегородцы…". Подробное перечисление представителей нижегородского населения, наряду с местными воеводами, принявшими участие в составлении цитированной грамоты, и позволяет сделать вывод о создании в городе именно общесословного совета, ибо подобное представительство в масштабах всего государства признается неоспоримым свидетельством созыва Земского собора. Решения Нижегородского городового совета были обязательны для всех горожан, в том числе и для входивших в его состав местных воевод, действия которых строго контролировались. Осенью 1611 года совет собирался (иначе "нижегородские власти") на воеводском дворе. В это время в него входили архимандрит Печерского монастыря Феодосий, спасский протопоп Савва, "да иные попы", стряпчий И.И. Биркин, дьяк В. Юдин, нижегородские "дворяне и дети боярские, и головы, и старосты, от них же и Кузьма Минин".

Именно осенью 1611 года Нижний Новгород становится организационно-политическим центром борьбы с интервенцией. Причиной тому стали изменения, произошедшие в земском освободительном движении после смерти П.П. Ляпунова и кажущееся бездействие отрядов Трубецкого, Заруцкого и Просовецкого под стенами Москвы. Поэтому ряд поволжских, а затем и многие северорусские города приняли участие в формировании нового ополчения, противопоставив его безуспешно осаждавшим Москву казакам и ополченцам из "таборов". Нижегородский городовой совет отказался от сотрудничества с продолжавшим существовать под Москвой правительственным центром. Различия же между ополчениями предопределены были, прежде всего, неоднородностью самого освободительного движения, распавшегося впоследствии на два самостоятельных течения. Но, одновременно, Нижегородский совет взял курс на создание политической организации, тождественной существовавшей в Первом ополчении и весной-летом, и осенью-зимой 1611 года. В феврале 1612 года в Нижнем Новгороде, при формирующемся новом ополчении уже существовал и действовал свой Нижегородский "Совет всей земли", делопроизводством которого заведовал бывший нижегородский дьяк Василий Юдин.  

Первый, подготовительный период в истории Нижегородского ополчения, начало которого совпадает со знаменитой речью-призывом Кузьмы Минина к землякам, закончился в ноябре 1611 года. К этому времени был начат сбор денежных средств с населения, подтвержденный приговором "всего града за руками", было избрано руководство ополчения: "стольник и воевода" князь Д.М. Пожарский, "выборный от всей земли человек" К. Минин (сложивший с себя обязанности нижегородского земского старосты), второй воевода И.И. Биркин, дьяк В. Юдин. Тогда же пришли в Нижний Новгород отряды смолян, дорогобужан и вязмичей - служилых людей из захваченных поляками Смоленска, Дорогобужа и Вязьмы. Именно они вместе с нижегородскими стрельцами и служилыми людьми и составили костяк нового земского ополчения. Около этого времени был произведен заем у иногородних купцов, давший ополченской казне 5206 рублей.

На втором этапе формирования ополчения (ноябрь 1611 - февраль 1612 гг.) в Нижнем Новгороде было проведено "верстание" служилых людей, присоединившихся к земской рати и разделенных воеводами на несколько статей, получавших денежного жалованья соответственно 50, 45 и 40 рублей. Тогда же (к февралю 1612 г.) создан был в Нижнем Новгороде, как отмечалось выше, и свой "Совет всей земли". Заканчивается второй этап организации нового ополчения в феврале 1612 года, когда после получения известия о занятии казачьими отрядами Заруцкого Ярославля, передовые отряды нового ополчения выступили в поход к этому верхневолжскому городу.  

К этому времени сфера влияния подмосковного правительства значительно сузилась, к тому же возникла реальная угроза деблокады Москвы поляками. Все это вызвало серьезный социально-политический кризис в той части освободительного движения, которую возглавляли Д.Т. Трубецкой и И.М. Заруцкий. Воспользовавшись благоприятным для них моментом в "таборах" под Москвой активизировали свою деятельность сторонники объявившегося в Пскове нового самозванца - Лжедмитрия III. Во главе заговорщиков встали И.В. Плещеев, князь Г.П. Шаховской и И. Засекин. 2 марта 1612 года они организовали в подмосковном стане присягу псковскому самозванцу, принудив вождей ополчения согласиться с решением казачьего круга. Следствием произошедших в лагере под Москвой в начале марта 1612 года перемен явилось крайнее размежевание сил, как в самих "таборах", так и в стране. Многие служилые люди и даже казаки покинули ополчение, часть из них ушла в Ярославль. Согласно польским источникам после присяги Подмосковного ополчения Лжедмитрию III из-под Москвы со своими "таборами" ушли воеводы Миров, Погожий и Шмаров; по своим поместьям разъехались дворяне и из некоторых других подмосковных полков.  

Первоначально руководители формировавшегося в Среднем Поволжье (Нижнем Новгороде) ополчения хотели идти к Москве через Суздаль, где по некоторым данным предполагалось созвать Земский собор для избрания нового царя, однако произошедшие в "таборах" в марте 1612 г. изменения вынудили Пожарского и Минина идти в Ярославль, отрезая отрядам суздальского воеводы Просовецкого дорогу в северорусские города и уезды. Поэтому 5 - 10 марта 1612 года (дата устанавливается лишь приблизительно) к Ярославлю выступили главные силы Нижегородского ополчения.

Ярославль стал местом сосредоточения сил ополчения Пожарского и Минина и временным правительственным центром новой власти. Заняв его, нижегородцы получили доступ к экономическим ресурсам земель, мало или совсем не затронутых военными действиями. Вступление отрядов Нижегородского ополчения Пожарского и Минина в этот регион привело к открытой конфронтации с действовавшими там казаками Трубецкого и Заруцкого. Преодолеть сопротивление сторонников Первого ополчения, старавшихся, по мере возможности, не допустить появления иной, не подконтрольной "таборам" политической организации, чреватой потерей значительной территории, снабжавшей подмосковные полки, нижегородцы могли, лишь опираясь на более авторитетное, чем в "таборах" сословное и земское представительство, подобное существовавшему под Москвой до 22 июля 1611 года. Сразу же после вступления в Ярославль руководители Второго ополчения приступили к реорганизации Нижегородского войскового (ополченского) "Совета всей земли" и учреждению органов центрального государственного управления - приказов. Вскоре после прихода земской рати в Ярославль от имени князя Пожарского по городам, поддержавшим почин Нижнего Новгорода, были разосланы грамоты, призывавшие органы местного самоуправления прислать в этот поволжский город "изо всяких людей человека по два, и с ними совет свой отписать, за своими руками".

В Ярославле при сформированном там "Совете всей земли" (так же, как в свое время и в земском лагере под Москвой) были созданы органы центрального административного управления - приказы. Важнейшими из них были: Разрядный (дьяки А. Вареев и М. Данилов), Поместный (Г. Мартемьянов и Ф. Лихачев), Дворец (С. Головин), Дворцовый (Большой Дворец - Н. Емельянов и П. Насонов), Монастырский (судья Т. Витовтов и дьяк Н. Дмитриев), Галицкая и Новгородская четь (В. Юдин, затем А. Иванов). Учреждением приказного типа был и созданный при ярославских ополченских властях Денежный двор. П.Г. Любомиров высказал в свое время предположение о существовании в Ярославле Посольского приказа, дьяком которого он называет С. Романчукова, возглавившего летом 1612 года переговоры с Я. Шоу (Шавом), предводителем отряда воинов-наемников, просившихся в русскую службу, но конкретного упоминания о существовании такого приказа в Ярославле нет. Тот факт, что позднее (с конца 1612 г.) С. Романчуков числился в общегосударственном Посольском приказе может свидетельствовать лишь об имеющемся у этого дьяка опыте работы в учреждении подобного типа, возможно и функционировавшего при Ярославском "Совете всей земли", но скорее всего все же в составе другого земского приказа.

Тогда же ополченскими властями предпринята была попытка наладить работу органов местного управления. Во время "Ярославского стояния" земского войска назначены были воеводы в Устюжну, Белоозеро, Владимир, Касимов, Клин, Тверь, Кострому, Ростов, Суздаль, Переяславль, Тобольск и другие города Московского государства. С целью восстановления финансовой системы в это же время были проведены новые дозоры и составлены новые платежные книги. П.Г. Любомиров считал проведенные руководством Нижегородского ополчения дозоры событием для того времени исключительным. Однако сохранился источник, свидетельствующий о том, что приблизительно в это же время новые дозоры (правда, далеко не везде) были проведены на территории "Новгородского государства", всецело, подчинившегося шведской короне после оккупации северо-западной части России войсками Я. Делагарди.

В Ярославле возобновлены были и начатые еще П.П. Ляпуновым переговоры о призвании на российский престол брата шведского короля принца Карла-Филиппа, признанного к этому времени государем в Новгородской земле. В июльских грамотах 1612 года руководителей Второго ополчения в Новгород указывалось достаточно категорично: "...И мы того приговору (приговора "Совета всей земли" Первого ополчения об избрании шведского принца на российский престол. - В.В.) держимся…" В самом Ярославле, действуя через Земскую избу, власти ополчения обложили население города чрезвычайным налогом, подобным собранному в Нижнем Новгороде и ряде других поволжских городов. Собирали также продовольствие, фураж и разного рода припасы, потребные для насущных нужд земской рати. В примкнувших к движению уездах формировались и обучались новые отряды и местные ополчения.

Вражда и соперничество двух ополчений, двух правительственных центров особенно обострилась весной-летом 1612 года. Стремясь максимально расширить территорию, подконтрольную ярославскому "Совету всей земли", правительство Пожарского и Минина сделало ставку на военный разгром действовавших в Замосковье отрядов Первого ополчения. Нижегородцы нанесли тяжелые поражения казачьим отрядам Просовецкого и Толстого в Верхнем Поволжье и Замосковье.  

Перспектива подчинения подмосковного ополченского правительства воцарившемуся в далеком Пскове новому самозванному государю не устраивала его "начальников", не только из окружения Д.Т. Трубецкого, но и И.М. Заруцкого. Честолюбивые планы Заруцкого связаны были с другим претендентом на вакантный российский престол - Иваном Дмитриевичем, годовалым сыном Лжедмитрия II и Марины Мнишек. Трубецкой и Заруцкий, втайне друг от друга, занялись организацией свержения только что казалось бы восторжествовавшего псковского самозванца. Князь Трубецкой, воспользовавшись посредничеством властей Троице-Сергиева монастыря, пошел на секретные переговоры с ярославским правительством. Послы князя, дворяне братья Пушкины, от имени своего предводителя предложили Пожарскому и Минину объединиться для совместной борьбы с интервентами и с "врагами, которые нынеча завели смуту".

И.М. Заруцкий на примирение со Вторым ополчением рассчитывать не мог, а возможно и не хотел. Его отрицательное отношение к событиям 2 марта объяснялось, как сказано выше, иными причинами - бывший казачий атаман, а ныне земский "боярин и воевода" поддерживал кандидатуру малолетнего "царевича" Ивана Дмитриевича. Воцарение "воренка" возвело бы Заруцкого, вступившего в интимную связь с "паньей Мариною", в ранг полновластного правителя Московского государства. Интрига приехавшего из Пскова атамана Герасима Попова создала реальную угрозу этим честолюбивым замыслам. Заруцкий, использовав все свое влияние, сделал ставку на устранение воскресшего в третий раз "царевича Дмитрия". Вместе с посольством И. Плещеева и К. Бегичева в Псков были отправлены наиболее доверенные приверженцы Заруцкого, принявшие активное участие в организованном местным воеводой князем И.Ф. Хованским свержении самозванца: "…Собравшись с народом, того самозванца, поимав и связав, к Москве скована отвезли, где его и повесили, а его сообщников по тюрмам посадили". По польским источникам Лжедмитрий III сидел на цепи под стражей в подмосковных "таборах" до избрания Михаила Федоровича Романова русским царем, после чего и был повешен.

Устранив опасность, угрожавшую их интересам, Трубецкой и Заруцкий попытались нормализовать отношения с руководителями Второго ополчения, все еще стоявшего в Ярославле. В этот верхневолжский город из-под Москвы было отправлено большое посольство К.Н. Чеглова и дьяка А. Витовтова, в которое входили также атаманы А. Коломна, И. Немов, С. Ташлыков и Б. Власьев "с товарищами". Посольство прибыло в Ярославль 6 июня 1612 года и привезло от Д.Т.Трубецкого и И.М.Заруцкого "повинную грамоту за своими руками". В этой грамоте "бояре и воеводы" Первого ополчения писали, что ныне они от псковского "вора" отстали, что это "прямой вор, не тот, который был в Тушине и в Калуге". В той же грамоте руководители подмосковного ополчения заявляли, что желают быть с нижегородцами "во всемирном совете и соединенье". В русских источниках сообщения о реакции ярославских ополченских властей на мирные предложения Трубецкого и Заруцкого нет. Однако в одном из писем Я.П. Делагарди шведскому королю сообщалось, что им (Делагарди и боярину И.Н. Одоевскому) из Ярославля была прислана грамота, в которой новгородские власти извещались о приезде к Д.М. Пожарскому из-под Москвы казачьих атаманов, просивших нижегородцев о скорейшем объединении ратных сил. Пожарский в ответ выдвинул непременные условия возможного объединения двух ополчений: выдача ярославцам "воренка" (сына Лжедмитрия II - Ивана Дмитриевича); приведение всех подмосковных ополченцев и казаков к присяге быть в единении с нижегородцами; объявление о "пожелании" их вместе с приверженцами Пожарского и "Новгородским государством" избрать царем и великим князем шведского принца Карла-Филиппа. Последний пункт условий был основным и важнейшим. Напомним, что переговоры об избрании шведского принца начаты были руководителями Второго ополчения вскоре после прибытия земской рати в Ярославль. В Новгород выехало соборное посольство С. Татищева, вместе с которым отправлено было "со всех городов ото всех чинов по человеку", свидетельство исключительной важности, которую придавали в Ярославле этой дипломатической миссии.

Выдвинутые Пожарским условия в июле 1612 года руководителями Первого ополчения приняты не были - противостояние ополчений и ополченских правительств продолжалось. Вместе с тем, игнорировать призывы прибывших из "таборов" дворян и казаков "идти к Москве не мешкая", они не могли - к городу приближались отряды гетмана Ходкевича, имевшего намерение разгромить земские рати поодиночке и снять затянувшуюся осаду польского гарнизона русской столицы. Четырехмесячное стояние Второго ополчения в Ярославле подошло к концу. 27 июля 1612 года с основными силами своего войска Д.М. Пожарский выступил к Москве.

С приближением отрядов Второго ополчения к Москве в подмосковных "таборах" возобладала группировка Д.Т. Трубецкого, выступавшая за скорейшее примирение с нижегородцами. Оказавшись в меньшинстве, Заруцкий со своими приверженцами покинул "таборы" и ушел к Коломне. В лагере Первого ополчения остались в основном те, кто надеялся на достижение компромисса со Вторым ополчением. Но руководители Второго ополчения отказались соединиться с отрядами Трубецкого, встав лагерем у Арбатских ворот. 

Между ополчениями сразу же начались раздоры и вражда. Ратники и казаки Трубецкого, которые, по словам современника, "вси от гладу изнемогающе", более чем неприязненно встретили сытых и хорошо экипированных дворян и казаков Пожарского. Возникшая рознь могла обернуться катастрофой для всей страны, на защиту которой поднялись воистину "последние люди" Русской земли. Ни Первое, ни Второе ополчения не могли в одиночку противостоять регулярной польской армии гетмана Ходкевича, стремившегося не только доставить продовольствие голодающему гарнизону Кремля и Китай-города, но и разбить поодиночке войска Пожарского и Трубецкого. В развернувшемся 22 и 24 августа 1613 года сражении у стен Москвы между поляками и ополченцами победа русского оружия достигнута была лишь в результате совместных, хотя и не скоординированных действий ратников Подмосковного и Нижегородского ополчений. Решающую роль в битве сыграл неожиданный для поляков, надеявшихся на явное несогласие двух земских ополчений, удар "нагих и гладных" казаков Трубецкого, отбросивших наемные отряды Ходкевича от стен Кремля и Китай-города.

Наметившееся в конце августа (во время боев с поляками Ходкевича) сближение двух ополчений завершилось их объединением лишь через два месяца, в октябре 1612 года. До этого же земские ратные воеводы, по выражению летописца, "в несоветии быти". Преодолев это "несоветие", в разосланных по городам в октябре 1612 года грамотах Д.Т. Трубецкой и Д.М. Пожарский извещали местные власти о "прекращении между ними всех расприй, о единодушном намерении их вместе с выборным человеком Кузьмой Мининым освободить государство от врагов". В объединившемся ополчении были воссозданы общеземские (фактически общегосударственные) органы власти, центральное приказное управление. Было образовано своего рода коалиционное Земское правительство с участием "начальников" обоих лагерей. Первое ополчение представляли в нем Д.Т. Трубецкой, думный дьяк Сыдавный Васильев, дьяки И. Третьяков, Н. Новокшенов, М. Поздеев. От Нижегородского ополчения в Земское правительство вошли князь Д.М. Пожарский, "выборный человек" К. Минин, князь Д.М. Черкасский, В.И. Бутурлин, И.И. Шереметев, И.В. Измайлов.

Большинство историков называет сформированное в октябре 1612 г. под Москвой Земское правительство "правительством Объединенного ополчения", однако, такое обозначение не соответствует роли и значению мероприятий, проводимых правительством Д.Т. Трубецкого и Д.М. Пожарского в масштабах страны.

Во внешней политике новое Земское временное правительство продолжало ориентироваться на Швецию, именно с кандидатурой шведского принца связывая решение династического вопроса. Единственным условием окончательного принятия Карла-Филиппа руководители ополчения в это время выдвигали его скорейшее прибытие в Новгород и избрание государем на Земском соборе: "А как королевич князь Карло Филипп Карлович придет в Великий Новгород: и мы тогды со всеми государствы Российского царствия совет учиня, пошлем к королевичю Карлу Филиппу Карлусовичю послов, с полным договором (!) о государственных и о земских делех". В связи с последним условием отметим, что с 1584 года все русские цари (за исключением первого из самозванцев - Лжедмитрия I), в том числе и сын Ивана Грозного Федор Иванович (не "выкрикнутый", но "прирожденный государь"), избирались на московский престол не иначе, как Земским собором - волей "всей земли". Прошведская ориентация руководителей Земского правительства и ополчения сказывалась и позднее, во время работы Земского избирательного собора 1613 года. Объяснялось это не только стремлением правительства Трубецкого и Пожарского приобрести поддержку соседней северной державы, враждебной Польско-Литовскому государству, но и сугубо внутренними причинами. Вожди земского дела были глубоко убеждены в том, что избрание новым государем кого-нибудь из московский великих бояр приведет лишь к углублению кризиса - к "умножению вражды", к "конечному разорению" и гибели государства.

Объединение двух ополченских армий в октябре 1612 г. позволило земским воеводам добиться решающего перелома в ходе освободительной борьбы. 22 октября 1612 г. земские войска штурмом взяли Китай-город. 26 октября 1612 года сдался польский гарнизон Кремля, и 27 октября отряды ополчения вступили в Кремль. Вопрос о будущем политическом устройстве Русского государства должен был решиться на Земском соборе, о созыве которого и было объявлено руководителями Земского правительства в ноябре 1612 года.

Земский собор 1613 года. Избрание нового государя

Несмотря на одержанные в 1612 году земскими войсками победы, - разгром лучшей польской армии гетмана К. Ходкевича и освобождение от поляков Москвы, - в столице и в стране в целом продолжала сохраняться напряженная обстановка. Значительные территории Московского государства оставались во власти поляков и шведов, не прекращались военные действия во многих даже центральных, удаленных от пограничных рубежей уездах. В конце ноября - начале декабря 1612 года подошедший к Москве с новой армией польский король Сигизмунд III предпринял попытку штурмом овладеть только что освобожденной русской столицей и лишь после ее неудачного завершения отошел от стен разрушенного и выжженного города.

Сохранялась в ополчении и известная социальная напряженность - незаживающий след междоусобия первых лет XVII века и тесно связанного с ним противостояния в среде участников антипольского освободительного движения 1610-1612 гг. Летописец отмечал, что "в то время паки воздвижеся и бы[ст]ь во всей России мятеж велик и нестроение злейши первого. Боляре же не ведущие, что сотворити за не множество их зело и в самовластии блудяху" (ОР РГБ. Ф. 299. Собрание Н.И. Тихонравова. № 557. Л. 239 об.). Заключенный в октябре 1612 года компромисс не ликвидировал противоречий разъединявших разнородные группировки освободительного движения. Существенно осложняло ситуацию и то, что в общественно-политической жизни Московского государства многократно возросло значение казачества. В этих условиях перед Земским правительством и руководителями ополчения со всей остротой встал вопрос о будущем Московского государства, о скорейшем "устроении" земли.

Восстановление государственной власти мыслилось правительством Трубецкого, Пожарского и Минина в привычной, скорее даже естественной и обязательной для людей XVII столетия форме монархического правления. Поэтому основной задачей созываемого в Москве Земского собора должно было стать избрание ("обирание" - по терминологии того времени) нового русского царя. Необходимость скорейшего решения династического вопроса осознавалась всеми политическими группировками освободительного движения. Неслучайно в своих грамотах "начальники" ополчения писали: "И приходили к нам, к Дмитрею Трубецкому, да к Дмитрею Пожарскому бояре и окольничие, и чашники, и стольники, и дворяне большие, и стряпчие, и жильцы, и дворяне из городов и всяких чинов люди, и говорили и с нами советовали, чтоб нам всем сослатца во все городы с вами воеводами и всякими людьми от мала и до велика и обрати б на Владимерское и на Московское государство и на все великие государства Российского царствия государя и царя, и великого князя, ково нам государя Бог даст". Организацией и созывом Земского избирательного собора ведал особый "Общий великий соборный совет", определивший в ходе своих заседаний как порядок выборов представителей-участников собора, так и число этих выборных лиц, равно как и круг их полномочий. Примером вызова с мест на Земский собор "посадских и уездных выборных людей" может служить "отписка" белозерского воеводы в Кирилло-Белозерский монастырь от 27 декабря 1612 г.: "Писали к нам с Москвы бояре и воеводы боярин князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой, да стольник и воевода князь Дмитрей Михайлович Пожарской, чтоб нам для доброго совету белозерских властей и посадских людей лутчих и уездных крестьян десять человек, которые бы были добры и разумны, и постоятельны, прислать к нам бояром к Москве тотчас наскоро… И нам бы вместе с тобою (игуменом Матвеем. - В.В.) по боярской грамоте земских людей к бояром к Москве отпустить протопопа и посадцких и уездных выборных людей".

В отличие от предшествовавших ему Земских соборов, Избирательный собор 1613 года, как неоднократно отмечалось его исследователями, был беспрецедентно широк по своему социальному составу. В его работе принимали участие представители высшего и уездного, черного и белого духовенства, московского и городового дворянства, казаков, посадских людей и черносошных крестьян ("уездных людей"). Число собравшихся в Москве "советных людей", по некоторым сведениям, превышало 800 человек, представлявших не менее 58 городов, хотя в избирательной грамоте было упомянуто лишь 277 таких представителей, а подписали ее всего 238 участников "обирания" Михаила Федоровича Романова. Первоначальную дату начала работы Собора - 6 декабря 1612 года ("зимний" Николин день) из-за опоздания и неявки многих земских представителей пришлось отложить на месяц. Свою деятельность Земский избирательный собор начал лишь в Крещение - 6 января 1613 года.  

Происходили соборные заседания в обстановке ожесточенного соперничества различных оформившихся в русском обществе за годы десятилетней Смуты политических группировок, стремившихся упрочить свое положение избранием своего претендента на царский престол. "Сниидошася изо всех градов власти и бояре, - записал летописец, - митрополиты и архиепископы, епископы и архимариты и всяких чинов людие и начаша избирати государя. Кийждо хотяще по своей мысли, той того, а ин иного. И многоволнение бысть…". Участниками собора выдвинуто было более десяти претендентов на российский престол: польский королевич Владислав, шведский принц Карл-Филипп, "воренок" (Иван Дмитриевич - сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек) и ряд русских князей и бояр (не все они, однако, соглашались на свое избрание, в ряде случаев вставая на сторону других кандидатов). В разных источниках называются имена: Федора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Федора Ивановича Шереметева, Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, Дмитрия Мамстрюковича и Ивана Борисовича Черкасских, Ивана Васильевича Голицына, Ивана Никитича и Михаила Федоровича Романовых, Петра Ивановича Пронского и Дмитрия Михайловича Пожарского. Кстати, о кандидатуре князя Пожарского до недавнего времени имелись лишь косвенные данные в "Сыскном деле о ссоре князя Ромодановского с Ларионом Суминым", но в "Повести о Земском соборе 1613 г." прямо указывается на князя Д.М. Пожарского как на одного из претендентов на российский престол.

Неверной и упрощенной представляется предположение И.О. Тюменцева о том, что претендентами на российский престол выдвинуты были на пропорциональной основе как участники боярского правительства ("Семибоярщины"), так и руководители земского освободительного движения 1611 - 1612 гг. В эту упрощенную схему не укладывается хорошо известное по источникам существование пусть и немногочисленных, но деятельных и убежденных сторонников польского и шведского королевичей, а также калужского "воренка". Сомнительным выглядит и озвученное И.О. Тюменцевым противостояние двух группировок - стихийно сложившегося (?) "романовского кружка" и князя Д.Т. Трубецкого, в котором исследователь без должного на наш взгляд основания видит основного соперника будущего государя в борьбе за престол.  

Общие заседания собравшихся в Москве представителей "Земли" происходили в Успенском соборе Кремля. Однако предварительные заседания проводились по сословиям - в отдельных палатах собирались духовенство, бояре, служилые, посадские и уездные люди. Необходимым условием решения любого обсуждавшегося на таких совещаниях вопроса было достижение единогласия. Только после этого принятое решение могло быть вынесено на рассмотрение всего собора.

Как отмечалось выше, в Москве самой влиятельной общественной силой в это время становится казачество. Это объяснялось как численным превосходством казаков, связанным с массовым отъездом из освобожденной столицы служилых людей, так и сохранением у них многих черт войсковой казачьей организации, сложившейся в "таборах". Противники казачества группировались вокруг той части Земского собора, которая вместе с руководителями его склонялась к кандидатуре шведского принца Карла-Филиппа.  

В этой связи уместно будет отметить, что, вплоть до избрания царем Михаила Федоровича Романова, вся полнота власти в государстве принадлежала ополченским "боярам и воеводам" - временному Земскому правительству, возглавляемому Д.Т. Трубецким и Д.М. Пожарским. Об этом достаточно образно писал современник, архиепископ Елассонский Арсений: "После уничтожения поляков и освобождения великой России и Москвы, два великих боярина князья, - князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой и князь Димитрий Михайлович Пожарский, взяли бразды правления в свои руки. Весь народ московский и все находившиеся в великой России архиереи, иереи, бояре и начальствующие, правящие народом в преподобии и правде, подчинились им". Взятый в плен поляками 27 ноября 1612 года сын боярский Иван Философов в распросе говорил об этом же, лишь добавляя к числу московских правителей К. Минина: "А делает всякие дела князь Дмитрей Трубецкой, да князь Дмитрей Пожарской, да Куземка Минин". Поддержка, оказанная этими авторитетными и в казачьей, и в земской среде руководителями внешней и внутренней политики Русского государства кандидатуре шведского королевича Карла-Филиппа, казалось, могла обеспечить этому претенденту на российский престол решающее преимущество перед другими кандидатами.  

Однако казаки, московские люди и поддерживавшие их участники Земского собора, выступили против подобных планов, настояв на принятии решения об избрании царем одного из русских князей или бояр. Из-за непримиримых противоречий между соперничавшими группировками избирательная деятельность собора зашла в тупик. В этих условиях среди оставшихся в Москве служилых людей и казаков возникает движение, направленное против соборного руководства, отвергнувшего даже компромиссные варианты решения династического вопроса. Организационным центром движения стало московское подворье Троице-Сергиева монастыря, а его деятельным вдохновителем - келарь этого монастыря Авраамий Палицын, лицо весьма влиятельное среди и ополченцев, и москвичей. Упоминание о происходивших в обители совещаниях сохранилось в одном из русских хронографов третьей редакции: "И приходили на подворье Троицкого монастыря х келарю старцу Авраамию Палицыну многие дворяне и дети боярские, и гости многие разных городов, и атаманы, и казаки и открывают ему совет свой и благоизволение, принесоша ж и писание о избрании царском" (ОР РГБ. Ф. 247. Рогожское собрание. № 84. Л. 855.). На совещаниях с участием келаря Авраамия и решено было провозгласить царем 16-летнего Михаила Федоровича Романова-Юрьева, сына плененного поляками ростовского митрополита Филарета, тесно связанного в прошлом и с антигодуновской оппозицией, и с "тушинцами".

К романовской партии примкнули многие бояре и приказные дельцы: князь И.В. Голицын, И.Н. Романов, князь Б.М. Лыков, князь И.Б. Черкасский, Б.М. Салтыков, М.Г. Салтыков, думный дьяк Сыдавный Васильев, дьяки И. Третьяков и Г. Мартемьянов. Михаила Романова поддержало и высшее православное духовенство - Освященный собор.  

В то же время против планов сторонников дома Романовых выступила сильная правительственная партия. К ней принадлежали: князь Д.Т. Трубецкой, князь Д.М. Пожарский, князь Ф.И. Мстиславский (в прошлом глава "Семибоярщины"), князь И.С. Куракин и некоторые другие князья и бояре. Г.А. Замятин в своей неопубликованной работе подчеркивал, что кроме Ф.И. Мстиславского при избрании царя на Земском соборе 1613 г. за кандидатуру Михаила Федоровича Романова высказались все остальные члены московской "Семибоярщины". Против же были в основном "бояре и воеводы" земского лагеря. (См.: Замятин Г.А. Из истории борьбы Польши и Швеции за Московский престол в начале XVII столетия // ОР РГБ. Ф. 618. Архив Г.А.Замятина. К. 2. Ед. хр. 2. Л. 115-116.). Отмеченное Г.А. Замятиным обстоятельство требует уточнения - выступавший против кандидатуры Михаила Романова русский воевода князь И.С. Куракин не был членом "Семибоярщины" потому, что, не ограничиваясь компромиссным признанием московским государем королевича Владислава, летом 1610 г. открыто перешел на сторону польского короля Сигизмунда III.  

Находившийся в Новгороде шведский полководец Я.П. Делагарди, внимательно и заинтересованно следивший за деятельностью Земского собора и за протекавшей весьма бурно избирательной кампанией в Москве, отмечал драматический характер происходивших тогда в русской столице событий, где вопрос царского избрания решался при деятельном участии народных масс - московских "простых людей" и казаков. В одном из посланных в Швецию донесений Делагарди писал, что они "князя Трубецкого и князя Пожарского в их домах осадили и принудили их согласиться на свое избрание великого князя". Еще определеннее о события тех дней в Москве говорится в "Листе земских людей Новгорода Великого к королевичу Карлу Филиппу": "…Но мы можем признать, что в Московском государстве воры одолели добрых людей; мы также узнали, что в Московском государстве казаки без согласия бояр, воевод и дворян, и лучших людей всех чинов, своим воровством поставили государем Московского государства Михаила Романова".

На фоне этих драматических событий 21 февраля 1613 года, Земский избирательный собор, уступая энергичному нажиму снизу, провозгласил царем и великим князем Михаила Федоровича Романова-Юрьева, после освобождения Москвы от поляков проживавшего с матерью в Костромском Ипатьевском монастыре. Согласно сложившейся в Смутное время традиции, новому российскому государю пришлось, видимо, согласиться с известным ограничением своих прав и привилегий. Условия ограничительной записи царя Михаила Федоровича Романова соответствовали, соглашениям, выработанным при избрании на царство Василия Ивановича Шуйского и польского королевича Владислава. Так, в соответствии с выработанными собором условиями, первый царь из дома Романовых обязывался следовать традиционным формам управления государством, не вводить новых законов без согласия Боярской думы и Земского собора, охранять права русской православной церкви и не помнить "ни о какой частной вражде". Существенно ограничивались полномочия нового государя и в области внешней политики ("ни войны, ни мира с соседями одному и по собственному усмотрению не предпринимать).

После вступления на престол, обоснование прав Михаила Федоровича быть "на великих государствах Российского царствия", становится важнейшей задачей отечественной дипломатии. Работа начата была еще в конце февраля-марте 1613 года, что показывает окружная грамота Земского собора во все российские города, мартовская грамота Земского собора польскому королю Сигизмунду III. Окончательно же обоснование прав Михаила Романова на русский престол было выработано к августу 1613 года - к моменту написания известительной грамоты Михаила Федоровича королю Франции Людовику XIII. Составителями этого документа избрание государей на российский престол Земским собором было представлено обычным явлением русской жизни. Так, подчеркивают ее составители, Борис Федорович Годунов "учинился в 1598 году царем по избранию всех людей всего Российского царствия". В 1606 году, указывается в грамоте, "Московского государства бояре и воеводы, и всяких чинов люди служилые и земские изобрали на государство Московское и на все государства Российского царствия, государем из бояр от рода суздальских князей Василья Ивановича Шуйского". И Михаил Федорович "учинился" на российском престоле "по Божьей милости и по племяни великих государей предков наших царей российских. А по благословению великие государыни матери нашея старицы иноки Марфы Ивановны и по избранию, и по челобитью Московского государства царей и царевичев, которые служат в нашем Московском государстве, и бояр, и окольничих, и дворян, и детей боярских, и гостей, и торговых людей, и всех людей всех городов всего великого Московского государства" (ОР РГБ. Ф. 256. Собрание Н.П. Румянцева. № 381. Л. 2, 10 об.; Л. 32 об. - 33.). 

В исторической литературе проблема существования ограничительной записи царя Михаила Федоровича Романова остается одной из ключевых и спорных. Ряд исследователей признавал существование упомянутой в источниках записи, считая ее важнейшим государственным актом (М.А. Фонвизин, И.А. Худяков, А.П. Щапов, Д.И. Иловайский, В.И. Сергеевич, П.Н. Милюков, Л.В. Черепнин), некоторые отрицали (С.Ф. Платонов, Д.В. Цветаев). Однако большинство исследователей признавало грамоту, но с существенными оговорками. Одни считали принятие Михаилом Федоровичем ограничивающих его власть условий личным делом нового царя, не имевшим никакого значения в русской государственной жизни (наиболее полно такое обоснование ограничительной записи Михаила Федоровича сформулировано было Б.Н.Чичериным). Другие называли грамоту негласной природной сделкой, направленной к обеспечению личной безопасности бояр от царского произвола (в пользу этого предположения высказывались В.О. Ключевский, Ф.В. Тарановский, А.И. Маркевич, Е.Д. Сташевский). С.М.Соловьев также полагал, что если с царя Михаила Федоровича Романова и была взята запись, то силу она имела лишь в начале его царствования, причем обеспечивала интерес исключительно боярский. Несколько отличной точки зрения придерживался П.Г. Любомиров. Он отмечал, что царю предъявлены были известные пожелания от имени Земского собора, однако саму запись называл "челобитьем", считая, что "царь и с ограничением остался верховным правителем и обладателем государства, а бояре и получившие после обещания Михаила определенное право на участие в управлении, все же являлись слугами его, а не равно с ним поставленными правителями".

Возражая тем, кто признавал существование ограничительной записи Михаила Федоровича Романова, Д.В. Цветаев писал, что сам факт ее существования не бесспорен, свидетельства о ней противоречат одно другому и не дают возможности установить, в чем именно ограничительные условия заключались. Еще более категорично о записи царя Михаила отзывался С.Ф. Платонов, убежденно настаивающий на недостоверности сообщений о ее существовании. В статье "Московское правительство при первых Романовых" он подверг сомнению все имеющиеся о ней показания источников. И поскольку в ней в наиболее полной и законченной форме высказаны были возможные возражения по этому вопросу, необходимо рассмотреть выдвинутые им аргументы и доводы (См. в кн.: Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. СПб., 1912.)

Все известия о царской роте (присяге) 1613 года Платонов разделяет на сообщения современников и более поздние (начала XVIII в.) ссылки на принятие Михаилом Федоровичем условий ограничительной записи в работах иностранцев (Фоккеродта, Шмидт-Физельдека, Миниха-сына) и В.Н. Татищева. Разбирая известия второй группы источников, историк приходит к мысли, что все они возникли одновременно в связи с предпринятой "верховниками" попыткой упразднить "старую полноту власти государя". Причастные к этому делу лица, по мнению автора, обращались "за справками и сравнением к прошлому, именно к тем моментам, когда в старой Москве ставились и решались те же самые вопросы о формах и способах управления". Платонов не оспаривает существования известных условий, ограничивающих власть Василия Ивановича Шуйского и польского королевича Владислава, однако считает ошибочным соотнесение их с первыми годами правления Михаила Федоровича Романова. Он пишет, что и Страленберг, и Фоккеродт, и Миних, "не зная действительных отношений царя и Земского собора, представляли их себе в том виде, какой считали нормальным по понятиям своей эпохи". Поэтому они воспроизводили положение не действительно бывшее в России в 1613 года, а такое, какое предполагалось естественным для европейской политической теории начала XVII века: царская власть ограничена бюрократической олигархией и связана рядом точно формулированных условий. Два других сообщения XVIII века - Шмидт-Физельдека и Татищева, по мнению Платонова, не более чем упоминания авторов, веривших в справедливость ходивших рассказов о существовании ограничительной записи царя Михаила Федоровича.

Отказав в достоверности сообщениям XVIII века, Платонов останавливается на известиях XVII столетия - псковском сказании "О бедах и скорбях, и напастях" и сочинении Г. Котошихина "О России в царствование Алексея Михайловича". В данном случае историк также строг в оценках, объясняя появление псковского сказания о царской "роте" не знанием действительного политического факта, а желанием объяснить непонятные факты на основании слуха или домысла. Не менее пристрастен С.Ф. Платонов и к Григорию Котошихину, повторяя суждение А.И. Маркевича, что беглый подьячий знал московское прошлое "плоховато". Поэтому сообщение Котошихина о том, что царь Михаил Федорович не мог ничего делать "без боярского совету" (отождествленного у него, как это признает и Платонов, с Боярской думой) историк считает "совершенно невразумительным" поскольку "сама Боярская дума в момент избрания Михаила, можно сказать, не существовала и ограничивать в свою пользу никого не могла". На этом основании и делает Платонов излишне категоричный вывод о том, что "не наблюдается ни одного фактического указания на то, что личный авторитет государя был чем-либо стеснен даже в самое первое время его правления".

Ошибочность такого толкования источников проистекает из двух обстоятельств: убеждения в том, что воцарение Михаила Федоровича могло быть обставлено лишь боярскими ограничениями (возможность ограничения царской власти Земским собором он даже не рассматривает) и отказа исследователя от компаративного рассмотрения сообщений источников. Рассматривая их изолированно друг от друга и предельно критически, С.Ф. Платонов не сопоставлял содержащиеся в них сведения, не соотносил их и с предшествующими попытками ограничения самодержавной власти государя.

Иной подход к показаниям источников о государевой "роте" 1613 года продемонстрирован в "Очерках по истории русской культуры" П.Н. Милюкова (см.: Милюков П.Н Очерки по истории русской культуры. Спб., 1901. Ч. 3. Вып. 1.). Вопрос законодательного ограничения власти царя Михаила Федоровича Романова он вполне обосновано связывал с известными ограничительными мероприятиями предшествующих лет (записью царя Василия Ивановича Шуйского и договорами, обусловившими избрание на московский престол польского королевича Владислава). Для нас же особый интерес представляют высказывания автора, опровергающие сложившееся убеждение, что ограничительная запись царя Михаила Федоровича представляла собой своего рода сделку между государем и боярством. Он утверждает, что во время работы Земского собора 1613 года бояре были бессильны и не могли наложить на царя никаких обязательств, так как стали "предметом вражды всей земли, всемогущей тогда в лице своей рати и своих представителей на Земском соборе".

Ограничительная запись, по Милюкову, дана была не Боярской думе, а органу "всей Земли", заменившему бояр в их правах и обязанностях. Убеждает его в правильности такого понимания дела "роль Земского собора в последние годы смуты и в первые девять лет царствования Михаила Федоровича". Лишь в 1622 году, считает историк, после частичной нормализации положения в стране, у правительства исчезает надобность в соблюдении условий, ограничивающих власть царя.

Точку зрения П.Н. Милюкова разделил и Л.А. Стешенко, который высказал предположение, что принятая Михаилом Федоровичем ограничительная запись была "перечеркнута" вернувшимся из польского плена отцом государя митрополитом Филаретом Никитичем, при котором также были ущемлены и права Боярской думы, из ведения которой изъяты были дела о земельных спорах и крестьянах, а также важные дипломатические вопросы (см.: Стешенко Л.А. О предпосылках абсолютизма в России // Вестник МГУ. 1965. Серия X. Право. № 3.).

Наиболее ранним из дошедших до нас свидетельств о записи 1613 года является упоминавшееся выше псковское сказание "О бедах и скорбях, и напастях", вышедшее из-под пера представителя разоренного в Смутное время псковского посада (в кн.: Псковские летописи, М;Л., 1941. Вып. 1.). Автор сказания сообщает о том, что после избрания царем Михаила Федоровича "вельможи" и "бояре" его "к роте приведоша, еже от их вельможска роду и боярства, еще и вина будет приступлению их, не казнити их, но рассылати в затоки". Краткое и лаконичное известие это имеет важное значение. Во-первых, потому что написано оно было современником событий. Во-вторых, потому, что позволяет высказать сомнение в выдвинутом В.О. Ключевским и Ф.В. Тарановским предположении о тайном закулисном характере предъявленных вновь избранному российскому государю ограничительных условий. Вряд ли тайное соглашение могло стать достоянием псковских посадских низов, выходцем из которых числят автора сказания "О бедах и скорбях, и напастях" большинство исследователей.

Ссылаясь на сообщение другого источника - книгу Григория Котошихина "О России в царствование Алексея Михайловича", исследователи чаще всего цитируют его известие о том, что "царь Михаил Федорович, хотя самодержцем писался, однако без боярского совету не мог делать ничего" (см.: Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1884. С. 142.) Между тем, чрезвычайно важным нам представляется и рассказ Котошихина о том, что и "прежние цари, после Ивана Васильевича, обираны на царство: и на них были иманы писма, что им быть не жестоким и непалчивым, без суда и без вины никого не казнити ни за что, и мыслити о всяких делах з бояры и з думными людми сопча, а без ведомости их тайно и явно никаких дел не делати" (Там же. С. 141). Более того, из сообщения беглого московского подьячего о том, почему такое "писмо" не было взято с сына Михаила Федоровича Алексея Михайловича, воцарившегося после его смерти, тоже проясняются некоторые обстоятельства предпринятых ранее попыток законодательного ограничения власти московского государя: "А нынешнего царя обрали на царство, а писма он на себя не дал никакого, что прежние цари давывали, и не спрашивали, потому что разумели его гораздо тихим, и потому наивышшее пишетца "самодержцем" и государство свое правит по своей воли. И с кем похочет учинити войну и покой, и по покою что кому по дружбе отдати, или какую помочь чинити, или, иные всякие великие и малые своего государства дела похочет по своей мысли учинити, з бояры и з думными людми спрашивается о том мало, в его воле, что хочет, то учинити может…" (Там же. С. 141 - 142). Исходя от обратного, становится ясно, что до "тихого" Алексея Михайловича, по Котошихину, русские цари: во-первых правили не "по своей воле", во-вторых с кем захотят "учинити войну и покой не могли, в третьих "з бояры и з думными людми" вынуждены были держать постоянный совет. Таким образом, сообщение бежавшего за московские рубежи подьячего Котошихина, взятое во всей его полноте, содержит информацию гораздо более обширную и важную, чем это признавалось ранее.

Наши представления о вполне вероятных ограничительных мероприятиях Земского собора 1613 года связаны с сообщениями источников не только XVII-го, но и XVIII века. Так, оказавшийся в ходе Северной войны в русском плену швед Ф.И. Страленберг в своем сочинении "Северная и восточная часть Европы и Азии", писал, что незадолго до состоявшегося в Москве в 1613 году царского "обирания", находившийся в польском плену митрополит Филарет Никитич (Феодор Романов, как его по мирскому имени называет Страленберг) переправил в Россию к близкому родственнику своей жены боярину Шереметеву письмо, в котором настоятельно требовал от сторонников старой романовской партии поставить перед избранным "всею землею" новым русским царем условия, "относительно которых избираемый должен обещать, что на них соглашается и будет свято их соблюдать…". Письмо ростовского митрополита очевидно явилось своеобразным отражением общественной необходимости. Как отмечает Страленберг, участниками собора, в соответствии с рекомендациями Филарета, было решено потребовать от вновь избранного царя, чтобы он "принял все предложенные собором условия и должен [был] быть коронован не прежде, чем обещает сдержать таковые". Автором другого, аналогичного этому, известия был И.Г. Фоккеродт - секретарь прусского посольства в России, также упоминавший о грамотах, направленных в Москву митрополитом Филаретом. Его сообщение отличается от рассказа Страленберга большей полнотой и конкретностью. В частности, он пишет: "…Не только бояре, но и все другие, находившиеся в высшей государственной службе, имели там (на Земском соборе. - В.В.) место и голос, и единодушно решились не выбирать себе в цари никого, кроме того, который под присягой обещается предоставить полный ход правосудию по старинным земским законам, не судить никого государскою властью, не вводить новых законов без согласия собора, а тем менее отягощать подданных новыми налогами, или решать что бы то ни было в делах войны и мира. А чтобы тем крепче связать нового государя этими условиями, они положили еще между собой не выбирать в цари такого, у которого сильное родство и сильные приверженцы, так как, с помощию их, в состоянии он будет нарушить предписанные ему законы и присвоить опять себе самодержавную власть ... Царь Михаил, не колеблясь принял и подписал вышепомянутые условия…". Сокращенный рассказ Фоккеродта был приведен Э. Минихом-сыном в дополнении к запискам К.Г. Манштейна. В.Н. Татищев в своей работе "Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном" писал, что "царя Михаила Феодоровича хотя избрание было порядочно всенародное, да с такою же (как у В.И. Шуйского. - В.В.) записью, чрез что он не мог ничего учинить, но рад был покою. На существование в недалеком прошлом ограничительной записи царя Михаила Федоровича Романова ссылается и К. Шмидт-Физельдек в своих "Материалах по русской истории после смерти императора Петра Великого". Историк, в частности, отмечает, что оригинал данной Михаилом Федоровичем "капитуляции" находился в кафедральном (Успенском) соборе в Москве, а к началу 1730 года ее краткое изложение все еще хранилось в одном из архивов.

Приведенные выше сообщения источников при всей своей разноплановости и разновременности, взятые вместе свидетельствуют о видимо все же имевшем место существенном ограничении власти московского государя Земским собором, в феврале 1613 года избравшем его на царство и ставшим (поскольку просуществовал он, не распускаясь, до 1615 года) первым постоянно действующим органом сословного представительства в Русской истории.

Россия в 1613 – 1617 гг. Деулинское перемирие и столбовский мир

Восстановление разрушенного в годы Смутного лихолетья государственного управления, несмотря на благоприятное разрешение в феврале 1613 года династического вопроса, было затруднено продолжающейся интервенцией со стороны Польского-Литовского государства и Швеции. После освобождения Москвы и избрания на российский престол Михаила Федоровича последовала эскалация военного конфликта с этими государствами. Правительства и, что более важно, правители Польши и Швеции считали себя обманутыми в надеждах на подчинение, если и непрямое, то опосредованное (через личную унию) Московской Руси. На северо-западе страны шведы предприняли ряд новых попыток взять Псков, осаду которого возглавил сам шведский король Густав II Адольф. В центральной же части России моментом наивысшей опасности для еще очень слабого и в военном, и в экономическом отношении Московского государства стала осень 1618 года, когда польское войско, ведомое королевичем Владиславом и гетманом Карлом Ходкевичем, подошло к Москве и вновь заняло село Тушино. Однако ни шведам короля Густава-Адольфа под Псковом, ни полякам Владислава и Ходкевича под Москвой не удалось достичь поставленных целей. Разбитые на приступах, интервенты вынуждены были в конце концов отвести свои понесшие большие потери войска и начать переговоры о мире, в котором Московское государство нуждалось неизмеримо больше своих противников. Но и противники разоренной России вынуждены были искать примирения в связи с надвигающимися событиями в Европе, которые выльются в 30-летнюю войну (1618 - 1648).

27 февраля 1617 года в деревне Столбово было заключено мирное соглашение со Швецией. По условиям этого "вечного" мира Швеция возвратила России захваченные ею города Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу и Гдов. Однако русское правительство вынуждено было уступить шведам Ижорскую землю с городами Корелой, Ямом, Копорьем, Орешком и Иван-городом. Проживавшие в этих уездах русские люди (кроме крестьян и приходских священников) получили право в течение двух недель покинуть родные места и переехать на земли оставшиеся за Московским государством. А годом позже, 1 декабря 1618 года, в селе Деулино, расположенного недалеко от Троице-Сергиева монастыря, осажденного войском польского королевича Владислава, подписано перемирие с Польшей сроком на 14,5 лет. Русские послы Ф.И. Шереметев, Д.И. Мезецкий и А.В. Измайлов вынуждены были согласиться на уступку Польше смоленской и черниговской земли с 29 городами, в том числе и Смоленском. Королевич Владислав, ссылаясь на свое избрание москвичами в августе 1610 года русским государем, продолжал именовать себя царским титулом и претендовать на российский престол. Деулинское перемирие сделало возможным возвращение из польского плена ростовского митрополита Филарета (вскоре после этого ставшего патриархом) и прославившегося героической обороной Смоленска боярина М.Б. Шеина. Заключенные с огромными для России территориальными потерями соглашения - Столбовский мир и Деулинское перемирие - дали Московскому государству столь необходимую ему мирную передышку и стали своего рода точкой отчета восстановления разрушенной и опустошенной страшной междоусобицей страны.  

В 1618 году закончился один из самых трудных периодов российской истории – Смутное время. И потребуется целое столетие, чтобы вернуть утраченные территории и восстановить хозяйство. От худшего, когда "Власть" полностью утратила какие-либо возможности по управлению государством, Россию спасла именно "Земля". В свою очередь, земское самоуправление и правление в годы "Смуты" продемонстрировало большие потенциальные возможности в самые трудные годы борьбы на многочисленных фронтах. Но определенное успокоение приведет к своеобразному перевороту, который осуществит Филарет вскоре после возвращения из польского плена. И "Новый период" российской истории, которым обычно обозначается XVII век, окажется весьма противоречивым и в социально-экономическом, и в политическом отношениях.  

Список литературы

Берх В.Н. Царствование царя Михаила Феодоровича и взгляд на междуцарствие. Ч. 1. СПб., 1832.

Записки Манштейна. // Русская старина, 1875, № 12.

Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. 3 // Ключевский В.О. Сочинения. Т. 3. М., 1988.

Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1884.

Любомиров П.Г. Очерк истории Нижегородского ополчения 1611 - 1613 гг. М., 1939.

Маркевич А.И. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова // ЖМНП, 1891, № 10.

Милюков П.Н Очерки по истории русской культуры. Ч. 3. Вып. 1. СПб., 1901.

Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. СПб., 1912.

Россия при Петре Великом по рукописному известию И.Г.Фоккеродта // ЧОИДР. Кн. 2.1874.

Соловьев С.М. Сочинения. Кн. IV. М., 1989; Кн. V. М., 1990.

Сташевский Е.Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича. Ч. 1. Киев, 1913.

Стешенко Л.А. О предпосылках абсолютизма в России // Вестник МГУ. 1965. Серия X. Право. №3.

Страленберг Ф.И. Рассказ об избрании на царство Михаила Феодоровича Романова // ЖМНП, 1891, № 10.

Тарановский Ф.В. Соборное избрание и власть великого государя в XVII столетии // ЖМНП, 1913, № 5.

Татищев В.Н. Произвольное и согласное рассуждение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном // Избранные произведения. Л., 1979.

Тюменцев И.О. Из истории Избирательного земского собора 1613 г. // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995.

Цветаев Д.В. Избрание Михаила Федоровича на царство. М., 1913.

Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI - XVII вв. М., 1978.

Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1866.

Hirschberg A. Polska a Moskwa w pierwszej polowie wieku XVII. Lwow. 1901.

Schmidt-Phiseldek C. Materialen zu der Russischen geschichte Seit dem tode kaisers Peter des Grossen. Riga, 1784.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/