Модернизация в традиционных укладах. Опыт Италии и его значение для России

Модернизация в традиционных укладах. Опыт Италии и его значение для России

Модернизация в традиционных укладах. Опыт Италии и его значение для России

Сюжетный стержень доклада - полемика с книгой Роберта Патмена "Чтобы демократия сработала" (так название звучит в русском переводе). По словам самого Патмена, значение исследования Италии выходит далеко за итальянские границы, имеет универсальное значение. Некоторые отсылки в данной книге прямо выводят эту тематику далеко за пределы Италии. Так, Патмен пишет, что будущим Москвы, если дела и дальше пойдут таким образом, будет Палермо, чем, скажем, Милан.

Патмен работал над книгой двадцать лет - с 1970 - по 1990 год. В ее основу легли материалы социологических опросов, статистики, интервью. Это фундаментальный аналитический труд.

Италия весьма привлекает социологов, особенно американских. Многие из них сделали себе имя на Италии.

Почему эта страна так привлекательна для них? Дело в том, что это классический полигон, лаборатория, где можно исследовать сосуществование и взаимодействие двух полярно ориентированных социокультурных укладов: современного, динамичного, социально-урбанистического (Север и Центр Италии) и традиционалистского, включая вкрапления патриархального (Юг Италии). Их сосуществование, определяемое формулой "дуализм социального развития и приковывает внимание социологов всего мира.

В конце 70-х годов у нас шло обсуждение работы Ю.П.Лисовского "О южном вопросе и социальных конфликтах в Италии". В обсуждении работы участвовали не столько итальянисты, сколько специалисты по социологии малых городов, по национальным отношениям, проблемам Малой Азии - все эти люди были заняты нашими, тогда советскими, а теперь российскими проблемами. Весь комплекс проблем в данной книге адресован скорее нам, нежели Италии и вообще Западу.

 Патмен задался целью установить, каково взаимодействие социокультурной среды и институций, в первую очередь областных органов самоуправления, которые были учреждены в Италии как раз в 1970 году. Он прослеживает, как функционируют эти учреждения в 20 областях Юга и Севера Италии. Выявляются вещи сначала однозначные, общие.

Например: поскольку эти органы власти оказываются более близки к населению, поскольку там идет совместная работа над местными проблемами, то в результате притупляется острота политического противостояния. Это обычный результат демократизации. Дальше выявляются различия.

Так, на Севере - люди приходят на прием к министрам областного правительства с конкретными деловыми проблемами, с конструктивной критикой и т.п. На Юге - просят местечка, протекции, льготного кредита.

Соответственно функционирование самих институтов различается все больше. Исследовательская группа Патмена посылала  письма в соответствующие  областные правительства. Из Северных областей ответы приходят через несколько дней, из южных - через три месяца или вообще не приходят.

Патмен вырабатывает аналитическую модель, которая состоит из четырех пунктов, индексов: 1. Консистенция гражданского общества, то есть насыщенность общества гражданскими институтами - кружками, клубами, партийно-политическими организациями и т.д.

2. Процент читателей газет.

3. Процент голосов преференциальных голосов. (Именно за этими голосами скрывались отношения клиентелярного типа.) 4. Процент участвующих в референдумах.

 После обработки данных Патмен приходит к подтверждению формулы Бэнфилда. Речь идет об особой ориентации жителей Южной Италии, при которой во главу угла ставится максимизация выгод для себя и своего ближайшего окружения, в первую очередь для своей семьи, даже в ущерб более широкому сообществу при убеждении, что все другие члены этого сообщества поступают точно так же. Это закреплено не только в постоянной практике, но и даже в поговорках, бытующих в Неаполе - "нема дурных", "у меня семья".

Эта формула Бэнфилда не только подтверждается, но разрабатывается и выводится на уровень утверждения, что это и есть рациональный выбор, рациональная модель поведения.

Почему же на Севере дело обстоит по другому? Патмен делает открытие, что на Севере этому образу мышления, этому типу социального уклада противостоит не общество протестантского  типа, а наоборот,  общество, основывающееся на коммунитарных ценностях. Иначе говоря, он обнаруживает нечто, противоположное тому, что лежит в основе американского представления о "правильном" обществе. Патмен напоминает, что Медисон, когда писал конституцию, исходил из необходимости противовесов именно потому, что человеку, как социобиологическому существу, свойственно отсутствие того, что Маккиавелли называл республиканскими добродетелями. А здесь, на Севере Италии, республиканские добродетели закреплены в структурах малого сообщества. Тем самым опровергается тезис Тенниса о том, что Gemeinschaft является препятствием на пути модернизации. Модернизация на Юге Италии не идет не потому, что там нет человека как индивида, а наоборот, потому, что индивидуализм разъединяет людей настолько, что практически оставляет их беззащитными перед произволом власти. Они не верят в закон. Ужесточение закона приводит лишь к усилению гнета власти, а не к исполнению этого закона.

Патмен обнаруживает момент бифуркации, когда судьбы Севера, Центра и Южной Италии расходятся на 180 градусов, в конце XII столетия. На Юге после арабского и испанского господства устанавливается в это время прочное господство норманнов, устанавливается собственно феодальная, жестко вертикально иерархизированная структура власти и общества. На Севере устанавливается власть городов- коммун, в которых возникают ремесленные и купеческие гильдии, складываются вертикальные структуры. И в XIX веке там, где в XII веке закреплялись вертикальные иерархизированные структуры, устанавливается власть мафии, укореняется так называемая народная мафиозная культура. На Севере же и в Центральной Италии, где существовали когда-то города-коммуны, там возникают общественные ассоциации, профсоюзы партии, общества взаимопомощи и т.д.

Два слова о народной мафиозной культуре. Чем объясняется вся тяжесть борьбы с мафией, которая идет уже триста лет? По Патмену, мафия - не грабеж, не бандитизм, она - продает доверие, она посредничает в отсутствие государства. Вертикально иерархизированное государство, которое не обладает горизонтальными связями, это преимущественно латентное, отсутствующее государство.

Мафия заполняет это зияние, берет на себя выполнение функций легитимной власти. Соответственно она заинтересована в компрометации легитимной власти. Она культивирует недоверие к официальному государству тем, что культивирует альтернативную систему ценностей, альтернативный кодекс чести. "Тот, кто не вершит правосудие своими руками, тот не имеет представления о чести ". Мафия закрепляет свою власть двояким образом: круговая порука и публичная демонстрация связи с официальной властью.

Есть ли выход, по Патмену, из южной отсталости? Он видит его в формуле социального капитала, который состоит из двух компонентов: потенциал доверия и потенциал участия, взаимопомощи. Там, где нет социального капитала - там худо, Москве в этом плане угрожает судьба Палермо.

И это не предостережение, а по сути дела приговор, потому что конечный вывод его звучит так: что получено в наследство от истории, с тем и жить. Структуры социального капитала самовоспроизводятся.

Социально-экономические аспекты такого расклада Патмен почти не рассматривает. Это прежде всего т.н.

индустриальные округа (популяции мелких и мельчайших предприятий, которые размещаются в достаточно ограниченном пространственном ореале) - экономические образования, которые питаются социокультурными потенциями данной местности, данного сообщества. Отсутствие нашего внимания к этому сюжету просто поразительно, весь остальной мир чрезвычайно внимательно следит за данным явлением. Они были замечены в 70 - 80-е годы, так как практически спасли итальянскую экономику в периоды кризиса. Тогда обнаружилось, что в Италии существует от 60 до 150 таких округов, занято в них около 6 млн.

человек, они дают до 40% национального дохода. Эти показатели мало о чем говорят, поразительно и уникально то, что эти индустриальные округа позволяют мелким предприятиям успешно выступать наравне с крупными.

Примерно треть предприятий в индустриальном округе напрямую выходят на международный рынок. При этом эти мелкие предприятия растут, оставаясь мелкими - рост "гроздью". Индустриальные округа поддерживают и питаются за счет особого социального климата. Там есть противоречия между капиталом и трудом, есть профсоюзы и рабочие партии, там даже забастовки чаще происходят, чем в других районах Италии. Но эти забастовки более скоротечны, стороны быстрее приходят к согласию. В индустриальных округах высокая социальная мобильность, социальная переплетенность - рабочие превращаются в мелких хозяев, мелкие хозяева наполовину наемные рабочие и т.д. Но еще интереснее то, что индустриальные округа опровергают некоторые как бы незыблемые положения традиционных теорий модернизаций. Опровергают Маркса и Смита, Тейлора, Форда, т.е. опровергают неизбежность, необходимость тенденции к концентрации, централизации производства. Там, наоборот, действует тенденция к гибкой специализации производства, происходит дробление производства на все более мелкие технологические отрезки и циклы с тем, чтобы соотношение между данным технологическим отрезком и размером предприятия всегда оставалось на оптимальном уровне. Это в индустриальных округах достигается автоматически.

В этих округах не наблюдается и тенденции к разделению капитала собственности и капитала управления. Наоборот, порог семейного предприятия является критериальным для индустриального округа.

Индустриальные округа опровергают и вариант модернизации Шумпетера, пафос творческой деструкции как главного носителя постоянной инновации, в чем заключается, по Шумпетеру, сама суть предпринимательства.

Здесь - верность традиции, верность культуре данного малого сообщества. Эти округа представляют собой загадочный с точки зрения многих западных концепций синтез конкуренции и кооперации, вертикальных и горизонтальных структур, рынка и социальной организации, коллективизма и приватизма и т.д.

То  есть  это  демонстрирует  включенность социокультурного момента, его неотрывность от процесса модернизации. Почему же Патмен опускает этот материал, отводя ему всего две-три страницы? Не потому ли, что с его теоретической позиции здесь выступает не только и не столько историко-социокультурная детерминация, но и собственно  экономическая  и  социоэкономическая детерминация? Культура, понимаемая в антропологическом смысле, и социальные отношения соединяются по принципу динамического взаимодействия. Социоэкономический фактор выступает как фактор преодоления социокультурной матричной структуры. Не потому ли он обходит это молчанием, что здесь выступает еще более приближенный фактор -фактор собственно политический: Северная и Центральная Италия четко делятся на "красную" и "белую".

Центральная Италия - это "красная" Италия. "Красные", "коммунистические" администрации не просто поддерживали мелкое производство, но создавали для них помещения, целую систему подсобных учреждений, служб, заботились о кадровом пополнении и вынуждали тем самым органы власти "белой" Италии на северо-востоке поступать таким же точно образом. Но тогда незыблемость социокультурной матрицы оказывается не столь непоколебимой, как это представляется Патмену.

Еще более сильный контраст возникает, если обратиться к Южной Италии, которая у Патмена выглядит как обреченная на воспроизводство одних и тех же укладов. Первое и самое поразительное новшество - результаты борьбы с мафией, прогресс в этой области по сравнению с 80-ми годами.

Сегодня на судах выступают сотни раскаявшихся мафиози.

Прорыв выглядит сногсшибательно, если его рассматривать на фоне трехсотлетней борьбы с мафией. Что произошло? Были беспрецедентные студенческие манифестации, возникло движение мелких торговцев и предпринимателей после убийства одного из них. По инициативе бывшей компартии, которая теперь называется демократической партией левых сил, был проведен массовый опрос, то есть шло некое накопление возмущения. Почему оно шло? Один из ответов дает изменившаяся политика государства, усилившая борьбу с мафией, было изменено законодательство - с одной стороны ужесточено, а с другой стороны в нем были предусмотрены возможности послабления, для тех мафиози, которые отказывались от закона "умерта". Была усилена полиция, выделены крупные суммы на строительство сверхсовременных тюрем и т.д. Подобные меры принимались и раньше. Главное - борьба с мафией стала вестись с опорой на саму народную мафиозную культуру, с использованием элемента социокультурного уклада, который раньше как раз и цементировал эту культуру. Этот элемент можно назвать элементом "диффузного лидерства". Его аналог описан Касьяновой в книге о русском национальном характере. По- видимому, он восходит к модели старчества. В Италии это - "человек, к мнению которого следует прислушаться". Отцы иезуиты в Италии открыли школу формирования политических лидеров. Хоть и понемногу, постепенно, но выпускники этой школы способны начать изменять политическую ситуацию, политический климат, а потом и политическую культуру в этом обществе. И это действительно начинает происходить.

Но еще более важным является, по-видимому, молекулярное изменение структуры общества, самой почвы. В 1995 году известный итальянский социолог опубликовал исследование гражданского общества на Юге Италии. Были обследованы только культурные общества и объединения, которых на Юге оказалось около 6 тысяч (для некоторых районов это больше, чем наличие телефонных аппаратов). В них участвуют около 700 тыс. человек, а от случая к случаю почти 3 млн человек. Эти институты гражданского общества возникли только в самые последние годы. Почему взяты именно культурные, а не политические или общественно-политические общества? Потому, отвечают они, что в обществе, где еще не персонализированы универсалистские нормы и отношения, эти институты гражданского общества с большей или меньшей неизбежностью сами  становятся  структурами  воспроизводства клиентелярного общества. В таких обществах люди действуют более непосредственно, независимо, проявляют гораздо больше тенденцию к выходу из вертикального измерения, политического диктата в сторону горизонтального измерения, в сторону изменения отношений государство - общество - власть - человек. Здесь мы видим, как причинным связям, протянутым через века, бросают вызов куда более приближенные по времени, более подчиняющиеся концентрированной общественной воле факторы, где социальное начало выступает как динамизирующие, противостоящее культурному, цивилизационному...

Можно предположить, что глобальными причинами перемен являются господствующая в современном мире тенденция имитационного эффекта, поколенческий сдвиг, и, наконец, изменение глобальной ситуации - распад СССР и т.д.

После  того,  как Патмен исполнил  гимн Североитальянскому обществу, где "цивизм" (что-то среднее между  гражданственностью  и  цивилизованностью) обеспечивает модернизацию без ломки структур, в Италии рождается сепаратистское движение, которое опровергает эти восторги Патмена по поводу североитальянского цивизма. В этом движении прослеживается махровая природа лавочника, который не желает платить налоги. То есть, оказывается, что Италия, ее наиболее цивильная часть не застрахована от рецидивов антицивистской тенденции. Это общество партикуляризма, узкоэгоистических интересов в отличие от Германии, которая сумела создать гражданское общество, гражданина. Нет гражданина Италии, есть член малого сообщества, который не ассоциирует себя с обществом в целом. В отличие от Германии Италию не просветил луч Реформации. Италия оказалось европейской полупериферией. И Россия может быть вписана в эту парадигму как далекая восточная периферия. Возникает проблема, задача - можно ли восполнить и исправить эту недоработку истории? Грамши говорил о необходимости интеллектуально-моральной реформации, которую могла бы провести организованная политическая сила, если бы поставила достаточно мощный стимул, привлекательную цель перед всем обществом. Итальянская компартия отчасти выполняла эту функцию, она насаждала этические нормы новой модели цельного человека, гражданина. Но здесь и опасность возвращения к неогегельянской парадигме, которая рассматривала как возможное изменение все и вся, начиная от мертвой природы и кончая человеком. А что является  альтернативой  такому  активистскому вмешательству в ход истории? Мы живем в эпоху, когда многие процессы, в первую очередь социокультурные, взаимодействуют, выглядят и работают совершенно иначе.

Как говорит один итальянский исследователь, мы рискуем перейти к постмодернизму, не побывав по-настоящему в модерне. Риск, что мы превратимся в телеаудиторию прежде, чем станем настоящим общественным мнением.

В вилке между этих двух альтернатив, на мой взгляд, и завершается круг проблем, связанных с социокультурными взаимодействиями в современном мире.

Список литературы

И.Левин. Модернизация в традиционных укладах. Опыт Италии и его значение для России.