Олигархия как политическая проблема российского посткоммунизма

Олигархия как политическая проблема российского посткоммунизма

Олигархия как политическая проблема российского посткоммунизма

При обсуждении политической ситуации в России конца 90-х годов вошел в обиход термин "олигархия". Олигархия упоминается как обязательный участник практически всех значимых политических событий, будь то отставка Черномырдина, деятельность правительства Кириенко, шахтерские забастовки или перспективы участия Б. Ельцина в президентских выборах 2000 года. Слово "олигархия" стало вытеснять своего предшественника, "номенклатуру", которое первое время по привычке использовалось для обозначения нового правящего слоя.

Если в первые годы реформ говорили о "новой" или "демократической" номенклатуре и "номенклатурном капитализме", то теперь все чаще упоминаются "олигархия" и "олигархический капитализм". Тем не менее многое продолжает оставаться неясным и прежде всего - что такое "олигархия". Как правило, так обозначается узкая группа руководителей наиболее крупных финансовых и производственных структур, располагающих тесными связями с властью. Иногда она изображается как "новый хозяин" российского государства. Другими это мнение оспаривается, хотя и признается высокий (а в последнее время исключительно высокий) уровень политической активности российской бизнес-элиты.

Применим ли термин "олигархия" к российской бизнес-элите или к правящему слою в целом и в каких отношениях с существующим политическим режимом находится элита бизнеса? Действительно ли мы стоим перед дилеммой "демократия или олигархия", где последняя понимается как контроль бизнес-элиты над государством? В предлагаемой статье делается попытка ответить на эти вопросы.

Бизнес-элита и "олигархическая координация"

Неравномерность институциональных преобразований в российской экономике быстро привела к выделению в новых и старых секторах элитных групп, которые затем начали сближаться-между собой. Наиболее значимая часть взаимоотношений бизнеса с государством переместилась в узкое социальное пространство, свободное от институциональных ограничений. Главными субъектами взаимодействия стали элиты, а центральное место в нем заняли неформальные связи на высшем уровне. Возникла бизнес-элита, опередившая остальную часть предпринимательского сообщества в установлении связей с государством. Последние стали ее важнейшим конституирующим элементом, таким же важным, как объем контролируемого капитала [I].

В новом, посткоммунистическом истеблишменте утвердился "олигархический" тип согласования интересов. Отдельные сегменты власти и связанные с ними бюрократические и политические элиты начали сближаться с элитами бизнеса. Небольшая группа директоров и бизнесменов стала составной частью нового правящего слоя, получив прямые выходы в сердцевину политической системы. Эта верхушка консолидированной экономической элиты ориентирована на политические стратегии индивидуалистического типа. Фактически она не нуждается ни в корпоративных формах самоорганизации, ни в создании каких-то специальных "партий интересов". Власть, к которой она получила постоянный доступ, становится для нее и "партией", и "корпорацией".

Вместе с тем нынешняя бизнес-элита отличается рядом особенностей, с учетом которых называть ее "олигархией" можно лишь с большой долей условности. Элита российского бизнеса - это прежде всего неформальное и горизонтальное образование, у которого отсутствует не только формальная организация, но и неофициальная иерархия.

Для него характерен низкий уровень внутренней консолидации: его члены не только сотрудничают, но и соперничают друг с другом. Члены этого образования строят свои взаимоотношения с государством на индивидуальной основе и тщательно защищают свою автономию во взаимоотношениях с властью. В частности, они противодействуют присвоению полномочий кем-либо из членов своего сообщества говорить от имени всех остальных.

Это образование с открытыми внешними и внутренними границами: возможно как "выпадение" из системы "олигархической координации" (О. Бойко, А. Ефанов), так и перемещение из экономической элиты во властную элиту. Оно состоит не из самодостаточных одиночек, лично контролирующих свои финансовые и промышленные "империи", а из лидеров бизнес-структур с коллективным руководством, способным сместить своего лидера. Это важное обстоятельство служит своего рода гарантией от авантюризма, от чрезмерного увлечения рискованными проектами и втягивания в политические игры.

По линии взаимоотношений с государством бизнес-элита отличается неоднородностью. Изнутри она распадается на две части: "политических капиталистов" (В. Потанин, Б. Березовский, В. Гусинский, ранее О. Бойко) и бизнесменов, сторонящихся политики (А. Смоленский, М. Ходорковский и др.). Небольшая группа "политических капиталистов" принципиально неустойчива. Она занимает пограничное положение между верхушками двух элит. Это резко повышает вероятность перехода в состав политической элиты и сопровождается ослаблением прямых связей с исходной бизнес-структурой. Примером последнего служит Гусинский, ушедший из руководства группы "Мост" и сосредоточившийся на работе со СМИ.

Главная социальная особенность бизнес-элиты лучше всего описывается формулой "слабая организация - высокая эффективность". Наиболее сильное влияние на властные структуры оказывается не через официальную систему представительства, а по неформальным каналам. Интересам, включенным в неформальную систему связей с госструктурами, дет нужды создавать союзы и ассоциации. В отличие от остальных

"групп давления", воздействующих на механизмы принятия решений извне, это -"внутреннее лобби", являющееся составной частью управленческих структур или ин^ тегрировавшееся с ними. Потребность в формальной самоорганизации и создании представительства возникает у таких интересов только тогда, когда происходит отключение от системы неформальных взаимоотношений или возникает реальная опасность такого развития событий. Другими словами, интерес к публичной политике появляется вместе с необходимостью оспорить или "переиграть" то, что уже произошло в сфере бюрократической политики, а возможности неформальных согласовании исчерпали себя. Для интересов, ставших частью олигархической системы координации, превращение в официальную лоббистскую группу служит показателем не силы, а слабости.

Положительная сторона: связей олигархического типа определяется их способностью обеспечивать определенный минимум необходимой координации и стабильности. Ограниченность круга участников и неформальный характер взаимоотношений придает этим связям гибкость и оперативность, позволяет легче договариваться, быстрее принимать решения. К числу достоинств олигархических форм относится и тот факт, что они покончили с политической изоляцией экономической элиты, существовавшей в первый период президентства Б. Ельцина, и преобладанием представителей "директорского корпуса" в системе власти.

Подключение элиты бизнеса к механизмам принятия решений на высшем уровне создало у нее прямую заинтересованность в поддержании политической стабильности. Олигархическая координация представляет собой шаг вперед и по сравнению с системой "бюрократических согласовании" советского типа, поскольку плюрализм олигархических форм укоренен в экономике, а не в системе административного управления. Подтверждением служат экономические неудачи "Олби" и "Микродина", лидеры которых первоначально непосредственно входили в "высшую лигу". Это обстоятельство делает партнеров власти более независимыми, их состав - подвижным, а саму власть наделяет реальной, хоть и несовершенной системой обратных связей с движением финансовых и товарных потоков на важных участках формирующегося рынка.

Уязвимость олигархической координации связана прежде всего с ее неустойчивостью — она осуществляется на узком социальном пространстве и при отсутствии формальных процедур. Неформальный характер договоренностей и соглашений делает их непрочными и ставит в прямую зависимость от соотношения сил внутри олигархии. Ограниченность неформальной координации с властью верхушкой экономической элиты порождает среди основной части российского бизнеса политическое отчуждение от власти (авторские соображения по поводу "олигархической" системы координации см. в [2-5]).

Раздробленность, взаимное недоверие и политическая зависимость от власти усугубляются низкой легитимностью бизнес-элиты. Исследования показывают, что в массовом сознании крупный бизнес - объект концентрации отрицательных значений и оценок. Особенно характерна враждебность к крупным банкам и финансовым структурам. Само накопление денег в нынешних условиях признается делом несправедливым, а концентрация "неправедных" денег - тем более. Невысокая общественная репутация новых коммерческих банков оказалась подорванной в результате многочисленных и громких скандалов, связанных с финансовыми махинациями и аферами. В массовом сознании крупные финансовые структуры ассоциировались прежде всего с пирамидами.

Крупные промышленные структуры также не обладают иммунитетом в общественном мнении. От негативной оценки их не спасает даже "правильный" с точки зрения постсоветской культуры производственный статус. Достаточно показательным в этой связи представляется пример самой известной и успешной производственной структуры, общественный имидж которой страдает существенными изъянами - Газпрома [б]. ' -

Не удивительно, что политическая роль большого бизнеса воспринимается также с недоверием и враждебностью. По данным Фонда "Общественное мнение", в 1998 году позитивный вклад "крупных предпринимателей, большого бизнеса" в достижение "примирения и согласия в российском обществе" отметило только 2% опрошенных, отрицательный - 12%. Для сравнения: положительный вклад "оппозиционных политических партий и движений" в достижение "примирения и согласия" отметило 3% опрошенных, отрицательный — 13% [7]. Другими словами, как источник политической нестабильности крупные предприниматели оценивались практически на одном уровне с политической оппозицией. По данным Российского независимого института социальных и национальных проблем (РНИСиНП), в настоящее время 58% опрошенных выступает за ограничение вмешательства крупного бизнеса в политическую жизнь страны [8].

Глубинной причиной негативного отношения к проникновению предпринимателей во власть является перспектива возникновения "частной власти", которая однозначно квалифицируется как нелегитимная, разрушающая зафиксированную в культуре границу между частным и публичным. Власть и политика как ее новая "демократическая эманация" располагаются полностью внутри публичной сферы и образуют ее ядро. Размещение власти (а затем и политики) в границах публичной сферы — одна из самых устойчивых черт европейской культуры, лишающей частную власть над людьми, как и использование власти в частных интересах, культурной санкции и легитимности. Эта культура в целом характерна и для России.

Разрушение границы, отделяющей "ядро" публичной сферы (власть) от частной, посягает на одну из базовых характеристик культуры. Перспектива появления в публичном поле социальных фигур, символизирующих "частные интересы", при том, что процесс их легитимизации в культуре еще не завершился, вызывает в обществе отторжение. Сами предприниматели вполне отдают себе отчет в том, что их политические притязания не имеют общественной поддержки 1

Это позволяет сделать вывод: как особое политическое образование внутри сообщества бизнеса "олигархия" не существует. Бизнес-элита - лишь составная часть нового истеблишмента. Самостоятельно она не способна претендовать на власть в стране. Но если в составе предпринимательского сообщества "олигархии" нет, то почему о ней так много говорят в связи с политической активностью бизнес-элиты? Правда, в последнее время предпочитают вести разговор не об "олигархии" как таковой, а об отдельных "олигархах" большого российского бизнеса. Это слово явно оказалось востребованным, но само по себе взаимосвязей в новом истеблишменте не проясняет. Для ответа на этот вопрос необходимо проанализировать генезис взаимоотношений посткоммунистического режима с новыми и старыми элитами. Начнем с эволюции взаимоотношений бизнес-элиты с российским государством.

От иерархии — к десубординации

Начавшее формироваться в недрах союзных структур слабое российское государство остро нуждалось в расширении политической базы в обществе, включая поддержку со стороны нарождающегося российского предпринимательства. (Руководители ряда союзов и ассоциаций были включены в состав Координационно-консультативного совета при Президенте Ельцине - предшественника нынешнего Президентского Совета. В качестве противовеса Совету по предпринимательству при Президенте СССР была создана аналогичная структура при Президенте России и т.д.2.)

Распад прежнего общественного порядка и образование институционально-правового вакуума стимулировали бурное развитие примитивных форм и типов отношений,
свойственных скорее традиционному, чем современному обществу. Центральное место среди них заняли патронаж и клиентела - разновидность иерархических отношений, предполагающих обмен покровительства "патрона" на лояльность "клиентов"3.

Сближение государства и капитала проходило по линии установления привилегированных связей с наиболее крупными финансовыми структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или высшего политического руководства. Основными вехами этого процесса стали учреждение института уполномоченных банков (для измерения этого процесса О. Крыштановской был предложен специальный показатель - "индекс уполномоченности"), акционирование ОРТ в 1994 году (тогда пресса впервые заговорила о "большой восьмерке" - по числу акционеров) и залоговые аукционы 1995 года. Обычно такого рода связи принимали форму патронажа со стороны конкретных государственных чиновников достаточно высокого ранга.

Бизнес-структуры, ставшие объектами бюрократического патронажа, часто занимали устойчивые рейтинговые позиции или переживали периоды бурного роста (подобные периоды имелись, например, в истории банка МЕНАТЕП, ОНЭКСИМбанка, Альфа-банка, Национального резервного банка, Уникомбанка). В качестве могущественных "бюрократических патронов" в прессе чаще других упоминались фигуры начальника Службы безопасности Президента А. Коржакова, управляющего делами Президента П. Бородина, первого вице-премьера правительства О. Сосковца, заместителя министра финансов А. Вавилова.

Первое время "политические патроны" прочно удерживали свои позиции, а сами отношения сохраняли иерархический характер. Между политической и экономической элитами оставалось и определенное социальное отчуждение. Поначалу попытка отдельных представителей российского большого бизнеса выйти за рамки патронажа и перейти к более равноправным отношениям к успеху не приводили. Стремление главы группы МЕНАТЕП М. Ходорковского и руководителя "Интерпрома" М. Юрьева" в начале 90-х годов занять министерские посты не увенчались успехом, и попытки председателя совета Мост-банка Б. Хаита войти в состав президентских структур в 1994 году также закончилась неудачей (назначению помешала служба Коржакова).

Ситуация стала постепенно меняться с появлением в составе правительства руководителей образованных в ходе экономической реформы акционерных обществ (президента АО "АвтоВАЗ" В. Каданникова, президента РАО "Высокоскоростные магистрали" А. Большакова). Однако окончательный перелом произошел позже, на президентских выборах 1996 года. Активная поддержка представителями новой экономической элиты кандидатуры действующего Президента Б. Ельцина на раннем этапе избирательной кампании способствовала преодолению прежнего политического недоверия4.

В ходе избирательной кампании новая экономическая элита установила прямые связи с высшим политическим руководством страны, а после выборов ее представители были включены в высшие этажи исполнительной власти. Банкир Потанин стал одним из первых вице-премьеров правительства, финансист Березовский -заместителем секретаря- Совета безопасности, руководитель крупного рекламного агентства "Видео интернэшнл" В. Лесин - главой нового управления Администрации Президента. Первый "призыв" представителей большого бизнеса во власть продолжался недолго, но ситуация кардинально изменилась. Во взаимоотношениях государства с бизнесом наступил новый этап. Патронаж уступил место "симбиотическим" отношениям ("сращивание", личная уния). В СМИ заговорили о "семерке" (или "семибанкирщине") - группе наиболее приближенных к власти крупных финансовых структур. Как правило, в этой связи упоминались имена Б. Березовского (ЛогоВАЗ, Объединенный банк, Сибнефть), В. Гусинского (Мост), В. Потанина (ОНЭКСИМ- банк), М. Ходорковского (МЕНАТЕП), А. Смоленского (СБС-АГРО), М. Фридмана и П. Авена (Альфа-групп). Ее все чаще стали отождествлять с "олигархией" [11, с. 137-141].

Но переход к установлению "симбиотических" отношений с властью подорвал иерархию, на которой прежде базировались взаимоотношения политической и экономической элиты. Достигнув своего пика в "сращивании", внеинституциональные формы взаимоотношения начинают исчерпывать свои возможности. Это было вызвано двумя основными причинами. Во-первых, патронаж и "сращивание" противоречат новым образцам (правовым, демократическим, рыночным), которые были признаны в качестве нормативных, но пока не способны стать основой нового общественного порядка. Статус клиентелы воспринимается многими как вынужденный, что делает его не вполне легитимным. Со своей стороны "личная уния" предполагает разную степень "близости" с властью и различные возможности. "Неравенство в симбиозе" также порождает противоречия и конфликты. При возникновении благоприятных условий участники стремятся к преодолению патронажа или разрушению "симбиотических" взаимоотношений с властью своих более удачливых соперников.

Во-вторых, активную роль в разложении и патронажа, и личной унии играет демократическая политическая среда. Она стимулирует противоречия между участниками этих отношений и освобождает заложенный в них конфликтный потенциал. Демократическая политическая среда предоставляет "клиенту" власти легальную возможность для увеличения своего политического веса и легитимизирует возможный конфликт с "патроном". Сохраняя свою организацию и политические ресурсы, предпринимательская группировка в принципе в любое время может пойти на конфликт с властью. Эти условия сохраняются и после преобразования отношений в личную унию.

Можно выделить три основных направления трансформации внеинституциональных взаимоотношений. В первом случае клиентела власти превращается в группу давления. Исходная патронажная форма взаимоотношений преобразуется в конфликтную - участники автономны, оказывают друг на друга взаимное давление, ведут торг, заключают соглашения по конкретным вопросам. Но иерархия во взаимоотношениях сохраняется.

Во втором случае бывшая клиентела становится частью системы власти. Патронаж уступает место симбиотическим отношениям. Происходит сращивание государства с бизнесом, точнее - высшей бюрократии с экономической элитой, поскольку круг участников привилегированных отношений по определению ограничен. Иерархия практически исчезает, фигуры патрона и клиента теряют свою определенность. "Ведущий" и "ведомый" постоянно меняются местами, и зачастую трудно определить, кто от кого зависит.

Примером трансформации такого типа может служить "семерка" ведущих финансовых структур, каждый из членов которой в ходе своего развития в той или иной степени был объектом патронажа. Однако затем они резко сократили дистанцию, отделяющую их от власти, и оказались практически на одном уровне со своими патронами и равновеликими им фигурами. Они переросли патронаж, а их отношения с бывшими патронами приблизились к горизонтальным. Теперь члены "семерки" могут обмениваться с представителями бюрократической и политической элиты равноценными услугами.

Наконец, в третьем случае " симбиоз" превращается в конфликт, а участники "олигархической координации" со стороны большого бизнеса - в группы давления. Это становится возможным благодаря демократической политической среде, которая предоставляет проигравшей стороне легальные возможности добиться изменения положения в свою пользу. Система "олигархической координации" помогала сохранять равновесие в новом истеблишменте до тех пор, пока во взаимоотношениях между элитами сохранялись неравенство и субординация. Исчезновение или ослабление иерархии при отсутствии новых форм взаимоотношений привели к конфликтам.

Cокращение дистанции, отделявшей ранее от политической элиты, становится допол-дтельным фактором, побуждающим членов экономической элиты при необходимости зйти на конфликт. По мере эволюции взаимоотношений от патронажа к "симбиозу" сближение власти большого бизнеса становится более тесным. Но и конфликт между ними приобретает злее острый характер. Прежде всего такой конфликт наделен потенциалом расши-ушя в политическом пространстве. Подобно "кооперативным" отношениям (патронаж "симбиоз") конфликт также протекает во вне- или слабоинституциональных формах. [евысокая регламентация конфликта означает отсутствие каких-либо формальных репятствий на пути его разрастания. Тем самым конфликт наделяется способностью к быстрой эскалации.

Повысилась эффективность политических ресурсов большого бизнеса. Об этом видетельствует сравнительный анализ двух конфликтных фаз - 1992-1994 года и 997 года. В обоих случаях конфликт сопровождался политизацией групп давления изнеса. В первый период это приняло форму создания "партий интересов". Однако отерпев крах на парламентских выборах 1993-го и 1995 годов "партии интересов" аргинализировались и были вытеснены на политическую периферию [12, с. 19—31].

В 1997 году в качестве главного политического ресурса использовались "инфор-[ационные империи", созданные за время, предшествовавшее конфликту. Они оказа-ись гораздо более эффективным политическим инструментом, чем "партии интере-ов". Этот политический ресурс постоянно сохраняется в распоряжении наиболее рупных групп давления бизнеса (ведущих финансовых структур) [13, с. 199-229].

Наконец, изменилось позиционирование конфликта в политическом пространстве. 'анее столкновения государства с группами давления бизнеса в значительной мере риобретали форму конфликта между высшим политическим руководством (или сверхэлитой") и старыми и новыми элитами, боровшимися за доступ к новой власти. [осле 1996 года конфликт означал перенесение борьбы внутрь нового правящего поя.

Конфликт в новом истеблишменте Кризис "сращивания"

Исчезновение иерархии из взаимоотношений политической и экономической элит (ривело к тому, что представители последней начали вступать в альянсы в новом [стеблишменте в качестве полноправных участников. Начался взаимный перенос [ротиворечий: из бизнес-элиты - в политическую элиту, из политической элиты - в >изнес-элиту. Уже в конце 1996-го — начале 1997 года заговорили о появлении двух юлынихгруппировок - "старого" и "нового" капитала, ориентированных соответственно на премьера В. Черномырдина и (тогда еще) главу Администрации Президента .. Чубайса. Первая группировка включала Газпром, Национальный резервный банк, Банк Империал, ЛУКойл, вторая - ОНЭКСИМбанк, МЕНАТЕП, СБС, Альфа-банк, Уникомбанк, Московский национальный банк, а также Мост-банк и ЛогоВАЗ. Главной пшией дифференциации стала разница "происхождения" и политического патронажа "старый" капитал - Черномырдин, "новый" капитал - Чубайс).

Реорганизация правительства весной 1997 года и последующее появление в его :оставе трех автономных политических фигур (Черномырдин, Чубайс, Немцов) гсложнили конфигурацию политических ориентации в верхушке экономической элиты. вокруг каждого из них в руководстве правительством стала складываться система ююзов. Однако возникшая после реформы правительства система коалиций ведущих юлитиков и финансовых групп не оказалась устойчивой, а ее перестройка - законной.

Неустойчивое равновесие было разрушено в результате активизации альянса ОНЭКСИМбанка с "молодыми реформаторами" в правительстве. Последние про-юзгласили ориентацию на новые, универсальные правила при проведении приватизационных аукционов. Было заявлено о "разрыве связей с крупным капиталом". ОНЭКСИМ публично поддержал ориентацию власти на "универсальные" правила. Расчет был сделан на то, что он сможет больше других от этого выиграть - за счет более прочных связей с западным капиталом и привилегированных отношений с организаторами аукционов. Курс власти на "разрыв с крупным капиталом" обернулся содействием экспансии наиболее мощной финансовой группы.

Проведение летом 1997 года конкурса по Связьинвесту привело к столкновению ОНЭКСИМбанка с финансовыми группами Березовского и Гусинского. "Банковская война" началась против Потанина, но очень быстро мишенью для ударов становится сначала руководство Госкомимущества в лице А. Коха, а потом предполагаемые политические патроны Потанина по конкурсу Связьинвеста - Чубайс и Немцов. Политическая база первых вице-премьеров в бизнес-элите оказалась разрушенной. Им удалось в разной степени сохранить поддержку лишь двух финансовых групп -ОНЭКСИМбанка и Альфа-групп.

Политический эффект "банковской войны" в СМИ был двояким. Прежде всего произошло окончательное разрушение устойчивых связей в элите бизнеса. После всего происшедшего говорить об "олигархии" стало весьма затруднительно. Настало время подвижных коалиций, определяемых интересами участников приватизационного процесса каждый раз заново перед новой крупной сделкой. Было убедительно продемонстрировано, что государство остается ведущей стороной во взаимоотношениях с бизнесом. Различные группировки экономической элиты в состоянии бороться лишь за влияние на государство.

Тем не менее исполнительной власти был нанесен серьезный политический ущерб. Было совершенно очевидно, что конфликт стал оборотной стороной симбиотических отношений между властью и элитой бизнеса. Изнанкой "сращивания" стал перенос конфликтов из бизнеса в верхние эшелоны политической власти. Последняя оказалась одной из главных жертв столкновения между враждующими финансово-политическими группировками. В то же время стало ясно, что курс на "разрыв связей" государства с крупным капиталом чреват дальнейшей эскалацией конфликта в новом истеблиш-менте и не способен упорядочить разладившиеся взаимоотношения между политической и экономической элитами5.

Идеологическое размежевание

"Развод" между "молодыми реформаторами" и большей частью бизнес-элиты получил идеологическое оформление. Главным предметом размежевания в новом истеблишменте становятся взаимоотношения государства и бизнеса. Первое время "идеологический проект" нового российского государства, инициировавшего рыночные реформы, и российского бизнеса, формировавшегося в ходе этих реформ, был общим. Новое, российское государство провозгласило идеологическую приверженность развитию частного предпринимательства и пошло по пути демократических и рыночных реформ. Конфликт в новом истеблишменте показал, что этот период заканчивается.

Столкновение с бизнес-элитой стимулировало кристаллизацию собственной идейной программы новой политической элиты в отношении места и роли частного предпринимательства в обществе. Ориентация высшей федеральной бюрократии на идеологию "государственного капитализма" стала более очевидной и откровенной. Предпринимаются попытки сформулировать "государственно-центристскую" общенациональную идеологию, принципиально закрепляющую подчиненное положение частного предпринимательства во взаимоотношениях с властью.

В настоящее время можно выделить две разновидности этой "государственно-центристской " идеологии. Одна, получившая название либерального государственничества, ассоциировалась с идеологической риторикой и политическим стилем Чубайса. Она успела лишь обозначиться в публичном пространстве и пока остается хорее на уровне идеологической интенции. Вторая версия "государственно-центри-тской" идеологии также детально не разработана, но поднялась, по крайней мере, до 'ровня "манифеста". Речь идет о народном капитализме Немцова. (Помимо самого шце-премьера носителем этой новой идеологии выступает его помощник В. Аксючиц, руководитель умеренно консервативного православного Российского христианского (емократического движения; в бытность свою народным депутатом РСФСР Немцов был членом этого движения.)

Политическое содержание "народного капитализма" во многом определяется нетер-шмостыо федеральной политической элиты к недавно обретенной политической 1втономии крупного частного капитала. Формально за ним сохраняется "право голоса", ю фактически он лишается реальных возможностей добиваться своих интересов во эзаимоотношениях с федеральной властью. Провозглашая борьбу с олигархией, Яемцов стремится к тому, чтобы взаимоотношения с частным предпринимательством w выходили и не имели возможности выйти из жестких рамок "политического патронажа". По существу предпринимается попытка вернуть взаимоотношения между мастью и большим бизнесом на федеральном уровне к состоянию, в котором они уже