Площадь Восстания
Площадь Восстания
Санкт-Петербургский Государственный Университет Растительных Полимеров
Реферат на тему:
Студентки заочного факультета
Штанько Илоны Викторовны
Специальность 0608 Шифр 043-178
Санкт-Петербург 2005 г.
Содержание:
- Предисловие.
- Как все начиналось…
- Площадь меняет облик. Николаевский вокзал.
- Площадь и революция.
- Годы войны.
- Станция метро «Площадь Восстания».
- Дань памяти.
- Послесловие.
- Список литературы.
Предисловие.
|
П |
лощадь Восстания открывается взору каждого, кто, приехав в Санкт-Петербург поездом,
выходит из широких дверей Московского вокзала. С нее город начинается для многих, кто видит его впервые. Не случайно, когда выбирали место для обелиска «Городу-герою Ленинграду», оно было определено здесь, на площади Восстания, в одном из центров массового людского притяжения…
Днем и ночью площадь полна движения. Могучий Невский, вливаясь в нее, словно раздвигает свои берега. По краю площади тянется другая магистраль – Лиговский проспект.
Темп жизни площади во многом задается Московским вокзалом. Благодаря ему здесь, как, пожалуй, ни на одной другой площади Санкт-Петербурга, ощущается тесная связь города на Неве со столицей Родины, всей страной.
Имя, которое площадь носит сейчас, она получила после Великого Октября, в 1918 году. Мраморная мемориальная доска, укрепленная в 1977 году на фасаде Московского вокзала, напоминает о событиях, развернувшихся здесь. Надпись гласит: «Эта площадь во время Февральской революции 1917 года была ареной многолюдных демонстраций и митингов петроградских рабочих против самодержавия и империалистической войны».
Но история площади, одной из старейших в Санкт-Петербурге, конечно же, начинается много раньше этих событий…
Как все начиналось…
I. У скрещения дорог.
Санкт-Петербург − город равнинный. Он не знает ни крутых спусков Киева, ни московских плавных восхождений с холма на холм. Рельеф питерских улиц плоский, как и самой низменности, на которой город построен.
Но присмотритесь к одному месту на площади Восстания. Подойдите к дому №83/41 на углу Невского и Лиговского проспектов, тому самому, где уже добрые сто лет находится одна из лучших в городе аптек. И, двигаясь по Невскому, взгляните на витрины аптеки, вернее, на часть стены под ними. Вы легко обнаружите, что тротуар чертит по стене косую линию. Проспект, несомненно, спускается с площади вниз.
Спуск хорошо виден, если встать на площади лицом к далекому Адмиралтейству. Небольшой уклон повторяют все улицы и переулки, начинающиеся от Лиговского проспекта и идущие параллельно Невскому.
Есть свидетельства очевидцев о сильнейшем наводнении в ноябре 1724 года. В набат ударили, когда юго-западный ветер «произвел быструю прибыль воды, залившей погреба домов и Адмиралтейский луг». Первый, назначенный еще Петром I , генерал-полицмейстер Петербурга граф А. Девиер распорядился «складывать имущество на возы, немедля, и везти за караульню, на конец «прешпективной дороги»» - как раз к тому месту, где сейчас находится площадь Восстания, одна из возвышенных точек города.
Когда-то, задолго до рождения нашего города, там, где сейчас Лиговский проспект пересекает площадь Восстания, проходила большая Новгородская дорога, одна из старинных на Руси. Трудом нескольких поколений русских людей ее проложили по песчаной гряде, намытой древним Литориновым морем. Кругом простирались болота, в них тонули леса, а тут, на возвышенности, было сравнительно сухо. Гряда высотой семь-восемь метров над уровнем моря тянулась по направлению нынешних Лиговского и Суворовского проспектов и далее уходила за Неву. Дорогой пользовались еще в XII веке новгородские купцы, провозившие товары в русские селения на невских берегах, в частности в Спасский посад, находившийся приблизительно в том месте, где сейчас высится Смольный собор. Здесь был перевоз через Неву, на другом ее берегу в начале XVII века шведы, захватившие эти земли, построили крепость Ниеншанц, запиравшую выход к морю.
В 1703 году этой дорогой проследовали полки Петра I – на штурм крепости. Ниеншанц пал, в Северной войне (1700-1721) Россия вернула захваченные врагом земли. В устье Невы начала расти новая столица, и старинный тракт стал служить ей - по нему, тогда единственному транспортному пути, из Москвы, из глубин страны к Петербургу потянулись обозы.
На плане Петербурга 1717 года по обе стороны Новгородского тракта, в заметном отдалении от него, видны две слободы, где жили строители, мастеровые, другие работные люди. Адмиралтейская верфь и Александро-Невский монастырь стоят на Неве в противоположных концах петли, которую делает река, в четырех верстах друг от друга. Но сообщение между ними долгое время осуществлялось неблизким, кружным путем по берегу Невы: прямой дороги не было.
И Петр I приказал строить такую дорогу. Ее прокладывали с двух сторон – дорогу, которая со временем станет главной улицей города, единственным и неповторимым Невским проспектом.
Строили не один год – через лес, болота. Копали канавы, укладывали бревна, фашины- вязаные пучки прутьев, засыпали песком. Как отмечалось в старинном документе, работы производились «завсегда и беспрерывно». Зимой они начинались поутру, еще до рассвета, «и через весь день до вечера продолжались,… хотя дождь и великие морозы».
Люди жили в землянках и наспех сколоченных бараках, страдали от несметных полчищ комаров, болели цингой, умирали от истощения и изнурительной работы. Когда через много десятилетий понадобилось обновить проезжую часть на участке между нынешними улицами Марата и Восстания, стал ясен способ мощения. В болотистый грунт забивали стойки, поперек связками крепили бревна от днищ барок и по этим же днищам вдоль настилали доски.
Отрезок, который вели от монастырских стен, оказался особенно трудным, он совсем тонул в трясине. Его много раз заново гатили, наконец, тоже положили в проезжую часть днища барж. Этот отрезок с адмиралтейским по оси не совпал, вышел на Новгородский тракт чуть в стороне. Чтобы перебраться с одного на другой, над было небольшой участок проехать по тракту. Место стыка трех дорог находилось примерно в границах современной площади Восстания.
Значение новой дороги поняли сразу. Она еще была обычной просекой в лесу, а уже называлась Большой прешпективной (проспективной) дорогой (от латинского слова, означающего «видеть насквозь»). Трасса и в самом деле хорошо просматривалась. Карета сворачивала с Новгородского тракта на мост через Лиговский канал, и взору открывалось далекое Адмиралтейство с башней и шпилем.
Канал был построен по проекту Г. Г. Скорнякова-Писарева в 1718-1721 годах для питания фонтанов Летнего сада. Канал начинался у реки Лиги, вытекавшей из Дудергофского озера, тянулся более чем на 20 километров и заканчивался большим бассейном, вырытым на месте, где сейчас находится Некрасовский сквер.
Застраивались участки Большой прешпективы (с 1738 года – Невская проспектива, с 1783 года – Невский проспект) неравномерно. Миновала первая четверть XVIII века, а дома придвинулись от Адмиралтейства лишь к нынешнему каналу Грибоедова. В середине века застройка достигла Фонтанки. На мосту через неё город, в сущности заканчивался. Здесь, у шлагбаума, проверяли документы, взимали пошлину с въезжавших в Петербург. Сразу за мостом ещё долгие годы тянулись пустыри.
Большая першпектива несколько оживлялась там, где сходилась с Новгородской дорогой. Комиссия о Санкт-Петербургском строении, созданная в 1737 году и разрабатывавшая планы « с обозначением, где должно быть какого рода строениям, также и где публичным площадям быть», отвела участки с двух сторон проспективы дворцовым службам. Слева - царским, справа - всесильного временщика Миниха. Ещё в середине XVIII века примерно между нынешними улицами Восстания и Маяковского находился царский птичий двор, напротив, через проспективу,- конюшни, псовый двор. Далее, на месте нынешней площади Восстания, лежал огромный пустырь.
В тридцатых годах XVIII века першпективу продлили за пустырь до пересечения с участком, построенным монастырскими служками. Небольшой угловой изгиб, единственный на всем 4,5-километровом протяжении Невского проспекта, сохранился до наших дней – у начала Суворовского проспекта.
Параллельно прешпективе в те же годы от монастыря проложили другую дорогу ( нынешние Тележная и Гончарная улицы). Имя ей дали – Новая проспектива. Ту, которую построили ранее, стали считать Старой. Так возникла некоторая путаница, нелогичность: участок Невского проспекта, называемый в просторечии Старо-Невским, на самом деле ничуть не старее «основного», даже несколько моложе его…
Проезд по Старо-Невскому долго оставался платным. Это аргументировали тем, что дорогу прокладывали монахи, стало быть, она собственность монастыря. Плата по тому времени взималась очень большая; однако и расходы на подержание проезжей части были велики. Ежегодно трясину загружали днищами барж, а к следующей весне она до того опускалась в жидкую грязь, что приходилось ставить новые днища.
Строительство Новой прешпективы связано с именем Б.Х. Миниха. В ноябре 1733 года он предложил осушить соседние с Лиговским каналом болота «на собственный счет», выговорив, правда, десятую часть осушенных земель. Миних спроектировал систему спускных водоводов, канав, приемных устройств. И еще до конца года донес, что его рабочими наёмными людьми прокопана и сделана от Лиговского канала к Невскому монастырю дорога в 8 сажен шириной, и что по обеим сторонам она будет обсажена в 4 ряда деревьями.
Однако путь к Александро-Невскому монастырю по Новой прешпективе тоже оказался очень трудным. Построенная система заплывала грунтом – сырой и вязкий, он делал почти бесплодными все усилия строителей. Возможно, именно это обстоятельство сохранило ныне существующий «излом» Невского проспекта, хотя было весьма заманчиво протянуть его прямо к лавре по направлению современных Гончарной и Тележной улиц.
От Новой проспективы ответвляется дорога, которая явно шире других и чуть благоустроеннее. Это Слоновая дорога, названная так, поскольку вблизи нее ( на месте нынешнего главного здания гостиницы «Октябрьская») с 1744 до 1778 года находился Слоновый двор – один из первых в России зверинцев.
Сначала слонов, привезенных из Персии, содержали на Фонтанке, примерно там, где сейчас стоит здание цирка. В сентябре 1741 года персидский шах Надир прислал в Петербург еще 14 слонов. Чтобы принять их, Канцелярия от строений предписала «обыскать» другое удобное место, которое и нашли «сверх Лигова канала, при бассейне, песчано, высоко и обросло сосновым лесом». В «Санкт-Петербургских ведомостях» есть описание приготовлений, сделанных при встрече: чинились и покрывались новыми настилами мосты, расчищались площадки для прогулок. Было приказано «для лучшей способности всем слонам ради купания сделать в реку скатом удобный мост…».
Животных содержали в огромных сараях, стены которых сложили из дубовых бревен. Территорию обнесли оградой, а у ворот повесили надпись: «Слоновая её величества охота». Вокруг ограды постоянно толпился народ. Среди зевак шныряли торговки, шумно предлагая всякую снедь. Торговля шла и с возов, располагавшихся рядом.
Шли десятилетия, а территория, где потом раскинется площадь, всё ещё лежала за чертой города. В дождливое время года пустырь тоже превращался в болото, проезжую часть наращивали брёвнами, поверху, чтобы не трясло, стали со временем укладывать своего рода «колесопроводы» - две колеи из досок. В 1772 году вдоль проезжей части появились временные тротуары, их повелела сделать для себя Екатерина II, чтобы пешком ходить на моления в Александро-Невскую лавру.
Булыжную мостовую уложили в этих местах только в конце XVIII века, хотя мощение улиц в Петербурге началось еще в 1715 году. Мостовой придали наклон к середине, поместили там кирпичную трубу, которая собирала дождевые и другие стоки и отводила их в Лиговский канал. Так выглядела тогда канализация. И водопровод, поскольку из того же Лиговского канала, пока он окончательно не загрязнился, брали воду для питья. Её развозили в бочках или разносили в ушатах по окрестным домам.
Тротуары, булыжная мостовая сделали пустырь более благоустроенным. Но место по-прежнему оставалось малообжитым и даже небезопасным для прохожих. По свидетельству очевидца, приведённому историком П.Н. Столпянским, тут однажды «в 9-м часу вечера появился… волк, набежал на пожарного смотрителя, осматривающего фонари, сбил его с ног и, разорвав зубами его левую щеку, бросился бежать…».
Однако леса, подступавшие к пустырю, постепенно сводили. На расчищенном месте еще в 1765 году заложили небольшую деревянную на каменном фундаменте церковь «Знамения пресвятой Богородицы». Строили её три года. Спустя ещё тридцать лет, в 1794-1804 годах, архитектор Ф.И. Демерцов заменил её полностью каменной, с торжественным портиком и пятью куполами.
Фёдор Иванович Демерцов (1757-1823) строил на берегах Невы около четырёх десятилетий. Известный историк Петербурга конца XIX века П.Н. Петров, как позже многие другие, пишет его фамилию на иностранный лад – Теммерс, считая, видимо, обрусевшим англичанином. Меж тем, как показали более поздние исследования, родился он в подмосковной деревеньке князей Трубецких и был их крепостным. Талант юноши смолоду заметили, он много учился, стал со временем профессором, потом академиком архитектуры. Среди дошедших до наших дней и взятых под охрану построек Демерцова – бывший Инженерный корпус на набережной реки Ждановки, городской особняк А.А. Аракчеева (набережная реки Мойки, 35).
Чтобы быть ближе к строящейся Знаменской церкви, архитектор купил у графа И.И. Шувалова находившийся рядом ветхий деревянный двор и возвел тут для себя каменный дом в два этажа, «на семь окон», с мезонином во двор, со ступенчатым аттиком на фасаде. Домик не сохранился, на его месте (улица Восстания, 7) в 1859 году построили пятиэтажный доходный дом.
Нет сейчас и другого дома, стоявшего неподалеку и принадлежавшего герою турецкой войны генералу В.В. Энгельгардту. Сюда зимним днем в конце 1817 года подкатил возок. В Петербург приехал и поселился в этом доме вместе с матерью 13-летний Михаил Глинка, будущий композитор.
Других примечательных зданий вокруг Знаменской церкви в начале XIX века нет. На месте переведенного в Царское село Слонового двора построили каретные сараи. За ними- дома обывателей, далее до нынешней 2-й Советской улицы тянулся луг, называемый Летней конной площадью, - здесь торговали лошадьми. Обывательские дома располагались и по другим сторонам пустыря. Одно-, двух-, и реже трехэтажные, по большей части деревянные. Дома чаще всего стояли не вдоль будущей площади, а в глубине дворов, окружённые погребами, конюшнями, сараями; от площади и друг от друга их отделяли заборы…. Но именно с этой поры за пустырём постепенно утверждалось название Знаменской площади.
Церковь одним фасадом выходила на улицу, которая возникла ещё в середине XVIII века. На планах Петербурга того времени она обозначена, но имени ещё не имеет. Вблизи нее находились вначале слобода, затем казармы Преображенского лейб-гвардейского полка. Собственно улица и появилась, чтобы связать прямым путём слободу и Невский. Отсюда первое название улицы – Преображенская. Было и другое – Офицерская, поскольку в домах вдоль неё жили офицеры полка. Но в городе есть другие Офицерские улицы, потому название Знаменская с начала XIX века закрепилось.
Миновали новые десятилетия, принеся площади не так уж много перемен. Известный русский адвокат, писатель и общественный деятель А.Ф. Кони в своих «Воспоминаниях старожила», относящихся к сороковым годам XIX века, писал: «Знаменская площадь обширна и пустынна… Двухэтажные и одноэтажные дома обрамляют её, а мимо станции протекает узенькая речка, по крутым берегам которой растёт трава. Вода в ней мутна и грязна, а по берегу тянутся грубые деревянные перила. Это Лиговка, на месте нынешней Лиговской улицы.
На углу широкого моста, ведущего с площади на Невский, стоит обычная для того времени будка – небольшой домик с одной дверью под навесом, выкрашенный в две краски: белою и черную с красною каймою. Это местожительство блюстителя порядка – будочника, одетого в серый мундир грубого сукна и вооружённого грубой алебардой на длинном красном шесте. На голове у него особенный кивер внушительных размеров, напоминающий большое ведро с широким дном, опрокинутое узким верхом вниз. У будочника есть помощник, так называемый подчасок. Они оба ведают безопасностью жителей и порядком во вверенном им участке, избегая, по возможности, необходимости отлучаться из ближайших окрестностей будки. Будочник – весьма популярное между населением лицо, не чуждое торговых оборотов, ибо, в свободное от занятий время, растирает у себя нюхательный табак и им не без выгоды снабжает многочисленных любителей.
Направо от станции начинается Старый Невский. Поезд пришел рано утром и нам дорогу пересекает не совсем обычная процессия, окружённая солдатами в коротких мундирах с фалдочками сзади, в белых полотняных брюках ( дело происходит летом) с двумя перекрещивающимися на груди кожаными перевязями, к которым прикреплены патронная сумка и неуклюжий тесак, - с тяжёлыми киверами «прусского образца». Среди них движется колесница, к утверждённому на которой столбу привязан человек в арестантском платье. На груди у него доска с названием преступления, за которое он судился. Сзади едут официальные провожатые – священник, нередко врач, и секретарь суда, решившего судьбу этого несчастливца.
Под звуки барабанной дроби мы идём в некотором отдалении за этим поездом и вступаем на Старый Невский. Он обстроен невысокими деревянными домами с большими и частыми перерывами, окружёнными заборами. Никакой из ныне существующих в этой части Невского улиц нет. Есть лишь переулки, выходящие в пустырь.… По левой стороне улицы мы подходим к обширной площади, называемой Конной, от производящегося на ней в определённые дни конского торга, и служащей для исполнения публичной казни, производимой всенародно. Процессия останавливается, солдаты окружают эшафот кольцом и на него входит чиновник, читающий приговор. Если осуждённый «привилегированного сословия», палач ломает над его головой шпагу, если же он «не изъят по закону от наказаний телесных», то над ним совершается казнь плетьми. Палач, вооруженный плетью, становится в нескольких шагах от обнажённого по пояс и привязанного в соответствующем положении осуждённого и, крикнув: - «поддержись, ожгу!» - начинает наносить удары, определённые в приговоре, после чего истерзанного ведут в тюремный лазарет, а по выздоровлении заковывают в ручные и ножные кандалы, выжигают на лице его клеймо и ссылают в Сибирь. Мы проходим быстро мимо этого отталкивающего зрелища, уничтоженного лишь в 1863 году, вместе с варварским наказанием шпицрутенами».
На этой же Конной площади 19 мая 1864 года состоялась «гражданская казнь» Н.Г. Чернышевского. Он стоял привязанный к «позорному столбу», палач ломал над его головой шпагу, а к ногам великого революционера-демократа на эшафот из толпы зрителей летели цветы.
В приказе петербургского обер-полицмейстера, отданном в 1866 году, предписывалось: «Стража от Аничкина моста… должна быть усилена в ночное время для пресечения грабежей, и кроме того подчаски… должны обходить Знаменскую площадь поочерёдно в течение всей ночи».
Однако днём здесь движение по тем временам было весьма оживлённым. В разных направлениях катили дрожки, коляски, кареты самых различных фасонов. Кареты снабжались сложными рессорами, высокими козлами для кучера и откидной ступенькой у дверей. В самые богатые впрягались четвёрки лошадей, на запятках стояли лакеи в треугольных шляпах. На одной из передних лошадей сидел форейтор, время от времени он громко выкрикивал: «Пади!» или «Эй, берегись!».
Появились зачатки общественного транспорта. От Знаменской площади в сторону Адмиралтейства и Сенной площади с 1843 года ходили «калиберы», или «гитары»,- дрожки с узким продолговатым сиденьем, на котором сидели боком друг к другу, повернув лица в противоположные стороны, два человека. Пассажиры-мужчины часто просто садились на доску верхом. Почти все «гитары» были без рессор. У кучера на спине висела белая жестяная бляха с номером.
Это вид транспорта самый дешёвый. Поездка в закрытых каретах, которые весной 1847 года пустили «по линии», стоила дороже. На подножке во время движения стоял кондуктор. Карета вмещала до 20 человек и двигалась медленно, останавливаясь по первому требованию в любом месте, чтобы высадить пассажира или взять нового. Багаж складывали на крыше.
«Пузатые» омнибусы курсировали по городу не только от Знаменской площади к Английской набережной, их путь пролегал в село Александровское, на Охту, в Полюстрово – тогда это были неблизкие окраины. Существовало расписание движения, но оно никогда не соблюдалось. Карета не отъезжала от конечной стоянки, пока не была битком набита пассажирами. Острословы быстро прозвали эти кареты «обнимусь» или «сорок мучеников». Маршруты отличались цветом омнибусов. Поездка по одному маршруту туда и обратно обходилась в 20 копеек – почти столько рабочий Путиловского завода в середине прошлого века зарабатывал за день.
На Знаменской площади тротуары со временем разрушились, а новых не построили. Они появились только за Лиговским каналом, на Невском. Площадь по-прежнему была мощена булыжником, как и Невский проспект до Фонтанки,- торцовая мостовая начиналась только за Аничковым мостом. Там проспект освещался с помощью новинки – газовых фонарей, ближе к площади и на ней самой ещё горели старые, масляные. Четырёхугольные столбы, к которым они подвешены, тоже раскрашены, как будки, чёрно-белыми полосами. Каждый фонарь имел четыре горелки, но светили они слабо, уже в нескольких шагах было темно. Лишь во второй половине века тут тоже появятся газовые светильники.
За площадью, там, где начинается Старо-Невский, и масляных не было. Улица до самой Александро-Невской лавры тоже застроена небольшими, спрятанными за заборами деревянными домами. Между ними частые и длинные перерывы. От Старо-Невского отходят проулки, у многих названия пока нет, они упираются в пустыри и огороды.
Район по обе стороны Слоновой дороги (впоследствии – Слоновой улицы, переименованной в 1900 году в честь столетия со дня смерти А.В. Суворова в Суворовский проспект) носил название Песков. Здесь одно из самых высоких мест в городе, удобное для застройки. Ещё с середины XVIII века тут возникла слобода Канцелярии от строений. Невзрачные однотипные домики, в которых жили военные и штатские служители канцелярии, мастеровые, образовали ровные линии значительного числа параллельных улиц, носивших общее название Рождественских (ныне Советские), подходивших к самой площади.
По другую ее сторону, на южной стороне Невского, тянулись такие же в основном дома, длинные заборы, за ними огороды. Пушкинской улицы в середине позапрошлого века ещё не было, первая улица по Невскому налево – Грязная. Она полностью соответствовала своему названию, замостили её только в 1855 году, переименовали в Николаевскую (с 1918 года – улица Марата).
Северная, солнечная сторона Невского проспекта у Знаменской площади до середины XIX века тоже менялась медленно, хотя было немало интересных намерений в отношении этой территории. Так, знаменитый Таврический дворец, возведённый для князя Потёмкина на берегу Невы, на нынешней Шпалерной улице, в свое время предполагали сооружать на участке между теперешними Литейным проспектом и улицей Восстания. Реальное воплощение получили немногие замыслы. Архитектор М.А. Овсянников в 1820-х годах перестроил стоявший здесь каменный дом, украсил его главный фасад шестиколонным ионическим портиком. В 1835 году дом был снова перестроен архитектором Г. Фоссати (или Фосси). Первоначально дом принадлежал откупщику Бенардаки, но в 1877 году его покупает князь Н.Б. Юсупов. Как Бенардаки, так и Юсупов часто сдают парадные залы этого дома под концерты, выставки, литературные вечера. В течение 50-60-х годов XIX века перед петербургской публикой здесь не раз выступали Некрасов, Толстой, Островский, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Плещеев, Майков, Полонский и многие другие.
С 1865 по 1873 год в этом доме жил русский композитор, один из руководителей «Могучей кучки» М.А. Балакирев. В те времена здесь обычно и собирались члены его кружка.
Устраивал в доме Бенардаки большие концерты и Антон Рубинштейн.
6 октября 1924 года в доме Юсупова открывается новый Дом искусств. Полное его название – «Центральный дом работников искусств» (а с 1939 года он становится еще и имени К.С. Станиславского). Это был клуб в первую очередь театральных работников, которые называют его между собой «теадом», то есть театральный дом. Это заведение существует здесь и поныне (Невский пр. д.86).
Ближе к площади находилось много экипажных заведений – во дворах стояли своего рода гаражи для карет, колясок, дрожек. Рядом с Надеждинской улицей (ныне – улица Маяковского) разместились популярные в те годы выставки восковых фигур.
Надеждинская улица, проложенная еще в 1738 году, не сразу сомкнулась с Невским проспектом. В начале XIX века она доходила лишь до современной улицы Жуковского и называлась сперва Средней, потом Шестилавочной. Третье название она получила от Александринской женской больницы (ныне – Научно-исследовательский нейрохирургический институт имени А.Д. Поленова) – людям, потерявшим здоровье, она давала надежду на исцеление…. Больницу построили по проекту архитектора А.П. Брюллова в 1851 году. Тогда же городские власти выкупили у наследников купца И.Ф. Егорова участок вместе с двухэтажным каменным домом и снесли последний, открыв выход с улицы на Невский.
На берегу Лиговского канала, примерно напротив нынешнего Кузнечного переулка, стоял дом. По внешнему виду он ничем не отличался от других. Принадлежал он коллежскому советнику И.Ф. Галченкову. История вряд ли сохранила бы его имя, не поселись тут в октябре 1847 года Виссарион Григорьевич Белинский. Квартира очень тёмная, что немало удручало друзей больного Белинского, но во дворе маленький садик, и Виссарион Григорьевич весьма радовался этому обстоятельству.
В этих комнатах, превозмогая нездоровье, он писал статьи, отсюда совершенно больным был вызван в Третье отделение «для беседы» с начальником жандармов Л.В. Дубельтом. В этом доме в шестом часу утра 26 мая 1848 года, не дожив трех дней до 37-летия, он скончался. Его прах отвезли на Волково кладбище – ближайшее к дому кладбище для бедняков.
Дом, где он умер, снесли, на его месте в 1910-1913 годах архитекторы С.П. Галензовский и И.А. Претро поставили один из самых больших в Петербурге доходных домов, принадлежавший известному инженеру-подрядчику А.Н. Перцову (теперь – дом №44 по Лиговскому проспекту).
Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя», опубликованном в 1873 году, рассказал о том, что Белинского весьма занимала прокладка железной дороги между Петербургом и Москвой: он связывал с этим общий прогресс страны. Выбирая маршруты для прогулок, предписанных врачом, Виссарион Григорьевич заворачивал к месту, где возводился вокзал,- оно было в нескольких сотнях шагов от дома. Однажды у Знаменской церкви его встретил Ф.М. Достоевский. Белинский сказал ему: «Я сюда часто хожу взглянуть, как идет постройка. Хоть тем сердце отведу, что постою и посмотрю работу. Наконец-то и у нас будет железная дорога. Вы не поверите, как эта мысль облегчает мне иногда сердце».
Площадь меняет облик. Николаевский вокзал.
Первая в мире общедоступная железная дорога была построена Стефенсоном в Англии в 1825 году; три года спустя – во Франции, еще через семь лет – в Германии. Россия не опоздала, шагала почти в ногу: 30 октября 1837 года первый пассажирский поезд проследовал из Петербурга в Царское Село, следующей весной – в Павловск. 30-верстная дорога соединила столицу с двумя ее пригородами. Сохранилось немало легенд, связанных с этой линией. Всё это делало новое средство сообщения несколько похожим на забаву, чего сразу нельзя было сказать о Николаевской дороге, - ее строительство стало событием большой государственной важности. Железнодорожная магистраль Петербург-Москва стала крупнейшим инженерно-техническим сооружением середины XIX века.
Линию начали прокладывать в 1847 году. Проект подготовил П.П. Мельников, профессор Петербургского института корпуса инженеров путей сообщения. В строительстве участвовали такие видные инженеры Н.О. Крафт, Н. И. Липин, М.С. Волков, Д.Н. Журавский и другие. Сооружение одного из труднейших участков на северной половине трассы возглавил выпускник этого института Н.И. Миклухо-Маклай. Вместе с семьей он жил прямо на стройке, вблизи Боровичей, подолгу в походной палатке. В июле 1846 года у него родился второй сын, Николай,- будущий знаменитый ученый-этнограф и путешественник. Сам Николай Ильич, когда закончили строительство дороги, стал первым начальником «Путевого двора» - вокзала на Знаменской площади.
Вначале полагали вести трассу железной дороги через Новгород, что, несомненно, ускорило бы развитие древнего города. Но Николай I провел на карте прямую линию и повелел строить так.
Дорогу прокладывали сотни тысяч насильно согнанных крестьян. Тачки, лопаты, кирки – вот их нехитрый инструмент. С двух сторон к будущей насыпи тянулись дорожки из досок, по ним, скользким от налипшей глины, катили тяжелые тачки с землей. На насыпи стояли крючники, они зацепляли тачку, вытягивали ее наверх.
По всей трассе тянулись болота. Их следовало осушить. По пояс в холодной воде корчевали пни, рыли отводные канавы, гатили осушенные участки жердями, засыпали землей.
Жили тут же, среди болот, рядом с насыпью,- в сырых землянках или «балаганах», слепленных из коры. Трудиться начинали затемно, в темноте и кончали – рабочий день продолжался по 16-18 часов. Подрядчики, артельщики, гоняясь за прибыльным рублем, кормили людей гнилым неочищенным картофелем. Строителей косили голод, холод, болезни. Пока прокладывали дорогу, не раз вспыхивали эпидемии тифа, холеры, цинги. От непосильных условий умерли десятки тысяч – их хоронили тут же, вдоль трассы.
Четыре года спустя после начала работ, 1 ноября 1851 года, наступил день пуска в ту пору самой длинной в мире двухпутевой железной дороги. По вагонам впервые прошли кондукторы. Они были одеты в военную форму с касками.
Поезда повели первые русские магистральные паровозы, построенные на Александровском заводе (сейчас - объединение «Пролетарский завод»). Обслуживающие бригады работали в трудных условиях. Первые паровозы не имели будок, даже защитных козырьков. В глаза летели пыль, искры, встречный ветер бил в лицо. Зимой поезд застревал в снежных заносах. Чтобы сообщить об этом, на ближайшую станцию снаряжали гонца. Стояли сутками, пока выручат, отбиваясь от нападения волков горящими головнями…
Нелегко было и пассажирам. Еще не скоро появились вагоны, хотя бы отдаленно напоминавшие нынешние.
Первые русские пассажирские вагоны начали строить в 1846 году. Они мало отличались от товарных, только посредине стояли скамейки – обычные, без спинок. Большими делать вагоны не решились, длина не превышала восьми метров, вместимость, естественно, была маленькой. Но уже скоро завод стал выпускать 17-метровые вагоны, четко поделенные на классы. В третьем, простонародном, на жестких скамьях сидели 90 человек. Второй класс вмещал 52 человека, для них скамейки обили сукном, снабдили спинками. В первом же классе поставили 14 мягких диванов, каждый для двух пассажиров.
Но даже те, кто ехал первым классом, испытывали массу неудобств. В вагоне не было полок для вещей, он освещался свечами, не имел других удобств. Не топили. Пассажирам побогаче зимой предлагали грелки под ноги – горячие кирпичи, помещенные в специальные коробки. На станциях кирпичи меняли…. Вагоны неимоверно трясло на стыках : рессор не имелось. Всем, кто отправлялся в путь, советовали прихватить подушки, мешки с соломой, на них и сидеть.
Лишь в 1865 году появились вагоны, посаженные на тележки. Тогда же попробовали оснащать первый класс… изразцовыми печками. Ни одна из них не доехала до конечной станции – разваливалась. Но от идеи топить не отказались, сделали чугунные печки. В конце века на линию вышли спальные вагоны.
Сеть железных дорог в России быстро росла, стальная колея уходила все дальше от Николаевского вокзала в Петербурге.
* * *
Николаевский вокзал возвели по проекту выдающегося русского архитектора К.А. Тона. Непосредственно строительством руководил известный архитектор-инженер Р.А. Желязевич, одновременно строивший здание «Пассажа» на Невском проспекте. Такого объёма вокзальных зданий к тому времени в мире было немного. Константин Андреевич Тон взял в качестве прототипа ратушу западноевропейских городов. Следуя вкусам середины позапрошлого века, фасад отделали в формах Ренессанса. Корпус увенчала квадратная башня, с часами, она обозначила центральную ось фасада, поднялась над местом главного входа. Башня доминирует над площадью. Такой же архитектуры здание, но меньших размеров поставили на другом конце железной дороги – в Москве. К.А. Тон (1794-1881) был автором многих замечательных сооружений – комплекса Большого Кремлевского дворца и Оружейной палаты в Москве, гранитной пристани с древними египетскими сфинксами перед зданием Академии художеств в Петербурге…
Строительство Николаевского вокзала повлекло создание большой площади перед ним. В сущности, только с этой поры начали точно определяться ее границы, форма. Общий план разработал еще в 1844 году архитектор Н.Е. Ефимов. Он предусмотрел застройку в виде трапеции: параллельные стороны под прямым углом пересекаются Невским проспектом; Одной из боковых сторон должен служить вокзал, другой – здание напротив. Н.Е. Ефимов проектировал создание единого ансамбля.
В Петербургском государственном историческом архиве хранится копия документа с названием: «План части Санкт-Петербурга с показанием предложения построить здание под литерой А на площади, предназначенной к образованию пред пассажирскою станциею Санкт-Петербурго-Московской железной дороги». Подлинный план среди других подписал архитектор Н. Ефимов. Есть на плане и «высочайшее утверждение», обозначенное 8 февраля 1845 года.
Под литерой А на этом плане указано место, где сейчас находится гостиница «Октябрьская». Николай I распорядился отдать участок, причем безвозмездно, некоему купцу Понамареву «с товарищами», чтобы они «своим иждивением» построили тут гостиницу и торговые заведения. Стройку велено было начать в том же 1845 году, а к 1848-му вчерне закончить. Понамарев своих обязанностей не исполнил, и участок передали более предприимчивому дельцу – графу Стенбок-Фермору.
Здание напротив вокзала – тогда оно было четырехэтажным – спроектировал архитектор А.П. Гемилиан. Чертежи всех этажей, хранящиеся в том же архиве, подписаны им. Есть на одном из чертежей и карандашная надпись: «Смотрел Желязевич».
Новое здание было готово к открытию движения на железной дороге. Стенбок-Фермор, строя на месте бывшего Слонового двора гостиницу, видел ее прежде всего увеселительным учреждением – с казино, залами для маскарадов. Царь не одобрил замысла графа, и последний продал дом. В 1860 году новая владелица княгиня Вачнадзе в той же погоне за прибылью открыла в «Знаменском воксале» гостиницу на 85 номеров. Так начала свою историю «Октябрьская», старейшая привокзальная гостиница страны, в наши дни – одна из самых крупных в городе.
Здание неоднократно перестраивалось. В конце семидесятых годов очередной владелец – «потомственный почетный гражданин» Н.В. Туляков – с помощью архитектора А. Климова добавляет пятый этаж и мансарды над ним. Более сложно стал выглядеть фасад, особенно центральная часть над входом. В 1890-1900 годах купец В.И. Соловьев затеял надстройку вместо мансард полноценного шестого этажа (архитектор А.С. Хренов). Здесь устроили зал с купольным покрытием в центре. Снова изменился фасад здания. Горизонтальный пояс разделил первый и второй этаж, русты «под шубу» в простенках первого этажа уступили место гладкой штукатурке. Одновременно реконструировалось все здание. Количество номеров увеличилось до 150, подавляющую их часть отделали с роскошью – в расчете на состоятельных постояльцев. Оборудовали ресторан на 500 мест – самый большой в городе. Гостиница к этому времени уже называлась по-новому – «Большая Северная».
Но вернемся к середине прошлого века. Вокзал и гостиница заметно сузили бывший пустырь. С двух других сторон его начали теснить так называемые доходные дома. Во многих обывательских домах сменились владельцы, их новые энергичные хозяева либо добавляли этажи, либо все сносили, расчищая место для построек, отвечающих духу времени и характеру привокзальной площади. Вслед за первой появились другие гостиницы, дома с меблированными квартирами, сдающимися внаем, с большими магазинами, расположенными в первых этажах. Зданий становилось больше, они начали «быстро подрастать».
Эти здания и сегодня в известной мере определяют облик площади, близких к ней улиц. Особенно два дома (нынешние №120 и 87/2 по Невскому проспекту), которые, словно пропилеи, указывают выход с площади в сторону Старо-Невского.
На плане, о котором уже шла речь, место, где стоит сейчас дом №120 , обозначено как «двор госпожи Кобылиной». Штрихами от двора отсечены участки, отходящие под «новую площадь согласно последнему предложению урегулирования площади», - растолковывает «изъяснение» к плану. Через двадцать с лишним лет после его составления, 1868 году, все строения еще стояли в глубине двора, дома на линии площади нет. Но новые владельцы – «купеческие братья» Чесноковы – просят разрешения построить на этой линии четырехэтажный дом «на подвалах», такой же флигель со стороны 1-й Рождественской (ныне 1-я Советская) улицы и «каменную помойную яму»… План всей постройки подготовил архитектор А. Климов. Между новым домом и зданием гостиницы оставлен Песковский переулок – ныне существующий проход с площади на 1-ю Советскую улицу.
В 1891 году очередной хозяин дома Лапин затеял его переделку. Укрепили своды над первым этажом, превратив в торговое помещение. Уже перед революцией в доме открылся фотопавильон – фасад украсила вывеска: «Фотография Д.И. Быстрова. Багеты и рамки».
На месте второго «пропилейного» дома (Невский проспект, 87/2) в двадцатых годах прошлого века находился двор «сдешнего купца Тимофеева». Три принадлежавших ему жилых деревянных строения выходили на будущую площадь, на Старо-Невский проспект и на Гончарную улицу. Но уже в 1835 году к площади и Старо-Невскому был обращен трехэтажный каменный дом, а на Гончарную – двухэтажный. Мебельный фабрикант К.А. Тур, к которому перешел участок, в 1867 году добился разрешения надстроить четвертый этаж (архитектор Г.М. Барч). Фасад простых форм, со строгим рисунком теперь получил обильные украшения. Долгое время этот дом занимала известная в Петербурге «Балабинская» гостиница, носившая также другие названия – «Дагмара», «Юлия».
В соседнем здании (Невский проспект, 89), построенном тоже в шестидесятых годах, располагалась еще одна гостиница – «Александро-Невская». Рядом под тем же номером находится дом, самый старый в этой части Невского.
Интересен и следующий за этим дом №91. Перед Октябрьской революцией это был полицейский дом Александро-Невской части. На многих литографиях и фотографиях, изображающих Знаменскую площадь, он хорошо заметен благодаря возвышающейся над ним каланче, увенчанной высокой мачтой, на которой поднимали пожарные сигналы – днем шары, ночью фонари. Их количество и цвет в определенном сочетании давали знать, в каком районе города случился пожар, какой силы, нужно ли выезжать одной или нескольким командам или даже всем сразу. В помещениях этого дома находился и музей петербургской полиции.
Двухэтажный дом Миняева стоял на углу Невского проспекта и Знаменской улицы. Дом в первые десятилетия позапрошлого века венчал собой главную столичную магистраль. Он имел строгий классический фасад, на втором этаже простые прямоугольные окна, на первом окна шире, прикрытые полукруглыми сводами, - за ними, очевидно, находилась лавка. Дом каменный, но все остальные строения во дворе деревянные. Сохранился документ 1832 года с просьбой Миняева построить внутри двора одноэтажный деревянный жилой дом. Ответ был положительным: «…по соображению с городскими правилами по Знаменской улице дозволяется строить деревянные дома». Неудивительно. Чуть отступя от Невского проспекта, на месте нынешних домов №4 и 6 на улице Восстания, еще находились огороды и сады.
Купец расширял дело. В 1835 году ему позволили снести деревянные сараи, построить четырехэтажное здание во дворе как продолжение существующего каменного дома. Заодно он надстроил два этажа и на этом доме. В 1897 году архитектор П.И. Гилев по заказу нового владельца Д.А. Дурдина поставил рядом, на Знаменской улице, пятиэтажный корпус, добавляя и первому пятый этаж. Фасады, и до того не раз менявшиеся, теперь приобрели вид, сохранившийся до наших дней. Усложнилось обрамление окон, появились пилястры, лепные орнаменты, картуши, на крыше – декоративная решетка и вазы…
Три корпуса, построенные в разное время, слились в один (нынешний дом №116/2 по Невскому проспекту). Еще в семидесятых годах позапрошлого века тут открылась гостиница. Называли ее в городе по имени владельца купца А.И. Бузаратова, хотя висела вывеска «Эрмитаж». В советское время, в конце тридцатых годов, гостиница стала называться «Северной», потом она стала филиалом «Октябрьской». В нынешнее время в этом доме на первом этаже размещаются магазины, а верхние этажи затянули рекламой, видимо собираются делать капремонт.
Четырехэтажный дом по соседству (теперь - №4 на улице Восстания) построен в 1887 году архитектором А.В. Ивановым по заказу благотворительного общества Знаменской церкви. Она владела еще одним участком по другую сторону Знаменской улицы. В 1878 году инженер-архитектор Д.Д. Соколов построил тут трехэтажный дом, который сегодня главным своим фасадом обращен к станции метро, а боковым на Лиговский проспект и улицу Восстания.
Пересечем Невский проспект и двинемся по четной стороне Лиговского проспекта. В середине прошлого века нынешней сплошной стены домов здесь, конечно, не было. Территория делилась на отдельные дворы, в них стояли небольшие дома, окруженные нежилыми службами. У дворов – разные хозяева. Угловой принадлежал «полковнице Шарлотте Маркевичевой», следующие – «сердобольскому купцу Исааку Коврову», просто купцу Ивану Клевцову, вдове купца Митюшина…
Дом, в котором жила полковница, деревянный, но в марте 1834 года она выказала желание «вновь построить каменное в три этажа строение, существующее же… сломать», в том числе сеновал. У Коврова часть двора, примыкающую к Лиговскому каналу, занимал сад. А Клевцов вынес на набережную канала сараи, дом же с мезонином («низ каменный, верх деревянный») отнес дальше; за домом тоже рос сад…
Заметные перемены пришли сюда в семидесятых – восьмидесятых годах, когда все или почти все участки оказались в руках первой гильдии купца Ф.И. Коровина. Проекты новых домов он заказал тому же Александру Васильевичу Иванову, одному из видных зодчих той поры, одаренному мастеру, опытному строителю. Архитектору принадлежит полное или частичное авторство выходящих на площадь домов №41, 43-45, 47 на Лиговском проспекте, дом №49 спроектировал архитектор В. Пруссаков.
В девяностых годах в угловом доме №41 (Невский проспект, 87) – типичном жилом доме той поры, богато украшенном эркерами, декоративными фронтонами, другими элементами декора, - размещались меблированные комнаты некоей Гречковой. Часть помещений перед революцией и некоторое время после нее занимало реальное училище Н.В. Богинской. В 1918 году в ее классах работала первая советская школа журналистики, тут выступали А.И. Куприн, А.А. Блок.
Очень большим переделкам в начале прошлого века подвергся дом №43-45, на участке которого находилась гостиница «Знаменская». Ее владелец В.Е. Пестриков стремился придать отелю «солидный, семейный характер». Можно было снять не номер, а целую квартиру из пяти комнат с ванными, кухнями, людскими.… На втором этаже Пестриков открыл для постояльцев вместительный ресторан «с, безусловно, здоровым домашним столом», центральный зал которого отделал вычурной лепкой. Первую перестройку осуществил в 1902 году архитектор Г. С. Гаврилов. В 1913 году В. М. орлов передал центральную часть. Фасад, выходящий на площадь, прорезало огромное полуциркульное окно, на котором долгие годы по вечерам светилась надпись: «Московский». Такое название получили после революции ресторан и гостиница, тоже ставшая теперь филиалом гостиницы «Октябрьская».
Счет отелям и домам с меблированными комнатами, находившимися перед революцией на площади и вблизи нее, на этом не кончается. Здание рядом с вокзалом по Гончарной улице, 3, занимала гостиница «Россия», дом на Лиговском проспекте, 33-35, - гостиница и ресторан «Дунай», меблированные комнаты «Версаль».
Построенные разными хозяевами, разными архитекторами, дома на площади и около нее имеют много общего, характерного для периода застройки Петербурга, начавшегося со второй половины XIX века и связанного с очень быстрым развитием промышленного капитализма.
Вкусом новой знати – промышленников, финансистов – в значительной мере определяется внешний вид застройки. Порой архитектору заказывали лишь одно: «Мой дом должен перещеголять соседний». В архитектуре преобладает эклектика. Фасады обильно декорируются, застройка становится пестрой. Исчезают простота, строгость, столь характерные для зданий, построенных в XVIII—начале XIX века.
Все же есть правило, которое неуклонно выдерживается. Строительный устав, утвержденный в 1857 году, повторил положение, принятое тридцатью годами раньше: нельзя возводить или надстраивать частные здания, сколько бы в них ни проектировалось этажей, более определенной высоты, соответствующей ширине улицы или переулка, где сооружается дом. Исключения допускались лишь для зданий угловых и выходящих на площадь или открытое место. Да и в этом случае допускалась максимальная высота в 11 саженей, считая от тротуара до начала крыши. Это правило, конечно, не могло спасти Невский на участке около вокзала от разностильности, но сохранило прежнюю ровность, стройность проспекта.
На площади, и особенно вблизи нее, сооружалось много так называемых доходных домов. Среди них были дома с очень дорогими комфортабельными квартирами на лучших этажах для людей состоятельных. Но больше таких, где квартиры – тесные, сырые коморки, в каждой из которых часто ютились семьи бедняков по четыре-пять человек, с платой довольно высокой за «угол» или «койку». Минимум удобств для большинства жильцов, максимум барышей для хозяина – вот принцип, по которому возводились такие дома. Недаром ходила поговорка: выгоднее иметь доходный дом в Петербурге, чем золотой прииск в Сибири…
Типично для подобных сооружений и здание, которое граф-делец Стенбок-Фермор построил рядом со своим «воксалом». Оно тянется по четной стороне Лиговки от площади до 2-й Советской улицы. Здание не раз меняло владельцев, неоднократно перестраивалось, но все с той же единственной целью – получить как можно больше барышей. Последний, выметенный революцией хозяин дома – царский министр двора барон Фредерикс – не только довел размеры комнат до клетушек, но каждую приказал еще перегородить… по высоте. Из одной каморки получилось две – наверху и внизу. Настил оставлял верхнему жильцу кусочек окна под ногами, нижнему – под потолком. Подобное жилье снимали люди малоимущие, мелкие чиновники, студенты. В этом доме некоторое время жили писатель-демократ Г.И. Успенский, актер И.И. Судьбинин.
В 1960-1961 годах строители треста №16 Главленинградстроя коренным образом реконструировали корпус. Его соединили с гостиницей «Октябрьская», сделали частью ее.
Петербург в конце позапрошлого века охватила строительная лихорадка. В столице земля дорожала год от года. Отсюда стремление максимально использовать территорию. Так появились узкие дворы-колодцы, лишенные солнца, света, зелени. Их особенно много в привокзальных кварталах.
Петербург постоянно притягивал к себе передовые умы страны. Сюда приезжали никому не известные юноши, составившие со временем славу России. Они покидали перрон Николаевского вокзала, выходили на Знаменскую площадь, видели прямой, как стрела, Невский… Чувства многих из них передал В.Г. Короленко: «Сердце у меня затрепетало от радости. Петербург! Здесь сосредоточено было все, что я считал лучшим в жизни, потому что отсюда исходила вся русская литература, настоящая родина моей души».
Осенним днем 19 ноября 1855 года тут ступил на петербургскую землю 27-летний армейский поручик-артиллерист Лев Толстой. Он приехал в столицу с донесением о действиях артиллерии при обороне Севастополя и был, таким образом, пассажиром железной дороги первых лет ее существования.
На Лиговском проспекте, там, где сейчас трамвай, миновав площадь, сворачивает на 2-ю Советскую улицу, в 1850-х годах снесли съезжую (полицейский дом), стоявшую на месте закопанного Слонового пруда. Территорию отдали для строительства первой в России детской больницы.
Она была в значительной мере созданием доктора Карла Андреевича Раухфуса, одного из основоположников отечественной и мировой педиатрии. Он проявил подлинную самоотверженность при организации больницы, стал первым ее директором. Чуть ли не каждый кирпич клался в стены под его наблюдением. Вначале объявили конкурс на лучший проект, программу конкурса тоже разработал Раухфус. В основу приняли проект архитектора Ц.А. Кавоса. Строительство начали летом 1867 года и закончили спустя два года. Но, не удовлетворяясь сделанным, Раухфус через двадцать лет снова перестроил и расширил помещения, благодаря чему планировка и сегодня поражает продуманностью. Он добился, чтобы поблизости не ходил, тревожа покой больных детей ломовой транспорт. Было актом справедливости дать лечебному учреждению имя врача-энтузиаста, что сделали почти сразу после революции, в 1920 году.
Знаменская площадь постепенно благоустраивалась. Лиговский канал на участке от Таврического сада до Обводного канала в 1891-1892 годах, наконец, заключили в трубу и засыпали. Он давно стал ненужным, поскольку фонтаны, которые от него питались, уничтожило наводнение 1777 года. Получилась широкая улица, названная Лиговской. Знаменский деревянный мост через канал тоже за ненадобностью разобрали.
В августе 1863 года у Николаевского вокзала появилась пассажирская конка. Линия, одна из трех, тянулась до Адмиралтейства. На Невском конка ходила часто – через каждые десять минут, - но движение открывалось только после девяти часов утра, оно не было рассчитано на рабочих людей. Вагон имел два этажа, карабкаться почти отвесно наверх стоило труда, но на открытом дождю и ветру империале проезд обходился дешевле. Газеты восхваляли конку, их понять можно: кока более демократична, относительно недорогой проезд позволял пользоваться ею людям попроще. До ее пуска почти единственным видом транспорта в столице были извозчики, их услуги далеко не каждому по карману. Сотни извозчиков в ожидании седоков выстраивались у Николаевского вокзала…
Но еще весной 1889 года на Знаменской площади впервые появился электрический трамвай. Проводов над ним не было, он питался от аккумуляторов. Такого типа трамвай оказался неэкономичным, а иной появился в Петербурге много позже, чем в других городах России, хотя еще в 1880 году инженер-изобретатель Ф.А. Пироцкий успешно провел в столице его испытания. Опоздание объяснялось тем, что владельцы конки, не желая расставаться с доходами, и опираясь на ранее заключенный с думой договор, решительно воспротивились нововведению. Трамвай пустили в столице только в 1895 году, да и то не по улицам, а по льду Невы: на нее договор не распространялся. И только когда срок его истек, проложили постоянные линии. Одна из первых открылась 28 декабря 1907 года у стен Николаевского вокзала и тоже шла по Невскому проспекту к Адмиралтейству.
На трассу Знаменская площадь – Адмиралтейство в 1897 году выехало первое петербургское такси. Поначалу в ходу был только один «бензомотор», второй обслуживал линию от Публичной библиотеки до Новой Деревни. Однако в 1907 году в столице уже было зарегистрировано 403 таксомотора.
С 1910 года ездить по Невскому проспекту стало особенно удобно: участок, примыкающий к Знаменской площади, тоже покрыли торцами – деревянными шестигранными шашками (отрезок от Адмиралтейства до Фонтанки замостили ими еще в 1832 году). Торцовые мостовые, русское изобретение, предложенное инженером В.П. Гурьевым, уже использовалось во многих городах Западной Европы, Америки. Машины по обновленной проезжей части покатили плавно, бесшумно.
Правда, «лихачить» не разрешалось, предел дозволенной скорости составлял 12 верст (едва 13 километров) в час. Все же на некоторых перекрестках, включая Знаменскую площадь, установили светофоры. На нынешние они походили лишь набором тех же цветов: красный, желтый, зеленый. Светофор представлял собой раскрашенный круг со стрелкой. Регулировщик переводил ее на нужное поле, машины останавливались или снова начинали движение.
Появился на площади и автобус – в 1907 году. Его рейсы организовал частный предприниматель инженер Б.А. Иванов, возглавивший «Санкт-Петербургское товарищество автомобильно-омнибусного движения».
В домах на Знаменской площади и рядом с ней находилось очень много магазинов. Фасады были облеплены вывесками – они нанизаны в два и даже три ряда. На угловом доме по Невскому, 116/2, выходящем на площадь, с вывеской «Гостиница "Эрмитаж"» соседствовало большое количество других: «Курляндская хлебопекарня», «Фрукты», «Гастрономия П. Побожева», «Торговый дом Гер. Брахман и Кº», «Н.Д. Медведский. Табак, сигары», «Галантерейный магазин Гончарова», «Завтраки и обеды»…
По периметру площадь в начале прошлого века уже полностью застроили, но центр оставался пустым. Наконец в 1909 году место заполнили – по оси главного входа в вокзал поставили конный памятник Александру III.
Странное впечатление производил этот памятник на тех, кто видел его. Вот какое описание оставил Л.В. Успенский:
«Посреди площади лежал огромный, красного порфира параллелепипед нечто вроде титанического сундука. И на нем… упершись рукой в грузную ляжку, пригнув чуть ли не к самим бабкам огромную голову коня-тяжеловоза туго натянутыми поводьями, сидел тучный человек в одежде, похожей на форменную одежду конных городовых; в такой, как у них, круглой барашковой шапке; в такой, как у многих из них, недлинной, мужицкого вида бороде – «царь-миротворец» Александр Третий.
Многих охватывал озноб, когда он появлялся так, внезапно, перед нами как символ тяжкого могущества, безмерной тупости, непоколебимой жестокости…»
Создал памятник скульптор Павел Петрович Трубецкой. Восемь лет работал над ним, подготовил 14 вариантов, два из них – в натуральную величину. Моделью коня скульптору служил собственный конь Александра III, а «моделью» царя… унтер-офицер Пустов, швейцар Государственной думы, очень похожий фигурой на императора.
Сооружение обошлось в баснословную по тем временам сумму – 1 200 000 рублей. Современники сразу расценили монумент как карикатуру, колоссальный шарж в бронзе, убийственную сатиру. И.Е. Репин, присутствовавший на открытии памятника, увидев последний, в восторге воскликнул: «Верно! Верно! Толстозадый солдафон! Тут он весь, тут и все его царствование!».
Удивительно, что злую насмешку не увидел заказчик – Николай II, приказавший написать на постаменте: «Любящий сын – возлюбленному отцу». Уже через три года городская дума обсуждала вопрос, не снять ли монумент. По Петербургу пошли ядовитые строчки:
Стоит комод,
На комоде – бегемот,
На бегемоте – обормот…
После революции статуя еще долго возвышалась перед Московским вокзалом, однако в 1927 году на постаменте вырезали четверостишие:
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
Автором эпиграммы был замечательный советский поэт Демьян Бедный. Не все в ней точно. Статую, например, отлили не в чугуне, а в бронзе. Но четверостишие оказалось метким, сильным, никто с той поры не называл монумент иначе, как «пугалом».
В 1937 году, к двадцатилетию Великого Октября, памятник с площади совсем убрали. Нельзя было согласиться с тем, что парадный въезд в Ленинград, город трех революций, украшает именно «пугало».
Конную статую перевезли во внутренний двор Русского музея, где она хранится до сих пор.
Площадь и революция.
В 1905-м, начиная со страшного 9 января, Знаменская площадь видела многочисленные народные шествия, митинги.
Первая русская революция потерпела поражение. Царская полиция усиленно разыскивала Ленина. В конце 1907 года он эмигрировал из России по решению партии. Впереди был 1917-й – год решающих боев с самодержавием, за социалистическую революцию.
… К вечеру 23 февраля 1917 года Знаменская площадь, всегда шумная и оживленная, застыла в тревожном ожидании. Замерли трамваи, исчезли куда-то извозчики. Редкие прохожие прислушивались к песням и крикам, доносившимся со стороны Песков. Оттуда, пройдя 3-ю и 4-ю Рождественские улицы, по Суворовскому и Старо-Невскому проспектам на площадь двигались колонны демонстрантов. На следующий день шествия возобновились. И снова одним из главных мест активных действий рабочих стала Знаменская площадь.
У памятника Александру III, в центре площади, начался митинг. Ораторы поднимались на постамент памятника, бросали в толпу гневные слова о тяжкой жизни трудового народа, о проклятой войне, ненавистном самодержавии.
Ночь с 24 на 25 февраля силы контрреволюции использовали, чтобы предупредить рост «беспорядков». Было решено «со следующего дня действовать энергично». На центральные магистрали города вывели войска, у мостов, важных перекрестков расположили военно-полицейские заставы.
Еще до рассвета все улицы, вливающиеся в Знаменскую площадь, тоже перекрыли войска и полиция. У вокзала горячили коней казаки. Солдаты Волынского полка цепью отгородили Невский. Вдоль стен «Большой Северной» гостиницы тянулся строй конных полицейских. Пешие городовые, одетые в черные шинели, словно воронье, кучками расположились в разных концах площади.
Занимался день, и все слышнее становился гул, катившейся сюда от Александро-Невской лавры. По Старо-Невскому густой толпой валил народ – рабочие Колпина, Невской заставы, Охты. Вместе с мужчинами шли женщины, дети.
Перед площадью, где Старо-Невский сужается, демонстранты сдвинули, уплотнили ряды. Завидя цепи полицейских, передние остановились. Но сзади движение продолжалось, и колонна, выгибаясь дугой, вползла на площадь. Толпа напирала и со стороны Лиговской и Знаменской улиц.
Части демонстрантов удалось прорваться на площадь. У памятника снова начался митинг.
Ротмистр конной стражи, командовавший на площади, что-то громко приказал полицейским, те стронули лошадей, на скаку выхватили шашки и кинулись на людей. Пристав ударил работницу с красным флагом, она упала под копыта лошади. С той стороны, где стояли пешие городовые, трескуче захлопали револьверные выстрелы. Крики ужаса, гнева пронеслись над площадью. Падали сражённые пулями, затоптанные лошадьми люди, другие хватались за булыжники, бросали в полицейских. Схватки вспыхивали то в одной, то в другой части площади.
«Казаки, заступитесь!» - крикнул кто-то из толпы. И вдруг случилось невероятное. Один из неподвижно стоявших у вокзала казаков – подхорунжий 1-го Донского полка М.Г. Филатов, фронтовик, полный Георгиевский кавалер, - поднял на дыбы своего коня, вылетел из строя, пронесся к месту, где находился полицейский пристав, и наотмашь ударил его шашкой. За ним на городовых двинулись остальные казаки. В одну минуту толпа прорвала все заставы, заполнила площадь от края до края. Рабочие обнимали, целовали казаков, качали Филатова. Отовсюду неслись крики: «Ура!», «Казаки с нами!».
Однако на другой день,
Февраля, на Знаменской площади полицейские снова стреляли в рабочих. Многотысячная демонстрация пыталась продвинуться по Невскому проспекту в сторону Дворцовой площади, но была встречена цепью солдат. Прозвучала чудовищная команда: «Пли!». Солдаты не выполнили ее, подняли винтовки, стреляли только вверх.
Свинцовый дождь все же пролил. Еще с утра на крыше Николаевского вокзала, на чердаках других домов вокруг Знаменской площади залегли у пулеметов городовые…. Покрытую снегом мостовую обагрила кровь. 40 человек было убито и почти столько же ранено. На углу 1-й Рождественской улицы и Суворовского проспекта убили еще человек, нескольких ранили. Много жертв было и в других частях города.
В тот день руководившее борьбой народа против царизма Бюро ЦК большевистской партии выпустило манифест с призывом к свержению самодержавия.
Следующие дни коренным образом изменили положение. К восставшим примкнул почти весь Петроградский гарнизон. Полки стали открыто поддерживать народ. И царизм пал. В Петрограде и стране победила Февральская революция.
Николаевский вокзал – важный стратегический объект – стал ареной борьбы и в напряженные дни Октябрьского вооруженного восстания 1917 года. Временное правительство 17-18 октября установило контроль над вокзалом, направив сюда солдат и броневики. Однако в канун решающего события – штурма Зимнего дворца, с вечера 24 октября действенный контроль над железной дорогой, ведущей в Москву, принадлежал Военно-революционному комитету. Патрули вооруженных рабочих проверяли все поезда, шедшие в Петербург и из него. А с 2-х часов ночи 25 октября революционным силам уже принадлежал и вокзал.
Утром исторического дня 25 октября Николаевский вокзал на Знаменской площади был полностью в руках восставшего народа.
* * *
…10 марта 1918 года. У платформы Николаевского вокзала стоят два поезда. В связи с угрозой Петрограду со стороны германских войск, нарушивших соглашение о перемирии, ЦК партии принял решение о переезде Советского правительства во главе с В.И. Лениным в Москву.
* * *
В первые месяцы после Великого Октября Знаменская, Пушкинская улицы, считавшиеся в Петербурге – Петрограде вполне «аристократическими», вдруг увидели необычное. К хорошим, «богатым» домам подъезжали телеги, подкатывали ручные тележки, разгружались, нехитрый скарб бедняков затаскивался на лучшие этажи – второй, третий. По декрету Петросовета в барские квартиры из сырых подвалов, неблагоустроенных флигелей переселялись семьи рабочих.
Конец двадцатых – начало тридцатых годов отмечены первыми попытками реконструировать Лиговский проспект, самую неблагоустроенную часть района вокруг площади. За домами скрывались глухие дворы с облупленными флигелями, мрачными брандмауэрами и бесчисленным множеством сараев. Пройдешь под арку в один двор, за ним снова арка – начинается другой, третий…. И все они заставлены высокими поленницами дров, образующими немыслимые закоулки.
Реконструкция района Лиговского проспекта в те годы проводилась в основном без строительства новых зданий. Ограничивались сносом ветхих построек. Самым значительным было устройство двух зелёных полос посреди Лиговского проспекта, трамвайные линии остались между ними. Деревья посадили и вдоль тротуаров. Зеленая зона начиналась у самой площади.
С площади Восстания постепенно исчезли стоянки извозчиков – непременный атрибут привокзальной площади. В декабре 1926 года она стала конечным пунктом первого автобусного маршрута с регулярным движением, открытого в советское время.
20 декабря 1936 года площадь пересек первый в Ленинграде рейсовый троллейбус. Маршрут №1 начинался у Александро-Невской лавры и заканчивался на площади Труда.
Годы войны.
Шумная, оживленная, пересекаемая транспортом во всех направлениях площадь Восстания в первую военную зиму словно застыла, замерла. Еще в июле она была похожа на огромный бивак: возле вокзала на узлах и чемоданах сидели женщины, дети, старики, ожидая отправки в эвакуацию.
Со станции на восток уходили поезда не только с эвакуированными, но груженные заводским оборудованием, музейными ценностями.
Последние два эшелона ушли отсюда 29 августа: со взятием Мги дорога оказалась перерезанной. Через десять дней Ленинград лишился последней железнодорожной нити, связывающей город со страной. Началась блокада.
С наступлением холодов площадь Восстания утонула в сугробах, движение трамваев, троллейбусов прекратилось – не хватало электроэнергии. Ольга Берггольц в один из самых тяжких дней блокады прошла от Дома радио, где она в ту пору работала, в Невский район. В «Дневных звездах», куда включены дневниковые записи, она рассказала:
«Вот дошла до Московского вокзала. Поглядела на часы: стоят.
…Слева от Московского – до самой Александро-Невской лавры – цепь обледеневших, засыпанных снегом, тоже мертвых – как люди мертвых – троллейбусов. Друг за другом, вереницей, несколько десятков. Стоят… Наверно, всегда теперь будут так стоять. Невозможно представить, чтобы все это когда-нибудь двинулось, зазвенело, зашелестело по асфальту…»
Двинулось, зазвенело! Уже 15 апреля 1942 года, чуть потеплело, отступила зима, по площади Восстания, радостно звеня на стрелках, пробежал трамвай. Это огромной победой ленинградцев, которых не сломили ни жестокий голод, ни бесконечные бомбежки и артобстрелы. И в первую очередь победой самих трамвайщиков, сумевших в невероятно тяжелых условиях подготовить подвижной парк, восстановить энергохозяйство и контактную сеть, отремонтировать пути, стрелки…
Многие из этих мужественных людей в первую, особенно страшную блокадную зиму, переселились из своих холодных, неотапливаемых квартир в гостиницу «Октябрьская».
В блокаду в Ленинграде работал лишь один вокзал – Финляндский: поезда доставляли эвакуируемых к Ладожскому озеру, далее путь лежал на Большую землю по льду или по воде. Как выглядел в ту пору Московский, рассказал в своем стихотворении «Блокадный вокзал» другой ленинградский поэт – Юрий Воронов:
Вокзал Московский пуст,
Уныло, как в пещере,
Под валенками хруст;
Надуло снег сквозь щели…
Сегодня хоть кричать –
Ответит только эхо.
И некого встречать,
И некому уехать.
Однако уехать все же было можно, правда, недалеко. Полностью Московский вокзал не замер. Отсюда продолжали отправлять поезда, даже пассажирские, но маршрут заканчивался в Славянке, Колпине, Ижорах. «Летучки» - несколько вагонов на мотовозной тяге – шли дальше, до самой линии фронта. На них подвозили военную технику, боеприпасы, другое снаряжение.
Поезда часто попадали под артиллерийские обстрелы, особенно на участке Обухово – Колпино. Чтобы дезориентировать врага, график движения постоянно смещался, пригородные составы ходили без твердого расписания.
Летом 1942 года Ленинградская партийная организация, Военный совет фронта приняли решительные меры для увеличения масштабов эвакуации населения из осажденного города. Финляндский вокзал не справлялся с нагрузкой, к тому же на него чаще падали бомбы и снаряды: фашистские варвары знали, что с этой станции вывозят женщин, детей, стариков. И тогда часть поездов с эвакуированными начали отправлять с Московского вокзала. По соединительной ветке составы попадали на линию Ржевка – Мельничный ручей – Борисова Грива.
Жертвы
бомбежки.
Фото в момент взрыва на Невском проспекте.
В январе 1943 года блокада была прорвана. На узком, насквозь простреливаемом участке вдоль Ладожского озера построили временную рельсовую линию Шлиссельбург – Поляны. 7 февраля по ней прошел первый поезд с Большой земли. Спустя несколько месяцев было решено открыть прямое пассажирское движение на Москву. С 10 ноября на Московский вокзал ежедневно утром приходил поезд из столицы, а вечером отправлялся обратно. В пути он находился более 30 часов.
А 20 марта 1944 года, не прошло и двух месяцев после окончательной ликвидации блокады, от перрона Московского вокзала, словно не было трех лет перерыва, снова отошла сверкающая свежей краской вагонов «Красная стрела». Скорый поезд направлялся в Москву, и не кружным путем, а прямо, по восстановленному ходу Октябрьской магистрали. На площади Восстания и на вокзале состоялись торжественные проводы «Стрелы» - этот ее рейс воспринимался как реальное воплощение разгрома фашистских войск под Ленинградом, освобождения города от вражеской осады.
Восстановительные работы на самой площади начались, когда война еще продолжалась. 5 июля 1944 года газета «Ленинградская правда» поместила фотографию с подписью: «Расчистка площади Восстания». Мужчины, женщины убирают кирпичи, мусор, грузят ими трамвайную платформу. Первой отремонтировали гостиницу «Московская»: в январе 1943 года во двор ее упала бомба, взрывная волна снесла окна и двери. Весной 1944 года сюда пришли строители, в феврале она снова открылась – сто номеров приняли первых жильцов. В том месте, где от площади начинается Старо-Невский, и на Лиговке, рядом с «Октябрьской», разобрали сооруженные еще в начале войны два дота.
В 1950-1952 годах провели первые в послевоенное время капитальные работы по благоустройству Невского проспекта, в том числе площади Восстания. Обновили все фасады. Их окрасили более стойкими перед капризами ленинградской погоды перхлорвиниловыми красками. К домам проложили газовые коммуникации, одновременно заменили все подземное хозяйство – водопроводные, канализационные, кабельные сети. (Интересно, что при этом из грунта извлекли много труб, сделанных из высверленных толстых бревен, - следы осушительных работ в XVIII веке.)
Самое заметное – Невского сняли трамвай. С 1951 года он перестал ходить и через площадь в сторону Старо-Невского. Нагрузку в этом направлении взяли на себя автобус и троллейбус. Исчезло хитросплетение рельсов, проезжую часть залили асфальтобетоном, расширили тротуары. Площадь словно стала шире: ее перепланировали, в центре разбили сквер, а по периметру окаймили многолетними липами.
Ту часть площади, где некогда стояла Знаменская церковь, разобранная еще в 1936 году, отгородили забором. За ним слышался шум большой стройки. Ленинград получал самый совершенный вид городского транспорта – метро. На площади Восстания сооружалась станция подземной дороги. Когда сняли забор, взорам ленинградцев предстал круглый, классической формы павильон, увенчанный шпилем из нержавеющей стали с пятиконечной звездой в обрамлении колосьев – наземный вестибюль станции «Площадь Восстания».
Станция метро «Площадь Восстания».
5 ноября 1955 года, в залитом ярким светом подземном зале гулко прозвучало: «Готов!». Плавно сдвинулись стеклянные створки дверей. От перрона, сразу набрав высокий ход, двинулся поезд, вагоны которого были выкрашены в голубой цвет. К широким вагонным окнам прилипли счастливые детские лица: право стать первыми пассажирами первого на Ленинградском метро пассажирского рейса, начавшегося от платформы станции «Площадь Восстания», отдали школьникам.
Десять последующих дней к круглому павильону, вставшему на площади близко к Невскому проспекту, выстраивались огромные очереди. Улица Восстания оказалась запруженной народом, люди стояли в несколько рядов. Билетов не продавали, в первые рейсы пускали по пригласительным билетам, которые раздавались на предприятиях, в учреждениях. На станцию за день приходило примерно 150 тысяч человек, а желающих не убавлялось. Это были скорее не пассажиры, а экскурсанты. На каждой остановке выходили, осматривали станции, оценивали их архитектуру, оформление. Поднимались по невиданным еще в Ленинграде самодвижущимся лестницам – эскалаторам и опять спускались вниз.
Официальный ввод первого участка подземной магистрали состоялся 15 ноября.
Архитектурный облик станций был определен в ходе всесоюзного конкурса. На восемь станций первой очереди поступило 123 проекта из Ленинграда, Москвы, Киева, Свердловска. «Площадь Восстания» построили по проекту группы ленинградских архитекторов, в которую входили И.И. Фомин, Г.Н. Журавлев, В.В. Ганкевич, а также инженер Е.А. Эрганов.
Первый участок, протянувшийся от площади Восстания до Автова, имел длину 10,8 километра. Линия соединила промышленный Кировский район с центром, связала четыре из пяти ленинградских вокзалов. Через три года ее продлили от площади Восстания до Финляндского вокзала.
Наземные и подземные залы станций были выполнены парадно, богато. Такой была идейно-образная направленность советской архитектуры послевоенных лет. Можно понять архитекторов и строителей: им не хотелось, чтобы пассажиры чувствовали, что находятся глубоко под землей. Отсюда стремление дать больше простора, света, сделать сооружения легкими, невесомыми. Для отделки использовали различные виды гранитов, цветной мрамор, художественное стекло, нержавеющую сталь, цветные металлы. Оформление каждой станции отвечало определенной теме. На «Площади Восстания» оно посвящалось революционным событиям 1917 года.
Дань памяти.
… 8 мая 1985 года. Страна готовилась отметить 40-летие великой Победы. Центром торжества в Ленинграде стала площадь Восстания. Ровным, четким каре выстроились войска. На площадь пришли ветераны партии, войны и труда, представители партийных, советских и общественных организаций, передовики производства, деятели науки, культуры и искусства. Над ширью площади разнесся «Гимн Великому городу».
900 дней и ночей пламя войны не отступало от стен Ленинграда. Не было здесь крепостных стен, не они остановили жестокого врага – героизм бойцов, мужество жителей города. Он по великому праву одним из первых удостоился чести называться городом-героем. И, словно отличительный знак, на площади у одних из главных «ворот» Ленинграда отныне стоит этот монумент.
Когда смотришь на монумент, его вершина, куда, как к острию, сбегаются все пять граней стелы, кажется плывущей высоко в небе. Пять граней и у высокого постамента. Каждую из них украсил барельеф, отлитый на заводе «Монументскульптура». На центральном, обращенным к Невскому проспекту, - орден Ленина и надпись: «Городу-герою Ленинграду». Ниже – памятные даты: «1941-1945». На остальных – композиции, образно отразившие героическую эпопею обороны города.
Авторы проекта – руководитель творческой группы лауреат Государственной премии РСФСР А.И. Алымов, Б.Н. Брудно, В.М. Иванов – шли путями трудного поиска, сделали много эскизов, макетов, проб, пока не определились пропорции, художественная форма монумента. Горельефы выполнили скульпторы А.А. Виноградов, Б.А. Петров, В.Д. Свешников, А.С. Чаркин.
Детали проекта еще разрабатывались, когда в выборгском карьере «Возрождение» прогремел аккуратный и точный взрыв. Он отделил от громадной скалы блок весом в две тысячи тонн – заготовку для будущего обелиска.
Окончательный вес постамента и стелы – примерно 400 тонн. Остальное предстояло срубить, соскоблить камнетесам бригады М.В. Докучаева. С максимальной осторожностью обрабатывали грань за гранью, и камнетесам помогали кантовать глыбы крановщики и такелажники. За словом «кантовать» стояли сложнейшие, поистине ювелирные операции, которые выполнили специалисты.
Строители вместе с субподрядными организациями подготовили фундамент. В одно из мартовских воскресений движение на площади было остановлено, и на место встал десятиметровой высоты постамент. А в первое воскресенье апреля на глазах у тысяч ленинградцев три мощных крана, действуя с величайшей синхронностью, подняли и установили в вертикальное положение гигантскую стелу.
А еще несколько дней спустя, перед тем, как стела окончательно встала на пьедестал, в нишу, оставленную в нем, вложили запаянную капсулу с именами многих из тех, кто сооружал обелиск.
* * *
Закончим знакомство с площадью Восстания в предвечерний час, когда небо еще достаточно светло, чтобы на нем рисовались контуры обелиска, зданий, но фонари уже горят, их белые шары плывут над тротуарами. Ни на секунду не закрываются двери метро, выплескивая новые толпы, направляющиеся к концертному залу «Октябрьский», к подъездам Московского вокзала. С широких гранитных ступеней вокзального парадного подъезда площадь видна как на ладони. Слева в нее мощно вливается красавец Невский. Справа на его продолжении узкая горловина Старо-Невского едва вбирает поток автобусов, троллейбусов, маршрутных такси и легких автомобилей. С каждой минутой темнеет, и вот уже вспыхнули витрины магазинов, зарево реклам…
Старая площадь молода, живет учащенными ритмами большого замечательного города, где история и современность слились воедино.
Список литературы:
1. Севастьянов С.Ф. – «Площадь Восстания»; Лениздат, 1987г.
2. Буренина М. – «Прогулки по Невскому проспекту»; изд. Дом «Литера», 2002г.
3. Канн И. – «Площади революционных восстаний»; Лениздат, 1955г.
4. Швецов Л.А. – «Смольнинский район»; Лениздат, 1964г.
5. Славина Т.А. – «Константин Тон»; Лениздат, 1982г.
08.05.2005
Перепечатка материалов без ссылки на наш сайт запрещена