Междоусобица на Руси 1015-1019 гг.
БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Исторический факультет русскоязычный поток
Кафедра истории России
Курсовая работа
Междоусобица на Руси 1015-1019 гг.
студента Москалёв Дмитрий Викторович
I курса
Научный руководитель:
кандидат исторических наук
доцент С.Н. Темушев
Минск - 2008
Оглавление
Глава I. Причины и предпосылки усобицы
Глава II. Начальный этап усобицы
Глава III. Вмешательство болеслава и гибель святополка
Список источников и литературы
В наше время, в условиях нового исторического и философского осмысления прошлого, меняются представления о давно минувших событиях. Историческая наука не стоит на месте и постоянно движется вперёд, обогащаясь новыми открытиями. Исследователи далеко продвинулись в изучении периода Киевской Руси. Рассматриваемый период в её истории весьма не прост из-за скудности достоверных источников. В противостоянии Святополка и Ярослава исследователи стали подвергать сомнению традиционно сложившуюся благодаря русскому летописанию точку зрения о причастности Святополка к убийству своих братьев. Необходимо тщательно разобраться в обстоятельствах междоусобицы и проанализировать имеющиеся в распоряжении историка источники, касающиеся данной темы. Не ставя своей целью проведение исторического расследования, мы можем постараться интерпретировать источники и рассмотреть концепции современных исследователей по данному вопросу.
Задачи работы:
1) Для рассмотрения причин междоусобицы 1015-1019 гг. необходим анализ предшествовавших ей событий. Важным остаётся проследить истоки конфликтности князей на Руси и их децентрализаторские тенденции по отношению к центру.
2) Сами события междоусобицы требуют чёткой хронологии происходивших на Руси событий. Проследить ход княжеской усобицы по древнерусским и зарубежным источникам и выяснить, насколько они совпадают.
3) Участие других стран в усобице на Руси и их влияние на ход событий и последствия невозможно оставить без надлежащего рассмотрения.
Этот период в истории Киевской Руси являлся переломным моментом в вопросе наследования земель представителями княжеского рода. События княжеской междоусобицы повлияли на политическое развитие Древнерусских земель, и определи ход многих дальнейших событий. Следует отметить отражение этих событий и в Западной Европе, где уже тогда Русь воспринимали как сильное и независимое государство и искали с ним союза.
Таким образом в событиях частного характера переплетаются многие аспекты политической и духовной жизни народов того времени. А это в свою очередь делает события 1015-1019 г. г. весьма важными для учёных, занимающихся не только изучением непосредственно истории Киевской Руси, но и всей Восточной Европы того времени.
Данный вопрос содержит в себе многие нерешённые до нашего времени моменты, которые необходимо исследовать на основе анализа всего комплекса исторических источников. Сами источники можно разделить на источники древнерусского происхождения, созданные на территории Руси, и на зарубежные источники. К русским источникам относится Повесть временных лет, Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов и "Сказание о смерти Бориса и Глеба". Вторую группу источников составляют: "Хроника" Титмара Мерзебургского, "Эймундова Сага" и польские хроники. Важной задачей является проследить изложение одних и тех же событий, но в свете разных источников. Отличительная черта летописных известий - крайняя запутанность хронологии. Одни и те же данные помещены в большинстве списков под разными годами, а иногда отсутствуют вовсе. Вследствие этого в некоторых сводах под одним годом соединены известия, которые в других разделены значительным промежутком времени. Русские известия Титмара не многочисленны и относятся преимущественно к борьбе Киевской Руси с Польшей. Сама по себе Киевская Русь и её история, видимо, мало интересовали Титмара. Польские хроники, в качестве источника сведений об изучаемых нами исторических событиях, стоят, как это можно считать достаточно установленным, значительно ниже летописи и Титмара. Важнейшая из них "Хроника Галла Анонима" основана главным образом на устных преданиях. Поход Болеслава на Киев изложен весьма тенденциозно и в интересах Польши. Автор склонен сильно превозносить победы Болеслава Храброго, проявляя пренебрежение к его противникам. Поэтому опираться на "Хронику Галла Анонима" как на исторический источник следует весьма осмотрительно. Как источник древнерусской истории "Эймундова сага" почти не изучалась. Она представляет песню, сложенную вскоре после самих событий по рассказам участвовавших в них варягов по возвращении их домой и распевавшуюся, по обычаю того века, скальдами. Записанная сравнительно поздно, сага, в настоящем своем виде, вследствие поэтических преувеличений, отступает от истины. Этому не следует удивляться, хотя мы без колебаний можем отнести ее запись к XIII веку.
В дальнейшем русские исследователи будут придерживаться событий изложенных в древнерусских летописях, а западные ссылаться на зарубежные источники.
С середины XX в. в исследованиях учёных стали преобладать новые концепции и идеи, не присущие предшествующему пониманию данных событий. В частности такие авторы как Ильин Н.Н., Филист Г.М. ссылаются в большей степени на зарубежные источники. В ходе развития исторической мысли и истории как науки появились работы, в которых можно проследить объективность в отношении ко всем видам источников. Заметной работой в этом плане пользуются исследования А.В. Назаренко.
Исходя из вышеизложенного, следует наличие в учёном мире различных противоречивых концепций, используемых для рассмотрения данной темы. Это в свою очередь говорит об отсутствии единого мнения и единого подхода, что является следствием нерешённости данного вопроса.
Случилось так, что период с середины 90-х годов X столетия и почти до середины второго десятилетия XI ст. Довольно слабо отражен на страницах древнерусских летописей. Фактически обойдены вниманием летописцев первые тринадцать лет XI ст., поскольку к этому времени имеют отношение лишь упоминания "Повести Временных Лет" о смерти тех или других представителей княжеской династии того времени, которые взяты более поздними редакторами. Лишь с 1014 г. в летописях появляются сообщения о событиях на Руси. С тех пор, по данным "Повести временных лет" начинается конфликт между киевским князем Владимиром и его сыном новгородским князем Ярославом, который отказался подчиняться воле отца. В ходе подготовки к походу против бунтовщика Владимир заболел, а 15 июля умер. О дальнейших событиях, связанных с борьбою за киевский престол наследников Владимира Святославича, кроме древнерусских летописей, рассказывает саксонская хроника Титмара Мерзебургского и скандинавская " Эймундова сага". Следует заметить, что упомянутые источники неодинаково подают последовательность событий. Так, по свидетельствам летописей, после смерти Владимира верховным князем Руси становится Святополк, который в борьбе за престол убивает своих братьев - Бориса, Глеба и Святослава[1]. Междоусобная борьба зачастую объясняется и оправдывается правом и преимуществом наследования. На основе данных всех источников были получены противоречивые сведения, как о количестве жён князя Владимира (от четырёх до восьми, причём большинство источников не знает их имён, а называют чешкой, болгаркой, гречанкой), так и о количестве сыновей (от трёх до четырнадцати).
Придя к власти, Владимир столкнулся с децентрализаторскими тенденциями на Руси. Из летописей следует, что первые годы правления он буквально мечется по стране: в 981 году отвоевал у Польши Червенские земли и в том же году покорил вятичей, но на следующий год они вновь восстали. В 983 году овладел Берестьем и подчинил ятвягов, в 984 - радимичей и столкнулся с болгарами. Вместе с тем до перечисленных событий он завоевал полоцкие, смоленские земли и сам Киев. Однако сил на удержание отпадающих земель не хватало, единство Руси можно было сохранить только глубокими и серьёзными преобразованиями. Из нововведений Владимира выделим вначале две гениальные задумки реформатора:
попытка проведения первой религиозной реформы, в ходе которой Владимир создаёт единый жреческий аппарат с централизованным управлением, свозит в Киев племенных богов и устанавливает их на холме у своего дворца;
административная реформа. Он ликвидирует большинство княжеств и в первую очередь те, где сильны децентрализаторские тенденции. Причём старшие сыновья направлялись в наиболее значимые земли. [2]
Все летописи почти единодушно сообщают: Вышеслава направил в Новгород, Изяслава в Полоцк, Святополка в Туров (в иных указан Пинск), Ярослава в Ростов. В то же время в летописях содержится информация о двух распределениях земель: вначале между старшими сыновьями, а после смерти Вышеслава, примерно в 1010 году, и между остальными. Во время второго распределения в Новгород направлен из Ростова Ярослав, в Ростов якобы Борис из Мурома, а на его место Глеб, Святослав к древлянам, Всеволод во Владимир-Волынский, Мстислав в Тмутаракань.
Вполне вероятно, что к 1014 г. Ярослав княжил в Новгороде уже несколько лет. Это был достаточный срок для сближения с местной знатью, тем более что новгородская знать всегда оставалась близка киевскому княжескому дому. Можно не сомневаться, что Ярослав Мудрый ещё до приезда в Новгород хорошо знал своего двоюродного дядю Коснятина Добрынича, одного из влиятельнейших в Новгороде бояр. Казалось бы, подобные тесные связи гарантировали князьям защиту от любого сепаратизма. Действительно, ведь Рюриковичи не были чужими Новгороду - как были чужими многим другим древним славянским княжениям. Новгород числился родиной правящей династии. Все предки Ярослава приходили в Киев из этих мест. Новгород, важнейшая связка торговых путей, перевалочный пункт для наёмной воинской силы, на западе считался столицей Древнерусского государства. Поэтому-то киевские князья должны были остерегаться новгородцев. Новгород можно было назвать столицей, хоть и второй после Киева. Новгород был местом, откуда пришла династия, откуда приходили отдельные её правители, - но Киев был тем местом, где эти правители в итоге "сидели". В Киев уходила в качестве дани значительная часть доходов новгородцев, в Киев же уходили с нанявшими их претендентами и варяжские наёмники. А Владимир начал к тому же увлекать и местных жителей для заселения и охраны неспокойного печенежского пограничья. Города, стоявшие на пути "из варяг в греки", и прежде всего Киев и Новгород, вбирали в себя, подчас весьма жёстко, ресурсы остальной Руси по обе стороны от главных речных артерий. Знать из племенных стольных градов относились к роду Рюриковичей и к их столицам со всевозможной неприязнью подавленной независимости[3].
Реформы Владимира обеспечили династическое и правовое единство страны. Крещение городов стало первым шагом к религиозному единству. Однако молодые князья, и тем более их наследники, уже выраставшие на новых местах, должны были пополнять свою дружину за счёт местных боярских родов и прислушиваться к их советам.
Неудивительно, что последние годы жизни Владимира выдались неспокойными. Летопись в их описании более чем кратка - но виной тому не желание что-либо утаить, а отсутствие постоянного летописания в ту пору. Очень серьёзной проблемой для Владимира оказался Туров. В столице дреговичей великий князь посадил Святополка[4]. Сын “двух отцов" имел не меньше оснований не любить Владимира, чем тот его. Чтобы контролировать Святополка, Владимир и основал на Волыни город, которому дал свое имя. В какой-то момент князем Владимирским оказался Борис, сын Владимира от “болгарыни". Святополк замыслил устранить соперника, и обеспокоенный Владимир, прознав об этом, отозвал Бориса. Сыновья царевны Анны сидели в отдалённых уделах и не рассматривались как претенденты на престол, а из сыновей Рогнеды жив остался один Ярослав[5]. Крупным просчётом Владимира оказалась женитьба Святополка на дочери польского князя Болеслава. Где и как проходило взросление Святополка - неизвестно, как, впрочем, нет данных о возмужании и других сыновей Владимира. Лишь отрывочные сведения из зарубежных источников помогают восстановить некоторые моменты жизни молодого князя. Ряд исследователей связывают его имя с немецким епископом Бруно, которому Владимир помог начать миссионерскую деятельность у печенегов. Бруно был пять месяцев у печенегов, крестил 30 человек и склонил старшин печенежских к миру с Русью. Старшины потребовали на время действия договора в заложники одного из сыновей Владимира[6]. Высказывалось предположение, что в качестве заложника к печенегам был послан Святополк, которого Владимир не любил и от которого хотел отделаться. Косвенное подтверждение эта гипотеза встречает в дальнейшем развитии событий, в которых участвовал Святополк.
В битве с Ярославом на Альте Святополк сражался во главе печенежских полчищ; летопись, кроме того, знает, что в битве на Днепре у Любеча печенеги составляли резерв Святополка. В таком случае, начало сближения Святополка, с одной стороны, с печенегами, а с другой - с Болеславом, мог положить еще в 1008 г. Бруно, втягивая постепенно старшего из живых сыновей Владимира в орбиту политики Болеслава.
Предприимчивому дипломату в сутане суждено было вскоре сложить голову в стране пруссов, но образованная его усилиями связь между Святополком и Болеславом закрепилась затем семейными узами. О браке между Святополком и дочерью Болеслава несколько раз упоминает Титмар Мерзебургский.
Он вскользь сообщает о браке какого-то сына Владимира с дочерью Болеслава I Храброго, польского князя[7]. Брак Святополка был заключен не позднее 1012 г., так как в следующем 1013 г. Болеслав был уже с Русью в состоянии войны. Думается, что брак заключен был и незадолго до 1013 г., так как младшая дочь Болеслава от третьего брака, едва достигла тогда брачного возраста. Святополку было тогда приблизительно 30 с небольшим лет. Возвратившись, надо думать, к тому времени от печенегов, он сидел на княжении в Пинске. Династический брачный союз не способствовал прочному миру между Польшей и Киевом. Выдавая свою дочь за Святополка, Болеслав преследовал другие политические цели. Отношения с Польшей с начала правления Владимира оставались неровными, и не раз вспыхивали войны. В ходе первой из них Владимир завоевал обширную территорию к западу от Западного Буга, с этого времени надолго ставшую яблоком раздора. Оба правителя преследовали цель добиться гегемонии в славянском мире и утвердиться на международной арене - будь то дипломатическими или военными средствами. Польша приняла христианство (из папского Рима) за 17 лет до "крещения Руси", при князе Мешко, отце Болеслава. Однако Русь была обширнее и богаче, да к тому же находилась теперь в прочном союзе с Восточной империей. С другой стороны, с Русью были тесно связаны и правящие дома Скандинавии. Болеслав, при всех своих династических браках, надёжными союзниками похвастаться не мог - тем более, что двух первых жён, немку и венгерку, он изгнал, а третья, Эмнильда, была дочерью мелкого славянского князька в польско-немецком пограничье. Западная, Священная Римская, империя была для Болеслава чаще врагом, и он то вынужден был сдерживать германский натиск, то сам переходил в наступление. Поэтому целью Болеслава было - получить агента влияния в сердце Руси и её правящего дома. О том, что Святополк по проискам агента Болеслава готовился к восстанию против Владимира, не знает ни летопись, ни какой-нибудь другой источник, исключая Титмара. По происхождению, видимо, немец, Рейнберн прибыл на Русь уже в сане епископа[8]. Ненависть Святополка и, очевидно, его туровского окружения к Владимиру сошлась с наущениями польского князя. Вначале 1013г мятеж против Киева был почти подготовлен, но Владимир вовремя узнал о заговоре. Святополк и Болеславна были схвачены и заточены по отдельности. В отдельную тюрьму попал и духовник польской княжны, немец-епископ Рейнберн, которого Владимир подозревал в сговоре, - надо полагать, не без оснований. Вскоре епископ умер при неясных обстоятельствах, без исповеди и причастия. В мае 1013 г. Болеслав заключил мирный и союзный договор с германским императором Генрихом II, а затем, летом, напал на Русь. В войске Болеслава шла и немецкая знать, - не только по условиям договора, но и в надежде на собственную поживу. Кроме того, старинные враги Владимира печенеги заключили союз с польским князем. Война складывалась не слишком удачно для Руси, Болеслав разорил много русских земель. Но главной цели - освобождение дочери и зятя - он не достиг, как не отвоевал и "Червенских городов". В войске польского князя вспыхнул раздор между поляками и печенегами, тот приказал перебить буйных "союзников" и покинул Русь.
В связь с заговором Святополка ставится обычно поход Болеслава в русские области, о котором Титмар непосредственно за рассказом о заключении мира весной 1013 г. в Мерзебурге сообщает следующие краткие данные: "Затем, при нашей в том поддержке, устремился на Русь и опустошил значительную часть
этой страны; когда же произошло в его лагере столкновение с союзниками-
печенегами, он приказал всех их, не исключая преданных ему, перебить"[9].
Было ясно, что война на западной и южной границах не окончена. Владимир нуждался в силах и средствах. Возможно, это стало последним толчком к отпадению Новгорода. Там наверняка понимали, что в условиях военного времени не за горами требования войск, а возможно, и дополнительные поборы с богатейшей земли. Поэтому Ярослав и его приближённые сами пошли на конфликт с Киевом. Ежегодно с Новгородской земли собиралось 3000 гривен дани. Из них 2000 гривен шли в Киев, а 1000 новгородские князья тратили на свои нужды, прежде всего, раздавали гридням - то есть телохранителям, не имевшим, в отличие от старших "мужей", собственного хозяйства и жившим при князе в "гриднице". Ярослав в 1014 г. отказался высылать налог Киеву, чем разозлил отца и, несомненно, приблизил его смерть. Владимир, разгневавшись, велел: "Готовьте пути и мостите мосты"[10]. Подобный шаг означал выделение Новгорода, а это, в свою очередь, знаменовало крах всей деятельности Владимира по централизации Руси. На польской границе после отступления Болеслава настало затишье, и Владимир готов был идти на Север, чтобы наказать неверного сына. Он собирает дружины ещё верных ему сыновей, но смерть прервала приготовления. Ярослав, в свою очередь, использовал полученные средства, чтобы отправить посланцев в Скандинавию, за норманнскими наёмниками. Тесные контакты Ярослава с варяжским "заморьем" сыграли немалую роль и в его политике, и позже в личной жизни. И особое место в норманнских делах Ярослава занимала фигура Олава Харальдсона, отпрыска норвежской династии Инглингов[11]. В молодости он бывал в Новгороде. В 1014 г. Олав, после долгих скитаний по северным морям, отправился в Норвегию сражаться за престол. Нельзя не отметить, что этот поход совпал по времени с отправкой послов Ярослава в Скандинавию, и позднее к Ярославу прибывало немало наёмников из Норвегии. По сути, к прямому столкновению всё было готово. "Но Бог не дал дьяволу радости", - говорится в летописи[12]. Владимир внезапно тяжело заболел, а весной или в начале лета 1015 г. в Киевскую землю вторглись печенеги. При Владимире находился из сыновей лишь Борис. Владимир, возможно, готовил его на роль наследника. Теперь Владимир нехотя отправил Бориса с подготовленным войском и княжеской дружиной против печенегов, а сам остался, тяжело больной, в княжеской резиденции Берестово под Киевом. Владимир умер 15 июля на Берестове в своём дворце. От Святополка вначале скрыли смерть отца и, это было не трудно сделать, ибо он находился в Вышгороде. В Новгороде об этих событиях узнали с опозданием. Сообщение с Киевом было прервано, и достоверных известий не поступало месяцами. Ярославу отсрочка нападения с юга была на руку. Нападать первым он явно не собирался и готовился только к обороне. Всё лето он продолжал накапливать варяжские дружины, и чужеземцы заполонили Новгород. Варяги начали грабить и распутничать - и дошло до насилия над жёнами новгородцев, что вызывало возмущение горожан. Появление в Новгороде огромного числа чужаков при наличии собственной дружины и ополчения и без того раздражало местных. Многочисленная варяжская дружина, скопившаяся в Новгороде в ожидании похода, пользовалась там относительной свободой под покровительством самого Ярослава. Есть указания, что Ингигерда через мужа оказывала влияние даже на политические дела. Эймундова сага в преувеличенных, может быть, тонах описывает почетное и независимое положение Эймунда и его товарищей при Ярославе. Привилегированное положение иноземцев при таких условиях могло раздражать влиятельные круги в Новгороде, вызывать в них недовольство князем и враждебное отношение к его окружению. Ночная расправа оскорбленных варягами новгородцев не была видимо стихийной вспышкой, поскольку для нее был выбран момент, когда князя не было в городе. Группа недовольных была многочисленной и, если доверять летописи, принадлежала к видным дружинникам из среды горожан ("гражданы... вой славны тысящу"), т.е. "лучших", "вящих" людей новгородских[13]. Ярославу, в свою очередь, трудно было оставить безнаказанным их самоуправство. Не чувствуя, видимо за собой достаточной силы, чтобы открыто покарать участников избиения на "Парамоновом дворе", он вынужден был действовать обманным путем. На что, на худой конец мог рассчитывать разгневанный князь, если путь в Киев был для него закрыт: может быть, как некогда его отец, "бежати за море", за помощью? Киевские события неожиданно подсказали иной выход. Положение в Новгороде было напряженным: беглецы, видимо, не решались вступать в переговоры, боясь новой западни. Именно поэтому вече было созвано не в обычном месте, а за чертой города (Вече на поле). Среди новгородцев у Ярослава, конечно, были свои приверженцы. При отсутствии прямых данных остается лишь догадываться, что Ярослав мог рассчитывать на поддержку главным образом "меньших" людей новгородских, поскольку от его гнева пострадали "большие". Противостоящая партия была обессилена. Правда, общая численность населения Новгорода того времени неизвестна, но урон в 1000 человек, конечно, был равносилен полному разгрому для любой из представленных на вече партий. Поэтому на вече собрались, по преимуществу, сторонники князя, с которыми легче было сговориться. Вполне понятно, что в ответ на заключительные слова речи Ярослава: "Святополк княжит в Киеве, хочу на него пойти, пойдёте со мной", новгородцы дружно отвечали: "все мы, княже, под тобой идем"[14]. Поход на Киев сулил участие в дележе военной добычи и княжеские дары, для руководителей враждебных князю партий. Мирный исход конфликта был наиболее благоприятным: ведь даже изгнанный ими за море Ярослав мог, чего доброго, вернуться обратно с новыми полчищами варягов и расправиться со своими недругами. Сговорчивость новгородцев "после столкновения из-за варягов" была следствием сложившихся еще при Владимире отношений между Ярославом и социальными верхами Новгорода, которые ценили своего князя как поборника их интересов, не задумавшегося ради последних пойти на разрыв с отцом. Естественно, что они боялись наместников Святополка и рассчитывали, что Ярослав пойдет навстречу их интересам. Близость Ярослава с новгородскими феодалами сомнений, вообще говоря, не вызывает. Но нужно всё же заметить, что упомянутое "вече на поле" состоялось, по свидетельству летописи, на другой же день, носило переломной характер. По прямому смыслу текста летописи покаянное красноречие Ярослава тронуло новгородцев: они простили князю кровную обиду и, мало того, сразу изъявили готовность пойти для него на новые жертвы. Искусственность такой версии возможна.
Неизвестно, как бы развивались события дальше. Но ночью к Ярославу прибыл гонец из Киева, от родной сестры Предславы. Он нёс тревожные вести с юга. "Отец твой умер, - сообщала сестра, - а Святополк сидит в Киеве и убивает твоих братьев. Убил Бориса, а на Глеба послал, потому весьма берегись его"[15].15 июля 1015 г. на Берестовом скончался Владимир. Умер не просто крупнейший государственный деятель, которому Русь была обязана своим крещением и превращением в единое, уважаемое на международной арене государство. Владимир был на тот момент единственной фигурой, которая гарантировала это единство. Наследника князь не назначил, вернее, не успел назначить. Большая часть сыновей Владимира находилась в своих уделах. Ярослав был в Новгороде, Святослав в Древлянской земле, его родной брат Мстислав в Тмутаракани, сын Анны Судислав в Пскове, его брат Станислав - в Смоленске. В Полоцке княжил внук Владимира и Рогнеды, родной племянник Ярослава - Брячислав Изяславич. Святополк находился под стражей в Киеве. Там же жила Предслава, дочь Рогнеды и родная сестра Ярослава. В это время ей было не менее 26 лет, но она оставалась не замужем - может быть, вдовой. Борис возглавлял поход против печенегов, Глеб был в Муроме. Из всех претендентов на престол право старшинства принадлежало мятежному Ярославу или заточённому Святополку, ровесникам, родившимся в 978 г. Но из-за их непокорства старшинство естественным образом переходило далее, к Святославу или Борису. Именно Борис, любимый сын, распоряжался отцовской дружиной и представлялся наиболее вероятным кандидатом. Смерть Владимира на какое-то время утаили. Летопись это не объясняет - " Умер он на Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве. Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его в ковёр и спустили верёвками на землю; затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви святой Богородицы, которую сам когда-то построил"[16]. В дальнейшем многие учёные поняли это так, что смерть князя хотели утаить от Святополка в интересах Бориса. Но вот что по этому поводу сказано в "Сказании о Борисе и Глебе": “ Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в ковёр, спустил его на верёвках на землю, отвёз на санях и поставил в церкви святой Богородицы”[17]. И действительно дальнейшие события показывают что утайка была в интересах Святополка. Только он находился в Киеве, пусть и в заточении. С одной стороны, его сторонники могли опасаться, что противостоящая партия устранит или вывезет заточённого княжича. С другой - утайка не позволяла никому из других претендентов, включая Бориса, заявить права на престол, пока всё не будет решено[18].
Сразу после смерти Владимира был освобождён Святополк - единственный находившийся в Киеве наследник. И лишь тогда о смерти Владимира объявили.
Далее летописи рассказывают, что Святополк всё-таки захватывает власть в Киеве, затем убивает Бориса и Глеба. Возмущённый его действиями, Ярослав начинает подготовку наказания. Судя по летописи, всё сделанное Святополком, ради единственной цели - захватить власть. Святополка провозгласили великим князем, и первым делом он принялся публично раздавать “дары" киевлянам. Его даров они конечно не отвергали, но “сердца их были не с ним, поскольку братья их были с Борисом”[19]. Печенегов Борис не нашёл, и теперь со своим примерно восьмитысячным войском возвращался к Киеву. В пути его всё-таки встретил вестник и передал о смерти и погребении Владимира. Борис в печали по любимом отце не доходя до города стал лагерем недалеко от него, при реке Альте. Здесь собрался дружинный совет. С Борисом были, очевидно, все ближайшие соратники отца. Они, посовещавшись, высказали ему общее мнение: “Вот у тебя есть отцовская дружина и войско. Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе". Он же отвечал: "Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца". Услышав это, воины разошлись от него[20]. Видимо живя при дворе Владимира, Борис глубоко усвоил нравственные принципы христианства. Однако едва ли такие доводы были вполне понятны закалённым в боях воинам Владимира, участникам не одной междоусобицы. Отказ Бориса их возмутил и оскорбил. Вся дружина немедленно покинула лагерь. Киевляне перешли на сторону Святополка. Теперь противостоящая мятежному Новгороду партия Владимира стала и партией Святополка, а Борис остался лишь с собственными “отроками" - пришедшими с ним из Ростова младшей дружиной. Дружина оставила Бориса в субботу, 23 июля. В тот же день прибыл гонец из Киева. Он передал слова, якобы высказывающего благоваление Святополка: хочу с тобою любовь иметь и придам тебе ещё к полученному от отца владению"[21]. Но Борис не верил ему и мысленно готовился к смерти. Святополк же ранней ночью был в Вышгороде, княжеской резиденции под Киевом. Здесь он призвал к себе четырёх бояр - Путшу (видимо наместника города), Тальца, Еловича и Ляшко. Спросил, верны ли они ему, Святополк сказал им: “Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса"[22]. Посланные же пришли на Альту ночью, и когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню, так как пришла ему уже весть, что собираются погубить его. Следовательно, у него ещё оставались сторонники в Киеве. После убийства Бориса, ярко описанного в летописи, решил расправиться и с Глебом Муромским. Он послал к Глебу гонца с известием, якобы Владимир болен и зовёт его к себе. Глеб повинуясь воле отца незамедлительно выехал. Но по дороге повредил себе ногу и остановился недалеко от Смоленска. В этот момент Ярослав предупреждает Глеба о предстоящей опасности: "Не ходи: отец у тебя умер, а брат твой убит Святополком". В это время Глеба настигают подосланные Святополком убийцы. Следующим от рук Святополка погиб Святослав. Ярослав, пополнив свою дружину варягами и новгородским ополчением, пошёл войной на Святополка. И в 1016 г в битве у Любеча разбил войска Святополка и захватил Киев. Именно так рассказывается в древнерусских летописях о начальном этапе междоусобной борьбы между Ярославом и Святополком. Данные Титмара расходятся с данными древнерусских источников: "Повести временных лет" и "Сказания о св. Борисе и Глебе". Согласно последним, Святополк сумел овладеть киевским столом, так как Борис с дружиной Владимира был в походе против печенегов, а Ярослав княжил в далёком Новгороде; первым делом он принялся истреблять младших братьев: Бориса, Глеба и Святослава.
Титмар же уверяет, будто Святополк бежал из темницы в Польшу к Болеславу, оставив в Киеве в заключении свою жену. Это свидетельство современника некоторым кажется предпочтительней, чем древнерусское предание, записанное много позже и несколько затемнённое[23]. После смерти Владимира осталось не трое, а много больше сыновей, но далеко не все они приняли участие в борьбе за киевский стол и потому было бы вполне естественно, если бы мерзебургскому епископу-хронисту оказались известны только главные действующие лица событий 1015-1019 г. г. - Святополк, Ярослав и, очевидно, Борис. Далее, сообщение Титмара, что в момент кончины св. Владимира Святополк находился под стражей не имеет соответствия в древнерусских источниках, но при всём том им и не противоречит. Согласно "Повести временных лет", во время смерти отца Святополк был в Киеве, однако нигде не говорится прямо, что он был на свободе. В связи со смертью киевского князя его старший сын, даже если он был в заключении, мог, разумеется, немедленно выйти на свободу. И так, коль скоро Святополку пришлось бежать, то ясно, что в момент его выхода на свободу Киев уже находился в руках одного из враждебных ему наследников Владимира. Этим наследником не мог быть Ярослав, сидевший в далёком Новгороде. Также, если Святополк бежал в Польшу не после битвы с Ярославом у Любеча осенью 1016 г. (как об этом сообщает летопись), а сразу же после смерти Владимира, и, вернувшись в Киев с помощью своего тестя Болеслава летом 1018 г., застал на киевском столе уже Ярослава Владимировича, то кто же тогда убил Бориса и Глеба? Выходит, что убийца - не Святополк Окаянный, а Ярослав Мудрый? Эта гипотеза в последние сорок лет получила довольно широкое обсуждение, к её обоснованию пытались привлечь и некоторые другие источники, например скандинавскую "Сагу об Эймунде". И всё же надо признать, что эта версия вряд ли заслуживает своей громкой популярности. Если почитание святых братьев-княжичей началось уже при Ярославе, то как последнему удалось ввести в массовое заблуждение своих современников, многие из которых ещё прекрасно помнили события 1015 г.? Но даже ограничиваясь только текстом Титмара: зачем и от кого было Святополку бежать из Киева, если ни Бориса, ни Ярослава в нём не было[24]?"Сага об Эймунде" не является полностью достоверным источником. Она сообщает противоречащие русским летописям сведения относительно борьбы Ярослава Мудрого за киевский стол после смерти Владимира Святославича. Согласно саге, Эймунд - скандинавский вождь, со своей дружиной приходит на Русь. Он нанимается на службу к Ярицлейву - Ярославу и участвует в борьбе между тремя братьями.
"И зовётся Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он - старший среди них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартилав. Бурицлав держит Кэнугард, а это - лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий - Палтескью и всю область, что сюда принадлежит[25]". Сага подробно описывает перипетии этой борьбы, в ходе которой варяги Эймунда дважды побеждают нападающего Бурицлава и на третий раз убивают его - по наущению Ярослава. Бурицлав традиционно отождествляется со Святополком. Вартилав саги рассматривается как полоцкий князь Брячислав Изяславич, племянник (а не брат) Ярослава. Казалось бы, и политическая ситуация, и основные действующие лица на первом этапе борьбы за киевский стол обозначены в саге правильно. Однако уже в ранних устных рассказах участников отряда Эймунда прослеживается не столько интерес скандинавских воинов к событиям на Руси, сколько их собственная деятельность и удачливость Эймунда. Отсюда проистекали и естественное внимание к одним событиям и игнорирование других, и преувеличение своей и Эймунда роли в этих событиях, и другие неточности в передаче истинного хода событий. До записи саги эти расхождения могли ещё больше усугубиться. Достаточно обратиться к заключающему борьбу миру, в соответствии с которым Эймунд получает Полоцк. Правление в Полоцке пришлого варяжского князя во втором десятилетии XI в. невероятно, поскольку, согласно летописям, в сведениях которых в данном случае сомневаться не приходится, Полоцк с конца X в. находился под властью Изяслава и его потомков[26]. Поэтому передача Полоцка Эймунду в саге не имеет под собой никаких реальных оснований, кроме, возможно смутных воспоминаний о правлении там скандинавского конунга - Рогволода. Исследование саги показывает, что она, в отличие от большинства королевских саг, имеет ярко выраженную литературную форму, использующую повторы, штампы и т.п. Пример этого - три нападения Бурицлава, три совета Эймунда, трёхкратное заключение договора между Ярицлейвом и Эймундом, три отказа Ярицлейва платить за службу варягам, два ложных слуха о смерти Бурицлава[27]. Значительное количество эпизодов имеет параллели в западноевропейской и византийской литературе. Сага изображает соперничество братьев как три последовательных сражения, каждое из которых заканчивается победой варягов, причём в последнем Бурицлав погибает от руки Эймунда. Между сражениями Бурицлав оказывается за пределами страны, где собирает войско и готовится к следующему нападению на брата. В этом проглядываются реальные события 1015 -1019 г. г.: сражения Ярослава со Святополком в 1016 г. у Любеча, после которого Святополк бежал к своему тестю Болеславу I Храброму в Польшу; в 1018 г. на реке Буг, в которой победил Святополк и вынудил Ярослава оставить Киев, и, наконец, в 1019 г. на реке Альте, закончившееся бегством Святополка и его смертью в пути[28]. Из описания трёх столкновений Ярицлейва и Бурицлава лишь первое в целом соответствует отмеченному летописью сражению Ярослава и Святополка у Любеча в 1016 г. Можно отметить такие общие черты в описании сражения, как выступление против Ярослава брата-мятежника, наличие варягов в войске Ярослава, расположение противников на противоположных берегах реки, победа Ярослава. Что касается второго и третьего сражений, то их описания - это фактически рассказы о военных хитростях, при помощи которых Эймунд помогает Ярицлейву победить Бурицлава. Литературной переработке в той или иной степени подвергается большинство дошедших до автора сведений о действительных событиях, в том числе и о смерти Святополка. Рассказ об убийстве Бурицлава начинается "военной хитростью" - установкой приспособления для того, чтобы поднять походный шатёр Бурицлава: Эймунд сгибает дерево и привязывает к нему флажок на шатре. Убийство при помощи согнутого дерева - мотив, восходящий к античности. Применительно к событиям на Руси он встречается у Саксона Грамматика и у Льва Диакона (Смерть князя Игоря). Таким образом, сага представляется произведением, в котором воспоминания о реальных фактах, содержавшиеся в рассказах участников событий, воплощаются в повествовании с помощью традиционных сюжетов и мотивов. Всё это делается для того, чтобы Эймунд приобрёл героические черты свойственные духу того времени. При этом сохраняется свойственная сагам стилистическая строгость, создающая внешнее впечатление объективности рассказа. Следовательно, по своему содержанию "Сага об Эймунде" является не исторической сагой, а чисто литературным произведением[29]. Отдельно и не похоже на других высказывается Н.Н. Ильин на события первого этапа междоусобной борьбы. Его позиция двоится: с одной стороны он стремится опровергнуть летописную хронологию (в частности, доказать будто битвы у Любеча в 1016 г. вообще не было, а имело место только одно военное столкновение между Ярославом и Святополком - в 1019 г), а с другой - готов допустить, что сражение у Любеча всё-таки было, но не в 1016, а в 1015 г., так что первое княжение Святополка в Киеве продолжалось не более двух месяцев[30]. Важно учитывать, что гипотеза Н.Н. Ильина держится не столько на результатах внутрилетописного источниковедения, а, по сути дела, только на свидетельстве Титмара.
Основные неточности в описании первого этапа междоусобицы заключаются в разной трактовке древними источниками последовательности событий происходивших в данный момент на Руси.
Важным моментом остаются польско-русские взаимоотношения, и, как естественный результат поход Болеслава и Святополка на Киев в 1018 г.
Сведения о походе польского князя Болеслава I на Киев летом 1018 г. сохранила как древнерусская, так и польская исторические традиции: "Повесть временных лет" и древнейшая польская "Хроника Анонима Галла". Надо, однако, учитывать, что и та, и другая являются памятниками второго десятилетия XII в. Как следствие, в обоих источниках рассказ демонстрирует явные черты устного эпического предания: конкретных деталей в нём мало, зато хватает общих слов или анекдотических подробностей. В рассказе Анонима Галла хватает и просто ошибок, которые легко выявляются при сравнении с летописью и Титмаром. Так, неверно, будто Болеслав дошёл до Киева, "не встречая сопротивления". Напротив поход начался с битвы на берегах Западного Буга у города Волыня, в которой, правда, Ярослав потерпел катастрофическое поражение. Это сражение подробно описано и у Титмара, в польской же хронике припоминания о нём хотя и сохранились, но отнюдь не на своём месте, а в рассказе о возвращении Болеслава на родину после якобы десятимесячного пребывания в Киеве. Всё это делает детальное и сухое повествование Титмара неоценимым источником. Можно привести его практически целиком.
"Нельзя также умолчать о прискорбном несчастье, случившемся на Руси. Ведь Болеслав, напав на неё, согласно нашему совету, с большим войском, причинил ей большой вред. Так, в июле месяце, 22-го числа этот князь, придя к какой-то реке, стал там вместе со своим войском лагерем и велел приготовить необходимые [для переправы] мосты. Русский король, расположившись возле него со своими людьми, с тревогой ожидал исхода будущего, условленного между ними сражения. Между тем враг, подстрекаемый поляками, был вызван на битву и, в результате внезапного успеха, был отброшен от реки, которую оборонял. Ободрённый этой суматохой Болеслав, требуя, чтобы союзники приготовились и поторопились, тотчас же, хоть и с большим трудом, но перешёл реку. Вражеское войско, выстроенное против него, напрасно старалось защитить своё отечество. Уже в первой схватке оно подалось и более уже не оказывало сильного сопротивления. Там тогда было перебито огромное количество бежавших [врагов] и очень мало победителей. Из наших погиб славный рыцарь Эрик, которого наш император долгое время держал в оковах. С того дня Болеслав, развивая успех, преследовал разбежавшихся врагов; он был принят всеми местными жителями и почтён богатыми дарами "[31].
"Между тем Ярослав силой захватил некий город, послушный его брату, и увёл его жителей. Киев же, весьма сильный город, подвергся, согласно приказу Болеслава, частым атакам со стороны своих врагов печенегов и был сильно ослаблен в результате большого пожара. Защищали его сами горожане, довольно быстро, впрочем, открыв ворота чужеземцам; ведь, оставленный своим, обращенным в бегство королём, этот город 14 августа принял Болеслава и Святополка, своего господина, от которого долго отказывался; и вся страна та из страха перед нами обратилась к его милости. Архиепископ того города почтил прибывших в храме св. Софии, - который в прошлом году сгорел по причине несчастного случая, - с мощами святых и прочими украшениями. Там же находились мачеха названного короля, его жена и 9 сестёр, из которых одну, уже давно им желанную, старый развратник Болеслав, забыв о своей супруге, незаконно увёл с собой. Ему представили там огромные богатства, большую часть которых он раздал своим друзьям и сторонникам, а кое-что отослал на родину. Этому князю помогали 300 мужей с нашей стороны, 500 - от венгров, печенегов же - 1000. Все они были отправлены по домам, как только пришли местные жители и, выразив свою верность, доставили названному господину большую радость. В том большом городе, который является столицей этого королевства, имеется 400 церквей, 8 ярмарок, а людей - неведомое количество; они, как и вся та провинция, состоят из сильных, беглых рабов, отовсюду прибывших сюда, и особенно из быстрых данов; до сих пор они, успешно сопротивляясь сильно им досаждавшим печенегам, побеждали других".
" Гордый этим успехом Болеслав отправил к Ярославу архиепископа названного престола, чтобы тот просил его вернуть ему его дочь и обещал отдать (Ярославу) его жену, вместе с мачехой и сестрами. Вслед за тем он отправил к нашему императору с богатыми дарами любимого своего аббата Туни, что бы тот обеспечил на будущее его милость и помощь, и объявил, что он сделает всё, что тому угодно. В близкую ему Грецию он также отправил послов, которые должны были обещать её императору все блага, если тот захочет иметь его своим другом, и объявить, что в противном случае он обретёт в нём самого ожесточённого и непримиримого врага. Над ними всеми стоял всемогущий Бог, милостиво показавший, что угодно Ему и выгодно нам"[32].
Прежде всего, обращает на себя внимание описание самого Киева начала XI в. Чувствуется, что город поразил Титмарова информатора. Сведения о количестве церковных престолов он без труда мог получить из окружения киевского митрополита. Последнего Титмар именует "архиепископом". Дело в том, что в Западной церкви митрополитаната как самостоятельного института не было. Имени митрополита, встречавшего победителей, въезжавших в город по древнерусскому обычаю в праздничный день, Титмар не называет, но им был, должно быть, Иоанн I, упоминаемый на киевской кафедре впервые годы правления Ярослава. Если и Болеслав, и, как повествует летопись, Святополк опирались на поддержку степняков печенегов, то новгородский князь Ярослав, естественно, использовал наёмных варягов. Но известие Титмара о "стремительных данах", оборонявших Киев "до сих пор", показывает, что наёмный варяжский корпус существовал при Владимире и в Киеве[33]. "Данами" в хронике Титмара, как и во многих других западноевропейских источниках, именуются скандинавы, а не только датчане.
"Хроника Галла Анонима", составленная в Польше в самом начале XII в. сохранила одно свидетельство общей для Рюриковичей политики в отношении славянских городов. Описывая события 1018 г., когда Болеслав I Храбрый захватил на время Киев, хронист вставляет замечание: “Он не задерживался, однако, по вражескому обычаю в пути, чтобы захватывать города и собирать деньги, а поспешил в столицу королевства... ”[34]. Это манера русских князей захватывать города и брать с них дань, полностью соответствующая описанию действий варяжских дружин в скандинавских сагах.
Зарубежные и летописные источники сходятся в том, что Святополк бежал в Польшу после битвы с Ярославом на Любецком озере. Итак, для Болеслава Польского открылись такие же теперь виды на восток, какие он имел прежде на запад; на Руси, как прежде у чехов, семейные раздоры приглашали его к посредничеству и к утверждению своего влияния, тем более что теперь Болеслав должен был помочь своему зятю. Он воспользовался благоприятным случаем: по его наущению печенеги напали на Киев; под самым городом была злая сеча; едва к вечеру Ярослав мог прогнать варваров. Со своей стороны Ярослав выступил к польским границам, заключив союз с врагом Болеславовым, императором Генрихом II; но поход русского князя кончился неудачною осадою Бреста; поход императора против Болеслава также не удался, он принужден был заключить с ним мир и, желая избавиться от опасного врага, обратить его деятельность на восток, сам советовал ему вооружиться против русского князя. В 1017 году Болеслав выступил в поход, усилив свое войско 300 немцев, 500 венгров и 1000 печенегов, и 22 июля достиг берегов Буга, разделявшего польские владения от русских; Ярослав ждал его на другом берегу с русью (жителями Южной Руси), варягами и славянами (новгородцами). Здесь повторилось то же явление, какое видели на берегах Днепра у Любеча: воевода Ярославов Будый, ездя по берегу, начал смеяться над Болеславом; он кричал ему: "Вот мы тебе проткнем палкою брюхо твое толстое”[35]. Был Болеслав, говорит летопись, велик и тяжел, так что и на коне с трудом мог сидеть, но зато был смышлен. Не вытерпел он насмешки и, обратившись к дружине своей, сказал: "Если вам это ничего, так я один погибну", - сел на коня и бросился в реку, а за ним и все войско. [36] Полки Ярослава, вовсе не ожидая такого внезапного нападения, не успели приготовиться и обратились в бегство; Ярослав ушел в Новгород, а Болеслав со Святополком почти беспрепятственно вошли в Киев 14 августа. В городе нашли они мачеху, жену и сестер Ярославовых, из которых за одну (Предславу) сватался прежде Болеслав, получил отказ и теперь в отмщение взял ее к себе в наложницы. Часть своего войска он отпустил назад, другую велел развести по русским городам на покорм. Но и в Киеве повторились те же явления, какие мы видели в Праге у чехов, и, как видно, по тем же причинам. Русские вооружились против поляков и стали убивать их; летописец приписывает это приказу Святополка, но очень вероятно известие, что поляки вели себя и на Руси так же, как в Богемии, и возбудили против себя восстание; очень вероятно также, что и Святополк, наскучив неприятным гостям, слишком долго зажившимся в Киеве на его счет, не был против народной мести полякам. Это заставило Болеслава уйти из Киева. Половину войска он отослал домой, разосланные по русским городам поляки истреблены, трудно было противиться, если бы вспыхнуло восстание; притом же, вероятно, он слышал уже о новых приготовлениях Ярослава. Но Болеслав ушел не без выгоды: он захватил себе все имущество Ярослава, к которому приставил Анастаса: хитрый грек умел подольститься к каждому сильному и менял отечество, смотря по выгодам; Болеслав ему вверился лестию, говорит летопись. Польский князь повел также с собою бояр Ярославовых, двух сестер его и множество пленников, взятых в бою; на дороге Болеслав захватил и Червенские города, приобретение Владимира Святого; впрочем, вероятно, что эти города были уступлены ему Святополком в награду за помощь.
Между тем Ярослав, явившись в Новгород без войска, хотел бежать за море; но граждане вместе с посадником Константином, сыном Добрыни, рассекли княжеские лодки, приготовленные для бегства, и объявили: "Хотим еще биться с Болеславом и Святополком"[37]. Такая решительность понятна: им нечего было теперь ожидать хорошего от Святополка, а защищаться от него без князя было также невыгодно. Они начали сбирать деньги - с простого человека по 4 куны, со старост - по 10 гривен, с бояр - по 18 гривен, привели варягов, дали им эти деньги, и таким образом у Ярослава набралось много войска, и он двинулся против Святополка; тот был разбит, бежал к печенегам и привел огромные толпы их против Ярослава в 1019 году. Ярослав вышел навстречу и сошелся на реке Альте, где был убит Борис. Место благоприятствовало Ярославу по воспоминанию о преступлении Святополка; летописец говорит, что Ярослав молил бога об отмщении новому Каину. Он же говорит, что сеча была злая, какой еще не бывало на Руси, секлись, схватываясь, руками, трижды сходились биться, по удольям текла кровь ручьями; к вечеру одолел Ярослав, а Святополк бежал в пограничный польский город Брест, где, вероятно, умер от ран, полученных в битве; по скандинавским преданиям, он пал от руки варяга Эймунда, служившего в войске Ярослава, а по русским, - погиб злою смертию в пустыне между Польшею и Богемиею. Ярослав сел в Киеве, утер пот с дружиною, по выражению летописца, показав победу и труд великий.
Автор "Повести временных лет", на первый взгляд, довольно подробно описывает обстоятельства гибели князя-неудачника:
"К вечеру же одолел Ярослав, а Святополк бежал. И когда бежал он, напал на него бес, и расслабли все члены его, и не мог он сидеть на коне, и несли его на носилках. И бежавшие с ним принесли его к Берестью. Он же говорил: "Бегите со мной, гонятся за нами". Отроки же его посылали посмотреть: "Гонится ли кто за нами?". И не было никого, кто бы гнался за ними, и дальше бежали с ним. Он же лежал немощен и, привставая, говорил: "Вот уже гонятся, за мной, бегите". Не мог он вытерпеть на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый Божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там бедственно окончил жизнь свою. "Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти принял он муки окаянного: показало явно... посланная на него Богом пагубная кара безжалостно предала его смерти", и по отшествии от сего света, связанный, вечно терпит муки. Есть могила его в том пустынном месте и до сего дня. Исходит же из нее смрад ужасен"[38].
Полное ощущение, что эти строки написаны очевидцем, бежавшим вместе с проклятым князем. Картина столь яркая, что не остается сомнения в ее подлинности. Как очевидно и отношение летописца к умирающему Святополку. Так и воспринимает этот текст подавляющее большинство историков. Например, Н.М. Карамзин, описывая бегство и смерть Святополка, ограничился пересказом летописного сообщения, дополнив его лишь замечанием о том, что
"Имя окаянного осталось в летописях неразлучно с именем сего несчастного князя: ибо злодейство есть несчастье". [39] Автору "Истории государства Российского" удалось подметить то, что от нас уже ускользает. Слово "окаянный" он понимает не только как "проклятый", но и как "жалкий, несчастный". Действительно, в древнерусском языке оно имело и такое значение. В современных же исследованиях акцент обычно переносится на "досужие измышления монаха", "фантастические подробности", которые привнес летописец в своё в общем-то точное описание: "душевные переживания Святополка, какая-то мифическая пустыня между Чехией и Польшей". При ближайшем рассмотрении рассказ о бегстве Святополка и его смерти оказывается "инсценировкой" библейской установки, как "должно быть" с братоубийцей. Итак, судьба основных действующих лиц смуты 1015-1019 годов в источниках не всегда ясна, а в ряде случаев искажена субъективным настроением эпохи, в которой писался источник.
Проведя работу по исследованию данного периода, становится понятно, что разобраться в столь запутанных событиях по тем источникам, которые мы на данный момент имеем очень трудно. Дело даже не в их количестве, а скорее всего в той тенденциозности, которой придерживаются данные источники. Авторы выступали не только как непосредственные очевидцы происходивших событий, но и как переписчики, вносившие изменения в документы, по воле тех, кто над ними стоял. Очень многое зависело от времени, когда создавались эти источники и от отношений с той стороной, которая в них фигурировала. В отражении событий междоусобицы 1015 - 1019 гг. всё это проявилось с огромной силой.
Сами причины междоусобицы теперь объясняются запутанным и неопределённым правом наследования. Поэтому князья объясняли своё главенство преимуществом наследования и правом владения отцовских земель. Источники, описывающие ход усобицы расходятся во многих вопросах в то числе и по хронологии происходивших событий. Вмешательство соседних государств на происходившие на Руси события, оказалось весьма существенным для становления древнерусского государства и определения его внешнеполитических тенденций на будущее.
Небольшой период русской истории с середины 1015 и 1019 годов ознаменован жестокой бескомпромиссной борьбой между сыновьями Владимира Святославича, Крестителя Руси, после его смерти. Один из его сыновей, Святополк, объявлен в древнерусских источниках убийцей трёх своих братьев и прозван Окаянным. Многое оказалось неясным и противоречивым в изложении событий того времени. Главный источник знаний древнерусской истории - "Повесть временных лет", вероятным автором которой является монах Нестор. Повесть неоднократно редактировалась, в неё вносились дополнения. В прошлом веке появилось много историков занявшихся реабилитацией Святополка в своих трудах. К примеру, Н.Н. Ильин, Г.М. Филист, И.Н. Данилевский в своих работах, рассматривая зарубежные источники, снимают со Святополка обвинение в убийстве им своих братьев. А.В. Назаренко, досконально изучивший западные источники, в том числе "Хронику" Титмара, тем не менее, высказал сомнение в побеге Святополка после смерти отца (а за этим стоит непричастность туровского князя к гибели своих братьев): как Ярославу удалось ввести в заблуждение своих современников в почитании святых братьев-княжичей, и от кого Святополку было бежать из Киева, если ни Бориса, ни Ярослава в нём не было. Из этого следует та осторожность, с которой необходимо подходить для тщательной интерпретации зарубежных хроник. Конечно, иностранные свидетельства субъективны. Едва ли приходится ждать от Востока и Запада полной и однозначной симпатии к Руси. Однако, характерная деталь - негативных свидетельств о Руси времен Ярослава довольно мало. Самые неприязненные к нему авторы находят для русского "короля" уважительные слова. Огромный международный авторитет Руси - несомненная заслуга её правителя. При нём Древняя Русь достигла вершины своего могущества. В её сферу влияния вошли не только окрестные балтийские и финно-угорские племена, но и Скандинавия, Польша и Венгрия. Памятники же культурного расцвета времён Ярослава до сих пор поражают воображение. Достаточно вспомнить монументальные Софийские соборы в Киеве и Новгороде. При Ярославе зарождается монастырская жизнь в киевских Пещерах. Идёт активнейшая работа по переписыванию и переводу книг, и тогда же появляются первые русские писатели. Как можно заметить достичь таких успехов без преград невозможно. Именно таким препятствием на пути укрепления и развития Руси и явилась княжеская междоусобица 1015-1019 гг.
I. ИСТОЧНИКИ:
1. Титмар Мерзебургский. Хроника. Пер. с лат. И.В. Дьяконова. - М.: “SPSL" - " Русская панорама ", 2005.
2. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М: 1950.
3. Повесть временных лет. СПб., 2006.
4. Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Тексты, перевод, комментарий. - М., 1994.
II. ПУБЛИЦИСТИКА:
5. Головко О. З історіі міжкнязівськоі війні 1015 - 19 р.р. на Русі // Український історичний журнал. - 2001. - № 4.
III. ИССЛЕДОВАНИЯ:
6. Алексеев С.В. Ярослав Мудрый самовластец Киевской Руси. - М., 2006.
7. Филист Г.М. История “преступлений" Святополка Окаянного. - Мн., 1990.
8. Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и её источник. - М., 1957.
9. Древняя Русь в свете зарубежных источников. / Под ред. Е.А. Мельниковой. - М., 1999.
10. Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. - М., 2001.
11. Щавелёва Н.И. Древняя Русь в "Польской истории" Яна Длугоша. - М., 2004.
12. Соловьёв С.М. Сочинения. В 18 кн. - Кн.I. - Т.1 - 2. История России с древнейших времён: Русь изначальная. - М., 1993.
[1] Головко О. З історії міжкнязівської війни 1015 — 19 р.р. на Русі // Український історичний журнал. – 2001. – № 4. – С. 12.
[2] Филист Г.М. История “преступлений” Святополка Окаянного. – Мн., 1990. – С. 34.
[3] Алексеев С.В. Ярослав Мудрый самовластец Киевской Руси. – М., 2006. – С. 27.
[4] Повесть временных лет (далее: ПВЛ). – СПб., 2006. – С. 46.
[5] Алексеев С.В. Указ. соч. – С. 29.
[6] Соловьёв С. М. Сочинения. В 18 кн. – Кн. I. – Т. 1 – 2. История России с древнейших времён: Русь изначальная. – М., 1993.
[7] Титмар Мерзебургский. Хроника. Пер. с лат. И.В. Дьяконова. – М.: “SPSL” – «Русская панорама », 2005. – С. 75.
[8] Титмар Мерзебургский. Хроника. Пер. с лат. И.В. Дьяконова. – М.: “SPSL” – «Русская панорама », 2005. – С. 72.
[9] . Титмар Мерзебургский. Хроника. Пер. с лат. И.В. Дьяконова. – М.: “SPSL” – «Русская панорама », 2005. – С. 210.
[10] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М., 1950. – С. 176.
[11] Алексеев С. В. Указ. соч. – С. 38.
[12] ПВЛ. – С. 49.
[13] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М., 1950. – С. 167.
[14] Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и её источник. – М., 1957. – С. 67.
[15] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М., 1950. – С. 172.
[16] ПВЛ. – С. 46.
[17] Филист Г. М. Указ. соч. – С. 108.
[18] Алексеев С. В. Указ. соч. – С. 35.
[19] ПВЛ. – С. 47.
[20] ПВЛ. – С.47.
[21] Там же. – С. 49.
[22] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М., 1950. – С. 176.
[23] Древняя Русь в свете зарубежных источников. / Под ред. Е.А. Мельниковой. – М., 1999. – С. 324.
[24] Древняя Русь в свете зарубежных источников. / Под ред. Е.А. Мельниковой. – М., 1999. – С. 325.
[25] Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Тексты, перевод, комментарий. - М., 1994. – С.154.
[26] Древняя Русь в свете зарубежных источников. / Под ред. Е.А. Мельниковой. – М., 1999. – С. 517.
[27] Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. – М., 2001. – С. 460.
[28] Древняя Русь в свете зарубежных источников. / Под ред. Е.А. Мельниковой. – М., 1999. – С. 517.
[29] Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. – М., 2001. – С. 454.
[30] Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и её источник. М., 1957. – С. 134.
[31] Титмар Мерзебургский. Хроника. Пер. с лат. И.В. Дьяконова. – М.: “SPSL” – «Русская панорама », 2005. С. 73.
[32] Титмар Мерзебургский. Хроника. Пер. с лат. И.В. Дьяконова. – М.: “SPSL” – «Русская панорама », 2005. С. 75.
[33] Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. – М., 2001. – С. 457.
[34] Щавелёва Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша. – М., 2004. – С. 246.
[35] ПВЛ. – С. 51.
[36] Соловьёв С. М. Сочинения. В 18 кн. – Кн. I. – Т. 1 – 2. История России с древнейших времён: Русь изначальная. – М., 1993. С.124
[37] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М., 1950. – С. 178.
[38] ПВЛ. – С.76.
[39] Карамзин Н.М. Великий князь Святополк. 1015–1019 // Карамзин Н.М. История государства Российского. – В 12 т. – М., 1991. – Т. II. – Гл.1. – С.9