Каталог курсовых, рефератов, научных работ! Ilya-ya.ru Лекции, рефераты, курсовые, научные работы!

Образование в России XIX века

Образование в России XIX века

Министерство сельского хозяйства Российской Федерации


Дальневосточный аграрный университет







Кафедра истории.


Реферат


Тема: Образование в России ХIХ в.










Выполнил: студент  I курса

И.Л.группы 8217

Черкасов Г.А.

Проверил :

Елизова Е.В.





Благовещенск, 2008

План:


Введение.

1.                 Образование первой половины ХIХ в.

2.                 Образование второй половины ХIХ в.

2.1            Развитие образования.

2.2            Студенты шестидесятых годов

2.3            Студенческие волнения

Заключение.

Список литературы.

Введение


Начало XIX в.— время культурного и духовного подъема в России. Отечественная война 1812 г. в небывалой степени ускорила рост национального самосознания русского народа, его консолидацию (сплочение). Произошло сближение с русским народом других народов России. В народном хозяйстве России всё более явственно назревают коренные изменения. Они порождались развивающимися буржуазными отношениями в различных областях экономики, оживилась деятельность внутреннего рынка, росли и крепли международные торговые отношения. В промышленности всё большее значение приобретала фабрика с вольно наёмными рабочими, постепенно вытеснявшая вотчинную и посессионую мануфактуры. Товарное отношения проникают в сельскохозяйственное производство, способствуя появлению специализированного земледелия, внедрению технических и агрономических новшеств, возникновению поместий работающих на внешний и внутренний рынок. Растущие города, привлекая всё новых и новых рабочих, ремесленников, торговцев увеличивали потребность внутреннего рынка. Развивающийся товарообмен между отдельными регионами страны требовал улучшения средств связи, транспорта, водных путей. В связи с этим явлениям всё острее становится потребность не только в образованных специалистах, но и просто в грамотных работниках, способных обслуживать более сложные процессы промышленного и сельскохозяйственного производства.

В этой ситуации одним из важнейших условий поступательного развития страны становилось народное образование. В тоже время по данным 1797 г. Процент грамотности сельского населения равнялся - 2,7; городского – 9,2. При этом, следует учитывать , что основную массу населения составляли крестьяне. Крое того, критерий грамотности в начале 19 в. Были чрезвычайно низкими. Грамотным считался челове, способный вместо креста обозначит свою подпись фамилией. 

1.  ОБРАЗОВАНИЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХIХ в.


Согласно уставу 1804 г. создавалась стройная и последовательная система управления всеми учебными заведениями. Народное образование делилось на 4 ступени:

1.                         Приходские училища

2.                         Уездные училища

3.                         Гимназии

4.                         Университеты

Страна была разделена на 6 учебных округов, в каждом из которых намечалось основать университет. Но в 1804 г. был открыт лишь Казанский университет. В 1819 г. начал действовать Петербургский. При Николае I не было открыто ни одного университета. В самом большом университете, Московском, в 1811 г. училось всего 215 студентов, в 1831 г. их было 814.

В 1815 г. известная армянская семья Лазаревых основали в Москве Институт Восточных языков и содержала его на свои средства в течение ста лет. Лазаревский институт многое сделал для знакомства России с культурой Востока, для подготовки русских дипломатов, направляемых в восточные страны.

К началу XIX в. в России было только одно высшее учебное заведение технического профиля — Горный институт в Петербурге При Александре I был открыт Лесной институт. Николай 1 покровительствовал инженерно-техническому и военному образованию. При нем были открыты Петербургский технологический институт и Московское техническое училище, а также Академия Генерального штаба, Инженерная академия и Артиллерийская академия.

 В  первой половине XIX в.  продолжалось развитие системы женского   образования, основы   которой   были   заложены   при Екатерине   II.   Новые  институты для дворянских дочерей  были открыты   в   Петербурге,   Москве,   Нижнем Новгороде, Казани, Астрахани, Саратове, Иркутске и других городах. Перед этими институтами ставилась цель воспитывать «добрых жен, попечительных матерей, примерных наставниц для детей, хозяек».

 Николай I запретил принимать в университеты детей крепостных крестьян. Официально закреплялась сословность в системе  общеобразовательной   школы.   Типы в образовании школ сохранялись, но каждый из них становился сословно-обособленным. Приходские училища предназначались для детей "самых низших состояний", в них обучали Закону Божьему, грамоте и арифметике. Уездные учи­лища создавались для детей "купцов, ремесленников и других город­ских обывателей", в их программу входили русский язык, арифмети­ка, начала геометрии, история и география. В гимназиях получали образование главным образом дети дворян, чиновников, богатых куп­цов. Целью гимназий было "приготовление учащихся к слушанию ака­демических или университетских курсов наук". 1803 г. предпо­лагалось открыть гимназии в каждом губернском городе. Это было сделано далеко не сразу. В 1824 г. на территории России действовало только 24 гимназии. На всю Сибирь была только одна гимназия (в Тобольске). Через 30 лет число гимназий было доведено до 43. В Сибири стали действовать три гимназии (в Тобольске, Томске и Иркутске). Многие дворянские дети воспитывались в частных пансионах или домашними учителями. Гувернеры, обычно францу­зы или немцы, не отличались большой образованностью.

Правительство в этот период обращает внимание на развитие государственной школы, в которой должно было преобладать "отечественное воспитание и образование". Развивая эту линию в школьной политике, правительство в 30-е годы ограничило число вновь открываемых частных пансионов в столицах, а в уже дейст­вующих "воспитание должно было приспосабливаться к воспитанию в казенных заведениях", право содержания пансионов и преподава­ния в них получали только русские подданные.

В 30-е годы в России были созданы предпосылки для разви­тия системы средней и высшей школы. Университетский устав 1835 г., поставивший российские университеты под больший государ­ственный контроль по сравнению с Уставом 1804 г., способствовал их более углубленной научно-учебной деятельности. Университеты наряду с Академией наук становились важными научными центр С целью повышения уровня университетской профессуры практико­валось направление за границу молодых выпускников университетов для подготовки к ученому званию.

С развитием экономики, увеличением сфер жизни, требующих грамотных, образованных людей, авторитет знаний и необходимость их приобретения возрастали. В учебный план уездных училищ по уставу 1828 г. включались курсы, "способствовавшие успехам в обо­роте торговли и в трудах промышленности". При гимназиях в 30-е годы открывались реальные классы для изучения технических и коммерческих наук В университетах фабрикантам читались пуб­личные лекции по технической химии, технологии производства. Возникли старейшие в России технические учебные заведения: Петербургский практический технологический институт, Московское ремесленное училище (1830 г., в настоящее время — Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана).

В 30-е годы появились ведомственные школы (Министерств финансов, государственных имуществ, Военного, Духовного ведомств и т. д.)- К 50-м годам существовало до 3 тыс. волостных училищ Министерства государственных имуществ. В дореформенной России это была основная сельская школа (законом 1867 г. эти школы были переданы земству).

При известном расширении школьной системы уровень грамот­ности в России к концу крепостной эпохи в среднем не превышал 1%. В некоторых губерниях, прежде всего столичных, он был несколько выше — от 1,5 до 2%. Культурный потенциал общества в этот период был сосредоточен в дворянском сословии. Дворянство являлось ос­новным носителем профессиональной культуры.

2.ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в.

2.1 Развитие образования.

Наследием крепостной эпохи "был крайне низкий уровень грамотности народа. Даже в Петербурге в конце 60-х гг. доля неграмотных (за исключением детей до семи лет) составляла 44%. В Москве по переписи 1871 г. неграмотных оказалось 55%. В губернских городах их процент повышался до 60—70, в уездных — до 70—80, в деревне грамотность была редким явлением.

Положение   улучшалось   по   мере  развития   земской   школы. Увеличивалось количество и городских школ. Несколько позднее, с 80-х гг., стала расширяться сеть церковноприходских школ. Во многих городах действовали воскресные школы для взрослых, содержавшиеся за счет энтузиастов-просветителей.

В конце 90-х гг. начальное образование в сельской местности охватило несколько миллионов учащихся. Однако высокий прирост населения осложнял задачу ликвидации неграмотности. К концу XIX в. всего лишь около четверти населения России было грамотно. В Сибири, где не было земств, грамотность составляла чуть больше 12%.

Во второй половине XIX в. обрели собственную письменность некоторые народы Поволжья (марийцы, мордва, чуваши и др.). Важную роль в ее создании сыграли православные миссионеры. Стали выходить книги на языках народов Поволжья, открылись национальные начальные школы, появилась местная интелли­генция.

В пореформенный период дело народного просвещения в России достигло немалых успехов. Наиболее быстрыми темпами развива­лось начальное образование. (Прежде на него меньше всего обращалось внимания.)

В 60-е годы правительство провело реформы школы        в школьном деле, явившиеся частью социальных преобразований тех лет и в известной мере  результатом деятельности демократической общественности. В изданном в 1864 г. "Положении о начальных народных училищах" декларировалась бессословность школы, предоставлялось право открытия начальных школ общественным организациям (земствам, органам городского управления); женщины получили право преподавать в начальных школах. Все училища подчинялись Министерству народного просвещения. Поощряя инициативу общественности в организации народной школы, правительство перекладывало на нее и все расходы. При обсуждении реформы начальной школы 1864 г. правительство исходило из того, что "дело народного образования есть дело самого народа".

Земские школы были наиболее распространенным типом негосударственной начальной школы. С 1864 по 1874 г. их было открыто до 10 тыс., в 80-е годы — несколько меньше. К 1914 г. в России работало более 40 тыс. земских школ. Земская трехгодичная школа в сравнении с министерской отличалась лучшей постановкой обучения, более высоким профессиональным уровнем учителей. Ученик в земской школе, помимо чтения, письма, арифметики и Закона Божьего, получал элементарные знания по природоведению, географии, истории.

Среди других расходов земств финансирование народной школы занимало важное место, составляя в 1895 г. около 15% всего бюджета. На средства земств открывались учительские семинарии, комплектовались народные библиотеки, содержались учителя.

Наряду с земской продолжали действовать церковно-приходские школы, существовавшие еще в дореформенное время. Образование в них (чтение, письмо, Закон Божий, церковно-славянское чтение и церковное пение) по своему уровню было ниже, чем в земской школе. Церковно-приходским школам правительство оказывало материальную поддержку, особенно в 80-е годы. Обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев добился увеличения в 1881— 1894 гг. их числа в 8 раз, а государственных ассигнований на эти школы — примерно в 40 раз. В середине 90-х годов в России насчитывалось до 44 тыс. начальных училищ (многоклассных, двухклассных, одноклассных). Из этого числа учебных заведений, предназначенных для народных масс, одноклассные составляли более 90%.

По вопросу о среднем образовании велась длительная борьба между сторонниками реального и классического направления. Первые настаивали на расширении преподавания естественных наук и современных иностранных языков. Вторые считали необходимым сохранить ориентацию на изучение классической древности как основы европейской культуры. Верх одержали сторонники классического направления, опиравшиеся на консерва­тивных министров народного просвещения Д. А. Толстого и И. Д. Делянова.

Основой среднего образования стала классическая гимназия. По сравнению с дореформенным временем число их возросло (1865 г. — 96 гимназий, 1871 г.— 123, 1882 г.— 136). В 60-е годы возникли реальные и классические гимназии. Однако с самого начала они не были полностью уравнены в правах, а после 1866 г. классическая гимназия стала фактически основной формой среднего образования, только выпускники мужских гимназий имели право поступать в университеты. При Александре III правительство старалось ограничить допуск в гимназии выходцев из простого народа. Печальную известность приобрел циркуляр Делянова, в котором не рекомендовалось принимать в гимназии «детей кучеров, прачек, мелких лавочников и т. п.». Реальная же гимназия была преобразована в шестиклассное училище без права ее выпускникам поступать в университет.

В преобладании классического среднего образования и усилении контроля за работой школы правительство видело основной путь борьбы против "пагубных стремлений и умствований", порожденных "духом времени" 60-х годов.

Музыкальное образование финансировалось всецело за счет общественных средств. В 1862 г. Русское музыкальное общество открыло консерваторию в Петербурге, а в 1866 г.— в Москве. В отличие от казенных учебных заведений, юноши и девушки здесь обучались совместно

В пореформенную эпоху изменения коснулись высшей школы. Были открыты новые университеты в Одессе (Новороссийский на основе Ришельевского лицея, 1865), Томске (1880). В университетах, получивших автономию по Уставу 1863 г., появились новые кафедры, оживилась научная работа, повысился образовательный уровень выпускников. Несмотря на упразднение автономии университетов по Уставу 1884 г., программа обучения в них постоянно совершенствовалась и расширялась. Развитие высшей школы тормозилось вследствие противоречивой политики правительства. Оно понима­ло, что страна нуждается в высокообразованных людях, но в то же время высшая школа всегда была у него на подозрении как очаг неистребимой «крамолы».

Рост технической оснащенности, совершенствование технологии промышленности и развитие транспорта требовали расширения и улучшения специального образования. В стране возникали профессионально-технические училища, отраслевые вузы. Петербургский технологический институт и Московское ремесленное училище, основанные еще в дореформенное время, были преобразованы в высшие технические заведения. В 1865 г. по инициативе Московского общества сельского хозяйства открылась Петровская земледельческая и лесная академия (ныне Тимирязевская сельскохозяйственная академия). В ряде городов (в Томске, Харькове, Киеве, Новочеркасске) в конце XIX в. были учреждены политехнические и технологические институты; закрытые учебные заведения (например, в Петербурге — Институт инженеров путей сообщения) преобразованы в гражданские учебные заведения. К концу XIX в. в России насчитывалось свыше 60 государственных высших учебных заведений, в которых обучались около 30 тыс.студентов.

Что касается женского образования, то в дореформенной России существовали сословные женские учебные заведения, доступ в университеты женщинам был закрыт. В канун буржуазных реформ началось широкое движение за предоставление женщинам права получения среднего и высшего образования. В конце 50-х годов появились бессословные женские гимназии, но, по сравнению с мужскими, с меньшим объемом изучаемых предметов.

В течение недолгого времени, в конце 50-х годов, женщины допускались в университеты на правах вольнослушательниц. Однако по Уставу 1863 г. обучение в университетах им не было разрешено. Поэтому    многие    женщины    уезжали    учиться    за    границу.В 70-е годы в Цюрихском университете русские составляли 80% всех иностранных студенток.

В России в защиту женского образования активно выступали многие ученые: Д. И. Менделеев, И. М. Сеченов, А. Н. Бекетов, Н. И. Пирогов и др. На рубеже 60—70-х годов открылись Высшие женские курсы. В Москве наиболее известными были Высшие женские курсы профессора В. И. Герье (1872). Высшие женские курсы в Петербурге (Бестужевские — по имени их директора профессора К. Н. Бестужева-Рюмина), основанные 1878 г., сыграли заметную роль в общественно-культурной жизни страны. Женские курсы работали по программе университетов, но окончившие их не имели права на получение диплома о высшем образовании.

Одной из форм приобретения знаний стали народные чтения, распространение которых поддерживалось правительством. Впервые они состоялись в Петербурге в 1871 г., долгое время проводились только в столице и губернских городах, а с середины 90-х годов получили повсеместное распространение. Интерес к народным чтениям был большой. Лекторами выступали, как правило, священнослужители и учителя; преобладала религиозно-нравственная, историческая, военная тематика. Народные чтения находились под строгим правительственным контролем.

Всероссийская перепись населения 1897 г. впервые выявила общую картину грамотности и образованности в стране. Средний уровень грамотности в России составлял 21,1% (среди мужчин — 29,3%, среди женщин — 13,1%). Высшее и среднее образование как общее, так и специальное имели около 1,4% населения.

2.2 Студенты шестидесятых годов


С середины 50-х годов выражение «молодое поколение» чаще всего ассоциировалось с учащейся молодежью. Условия, в которых она формировалась, сильно отличались от предшествующего времени. Определяющее влияние па складывание ее воззрении оказывали рост крестьянского и общественного движения, назревание революционной ситуации, усиление оппозиционных настроении, распространение просветительных и демократических идей, «Отрицание самое беспощадное, необходимое для обновления старой жизни, из общества проникло в университет и нашло здесь благоприятную почву»,— писал современник. Прогрессивно настроенные представители старших поколений стали обращаться со студентами как с равными, ими гордились. «Русское общество внушило студенту такое, понятие о его достоинстве, какое едва ли существует  в  другой  стране,-   считали   московские  профессора. ... В глазах многих студент представляет будущую надежду России» . Живо зарисовал такое отношение к учащейся молодежи петербургский студент тех лет. «Каждый, даже первокурсник, радушно был принимаем не только в гостиных, по и в серьезных кабинетах литераторов, ученых и общественных деятелей,— рассказывает он.— Все смотрели на учащееся поколение, как на олицетворение столь желанного обновления России,— и ласкали студентов, всячески помогали им, охотно беседовали с ними и вступали в горячие прения „о материях важных"

Социально-экономические сдвиги и революционная ситуация обусловили большие перемены в численности, составе, положении, быте, в социально-психологическом облике учащейся молодежи. Отмена установленного в конце 40-х годов «комплекта», разрешение принимать в университеты неограниченное число студентов, облегчения в освобождении от платы за обучение, восстановление категории вольнослушателей — все это привело к быстрому возрастанию численности учащейся молодежи, которое шло прежде всего за счет Москвы и Петербурга. Московский университет оставался самым многолюдным. За ним следовал Киевский, а с 1859 г.— Петербургский (даже при отсутствии медицинского факультета). Значительным был прирост по Киевскому университету. В Казанском и Харьковском, напротив, сначала наблюдалось уменьшение числа студентов за счет отлива молодежи в столичные университеты. Однако с 1858—1859 гг. и здесь оно неуклонно растет. Снятие преград повело к изменению возрастного состава студентов: на младших курсах появились вместе с вчерашними гимназистами, семинаристами, юношами, еще не вышедшими из-под родительского крова, молодые люди 25-27 лет, а то и постарше (особенно среди вольнослушателей). Многие из них уже имели опыт самостоятельной жизни. Иные под влиянием типичного для тон поры увлечения наукой, закончив один факультет, поступали на другой. По данным Министерства народного просвещения, весной 1861 г. «из всей массы студентов, простирающейся почти до 6 тыс., только 10,2% принадлежит имеющим 16 и 17-летний возраст; напротив, 82,3% составляют студенты от 18 до 25 лет, а 7,25% —свыше 25 лет»

При возрастании общей численности студенчества с середины 50-х годов росла доля разночинцев в его среде. Для незнатного и небогатого юноши образование открывало дорогу в жизнь, было путем к обеспечению, средством добиться положения в обществе. Университет давал ему возможность выявить природные способности и дарования, ощутить человеческое достоинство. В образованных людях  обнаруживалась  все  более острая  нужда.  Сказывалась, кроме того характерная для 60-х годов тяга к знанию. И разночинцы потянулись в университет. За три года (1854—1857) их доля в студенческой среде даже по официальным данным увеличилась почти на 3%. Цифра эта показывает направление происходивших перемен. масштаб  же   их,  судя   по  всему,  был  значительно  больше.

«Большинство студентов в Университете св. Владимира,— свидетельствовал ректор П. X. Бунге в 1861 г.,— состоит из молодых людей, которые в высшем образовании видят средство для обеспечения своей будущности. Многим приходится в одно и то же время думать и о науке и о том, чем жить, чтобы учиться».  Многие студенты из дворян вообще не принадлежали к помещичьей среде или порвали с ней отношения. Немало имелось среди них сыновей личных дворян, т. е. тех же разночинцев. Другие вышли из обедневших, мелкопоместных, многодетных помещичьих семей и не могли рассчитывать на помощь из дому. Эти молодые люди шли в университет, чтобы получить образование и потом зарабатывать на жизнь собственным трудом. Подобно своим товарищам из других сословий они старались попасть в число казеннокоштных или добывали средства, давая уроки, занимаясь перепиской бумаг, корректурой, работая для журналов. Характерно, что в начало 60-х годов более половины университетских студентов освобождались по бедности от платы за обучение. В Московском университете в 1860 г. из 1653 человек таких освобожденных было 1006; внесли же плату только 515.

Крайняя скудость материальных средств была уделом многих студентов. Некоторые из них приходили в университет за сотни верст пешком. Здесь их чаем о ждали полуголодная жизнь, неустроенный быт. Не на что было одеться, обуться, даже купить свечи. В. В. Бсрви рассказывает что обследование материального положения студенчества обнаружило факты, почти неправдоподобные: два студента жили в шкафу, третий — в дощатой будке из-под извести. Выразительную картину рисуют в своих воспоминаниях Худяков, Красноперой, Сычугов, Острогорский, Любарский и другие мемуаристы, Имея в виду бедность большинства студентов столичного университета, Чернышевский назвал их «мучениками своего стремления образоваться». Профессор Капустин свидетельствовал о существовании среди московских студентов самой неприглядной нищеты. «Поверите ли,—писал он Погодину,— что есть буквально умирающие с голоду, есть студенты в лохмотьях и проч.». О многочисленности в Московском университете «крайне, бедных студентов» говорилось и в официальном документе. Демократическое происхождение и стесненное материальное положение многих студентов, которым с юных лет приходилось рассчитывать лишь па себя и на свои силы, вызывали в них недовольство окружающим, воспитывали самостоятельность,  деловитость,   непримиримость  к  фразерству. Происходившие в стране события заставляли напряженно работать пытливые молодые умы. Острота классовой и общественно-политической борьбы порождала готовность к протесту. Разночинная интеллигенция уже в силу своего социального положения была расположена к восприятию антифеодальной просветительной идеологии, с ее отрицанием сословности, возвышением разума, науки, знания. Живой сочувственный отклик просветительские идеи и свойственный просветителям критицизм по отношению к старым порядкам и официальной идеологии встретили в учащейся молодежи. Горячие симпатии к трудовому люду вместе с верой в животворную силу науки побуждали ее нести в народ свет знания. Вот как запечатлел Г. Н. Потанин типичного представителя «новых людей» — студента (позднее литератора) Н. С. Щукина: «Это был живой, беспокойный человек, необыкновенно деятельный... У него было много клиентов по чердакам и в подвалах: кухонные мужики, военные писари, извозчики и т. п. Всех он старался обогатить знаниями: одного знакомил с поэзией Некрасова, другого — с русской историей... Щукин был пропагандистом революции. Это был юноша пылкий, как Демулен... Каждую минуту он готов был встать на баррикады. Несправедливость моментально превращала его в протестующего».

Происходившее в стране умственное движение захватило студентов в свою орбиту. Большинство из них, происходя из малоимущих слоев, будущее свое целиком связывали с образованием, которое рассчитывали получить в университете. Сказывался и рост общественного престижа науки,. Среди молодежи росло сознательное стремление к знанию. Важной предпосылкой к этому явилось оживление печати, начинавшееся общественно-просветительное движение. Помимо обязательных лекций, учащаяся молодежь посещала публичные, черпала знания из книг и периодики. Появилась возможность сравнения и выбора. Переписыванье и заучиванье наизусть профессорских лекций уступало место самостоятельной работе с книгой, пассивное восприятие — критическому осмыслению услышанного и прочитанного. «Дома мы почти совсем не сидели за составлением и заучиванием профессорских лекций,— вспоминал студент того времени,— но лекции некоторых профессоров, посещались и слушались весьма усердно. Кроме того, мы много читали серьезных сочинений, прямо или косвенно относившихся к нашей науке, горячо рассуждали и спорили о прочитанном... и, главное, развивались умственно», «чрезвычайно восприимчиво и сильно мыслили»

В студенческой среде рос серьезный интерес к науке. То по совету и под руководством профессоров, то помимо их юноши втягивались, в научную работу, сами искали и находили литературу, способную ответить на их запросы, переводили и издавали лучшие иностранные сочинения, затевали литературно-научные предприятия, сотрудничали в общелитературных и научных журналах.

Признаки поворота раньше всего проявились в столичном университете. Среди изучавших естествознание и востоковедение вошли в обычай систематические беседы, где читалась и реферировалась научная литература, сообщались новости наук, где сами студенты излагали те части университетского курса, которые, по их мнению, преподавались неудовлетворительно. Студенты-естественники своими силами производили опыты, занимались с микроскопом. Научные стремления явственно обнаружились и среди студентов-филологов. В 1857—1860 гг. петербургские студенты выпустили два тома сборника своих научных работ с интересной «Летописью внутренней жизни университета». Студенты-восточники  занялись  составлением   словарей  и  учебников по своей специальности. Другие подготовили и издали сборник памятников древнего русского права, русский перевод сочинения выдающегося химика Ш. Жерара, библиографию журнальных статей, перевели на английский язык для публикации в Англии кое-что из сочинений Грибоедова и Гоголя . Примерно то же происходило в других университетах. Московские студенты затеяли издавать «Библиотеку естественных и математических наук». В 1859—1860 гг. вышло 12 выпусков задуманного труда, состоявшего из переводов избранной западноевропейской литературы. Аналогичные издания предпринимались в Киеве, Казани, Харькове.

Новое входило в жизнь разными путями, в разных обличьях, где легко, быстро, где с трудом, не сразу. Многое зависело от обстановки в университете, от его традиций. В столичном университете, где в николаевские времена получила преобладание узкоспециальная ученость, лишенная общественной жилки и чуждавшаяся сколько-нибудь широкой постановки вопросов, подобные тенденции давали о себе знать и в студенческой среде. Усилившийся интерес к науке облекался здесь на первых порах в старые одежды. Молодые ее приверженцы нередко подражали своим наставникам. Некоторые предпочитали профессоров, читавших по старинке. Черты нового и старого выпукло переплелись в петербургском студенческом сборнике: самостоятельный почин, небывалые организационные формы и почерпнутое из недавнего прошлого узкоакадемическое понимание задач работы. Понятно, почему Добролюбов так прохладно отозвался о первой попытке коллективного студенческого предприятия. Признав полезность некоторых помещенных в нем материалов (особенно переводов), знакомство авторов с научными приемами, он с неодобрением отметил в сборнике «торжество той школы, которая отвергает общие взгляды и видит настоящую пользу университетских занятий в изучении мелочей и частностей». Так оно и было: в 1857 г. Петербургский университет еще оставался оплотом официальной науки, в которой преобладали тогда отмеченные критиком тенденции. Не случайно издание сборника прервалось на 2-м выпуске: университетскую молодежь захватили другие дела и заботы.

Вообще же для студентов той поры более характерны широта и энциклопедичность интересов. В пауке их интересовало все новое независимо от избранной специальности. Появление чем-нибудь замечательной книги привлекало внимание всех, горячо обсуждалось и гуманитариями, и естественниками.

 Научное направление в студенческой среде 60-х годов не осталось бесплодным. Оно дало России плеяду крупных ученых. Среди студентов тех лет — Сеченов, Тимирязев, Столетов, Склифосовский, Кони, Ключевский, Герье, Потебня, Кирпичников и многие другие выдающиеся представители науки второй половины XIX в.

В стремлении к образованию студенты уже не ограничивались лекциями. Удовлетворение своим запросам они встречали прежде всего в демократической журналистике, в духе времени отводившей науке много места и служившей для них бесценной сокровищницей знаний, которые далеко не всегда можно было почерпнуть в аудитории. Публиковавшиеся там статьи и рецензии по политической экономии, философии, истории, естествознанию отличались новизной подхода, широкой и смелой постановкой вопросов, что импонировало молодому поколению. Радикальное и революционное истолкование проблем современности, отрицание религии, материализм в естествознании, идеи утопического социализма находили в молодежи живой отклик. «В журналах наших,— сообщалось в отчете III отделения за 1861 г.,— появились статьи, проникнутые духом социализма и материализма. Эти статьи легко приемлются молодым поколением и наиболее студентами».

Передовая журналистика приобрела большое влияние в студенческой среде, воздействовала на формирование мировоззрения. «Можно без преувеличения сказать,— утверждал Ннкитенко,— что настоящее молодое поколение большею частию воспитывается на идеях „Колокола", „Современника" и завершает свое воспитание на идеях „Русского слова”. Живой интерес сохраняли лучшие журналы 40-х годов, статьи Белинского, Герцена. «Дилетантизм в науке» Герцена петербургские студенты читали вслух на своих литературных собраниях. Когда в продаже появилось первое издание собрания сочинений Белинского, молодежь    буквально   осаждала    магазин    Кожанчикова   в Петербурге. Несколько сотен экземпляров 1-го тома разошлись в два-три дня. Жадно читали Белинского, Герцена и в Москве, Казани, Харькове, Киеве.

Восприимчивую читательскую аудиторию нашли в студенчестве издания Вольной русской типографии Герцена и Огарева. Интерес к ним оказался так велик, что никакие запреты и заслоны не смогли помешать их проникновению в Россию. К числу самых усердных их распространителей принадлежали студенты. «Спасибо Герцену за его „Звезду", за его „Колокол". Это новый Мессия для нас!» — писал товарищу петербургский студент Н. Н. Рашевский. Из «Колокола», по словам В. Линда, «значительная часть московского студенчества почерпала... свои мнения и о крестьянском вопросе и о текущей политике» .

Запрещенная литература пользовалась широким распространением среди студентов от сочинений Герцена и Огарева. Кружок консерваторов исчез, а социалистические учения, напротив, приобретали все большую силу. Стремясь освободиться от предрассудков, молодежь проникалась скептическим отношением к церковным догматам. «В молодом поколении распространяется неверие,— сетовал Погодин.—...Студенты не ходят теперь слушать профессора, о котором знают, что ходит к обедне». В студенческой среде широко бытовали атеистические и материалистические взгляды. Росло критическое отношение к официальной идеологии, к существовавшей власти и ее представителям.

Главный интерес в то бурное время сосредоточивался на вопросах дня, которые поглощали внимание, нередко оттесняя на второй план учебно-академические. Современник уверял, что почти вся университетская молодежь разделяла освободительные стремления 60-х годов. По его словам, «всестороннее возрождение России и в особенности благо народное были у всех не только на языке, но и в уме и в сердце». Неослабное  внимание  привлекал   к  себе крестьянский вопрос. При социальной неоднородности студенчества отношение к существу дела было неодинаковым: наследники помещичьих латифундий и юноши из низов не могли испытывать один и те же чувства по этому поводу. Все же в массе студенчество было «на стороне самой широкой развязки крестьянского дела». Демократически настроенные молодые люди испытывали острую неудовлетворенность реформаторской деятельностью правительства, казавшейся им слишком медленной, вялой; росло убеждение, что желанная цель будет достигнута лишь тогда, когда народ «покажет кулак правительству или сам возьмется за дело». Молодежь с воодушевлением распевала революционные песни, проникнутые верой в близость крестьянского восстания. Конечно, не все были настроены столь радикально.   Иные   придерживались   либеральных   позиций.

Студенты живо интересовались ходом крестьянского дела. Уезжая домой, старались узнать, что могли, о работе губернских комитетов. Руководимый Унковским Тверской комитет снабжал желающих литографированными протоколами своих заседаний. Немало студентов присутствовало на московском дворянском собрании во время выработки адреса конституционного характера, на знаменитом дворянском собрании в Твери, признавшем несостоятельность Положений 19 февраля 1861 г. Реформа не удовлетворила  студенчество  и   не  вызвала  с  его стороны приветствий. Последовавшие затем крестьянские волнения укрепили в демократической части молодежи надежду на крестьянство как на опорную силу в будущем перевороте. Это, в свою очередь, послужило новым импульсом к усилению революционных настроений в среде студенчества и вовлечению его в революционное движение.

Годы общественного подъема и революционной ситуации ознаменованы многочисленными студенческими «историями»— столкновениями студентов то с полицией или военными чинами, то с университетским начальством, то с преподавателями. Характерные черты этих выступлений — чрезвычайно легкая воспламеняемость студенчества, его сплоченность, неизменная готовность поддержать товарищей, незамедлительный переход частных конфликтов в общеуниверситетские. Уходили в прошлое былые патриархальные отношения с инспекцией. Еще недавно бытовавшее в университетах грубоначальственное обращение с молодежью теперь вызывало единодушный отпор. Неповиновение властям росло. Студенты стали открыто протестовать против тех распоряжений инспектора, попечителя, самого генерал-губернатора, которые считали незаконными. Особую остроту столкновения принимали там, где начальство   действовало    прежними     методами .

В начале 1857 г. казанские студенты освистали инспектора и попечителя, которым пришлось после этого выйти в отставку. Через несколько месяцев в Киеве в публичном месте (в театре) офицеру (полковнику!) пришлось сильно поплатиться за грубое обхождение с одним из университетских. Той же осенью в Москве студенты вступились за товарищей, избитых полицией. Их энергичный протест против беззакония вызвал широкий отклик в обществе: возмущение действиями полиции было общее. Правительство, еще не решавшееся тогда,- по выражению Чичерина, «натягивать вожжи», сочло нужным наказать особо «отличившихся» полицейских.  Весной 1858 г. нашумела студенческая «история» в Харьковском университете. После ареста  и  высылки  из города двух  студентов  по приказу генерал-губернатора Лужина и отказа университетского начальства ходатайствовать об их возвращении харьковские студенты решили протестовать, подав всем прошения об увольнении из университета. В течение одного дня в правление поступило 138 прошений. Только хитростью  университетскому   начальству  удалось   замять дело.

Здесь названы лишь несколько происшествий такого рода, более типичных. В действительности их было гораздо больше. Они происходили то тут, то там и служили показателем нараставшего общественного брожения. Еще лишенные прямой политической направленности, они свидетельствовали о возбужденной обстановке в стране, о непримиримости молодого поколения к произволу, нежелании беспрекословно повиноваться власти, готовности к борьбе. Одним словом, это были уже предвестники назревавшей революционной ситуации.

2.3 Борьба с университетскими устоями


Рушился прежний режим в университетах. Еще несколько лет назад студенты находились, можно сказать, на полувоенном положении. Подчиненные строжайшей дисциплине, подвергавшиеся придирчивому, нередко грубому отношению со стороны попечителей, инспекторов, а то и профессоров, они не имели голоса в университетских делах. Теперь же в иной обстановке, возбужденная всем происходившим, возросшая количественно, принявшая в себя сильную разночинную струю, учащаяся молодежь стала во многом другой. Чувство собственного достоинства, боевой дух, напористость давали о себе знать во всем в отношениях с профессорами и начальством, в поведении внутри и вне университета. Кризис правительственной политики сопровождался ослаблением надзора за студентами. В 1855—56 гг. казеннокоштные еще находились под круглосуточным наблюдением университетской полиции, могли отлучаться лишь с разрешения инспектора. Курить в университете запрещалось. Форма одежды соблюдалась неукоснительно. Волосы полагалось иметь коротко остриженными, однако инспекторы уже не решались по-прежнему строго взыскивать за  несоблюдение правил, ограничиваясь лишь замечаниями. Постепенно многие запреты теряли силу. Карцер отходил в область преданий. Студенты стали отпускать длинные волосы, заводить усы, бороды. В университетах не только стали курить— начальство само предоставило в распоряжение юношей курительные комнаты. Там, где инспекция вела себя по-старинке, число «проступков» сильно возросло, так как студенты демонстративно перестали исполнять требования, еще недавно считавшиеся обязательными. Вместе с тем накапливалось недовольство, приводившее к открытым столкновениям.

Облик студенчества быстро менялся. «Форма была та же, по одеты были в эту форму точно другие люди; так непохожи были студенты 1860-х годов на студентов 1840-х годов»,— замечал инспектор Московского университета (и его выпускник) П. Д. Шестаков. Сильно различались даже студенты разных курсов: новички, вступавшие в жизнь в обстановке революционной ситуации, оказывались самостоятельнее своих старших товарищей. «Молодежь наша очень сильно изменилась в последние три-четыре года,—писал в 1863 г. Писарев.—Уже в 1858 и 1859 годах студенты, поступившие в университет, не были похожи на нас, студентов III и IV курсов. Поступая в университет, мы были робки, склонны к благоговению, расположены смотреть на лекции и слова профессоров как на пищу духовную и на манну небесную. Новые студенты, напротив того, были смелы и развязны и оперялись чрезвычайно быстро, так что через какие-нибудь два месяца после поступления они оказывались хозяевами университета и сами поднимали в студенческих кружках дельные вопросы и серьезные споры».

Весной 1858 г. казеннокоштных студентов переместили на частные квартиры. Предоставление молодым людям возможности распоряжаться собой и своим временем делало их более независимыми и взрослыми в собственных глазах. Способствовала такому самосознанию и ранняя привычка необеспеченных разночинцев к самостоятельному труду. Да и возрастной состав студентов, как уже говорилось, был теперь не тот, что раньше.

Возросшая самостоятельность молодежи проявлялась многообразно. Изменилось отношение к учению. Учебные занятия   утрачивали   прежний    школьнический    характер. Посещение лекций фактически стало свободным, и студенты широко пользовались возможностью выбора. Более самостоятельным становилось их отношение к преподаванию. «Мы скоро перестали посещать лекции строгих и скучных профессоров, дававших науку в каких-то мертвых формах,—пишет студент того времени,— а ходили в аудиторию только к тем, которые старались применить науку к решению насущных вопросов, к разрушению старого зла и раскрывали перед нами новые, свежие идеалы». Порою предпочтение отдавалось курсам, читавшимся на других факультетах. Бывало, что студенты вступали в спор с профессором прямо в аудитории во время занятий, а то и на страницах печати.

Повышенная   активность   учащейся   молодежи   выразилась и в се выступлениях против отдельных профессоров. Чаще  всего  протест направлялся против преподавателей, которые не удовлетворяли студентов научным уровнем или идейной  направленностью  своих  лекций.  Мы  видели, что созданная  реакционным  режимом обстановка благоприятствовала продвижению на кафедры благонамеренных бездарностей,   порождала  застой   и   рутину   в   преподавании. Отсталость в науке, косность взглядов стали не редкостью в «ученом сословии». Против таких-то последствий недавнего прошлого  направилась энергия  молодого поколения. Иногда протест вызывался небрежностью в преподавании, нетактичным поведением или грубостью профессора, придирчивостью на экзаменах, невниманием к просьбам студентов,  обращением  с ними  как  с несовершеннолетними. Чувство    собственного   достоинства   учащаяся    молодежь тех лет ревностно оберегала, проявляя в этом отношении повышенную чуткость. Нередки были выступления против профессоров-иностранцев, читавших па малопонятном языке, идейно далеких от своих слушателей, безразличных к их запросам.

Больше, чем где-либо, таких профессоров было в Казани. Не случайно здесь студенческие протесты приобрели особый размах. Казанские студенты взяли сознательную линию на изгнание некоторых профессоров из университета. В результате пришлось уйти физиологу В. Ф. Берви (случай этот приобрел широкую известность благодаря выступлению    Добролюбова     в     поддержку     студентов античникам Ф. Л. Струве к Р. Л. Шарбс, химику Ф. X. Грахс, историку В. М. Ведрову, хирургу Ф. О. Елачичу. Из студенческой переписки и других источников видно, что существовало намерение устроить и более широкую «облаву» на неугодных профессоров.

Протестовали не только против бездарных и отсталых. Порою недовольство направлялось против талантливых ученых, как, например, физик И. А. Больцапи. Его лекции не всегда были понятны слушателям, к тому же профессор не соразмерял своих требований с их знаниями. Елачичем были недовольны потому, что он отказывался читать по-русски и использовал хирургическую клинику для частной практики.

Собирались освистать и юриста В. Н. Никольского. Дошло до того, что его покровителю декану С. И. Баршеву пришлось публично отговаривать от этого студентов. С другой стороны, Никольский был взят под защиту радикальным «Изобличителем» (рукописным студенческим журналом). В том же 1859 г. молодежь перестала посещать лекции Орнатского и тем добилась его отставки. В Петербургском университете студенты вынудили оставить кафедру другого рутинера — Я. И. Баршсва. В Харькове достаточно было дословно записать и распространить в публике маловразумительную лекцию Черняева  по ботанике, чтобы   дальнейшее  пребывание  этого   профессора   в  университете оказалось невозможным. В протестах против того или иного профессора участвовали (а порою и верховодили) слушатели других факультетов. Так, в выступлении против Варнека главная роль принадлежала не медикам, а юристам; студенты-естественники даже пытались его отстаивать. Цель состояла не столько в удалении конкретного профессора, сколько в стремлении студентов добиться самостоятельного голоса в университетских делах.

Конечно, далеко не все студенческие волнения приводили к такому исходу. Не все они преследовали эту цель. Порою ограничивались «демонстрациями» по каким-то конкретным поводам.

Затевая очередное движение протеста, они шли на риск и жертвы, поскольку большей частью дело не обходилось без исключения «зачинщиков» из университета. В некоторых случаях (в Казани и Киеве) даже вставал вопрос об отдаче виновных в солдаты. Но, негодуя против непокорной молодежи, принимая одну за другой запретительные меры, правительство в обостренной обстановке тех лет еще вынуждено было в какой-то мере считаться с общественным мнением. Исключенные из одного университета студенты, как правило, вскоре оказывались в другом. А так как притом молодежи нередко удавалось добиться своего, она убеждалась в необходимости коллективных действий для защиты своих требований.

Студенты не ограничивались протестами. Столь же активно выражали они свое одобрение, пытались воздействовать на тематику профессорских лекций, иногда сами подыскивали преподавателей. Так, казанцы обратились к П. В. Павлову, приглашая его к себе для преподавания археологии;   письмо   подписали   все  филологи   и   депутаты других факультетов. Бурными аплодисментами провожала молодежь с лекции в 1859 г. Булича, невзирая на недавнее категорическое запрещение (по распоряжению царя!) выражать в аудитории одобрение или порицание профессору. Начальству не удалось заставить их выполнить царскую волю. Не подействовали ни предупреждение инспектора, ни увещевания самою Булича, ни присутствие попечителя: студенты не желали сдавать завоеванных позиций. Дело закончилось исключением 18 юношей. Любопытный документ сохранился в делах Восточного факультета Петербургского университета: студенты сообщали ректору об успехе предпринятых ими поисков преподавателя турецкого и татарского языков: татарин, мулла X. Фейз-Ханов, согласился безвозмездно читать им по нескольку лекций в неделю. Все эти выступления не являлись случайными, изолированными, одиночными фактами. Они объединялись ясно осознанным намерением изменить университетские порядки.

Студенты добивались  самоуправления,    отмены    административного  произвола,   права  голоса   в   университетских делах. Суть их  стремлении  заключалась не столько в   борьбе   за   свои   корпоративные   права    (как   нередко считают), сколько в созвучности демократическим и освободительным идеям эпохи. Присущая  средневековью  и отчасти   сохранявшаяся   в   западноевропейских   и   Дерпт-ском    университетах    тенденция к корпоративности, со свойственным корпорациям   замкнутостью   и   отстаиванием   своих   частных  интересов   была   чужда   русским   университетам  середины XIX в.  Передовая  молодежь России отнюдь   не   стремилась   оживить   эти   устаревшие   формы. В  своих требованиях студенты исходили из твердого намерения изменить весь строй   университетской   жизни   в сторону его демократизации.  Добивались также отмены курсовых   экзаменов,   обязательного   посещения   лекций   и других  формальностей, не соответствовавших, но мнению шестидесятников,     высокому назначению университета. Тот  же   подход   был   характерен   для  демократической   и либеральной   печати,   где   пропагандировалась   идея   «свободы учения».

 На рубеже 50—60-х годов изменился весь строй студенческой жизни. Рядом с традиционными тесными кружками возникли широкие объединения и организации. Ярким проявлением нового стала студенческая сходка— орган общественного мнения студенчества. Обстановка действовала революционизирующим образом. В университете впервые раздается голос студенчества как коллектива, отстаивающего свои права, предъявляющего свои требования.

Заключение.


В 1914 г, спустя 50 лет после школьной реформы начальным обучением была охвачена едва половина детей соответствующего возраста. В западной Европе уже в последней четверти 19 век была достигнута полная грамотность населения. На рубеже 19-20 вв в России начался переход ко всеобщему неполному среднему образованию молодёжи в объёме 7-8 классов. По имеющимся данным грамотность населения России составляла в начале 20 в  около 40%, крестьянство большей частью оставалось неграмотным.

Примечательным явлением было распространение частных учебных заведений (Психоневрологический институт В.М. Бехтерова, Вольная высшая школа П.Ф. Лесгафта идр.)

Наметились некоторые сдвиги в постановке педагогического образования, открылись несколько высших педагогических заведений, в том числе женский педагогический институт в Петербурге.

Для эпохи  XIX века характерно усиление роли молодого поколения в жизни страны. Сторонники нового связывали с ним надежды на обновление России. Защитники старого относились к нему с нескрываемым опасением. В период перестройки всего социально-экономического уклада и связанной с ним переоценки ценностей общественное сознание стало иначе воспринимать сравнительное достоинство поколений. Непререкаемый авторитет, которым до тех пор пользовались старшие, в эпоху просветителей начал подвергаться сомнению. В то же время почтение к чинам, к «благородному» (дворянскому) происхождению стало считаться признаком отсталости. Оно вытеснялось признанием высшей ценности ума, образования, личных достоинств. Все больший вес приобретали люди, восприимчивые к новому, к тому же образованные или ищущие образования студенты, лицеисты, молодые офицеры, литераторы, преподаватели

 

Список литературы:

1.                 История России ХIХ в. Учеб./ В.А. Георгиев, И.Д. Ерофеев и др./изд-во Проспект М.:2006г.

2.                 История России: в 2 т. Т.2; с начала  ХIХ в до начала ХХI/А.Н. Сахаров, Л.Е. Морозова, М.А. Рахматуллин и др./ М.:2006 г., 800с

3.                 Буганов В.И., Зырянов П.Н., История России, конец XVII-XIX в.: Учеб. Для 10 кл. общеобразоват. учреждений / Под ред. А.Н. Сахарова.- 3-е изд. –М.: Просвещение, 1997. – 303 с.:

4.                 Эймонтова Р.Г., Русские университеты на путях реформы 60-е годы ХIХ в

5.                 Яковкина Н.И. История Русской Культуры:19в. 2-е изд., стер. – СпБ.: изд.»Лань», 2002 – 576 с





Наш опрос
Как Вы оцениваете работу нашего сайта?
Отлично
Не помог
Реклама
 
Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции сайта
Перепечатка материалов без ссылки на наш сайт запрещена