Политические течения России
Политические течения России
План
Введение
1. Социалисты-революционеры
2. Меньшевики
3. Большевики
Заключение
Литература.
В 1905—1906 гг. в России появилось и много новых партийных организаций: кадеты, октябристы, прогрессивная экономическая и торгово-промышленная партии, партия правового порядка, партия мирного обновления, народно-социалистическая партия, не говоря уже о множестве более мелких, в том числе и национальных, партий самых разных оттенков и направлений. Даже крайние монархисты, которые еще недавно считали излишним создавать какую-то особую партию, поняли наконец, что самодержавие нужно тоже охранять и защищать, в том числе от слабого и слишком уступчивого, как им казалось, по отношению к либералам царя.
Особенно интенсивно указанный процесс пошел после царского Манифеста 17 октября. В итоге в России начала складываться целая система самых разных политических партий, которые можно разделить на пять основных типов: 1) консерваторов, выступавших за сохранение самодержавной системы; 2) консервативных либералов «октябристского» типа; 3) либеральных, или конституционных, демократов; 4) неонародников; 5) социал-демократов.
Этот перечень показывает, что ни помещики-аграрии, ни деловая торгово-промышленная буржуазия, ни крестьянство не имели в то время «своих», адекватно выражавших их интересы партийных формирований. Не было в России и правительственной (в западном понимании этого слова) партии, поскольку Совет министров начался не Думой, а лично царем и все российские партии в той и иной мере находились в оппозиции правительству, критикуя политику либо слева (таких было абсолютное большинство), либо справа. Лишь на короткое время, в 1907—1911 гг., на роль такой правительственной, столыпинской партии претендовали октябристы, но затем и они вернулись в лагерь оппозиции.
Ни одна из российских политических партий вплоть до февраля 1917г. не прошла испытания властью. Не случайно поэтому все они были сильны лишь в роли критиков существующего строя, тогда как конструктивная часть их политических платформ выглядела всегда довольно абстрактно. К моменту свержения самодержавия ни одна из них еще не была готова к тому, чтобы взять выпавшую из рук царя класть и разумно ею распорядиться.
Слабым местом политической системы России начала XX в. был механизм функционирования сложившихся в то время партий. Абсолютное их большинство действовало либо нелегально, либо полулегально: нелегализованными оставались, например, не только социал-демократы и эсеры, но и кадеты. Не было в России, строго говоря, и разделения партий на правящие и оппозиционные с последовательной сменой этих ролей, как было принято тогда на Западе. Кроме того, в Государственной думе (а это была единственная узаконенная политическая арена, где могли относительно свободно состязаться представители различных партийных течений) были представлены далеко не все партии, особенно национальные. Да и саму Думу, которая не контролировала значительную часть государственного бюджета, не назначала министров и в любой момент могла быть распущена по воле царя, едва ли можно было считать настоящим парламентом в западном смысле этого слова.
Кроме того, крестьянская Россия, да и российская «глубинка» вообще, была очень слабо охвачена процессом партийно-политического строительства, который шел в основном в административных и промышленных центрах страны.
Все эти многочисленные оговорки не меняют, однако, того факта, что в начале XX в. политическая жизнь России вступила в совершенно новую фазу, одним из главных признаков которой была сравнительно широкая деятельность и бешеная конкуренция различных партий и организаций. При этом решающую роль в возникновении многих из них и особенно в выходе их на арену открытой политической борьбы сыграла первая российская революция, хотя и тогда настоящей, правильно функционирующей системы политических партий с четким распределением социальных ролей и налаженным механизмом взаимодействия отдельных ее частей в России еще не сложилось.
В последующий период количество партий в стране вплоть до 1917 г почти не менялось. Правда, в 1912 г возникла небольшая чисто буржуазная общероссийская партия прогрессистов, занимавшая промежуточное положение между октябристами и кадетами, однако каких-либо серьезных изменений в расстановку партийно-политических сил в России это событие не внесло.
В особом положении оказались партии социалистической ориентации, выступавшие за насильственное разрушение старого политического и социального порядка, и в первую очередь сам крайние из них — большевики и левые эсеры, выигрывавшие в глаз широких масс за счет своей решительности, радикализма и полно отрицания самих основ старого общества. Именно эти партии и оказались в 1917 г. на авансцене политической борьбы, завершившей в октябре мошной рабоче-крестьянско-солдатской революцией с требованиями мира, хлеба, земли и подлинного народовластия, дополненными мечтами об обществе социальной справедливости, равенства и братства.
Партия социалистов-революционеров занимала одно из ведущих мест в системе российских политических партий. Она была наиболее многочисленной и самой влиятельной немарксистской социалистической партий. Ее судьба была более драматична, чем судьбы других партий. Триумфом и трагедией для эсеров стал 1917 год. В короткий срок после Февральской революции партия превратилась в крупнейшую политическую силу, достигла по своей численности миллионного рубежа, приобрела господствующее положение в местных органах самоуправления и большинстве общественных организаций, победила на выборах в Учредительное собрание. Ее представителям принадлежал ряд ключевых постов в правительстве,. Привлекательными были ее идеи демократического социализма и мирного перехода к нему. Однако, несмотря на все это, эсеры оказались неспособными противостоять захвату власти большевиками и организовать успешную борьбу против их диктаторского режима.
Вопрос о программе начал обсуждаться в эсеровской среде еще летом 1902 г., а ее проект (четвертый вариант) был опубликован лишь в мае 1904 г. в № 46 «Революционной России». Проект с незначительными изменениями был утвержден в качестве программы партии на ее первом съезде в начале января 1906 г. Эта программа оставалась главным документом партии на протяжении всего ее существования. Основным автором программы был главный теоретик партии В. М. Чернов.
Эсеры являлись прямыми наследниками старого народничества, сущность которого составляла идея о возможности перехода России к социализму некапиталистическим путем. Однако в народническую доктрину об особом пути России к социализму эсеры внесли существенные коррективы, обусловленные теми изменениями, которые произошли как в России, так и в мировом социалистическом движении к началу XX в. Отвергнув марксистский принцип материалистического монизма, считавший уровень развития производительных сил за «первопричину», «конечный счет» всех других общественных явлений, авторы программы придерживались при ее составлении метода эмпириокритицизма, сводившегося к выявлению взаимозависимости и функциональных связей между всей совокупностью фактов и явлений.
В эсеровской программе можно выделить четыре основных блока. Первый из них посвящен анализу тогдашнего капитализма; второй — противостоящему ему международному социалистическому движению; в третьем — давалась характеристика своеобразных условий развития социалистического движения в России; в четвертом — обосновывалась конкретная программа этого движения с последовательным изложением пунктов, затрагивавших каждую сферу общественной жизни: государственно-правовую, хозяйственно-экономическую и культурную.
При анализе капитализма особое внимание обращалось на соотношение его отрицательных (разрушительных) и положительных (созидательных) сторон. Этот пункт был одним из центральных в эсеровской экономической доктрине. Отрицательные стороны связывались с функцией «собственно капиталистической формы эксплуатации производительных сил», а положительные — с функцией «самого содержания», т. е. с ростом самих производительных сил. Соотношение этих сторон считалось более благоприятным в области индустрии и в индустриально развитых странах и менее благоприятным — в земледелии и в аграрных странах. Согласно этой теории, чем благоприятнее было названное соотношение, тем более творческую, созидательную роль играет капитализм, тем активнее он обобществляет производство, подготавливает материальные предпосылки для будущего социалистического строя, содействует развитию и объединению промышленного пролетариата. Российский капитализм, по мнению эсеров, характеризовался наименее благоприятным соотношением «между творческими, исторически прогрессивными и темными, хищнически-разрушительными тенденциями». В российской деревне разрушительная роль капитализма считалась преобладающей. Как нетрудно заметить, старонародническая догма о регрессивности капитализма в России в итоге не отрицалась, а лишь корректировалась, ее применимость сужалась областью земледелия.
И группировка социальных сил в стране определялась, как считали эсеры, неблагоприятным соотношением положительных и отрицательных сторон капитализма, существованием самодержавно-полицейского режима, сохранением патриархальности. В отличие от социал-демократов эсеры видели в этой группировке не три, а два лагеря. Один из них, под эгидой самодержавия, объединял дворянство, буржуазию и высшую бюрократию, другой — промышленный пролетариат, трудовое крестьянство и интеллигенцию.
Дворянско-землевладельческий класс определялся как первая и главная опора русского самодержавия. Он сохранял за собой все былые привилегии первенствующего сословия, за исключением права владеть живыми душами. Тем не менее в пореформенный период почва постоянно ускользала из-под его ног. Он терял свое основное богатство — землю, уменьшалась его численность, падала его роль в экономике, культуре, идейной жизни общества. Лучшие, более или менее прогрессивно настроенные его представители -уходили из этого класса. В его среде приобретали все больший политический вес крайне реакционные элементы, так называемые «зубры». Дворянско-землевладельческий класс все более превращался в «почетных государственных нахлебников и приживальцев», становился объектом презрения и ненависти общественных сил, стремившихся к переменам. Чувствуя свою историческую обреченность, он все теснее льнул к деспотической власти, поддерживал и вдохновлял ее реакционную политику.
Принадлежность к вышеназванному, первому, лагерю буржуазии, ее консервативность эсеры объясняли прежде всего ее сравнительной исторической молодостью, политической незрелостью и особенностями происхождения. В Европе абсолютизм был во многом обязан буржуазии своей победой над феодализмом; в России же, наоборот, буржуазия всем была обязана абсолютизму: ни в одной стране, кроме России, правительственная политика «фабрикации фабрикантов» не достигала столь большого размаха. Буржуазия была поистине баловнем власти. Ей предоставлялись различные привилегии: субсидии, пособия, вывозные премии, гарантии доходности, казенные заказы, покровительственные пошлины и т. д. С самого своего зарождения российская буржуазия отличалась чрезмерной концентрированностью, что служило основой для появления у нее олигархических тенденций, вело к обособлению ее в особый, замкнутый, оторванный даже от мелкой бужуазии социальный слой.
Синдицирование промышленности, пришедшее вместе с иностранным капиталом, укрепило связи организаций буржуазии с правительством. На экспертизу и заключение этих организаций нередко передавались правительственные законодательные предположения. Таким образом, у торгово-промышленной верхушки было некоторое подобие своей «неписаной конституции», которая в экономическом плане была даже выгоднее, чем конституция для всех. Этими обстоятельствами во многом объяснялся аполитизм этого слоя, стремлениет не конфликтовать с правящим режимом. Сказывалось и то, что внутренний рынок был сравнительно узким. На внешнем рынке российский капитал не мог свободно конкурировать с капиталом развитых стран. На новых территориях он мог чувствовать себя спокойно лишь тогда, когда они оказывались в составе Российского государства, под защитой его высоких таможенных пошлин. Империалистические же аппетиты российской буржуазии могли быть осуществлены только военной мощью самодержавия. Консервативность русской буржуазии определялась и тем, что очень активно вел себя пролетариат, выступавший к тому же с самого начала под социалистическим знаменем.
Опорой самодержавия, его непосредственным воплощением являлась высшая бюрократия. Она не была чуждой ни для дворянства, ни для буржуазии. Ее элитарный слой сливался с земельной аристократией. Буржуазия, хорошо понимая значение «личной унии», широко привлекала в правление своих предприятий, особенно крупных, акционерных, титулованных лиц, занимавших высокие посты в бюрократической верхушке. При таком раскладе сил, учитывая инертность и инфантильность, преобладавшие в среде дворянства и буржуазии, роль опекуна-диктатора играло самодержавие.
Для эсеров основным принципом деления общества на классы являлось не отношение к собственности, а источник дохода. В итоге в одном лагере оказывались те классы, для которых таким источником служила эксплуатация чужого труда, а в другом — классы, живущие своим трудом. К последним относились пролетариат, трудовое крестьянство и трудовая интеллигенция.
Крестьянство являлось предметом особого внимания эсеровской теории и практики, так как по своей численности и экономическому значению оно было, по мнению эсеров, «немного не всем», в то время как по своему правовому и политическому положению — «чистым ничем». «Все его отношения с внешним миром,— считал Чернов,— были окрашены в один цвет — данничества». Впрочем, положение крестьянства было действительно настолько тяжелым, что признавалось всеми. Эсеровская оригинальность заключалась не в оценке положения крестьянства, а прежде всего в том, что эсеры в отличие от марксистов не признавали крестьянские трудовые хозяйства мелкобуржуазными; эсеры не разделяли догму, что крестьянство может прийти к социализму только через чистилище капитализма, через дифференциацию на буржуазию и пролетариат. Эсеры унаследовали в своей теории положения классиков народнической экономической теории об устойчивости крестьянских хозяйств, об их способности противостоять конкуренции со стороны крупных хозяйств. Эти постулаты и являлись исходными в эсеровской теории некапиталистической эволюции трудового крестьянства к социализму.
Упрощенным является распространенное в марксистской литературе мнение о том, что якобы эсеры, подобно старым народникам, считали крестьян социалистами по природе. В действительности эсеры лишь признавали, что «общинно-кооперативный мир деревни вырабатывал в ней своеобразное трудовое правосознание, легко смыкающееся с идущей от передовой интеллигенции проповедью аграрного социализма». На этом представлении основывался пункт эсеровской программы о необходимости пропаганды социализма не только среди пролетариата, но и крестьянства.
Каким же виделся эсерам российский пролетариат? Они прежде всего отмечали, что по сравнению с голью и нищетой деревни городские рабочие жили лучше, но их уровень жизни был гораздо ниже, чем западноевропейского пролетариата. Российские рабочие не имели гражданских и политических прав; отсутствовали и законы, преду с-матривавшие улучшение их положения. В связи с этим любые выступления экономического характера приводили, как правило, к столкновению с властями, перерастали в политические. Поскольку у рабочих не было легальных профессиональных организаций, руководство выступлениями рабочих осуществляли, как правило, нелегальные партийные организации.
Эсеры признавали, что своей численностью пролетариат уступал трудовому крестьянству, но превосходил его своей концентрированностью в культурных и политических центрах страны, что он был «наиболее подвижным, активным и агрессивным общественным классом», постоянной и самой серьезной опасностью для правившего режима. Эсеры особо подчеркивали связь русских рабочих с деревней, однако эту связь они оценивали иначе, чем марксисты. Эсеры не видели в ней препятствия, которое мешало бы формированию у пролетариата истинного социалистического сознания. Наоборот, такую связь они оценивали положительно, видя в ней одну из основ классового «рабоче-крестьянского единства». Помочь пролетариату и трудовому крестьянству осознать себя единым рабочим классом, увидеть в этом единстве залог своего освобождения должна была интеллигенция.
Интеллигенцией эсеры считали социальную группу, занимавшуюся творческим трудом по производству духовных ценностей и передачей их другим. Непременными атрибутами такого труда являются самостоятельность, инициативность и свобода. Так как самодержавно-бюрократический режим из-за постоянного стремления к регламентации, централизации и подавлению любых проявлений творчества был органически несовместим с нормальной жизнью интеллигенции, то она не могла не находиться в перманентном конфликте с этим режимом.
По эсеровским представлениям, интеллигенция была самостоятельной социальной категорией; она склоняется в сторону того класса, который более всего выражает интересы общественного развития. Интеллигенция, способная подняться над сегодняшним днем, в состоянии определить будущее класса, она организует его и руководит его повседневным поведением во имя этого будущего. Русскую интеллигенцию эсеры считали антибуржуазной. Поскольку в российском капитализме разрушительные тенденции преобладали над созидательными и буржуазия в связи с этим была несостоятельна в духовной сфере, ничтожно значимой в области политики и морали, ей нечем было привлечь к себе интеллигенцию; негативными же своими качествами она настраивала интеллигенцию против себя побуждала ее обращаться к социализму и трудовым классам — пролетариату и крестьянству. В социализме, в экспроприации капиталистической собственности и реорганизации производства и всего общественного строя на социалистических началах при полной победе рабочего класса, организованного в социально-революционную партию,— вот в чем эсеры видели свою конечную цель.
Какова же была эсеровская модель социализма? Эсеры были сторонниками демократического социализма, т. е. хозяйственной и политической демократии, которая должна была выражаться «через представительство организованных производителей (профсоюзы), организованных потребителей (кооперативные союзы) и организованных граждан (демократическое государство в лице парламента и органов самоуправления)». Оригинальность эсеровского социализма заключалась в теории социализации земледелия. Эта теория составляла национальную особенность эсеровского демократического социализма и являлась вкладом в сокровищницу мировой социалистической мысли. Исходная идея этой теории заключалась в том, что социализм в России должен начать произрастать раньше всего в деревне. Почвой для него, его предварительной стадией, должна была стать социализация земли.
Социализация земли означала, во-первых, отмену частной собственности на землю, вместе с тем не превращение ее в государственную собственность, не ее национализацию, а превращение в общенародное достояние без права купли-продажи. Во-вторых, переход всей земли в заведование центральных и местных органов народного самоуправления, начиная от демократически организованных сельских и городских общин и кончая областными и центральными учреждениями. В-третьих, пользование землей должно было быть «уравнительно-трудовым т. е. обпеспечивать потребительную норму на основании приложения собственного труда, единоличного или в товариществе». Социализация земли, обобществляя землю и ставя в равные условия по отношению к ней все трудовое население, создавала необходимые предпосылки для завершающей фазы процесса социализации земледелия — обобществления земледельческого производства с помощью различных форм коопераций.
Важнейшей предпосылкой для социализма и органической его формой эсеры считали политическую свободу и демократию. «Социализм без свободы,— заявлял Чернов,— есть тело без души». Политическая демократия и социализация земли были основными требованиями эсеровской программы-минимум. Они должны были обеспечить мирный, эволюционный, без особой, социалистической, революции переход России к социализму. В программе, в частности, говорилось об установлении демократической республики с неотъемлемыми правами человека и гражданина: свобода совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек, неприкосновенность личности и жилища, всеобщее и равное избирательное право для всякого гражданина с 20 лет, без различия пола, религии и национальности, при условии прямой системы выборов и закрытой подачи голосов. Требовались также широкая автономия для областей и общин как городских, так и сельских и возможно более широкое применение федеративных отношений между отдельными национальными регионами при признании за ними без» условного права на самоопределение. Эсеры раньше, чем социал-демократы, выдвинули требование федеративного устройства Российского государства. Смелее и демократичнее они были и в постановке таких требований,, как пропорциональное представительство в выборных органах и прямое народное законодательство (референдум и инициатива).
В народнохозяйственной области программа эсеров, как и программы других социалистов, делала акцент прежде всего на перераспределении тех богатств и доходов, которые имелись и которые должны были быть произведены. Конкретно предлагались следующие меры. В вопросах государственного хозяйства и финансовой политики: введение прогрессивного налога на доходы и наследства при полном освобождении от налогов мелких доходов; уничтожение косвенных налогов, покровительственных пошлин и всех вообще налогов, падающих на труд. В области рабочего законодательства партия ставила своей целью охрану духовных и физических сил рабочего класса в городе и деревне и увеличение его способности к дальнейшей борьбе за социализм; в частности, выдвигались требования: установление законодательного максимума рабочего времени (8 часов), минимальных зарплат, страхование рабочих за счет государства и хозяев и на началах самоуправления самих страхуемых; охрана труда под наблюдением фабричной инспекции, избираемой рабочими; профессиональные организации рабочих и их участие во внутренней организации труда на промышленных предприятиях. В вопросах переустройства поземельных отношений партия заявляла о своем стремлении опираться, в интересах социализма и борьбы против буржуазно-собственнических начал, на традиции и формы жизни русского крестьянства, его общинные и трудовые воззрения, в особенности на распространенное среди него убеждение, что земля ничья и что право на пользование ею дает лишь труд. При социализации обращение земли в общенародное достояние должно было произойти без выкупа. Пострадавшим в грядущем имущественном перевороте обещалось право на общественную поддержку на то время, которое необходимо для приспособления к новым условиям личного существования.
Свою программу общественного переустройства эсеры намеревались отстаивать прежде всего в Учредительном собрании. Вместе с тем они заявляли, что будут стремиться «непосредственно проводить» ее и явочным порядком. Характерным для эсеров было и то, что они, подобно представителям реформистских течений в западноевропейском социализме, приветствовали все меры, имевшие целью «обобществление еще в пределах буржуазного государства тех или иных отраслей народного хозяйства». Однако по отношению к самодержавию они были настроены бескомпромиссно и считали, что свергнуть его можно только насильственным, революционным путем.
В области тактики партийная программа эсеров ограничивалась положением о том, что борьба будет вестись «в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности». Поскольку эта действительность была сложной и постоянно претерпевала изменения, то арсенал тактических приемов, методов и средств борьбы партии эсеров, нацеленной на преобразование этой действительности, был весьма разнообразным. Он включал в себя пропаганду и агитацию, мирную парламентскую работу и все формы внепарламентской, насильственной борьбы (стачки, бойкоты, вооруженные демонстрации, вооруженные восстания и др.). В этом отношении эсеры отличались от социал-демократов лишь тем, что признавали индивидуальный террор как средство политической борьбы.
Позиция партии в вопросе о терроре была наиболее полно изложена в статье «Террористический элемент в нашей программе», написанной Черновым, отредактированной Гершуни и опубликованной в июне 1902 г. в № 7 «Революционной России». Эсеры не считали террор «единоспасающим и всеразрешающим средством» борьбы, но видели в нем одно из самых «крайних и энергичных средств борьбы с самодержавной бюрократией». С помощью террора они надеялись сдерживать административный произвол, дезорганизовать правительство. Вместе с тем, террор рассматривался ими как эффективное средство агитации и возбуждения общества, мобилизации революционных сил. Особое значение придавалось центральному террору, направленному против влиятельных, крайне реакционных государственных деятелей. В то же время вплоть до третьеиюньского государственного переворота в партии официально не ставился вопрос о покушении на царя. Доводы при этом приводились различные, но прежде всего принималось во внимание то, что народовольческий опыт цареубийства не нашел надлежащего отклика в обществе; отмечались и ничтожность, марионеточность фигуры Николая II, его якобы полная зависимость от окружающих лиц.
2. Меньшевики
Видное место на левом фланге освободительного движения России занимал меньшевизм — течение внутри марксизма и российского рабочего движения, фракция РСДРП, а затем с весны 1917 г.— самостоятельная социал-демократическая партия.
Как уже отмечалось в первой главе, меньшевизм родился в результате раскола, который произошел сначала среди делегатов II съезда РСДРП (июль—август 1903 г.), а затем в эмигрантских группах и социал-демократических организациях в самой России.! Его предвестниками стали появление на рубеже XIX и XX в. так называемых экономистов и разногласия по программным и тактическим вопросам внутри редакции марксистской газеты «Искра». Сторонники «экономизма», в частности, считали, что первоочередная задача русских марксистов — помощь экономической борьбе пролетариата и участие в оппозиционной деятельности либералов. Они провозглашали лозунг «рабочие для рабочих», призывали бороться не ради грядущих поколений, а «для себя самих и своих детей».
Однако то, что произошло на заключительном этапе II съезда РСДРП в Лондоне, явилось все же для многих полной неожиданностью. Как известно, (делегаты съезда «споткнулись» на организационных вопросах (условия членства в партии; выборы нового состава редакции «Искры» и ЦК РСДРП), разделившись на сторонников Ленина — большевиков и сторонников Мартова — меньшевиков. При этом вначале складывалось впечатление, что все случившееся — результат каких-то трагических недоразумений и столкновений личных амбиций партийных вождей, что нечто подобное уже не раз бывало во II Интернационале и скоро все «образуется». Однако по мере развития конфликта становилось очевидно, что в основе его лежат глубокие и очень серьезные причины: разные взгляды на пролетарскую партию и ее роль в рабочем движении, неодинаковый подход к вопросу о механизме общественного развития и перспективам реализации социалистического идеала в России, различное отношение к самому марксистскому учению. К этому нужно добавить многочисленные тактические разногласия, которые особенно отчетливо выявились во время революции 1905—1907 гг. и в последующий период.
Как показывает опыт многих стран мира, среди марксистов всегда были свои «твердые» и «мягкие», ортодоксы и «еретики», догматики и новаторы, сторонники прямых и обходных путей к социалистической цели. По-разному трактовались, в частности, такие кардинальные вопросы, как соотношение объективных и субъективных факторов исторического процесса, политика и нравственность, революционная цель и средства ее достижения. Для российских марксистов, с учетом извечных споров о месте их страны между Востоком и Западом, очень важен был и вопрос о том, является ли опыт партий II Интернационала непререкаемым образцом или лишь ориентиром при выборе собственного пути.
Молодое пролетарское движение России тоже ставило перед социал-демократами немало острых проблем, включая механизм выработки классового сознания рабочих и роль в этом процессе революционной интеллигенции, соотношение экономических и политических интересов пролетариата, профсоюзов и партии. Возникла и такая дилемма: должна ли пролетарская партия лишь «обслуживать» свой класс или она во имя высших революционных идеалов может использовать и разжигать его стихийные порывы, манипулировать его сознанием, волей и действиями? Естественный плюрализм подходов к решению всех этих вопросов, помноженный на различия в индивидуальной, социальной и национальной психологии участников революционного движения, а также крайняя противоречивость и сложность российской действительности во многом объясняют ту невероятную остроту фракционной борьбы внутри РСДРП, которая началась летом 1903 г. и имела столь трагические для России последствия.
Характерной чертой меньшевиков было то, что в отличие от большевиков они допускали в своей среде полную свободу мнений и возможность самого различного толкования основных постулатов марксистской теории. Не случайно почти у каждого крупного деятеля меньшевизма были свои оценки текущей политической ситуации, собственные прогнозы на будущее и тактические рекомендации. Так, например, А. Н. Потресов как бы олицетворял правый фланг меньшевизма, П. Б. Аксельрод — правый «центр», Ю. О. Мартов — левый «центр», а Л. Д. Троцкий, который до осени 1904 г. был ярым меньшевиком (позже он перешел на позиции «внефракционного» социал-демократа, сохраняя, однако, связи с бывшими товарищами по меньшевистской фракции), всегда отличался особой левизной своих взглядов.
Меньшевики были достаточно осторожны в своих оценках уровня развития капиталистических отношений и степени влияния буржуазии на политическую надстройку России. Как известно, Плеханов часто сравнивал ее с великими восточными деспотиями древности, подчеркивал огромную роль государства и бюрократии во всех сферах жизни российского общества. Он акцентировал внимание на незавершенности процесса капиталистической эволюции народного хозяйства страны и далеко еще не исчерпанных к 1917 г. творческих потенциях буржуазного строя и класса российских предпринимателей.
Меньшевики всегда оставались сторонниками марксистского фор-мационного подхода к истории общества, никогда не ставили под сомнение необходимость и прогрессивное значение классовой борьбы и революций. Как и все марксисты, они были типичными «государственниками», принципиально враждебными всякого рода анархистским тенденциям. В то же время меньшевики придавали большое значение социально-политической самодеятельности масс, в частности развитию революционного самоуправления.
В своей практической деятельности меньшевики, как и большевики, руководствовались программой РСДРП, принятой в 1903 г. Она состояла из двух частей: программы-минимум, рассчитанной на период борьбы за свержение самодержавия, и программы-максимум (социалистическая революция, диктатура пролетариата, бестоварное плановое хозяйство, уничтожение классов). Программа-минимум предусматривала насильственное устранение самодержавия, созыв Учредительного собрания, создание в России демократической республики, предоставление всем гражданам демократических свобод, выборность судей народом, отделение церкви от государства и школы от церкви, всеобщее и обязательное бесплатное образование детей до 16 лет, замену постоянной армии всеобщим вооружением народа и т. д. РСДРП выдвигала также особую программу по рабочему вопросу из 16 пунктов, включая введение 8-часового рабочего дня и государственное страхование по старости и болезни.
Большое значение в такой крестьянской стране, как Россия, имел аграрный раздел программы РСДРП, включавший требование возвращения крестьянам так называемых отрезков (земель, отрезанных у них при проведении реформы 1861 г.). Члены редакции «Искры», в первую очередь Плеханов, категорически отвергли ленинскую идею национализации всех земель на демократическом этапе революции, считая, что это приведет лишь к укреплению государственно-бюрократических структур, а в случае поражения революции — к усилению самодержавия.
Однако в ходе революции 1905 г. стало ясно, что крестьянство требует полной экспроприации помещичьего землевладения. В этих условиях по предложению меньшевиков на IV (Объединительном) съезде РСДРП была принята новая редакция аграрной программы, предложенная П. П. Масловым. Эта программа, которую поддержал и Плеханов, предусматривала конфискацию всех земель (кроме мелкого, прежде всего крестьянского, землевладения) и передачу их в распоряжение выбранных на демократических началах органов местного самоуправления (муниципалитетов). Отсюда и ее название — программа «муниципализации» земли. Кроме того, часть земли переходила в руки государства для создания переселенческого фонда. При определенных условиях допускался и раздел части помещичьих земель между крестьянами в собственность.
Рациональным зерном в программе «муниципализации» были ее антибюрократические тенденции, приобретавшие особое значение в условиях России с ее давними и прочными традициями ультрацентрализации и властного вмешательства государства во все сферы жизни общества, включая экономику. Однако меньшевистская программа отличалась крайней расплывчатостью, недоговоренностью и не отвечала на самый главный вопрос, волновавший в то время крестьян: когда и на каких условиях получат они, наконец, помещичью землю, что делало весь план меньшевиков весьма уязвимым.
В области национального вопроса, наряду с признанием права наций на самоопределение и широкую политическую и культурную автономию крупных национально-территориальных комплексов , накануне первой мировой войны среди части меньшевиков получила распространение также заимствованная у австрийских марксистов теория культурно-национальной (экстерриториальной) автономии. Ее можно было применить не только к большим, но и к так называемым малым народам или народам с широкой диаспорой, например, к евреям.
3. Большевики
Наряду с определением империализма как последней стадии капитализма и кануна мировой пролетарской, коммунистической революции программа большевиков содержала характеристику товарного производства — «основу капиталистических производственных отношений». Эта характеристика была целиком взята из программы принятой на II съезде РСДРП. По этому поводу среди теоретиков большевизма были серьезные разногласия. Н.И. Бухарин полагал, что переход от неорганизованного, анархического капитализма к капитализму организованному и регулируемому в общегосударственном масштабе приобрел во всем цивилизованном мире необратимый характер и что, следовательно, мелкое товарное производство неизбежно должно подчиниться железным законам концентрации производства и капитала. Только крупное промышленное и сельскохозяйственное производство, использующее современные индустриальные технологии, достижения современной науки и техники, могло, по его мнению, стать основой социалистического общества, тогда как мелкое товарное производство и совершающийся в его рамках частный обмен — его антиподом, к тому же исторически себя изжившим и обреченным на медленное и мучительное умирание. Бухарина также интересовал вопрос о влиянии положений теоретический части программы партии большевиков на соответствующие программные ориентиры молодых коммунистических партий в странах Западной Европы, где существовала традиционная почтительность к крестьянскому и ремесленному труду, объективно обусловленная тем, что крестьянство — естественный хранитель национальной культуры и определенных этических норм и ценностей (последние в представлении большевиков : были не более чем «мелкобуржуазными предрассудками»).
В.И. Ленин, настоявший на внесение в программу большевистской партии положения о значении мелкого товарного производства, не мог как теоретик большевизма не разделять точки зрения Бухарина, но как политик прекрасно понимал, что даже в случае успеха мировой социалистической революции большевикам еще долго придется считаться с крестьянством, с его мелкобуржуазной психологией и традициями. Кроме того, в России не было опыта создания организованного капитализма, а те его отдельные элементы, которые когда-то существовали, исчезли под влиянием хозяйственной разрухи.
Второй спорный вопрос — национальный. В.И. Ленин и его сторонники склонялись к представлению о том, что «нация» — категория если не вечная, то по крайней мере в обозримом будущем неустранимая. Г.Л. Пятаков, Н.И. Бухарин и некоторые другие деятели партии считали, что грядущая мировая социалистическая революция приведет к стиранию национально-государственных границ в интересах становления мирового социалистического хозяйства. При «военном коммунизме», как системе управления экономикой, отношения купли-продажи естественно дополняли отношения безденежного товарообмена, бесплатного пользования населением транспортом и коммунальных услуг. Подчеркнем лишь, что между теоретическими представлениями большевиков о возможности непосредственного введения социализма (который, по Марксу, являлся нетоварным способом производства и обращения) в условиях России и реальной практикой хозяйственной жизни был существенный зазор, который большевики первоначально пытались заполнить беспощадной борьбой с частной торговлей и ее агентами-спекулянтами, осознавая в то же время тщетность своих усилий.
Противоречия между теорией и практикой имели место и в других разделах программы большевистской партии. Так, в области общеполитической основной задачей партии провозглашалось всемерное развитие «пролетарской демократии» в форме советской власти, которая якобы осуществляет «высший тип демократизма», в том числе: «в несравненно более широком виде, чем где бы то ни было, местное и областное самоуправление», «на месте формального провозглашения прав и свобод их фактическое предоставление... пролетариату и крестьянству», «уничтожает отрицательные стороны парламентаризма, особенно разделение законодательной и исполнительной властей, оторванность представительных учреждений от масс» и т.д.
На деле, конечно, все выглядело несколько иначе. Местное и областное самоуправление, представленное волостными, уездными и губернскими съездами Советов, а также их исполкомами, действительно игравшее заметную роль в политической жизни страны в первые месяцы после Октябрьской революции, постепенно сходило на нет, так как центральные органы власти стремились захватить в свои руки контроль за ресурсами (в первую очередь продовольствие) и остановить развитие сепаратистских тенденций. «Фактическое предоставление» пролетариату и крестьянству политических прав и свобод в условиях повсеместного закрытия небольшевистских печатных органов, лишения профсоюзов последних остатков независимости и подчинения органов сельскохозяйственной и потребительской кооперации Наркомату продовольствия оказалось невыполнимым обещанием, напоминание о котором могло в соответствующих органах быть истолковано как «антисоветская контрреволюционная пропаганда». Что же касается «уничтожения отрицательных сторон парламентаризма», то, даже по признанию самих лидеров большевизма, происходила повсеместная замена представительной власти бюрократическим управлением . Право избирать и отзывать депутатов по первому требованию масс практически перестало применяться с тех пор, как большевики превратили Советы в бессильные придатки местных большевистских организаций, которые сами, по своему усмотрению, назначали сроки выборов и проводили в Советы угодных им депутатов.
«Диктатура пролетариата» в форме Советов на практике вылилась в диктатуру РКП (б) над Советами. Однако то, о чем не говорилось в программе большевистской партии, откровенно признавалось лидерами большевизма. Троцкий в опубликованной в 1920 г. работе «Терроризм и коммунизм» писал: «...диктатура Советов стала возможной только посредством диктатуры партии: благодаря ясности своего теоретического сознания и своей крепкой революционной организации партия обеспечила Советам возможность из бесформенных парламентов труда превратиться в аппарат господства труда».
Проблема осуществления «диктатуры пролетариата» рассматривалась в программе РКП (б) и с точки зрения способности пролетариата (т.е. его «сознательного меньшинства», объединенного в РКП (б) ] вести за собой многомиллионное крестьянство. Последнему программа РКП (б) обещала «проведение в жизнь целого ряда мер, направленных к организации крупного социалистического земледелия». Главной опорой большевистской партии в деревне по-прежнему считались «пролетарские и полупролетарские слои ее», которые программа призывала организовать «в самостоятельную силу». По отношению к «кулачеству», к «деревенской буржуазии» предлагалось вести «решительную борьбу против их эксплуататорских поползновений», т.е. без угрозы непосредственной экспроприации. Особое внимание уделялось так называемому среднему крестьянству; составлявшему большинство населения не только деревни, но и страны. По отношению к этой социальной прослойке предлагалось проводить гибкую политику: отделять ее от кулаков, внимательно относиться к ее нуждам, идти ей на уступки «в определении способов проведения социалистических преобразований». В докладе о работе в деревне на VIII съезде РКП (б) В.И. Ленин даже призывал членов партии «учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю и не сметь командовать!».
На практике, конечно, эти пожелания часто были далеки от выполнения. На VIII съезде РКП (б), например, прямо говорилось о том, что «крестьянство недовольно, оно протестует, среднее крестьянство ненавидит коммунистическую партию». Фактически лишенное политических прав, обираемое до нитки чрезвычайными и прочими налогами, среднее крестьянство тем не менее не оказало политическим противникам большевизма того сочувствия и поддержки, на которые они рассчитывали, причем независимо от того, идет ли речь о белогвардейцах или о «демократических правительствах» решающую роль в этом, по-видимому, сыграл вопрос о земле, на которую большевистские власти не покушались, тогда как политические противники большевизма рассматривали произведенный крестьянами в 1918 г. передел земли (включая конфискацию помещичьих и прочих частновладельческих земель, а также уравнительный передел общинной земельной собственности) как крайне вредный, а потому нуждающийся в исправлении, в смысле учета законных интересов бывших собственников.
Нельзя также сбрасывать со счетов ненависть крестьян к дворянству или, например (если речь вести о южных областях России), антагонизм между коренным (казачество) и пришлым («иногородние») населением. Но и большевики не могли не почувствовать того, что только за счет земельного вопроса им навряд ли удастся нейтрализовать среднее крестьянство, поэтому сразу же после достигнутых Красной Армией в начале весны 1919г. военных успехов в партийной я советской печати стала распространяться версия о «переломе в сознании крестьянства». Эта версия получила дополнительный вес в связи с полулегализацией деятельности партий меньшевиков в эсеров, которые действительно пришли во враждебное столкновение с белогвардейскими правительствами и заявили о лояльном отношении к советской власти. Таким способом лидерами большевизма подготавливалась почва для перелома в политическом сознании рядовой партийной массы, смысл которого, на наш взгляд, хорошо выразил Г.Е. Зиновьев, заявивший в одном из своих публичных выступлений: «Середняка из Советов не гнать, но и власти ему не давать».
Следует подчеркнуть: даже в марте—октябре 1917 г., когда Россия на короткое время стала одной из самых свободных стран мира, ее общественно-политический строй был все же очень далек подлинного демократизма. С одной стороны, это было время невиданной прежде политической свободы, массовых митингов, широкого развития самых различных выборных демократических организаций, .)поха многопартийного коалиционного Временного правительства и быстрой демократизации всех государственных структур, включая вооруженные силы. С другой — в России так и не было создано в 1917 г. правильно функционирующего парламента, отсутствовала конституция. В итоге российская демократия оставалась очень хрупкой, непрочной, неоформленной, лишенной глубинных социальных корней, что и позволило большевикам очень быстро покончить затем с многопартийной системой.
Анализ деятельности отдельных, наиболее крупных политических партий России мы начнем с партий, поддерживавших самодержавную систему, затем рассмотрим деятельность либералов и завершим наш экскурс их антагонистами — революционерами.
1. История Росси в 3 частях. М., 1994г. Часть вторая.
2. История России 19 – начала 20 вв. Под ред. В. А. Федорова. М., 1998 год.
3. История СССР 19 – начала 20 вв. Под ред. И.А.Федосова. М.,1887г.
4. История СССР 1861 – 1917гг. Под ред. В.Г. Тюкавкина. М., 1989г.
Перепечатка материалов без ссылки на наш сайт запрещена