Положение женщины в истории России

Положение женщины в истории России

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

ПЕНЗЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. В. Г. БЕЛИНСКОГО

Исторический Кафедра истории и права факультет

Дипломная работа на тему:

«Положение женщины в России (IX в. – 1861 г.)»

 

 

Студент А. Ю. Пимукова (Суркова)

Научный руководитель к.и.н., доцент А. М. Подлужная

Зав. кафедрой к.и.н., профессор Л. Ю. Федосеева

Пенза – 2010

Содержание

Введение

Глава I. Положение женщины в Древней и Средневековой Руси (IX – XVI вв.)

1.1 Правовой статус женщины: право на владение и распоряжение имуществом, земельной собственностью

1.2 Женщина в древнерусской и средневековой семье (IX – XVI вв.)

1.3 Женщина и суд: преступление и наказание

Глава II. Социокультурные факторы изменения положения женщины в XVII – XVIII вв.

2.1 Эволюция имущественного положения женщины

2.2 Трансформация брачно-семейных отношений

2.3 Развитие женского образования и досуга

Глава III. Женский вопрос в России в первой половине XIX в.

3.1 Семья и имущественные отношения женщины первой половины XIX в.

3.2 Женское образование в первой половине XIX в.

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Актуальность темы исследования определяется ее научно-практической и теоретической значимостью. История повседневности представляет собой одно из наиболее перспективных направлений, получивших свое развитие в отечественной историографии с конца XX столетия. Тема актуальна на фоне возросшего на рубеже XX – XXI вв. интереса к исследованию статуса российской женщины в современном обществе, для чего необходимо изучение и осмысление экономического и социально-политического положения женщины в России на протяжении длительного исторического периода.

Изучение социальной истории России порождает интерес к повседневной жизни женщин разных сословий, поскольку, несмотря на значительное количество исследований, посвященных различным аспектам социально-экономических и культурных процессов, наблюдается недостаток работ, где был бы объединен материал по различным направлениям исторических исследований. Период IX в. – 1861 г. в России отмечен кардинальными реформами во всех сферах жизни общества. Они затронули и повседневную жизнь женщины. В результате чего стали меняться бытовые привычки и образ жизни. Исследование проблемы помогло оценить масштабы модернизации общества и их результаты за столь длительный период.

Особый интерес к «женской теме» обусловлен разнообразием ролевых функций, которые осваивают женщины в современном обществе. Российское общество, в котором не так давно акцент был сделан на предоставлении женщине возможности реализовать свои карьерные амбиции, в последнее время в связи с нестабильностью в экономическом секторе, а также обострившейся демографической проблемой, обращается к патриархальной государственной политике. Проявляется это в форме ограничения участия женщин в государственно-профессиональных сферах, что порождает недовольство женщин и напряженность. В результате чего перед государством становится задача по выработке политики, предоставляющей равные условия реализации для женщин.

Всесторонний анализ жизни и деятельности женщин, начиная с древнейших времен, позволяет вернуться к истокам процесса вхождения женщины в социум, где и произошло осознание важности и необходимости присутствия женщин в жизни общества. Изучение проблемы взаимоотношений женщины и социума обеспечит понимание значимости активной деятельности женщин в становлении правового государства, а также будет содействовать повышению статуса женщины.

Предметом исследования выступает повседневная жизнь женщин в период IX в. – 1861 г.

Объектом исследования является русская женщина рассматривающиеся в качестве отдельной социокультурной общности, для которой характерен жизненный стиль, определяемый правовым статусом женщины в семье и обществе, установленные нормы поведения, а также определенные способы реализации в обществе.

Хронологические рамки исследования относятся к IX в. – 1861 г., которые соответствуют основным периодам становления и развития политики государства по отношению к женщинам. Перемены, происходящие в повседневной жизни женщин, были обусловлены целым комплексом реформ в политической, социальной, экономической и культурной сферах жизни.

Историография проблемы. Историю изучения темы женской повседневности можно условно разделить на три периода: 1. дореволюционная историография (18000 – 1917 гг.) 2. вопросы «женской истории» в трудах советских исследователей (1917 г. – начало 90-х XX в.); 3. новейшие разработки в области «женской истории» в России (90-е гг. – 2000 г.).

Накопление фактического материала о положении женщины в русском обществе было начато русскими учеными в конце XVIII – начале XIX вв. Участники академических экспедиций конца XVIII в. – П. П. Паллас, И. П. Фальк, И. И. Лепехин и другие путешественники по Сибири – оставили отрывочные впечатления о семейном быте русского крестьянства этого региона, прежде всего – о традициях и ритуалах, связанных со свадебными торжествами, а также с семейной обрядностью, в том числе касавшейся вынашивания, рождения и воспитания детей[1].

На рубеже XVIII и XIX вв. за «женскую тему» взялись и историки: «последний летописец » Н. М. Карамзин выразил надежду, что вскоре появится исследователь, «талантливое перо которого напишет галерею портретов россиянок, знаменитых в истории или достойных сей участи». Историческая повесть Н. М. Карамзина о новгородской боярыне XV в. Марфе Борецкой, возглавлявшей боярскую группировку, которая была политически оппозиционна самодержавной власти Москвы, побудила интерес к биографиям других выдающихся женщин русского средневековья[2].

Начало XIX в. в России было отмечено подъемом национального самосознания, патриотическим порывом в годы Отечественной войны 1812 г. В прямой связи с ними и с возникшим в 1820 – 1850-е гг. славянофильством был пробудившийся интерес к истории средневековой России, ее быта, повседневности, обычаев традиций.

В середине XIX в. знатоки повседневности и нравов средневековья – И. Е. Забелин и А. Терещенко – сделали попытки «вписать» женщин в материальный быт допетровской эпохи (X – XVII вв.). Однако даже в книге И. Е. Забелина «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях» героини истории – русские царицы – оказались буквально «задавленными» деталями бытописательства: описаниями утвари, одежды, распорядка дня[3].

В те же 1830 – 1850-е гг. исследователи юристы либерального толка – так называемые «западники», особенно сторонники «государственной школы» – сосредотачивали внимание на других сторонах истории женщин. Они анализировали в своих публикациях не столько обычное право, сколько писаное, сравнивали уголовно-правовые и материально-правовые нормы, сопоставляли имущественный статус, дееспособность женщин в допетровскую эпоху и в XVIII в., доказывая разительность перемен, совершенных в эпоху «европеизации».

Одним из первых отметил перемены в бытовой жизни русской женщины, историк XIX века, Н. М. Костомаров[4]. В своей работе он выделил отличительной черты быта русского населения XVI и XVII вв., в результате чего оказалась подробно освещена материально-вещественная сторона повседневной жизни русской женщины.

Некоторые из «государственников», в том числе С. М. Соловьев[5], видя социальное неполноправие женщин и считая его «следствием огрубления нравов», обратили в то же время внимание на традиционность сравнительно широкого участия женщин из среды социальной элиты в общественно-политической жизни княжеств и земель. Возникновение «российского матриархата» (1725 – 1796 гг.) выглядело в их исследованиях закономерным возвращением к «хорошо забытому старому»: в эпоху средневековья женщины активно участвовали в управлении княжествами и землями.

Следует учитывать, что подобные выводы рождались в эпоху бурной либерализации общественной жизни России, которая сопровождала буржуазные реформы1860 – 1870-х гг. К этому времени относятся первые попытки найти решения женского вопроса[6].

Обращали внимание на проблему женского вопроса и литераторы. Разнообразные по жанрам произведения – статьи, рецензии, в которых рассматривались проблемы женского вопроса, были представлены широким кругом авторов. Среди них – Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Т. Г. Шевченко, Н. А. Некрасов, М. Л. Михайлов, А. Н. Пыпин, Н. П. Суслова, А. Я. Панаев, К. Д. Ушинский и многие другие. В ходе дебатов и журнальной полемики становилось все более ясным, что важнейшим залогом изменения социального, экономического, семейного положения женщин является просвещение[7].

Новой темой в «женской истории» России, рожденной стремительными экономическими трансформациями, превращением России в одну из среднеразвитых капиталистических стран, стала с 1860-х гг. XIX в. тема места женщины в системе трудовых ресурсов страны, занятости и безработицы, тема охраны труда работниц и его оплаты. Необходимо заметить, что на тему женского труда откликнулись в те годы практически все более или менее значимые лидеры общественных движений[8].

В советской науке проблематика исследований сосредоточилась на изучении социально-экономической и политической истории. Переориентация научного мышления происходит с начала 1970-х. гг.

Автор оригинального исторического эссе «Люди и нравы Древней Руси» Б. А. Романов[9] попытался впервые в советской науке представить картину повседневности «всякого человека XI – XIII вв.» и потому описал образ жизни горожанок и крестьянок, женщин свободных и зависимых, княгинь и холопок. Главным источником он избрал ранние покаянные книги и летописи.

Что касается собственно исторических исследований, то в основном они представляли собой работы этнографического характера, предмет изучения которых – брачная обрядность, эволюция русского женского костюма и исследования по истории духовной и материальной культуры русского общества в канун петровских преобразований[10].

Особый интерес стали проявлять ученные в период хрущевской оттепели, современник которой сами именовали себя «шестидесятниками». В различных научных сборниках и журналах появилась масса статей, касавшихся «женской истории» 60-х годов XIX в. – «женской эмансипации», борьбы шестидесятниц за равенство политических прав, за право на образование. История женского образования в России в XIX в., в том числе первых женских курсов – Бестужевских, нашла отражение в монографии Э. П. Федосовой[11]. В ней был не только собран и обобщен огромный фактический материал, связанный с конкретными биографиями учениц, но и проанализирована тактика взаимодействия женских обществ с правительственными учреждениями.

Тема «женской повседневности» анализировалась в исследованиях по истории городского быта и культурной жизни русского народа XIII – XVIII вв[12]. Особое место отводилось изучению этнографическим аспектам, таким как: предбрачная и брачная девичья обрядность, особенности материнской педагогики в традиционной крестьянской семье, женского досуга и развлечений, эволюция женского костюма.

К середине – концу 80-х годов длительный период накопления фактических знаний должен бал закономерно смениться периодом их синтеза, временем создания концепций, объясняющих общее и особенное в «истории русских женщин». Актуальность темы была настолько остра, что даже в условиях марксисткой идеологии появлялись первые статьи, авторы которых решались спорить с общественным мнением – об униженности и бесправии женщин. Особо здесь стоит отметить работы Н. Л. Пушкаревой[13], положившей начало «женской темы» в отечественной истории является следующих лет. Стоит упомянуть и работу Васильевой Л. И.[14], в которой рассказывается о роле и месте женщины в крестьянском хозяйстве.

Таким образом, в советской исторической науке, касаемо изучаемой проблематики, превалировали исследования этнографического характера. Некоторые аспекты жизни русской женщины освещены в работах¸ посвященных изучению бытовой культуры.

Современный период связан с изменением исследовательского ракурса отечественной исторической науки в 90-е гг. – теперь «женская тема» развивается в рамках гендерных исследований.

Свидетельством роста популярности данного направления становится появление центров гендерных исследований в крупных городах – Москве, Иванове, Тамбове, на базе которых ведутся научно-исследовательские работы, проходят конференции и семинары. Вопросами проблематики и методологии исторической феминологии и гендерной истории в России занимается Л. П. Репина[15].

При этом подавляющее большинство авторов разрабатывало тему женской повседневности в русле исследования частной и общественной жизни в рамках конкретного региона. Необходимо отметить отсутствие исследований краеведческого характера, посвященных изучению повседневности женщин в указный период.

Последнее десятилетие XX в. круто переменило отношение к «женской истории» во всем мире. За женскую проблему разом взялись социологи[16], философы[17], психологи[18] – ученные смеженных с историей гуманитарных наук, используя свои методы анализа, они доказали многогранность «женской темы» как одной из важных проблем в русской истории.

Допетровский период истории положения женщины в семье и обществе (X – XVII вв.) исследован сравнительно полно. Социально-правовой и семейный статус древнерусских женщин, особенности их быта раскрыты в монографиях Пушкаревой Л. Н[19]. Необходимо отметить статью Назарова В. Д.[20], в которой он описывает сферу частной жизни женщин допетровского времени.

Следует также особо отметить работу Цимбаев Н. П., которая представляет собой комплексное исследование по политической и социальной истории России периода правления Екатерины II. Для настоящего исследования ценным представляется глава, посвященная изучению процесса развития малой семьи и демократизации семейных отношений различных категорий населения, в том числе, дворянства на протяжении XVIII – начала XIX вв[21].

Говоря о работах ученных посвященных рассмотрению женской проблемы в первой половине XIX века, стоит отметить тот факт, что большинство монографий и статей посвящено представительницам высших сословий, была предпринята попытка проникнуть в духовный мир наиболее образованных женщин[22].

В современной историографии досуг женщины рассматривается в контексте анализа того или иного феномена праздничной культуры. Роль женщины в дворянской субкультуре стало одним из предметов исследования Г. А. Носова[23]. Она рассматривает вхождение женщины в общественную жизнь в период петровских реформ с «архаическими ритуалами, в которых женщина играет мужские роли, вытесняя мужчину с пьедестала, который он обычно занимает в общественной жизни». В монографии Лотмана Ю. В[24]. подробно рассказывается о нравах русского населения периода империи и дается определение роли женщины в общественной жизни.

Подводя итог выше сказанному, следует отметить, что в последнее десятилетие российские ученые, обращаясь к изучению женской истории, использовали новые методологические подходы, согласно которым перемены в статусе женщины трактовались как результат социальных процессов и динамических изменений жизненного уклада населения.

Таким образом, в различных работах нашло свое отражение изучение некоторых аспектов положения женщины в России, однако, как показывает анализ научной литературы, системного исторического исследования по данной проблематике охватывающим указанный период не предпринималось, что и обуславливает актуальность этой проблемы.

Целью исследования является комплексное изучение эволюции статуса женщины различных сословий в системе семейных и общественных отношений в IX в. – 1861 г. Для достижения указанной цели предполагается решить следующие задачи:

– дать характеристику положения женщины в системе имущественных и семейных отношений в Древней и Средневековой Руси;

– дать оценку положения женщины в общественных отношениях;

– проанализировать социокультурные факторы приведшие к изменениям в системе семейно-имущественных правоотношений женщин в XVII – XVIII вв.;

– рассмотреть систему общественных представлений относительно женщины и обосновать их роль и значение при формировании поведенческой модели;

– охарактеризовать изменения, произошедшие в положении женщины, благодаря включению ее в образовательный процесс, и влияние просвещенности барышень на культурный уровень населения страны в первой половине XIX в.

Источниковая база исследования. В первую очередь в работе были использованы источники нормативного характера[25], изучение которых позволяет выявить роль государства и основные направления государственной политики, в рамках которых изменился статус женщины различных сословий. Ряд средневековых памятников светского права содержат установленные нормы, определяющие правовой статус женщины в семье и обществе в указанный период.

Законодательные нормы о владельческих, наследственных и распорядительных правах женщины в допетровский период представлены в своде Соборного Уложения 1649 г. Для характеристики социально-правового статуса женщины на рубеже XVII – XVIII вв. особенно ценными представляются законы и нормативные акты, опубликованные в Полном собрании законов Российской империи. Ряд законодательных актов регулирует имущественную и брачно-семейную сферу отношений, что позволяет определить основные направления государственной политики начала XVIII в. в отношении женщин высших сословий.

Для получения информации о нормах супружеских отношений, поведения супругов в браке привлечены источники канонического права – Кормчая книга[26], Номоканон, Митрополичье правосудие.

Большой информативностью о государственных приоритетах начала XVIII в. в отношении воспитания и образования русских девушек обладает руководство по воспитанию «Юности честное зерцало» [27], изданное в 1717 г.

Особенно ценным источником, где содержится информация о порядке домоустройства, отражены общие житейские правила, а также представлено типичное поведение, характерное для современницы изучаемой эпохи, является «Домострой». Анализ норм «Домостроя» позволяет объяснить мотивированность бытового поведения представительниц знати.

Изменения в поведенческой модели и жизненной стратегии представительниц высших сословий, а также самоидентификации женщины в период реформ возможно благодаря исследованию анализа Полного собрания законов Российской империи, касающихся постановлений о женской образовании[28].

В совокупности данный материал дал необходимый документальный базис для написания исследования.

Методология исследования. Дипломная работа типологически относится к историческому исследовательскому полю – женской повседневности, что предполагает использование методов как собственно исторических, так и заимствованных из других наук. Исследование проведено в соответствии с принципами историзма и объективности, использовались сравнительный, аналитический методы исследования. Применен метод выделения понятий, образов и анализ символических форм, а также метод психологической интерпретации текста и изображений.

Научная новизна исследования. Впервые всестороннему изучению подвергается повседневная жизнь женщин различных сословий России в период масштабных преобразований IX в. – 1861 г. В данной работе предпринята попытка проведения историографического анализа изучаемой темы с учетом специфики методологии исследования.

Практическая значимость исследования заключаются в том, что его основные положения могут быть использованы в трудах по истории повседневности, гендерной истории, при создании обобщающего труда по истории женщин России и Отечественной истории в целом. Работа может быть полезна при разработке и преподавании общеисторических и специальных курсов в средней и высшей школе. Кроме того, данные, полученные в исследовании, могут быть использованы при разработке гендерно-ориентированных, а также социально-политических программ женских организаций и объединений.

Структура работы включает в себя введение, три главы в составе восьми параграфов, заключение и список использованных источников и литературы.

Глава I. Положение женщины в Древней и Средневековой Руси (IX – XVI вв.)

1.1 Правовой статус женщины: право на владение и распоряжение имуществом, земельной собственностью

Положение женщины в русском феодальном обществе IX – XVI вв. не может быть обрисовано с достаточной полнотой без исследования дееспособности представительниц различных классов и социальных групп в имущественно-правовой сфере. Эта проблема не только связана с историей развития древнерусского права в целом и семейного в частности, но и помогает найти ответы на таки важнейшие вопросы, как например, истоки неравноправия женщин, их имущественные права в соотношении с нормативами древнерусского феодального законодательства и реального социального положения женщин, возможности и широта имущественно-правовой и социальной самостоятельности[29].

Законодательные нормы, касавшиеся имущественного статуса представительниц разных классов и социальных групп и действовавшие в период от Русской Правды (РП) до первого общерусского Судебника, уходят корнями в глубокую древность, в эпоху складывания феодальных отношений. Первое упоминание о полномочиях женщин на владение определенным имуществом содержит уже один из наиболее ранних юридических памятников – Договор 911 г. Олега с Византией, утвердивший право женщины сохранить за собой часть общего с мужем имущества даже в случае, если муж совершил убийство и предстал перед законом. Иными словами, в том имуществе, которое получала жена преступника «по закону», имелся и ее собственный выдел, «часть», отдельная от мужниной (ибо в статье речь идет об отдаче «его части», т. е. части мужа, родственникам).

Понятие «часть», на которую имела право и которой располагала женщина, вошло в юридический быт вместе с первой кодификацией законов. О ней упоминается в статьях Пространной Правды (ПП) об имущественных правах женщин в семьях смердов, «свободных мужей» и привилегированного сословия. О том, что и «робы» могли обладать какой-либо собственностью, нормативные источники столь раннего времени ничего не сообщают.

Женское имущественное владение, именуемое в РП «частью», вероятно, включало приданое и не входящее в его состав некоторое парафернальное имущество – собственность жены, которой она могла распоряжаться по своему усмотрению. Впоследствии парафернальное имущество жены передавалось мужу только на основе доверенности, а обеспечением добросовестности управления им служила законная ипотека на имуществе мужа в пользу жены[30].

Существование приданого в древнейший период истории Руси доказано еще в XIX в., хотя и РП, и другие нормативные акты того времени не знают данного термина. Свидетельство летописца указывает на существование приданого еще в древнем обычном праве, что позволяет усомниться в правильности утверждения о том, что институт приданого был заимствованием византийских юридических норм. Владение приданым, по РП, присуще людям из среды почти всех классов и социальных групп феодального общества, в том числе и смердам. Сам термин «приданое» появляется в актах не ранее конца XV в. (в Судебнике 1497 г[31]. есть упоминание о «приданом холопе»). Первые рядные договоры о назначении приданого встречаются лишь в середине XVI в. Что касается свидетельств ненормативного характера о назначении приданого, то от рассматриваемого времени (до конца XVI в.) их до нас дошло очень мало.

Сложнее вопрос о том, владела ли женщина чем-либо помимо приданого. О существовании параферналъного имущества жены в первом браке нет прямых сведений в русских памятниках. Но следует обратить внимание на определенное Уставом князя Ярослава взыскание за покражу «свадебного» и «сгородного».

Первый термин относительно ясен: это то, что получала невеста при свадьбе. «Сгородное» – термин менее понятный. Он по-разному описан в различных списках Устава и не объяснен до сих пор. Существование в русском юридическом быте брачного сговора позволяет предположить, что «сговорное» («сгородное») являлось либо одной из составляющих приданого, либо частью или даже самим парафернальным имуществом, приносимым женой в дом мужа.

Более понятной представляется структура «части», которой владела женщина в связи с вторичным замужеством. По-видимому, это, прежде всего то же приданое, по отношению к которому древнерусские женщины обладали правом не только владения, но и распоряжения. Иначе было бы необъяснимым появление самостоятельной собственности женщины в браке, а между тем уже Устав князя Владимира считает принципиально возможным спор по поводу имущества. Тот же Устав предполагает возможность конфликта вдовы с братьями, снохой, свекровью и собственными детьми по поводу имущества. Трудно согласиться с тем, что это установление было введено с целью ограничения дееспособности женщины путем передачи вопросов об имуществе в ведение церковной юрисдикции, действовавшей на основании аналогичных казусов в византийских законах и ограничивавших права женщин. Здесь необходимо найти свидетельства развития имущественных прав женщин, состоявших в браке[32].

Во-первых, тот факт, что кредиторы мужа обращали свое, взыскание против жены, подтверждает наличие у жены определенного имущества. Во-вторых, в Уставе князя Ярослава муж предстает посягателем на имущество супруги. В-третьих, ст. 36 Псковской судной грамоты (ПСГ)[33] также свидетельствует о том, что жена могла являться истцом в деле взыскания долга по неформальным документам. В-четвертых, договор Новгорода с немцами 1269 – 1270 гг. подчеркнул не только отсутствие общности имущества супругов, но и наличие тайной ипотеки на имуществе жены, т. е. невозможность использования ее имущества под залог имущественных сделок мужа. (Материальную ответственность за долги мужа жена несла лишь в случае его смерти, став наследницей его движимости и недвижимости)[34].

Отметим, что тенденция имущественной неответственности супруги не сразу утвердилась в русском законодательстве. Несмотря на то, что русско-византийский договор X в. ввел ее в одну из своих статей, РП еще требовала отдачи имущества жены на «разграбление» в случае совершения преступления мужем. Однако новгородское право XIII века вновь возвратилось к системе тайной ипотеки на имуществе жены, т. е. признало невозможность его залога, что отвечало экономическим изменениям, связанным с усилением феодализации общества.

Таким образом, законодательные памятники IX – XV вв. дают возможность утверждать, что в данный период времени женщина была социально свободная. Принадлежавшие к привилегированному сословию и выходившие замуж вторично, могли обладать помимо приданого и некоторым парафернальным имуществом, которое могло появиться у нее за годы либо супружеской жизни (как следствие свободного распоряжения своим приданым), либо вдовства при выполнении опекунских функций[35].

О развитии норм опекунского права говорит наличие в Древней Руси института женского опекунства, которого тогда еще не знало западноевропейское средневековье. Сходство же институтов опеки в Византии и Древней Руси определялось близостью систем общественно-экономического строя, а не заимствованием правовых норм.

Рассматривая эту проблему более подробно, необходимо выяснить: вступала ли вдова автоматически в права умершего супруга по отношению к детям, или же она являлась их опекуном только по закону и эта власть над детьми определялась официальным ее положением?

На основании РП можно утверждать, что знатные женщины после смерти мужа полномочно становились опекуншами малолетних детей и управляли хозяйством по праву старшинства, пользуясь добытком (имуществом) и неся ответственность за убытки лишь в случае вторичного замужества. Даже когда опекаемые становились совершеннолетними, за труды по их воспитанию матери-вдове предоставлялось право остаться в доме своих детей даже против их воли, сохраняя при этом свой выдел на содержание – «часть». Судя по Псковской судной грамоте, позже было установлено, что отказ от содержания престарелой матери должен вести к изъятию в ее пользу у недостойного сына всей части наследуемой им собственности, которую нажили совместно отец и мать. Если же женщина вторично выходила замуж, то она возвращала опекаемым всю принятую на опеку движимость и недвижимость, включая приплод от рабов и скота. Если это имущество опекаемых пускалось в оборот, то прибыль шла в пользу ближайшего родственника опекунши[36].

За счет этой прибыли возмещался, видимо, и ущерб в имуществе, принятом опекуншей после смерти завещателя.

Более поздние нормативные акты не касаются вопросов, связанных с женским опекунством. Это позволяет предполагать, что древние нормы права опеки традиционно действовали и позже.

РП в отличие от аналогичных кодексов западнославянских земель не вводит в юридический быт понятие соопекунов-мужчин при вдовах, предоставляя женщинам значительную самостоятельность. Основанием для права вдовы на опеку были не только ее соучастие в правах на общее семейное имущество, но и принципы родительской власти, авторитет матери в быту, который делал ее (хотя и на период, ограниченный вторым замужеством) полновластной главой семьи.

Рассмотренные права женщин на владение приданым и некоторым парафернальным имуществом, а для представительниц привилегированного сословия и на опекунство над детьми органически связаны с наследственным аспектом древнерусского права собственности. Именно в нормах наследственного права раскрываются эволюция и те глубокие сдвиги, которые происходили в системе личных и общественных отношений супругов, и особенно в правах женщин. Почти все древнерусские правовые документы, в том числе и РП, уделили этой области юриспруденции особое внимание.

О наследовании в низших сословиях РП дает мало сведений. В семье смерда после его смерти обеспечивались его незамужние дочери, поскольку считалось, что вышедшие замуж уже получили свою «часть» в виде приданого или в иной форме. Поскольку в статье имеется указание на всех детей, а не только на сыновей, ее можно толковать так: дочери не наследуют только при сыновьях; если сыновей нет, то имущество переходит к дочерям, а если среди них есть незамужние, то им полагается часть для приданого. Аналогично в ст. 92 РП умирающий «делит дом свой детем»[37]. Это могло означать возможность для завещателя делить имущество не только между сыновьями, но и между дочерьми: ведь наследование по завещанию могло и не совпадать с наследованием по закону, согласно ст. 94 РП о выдаче замуж незамужних сестер.

На примере развития наследственного права представительниц свободного и привилегированного населения можно проследить эволюцию права наследования, связанную с усилением феодализации общества. Изначальным этапом подобной эволюции был период господства общинного строя, когда женщине вне зависимости от ее матримониального положения отказывалось в праве наследования не только недвижимого имущества, но и движимости. Выделение какой-либо собственности в руки женщины могло тогда привести к росту рентабельности хозяйства чужого рода и, в конечном счете, к социальному неравенству. Этот этап почти не нашел отражения в древнерусских письменных источниках.

Лишь косвенное указание на существование в предшествовавшую эпоху упомянутого выше архаичного правила отстранения женщины от наследования имеется в ст. 95 РП. Согласно этой сложной по составу статье, дочь не наследует, когда она «сестра». Очевидно, ранее дочь не имела прав ни на какое семейное имущество.

Усиление феодализации общества, преобладание территориального принципа над родовым, рост социального неравенства способствовали развитию процесса приобретения знатными женщинами прав на владение и распоряжение собственностью. По нормативным актам XI – XII вв. русские женщины предстают владелицами и распорядительницами движимого имущества. Основную часть его, как уже отмечалось, составляло приданое в совокупности с парафернальным имуществом. В случае смерти супруга женщины привилегированного сословия наследовали, получая «часть», и не рассчитывали на осуществление права собственности по отношению ко всему наследству, под которым следует понимать непременно всю совокупность движимости и недвижимости семьи[38].

Вопрос о понимании структуры наследства имеет принципиальное значение, между тем досоветская и современная наука мало обращалась к нему. Если под наследством понимать только наследуемую вдовой собственность мужа, то придется согласиться с положением о том, что древнерусские женщины не имели наследственных прав, поскольку РП четко и определенно решает эту проблему. Если же под наследством иметь в виду всю совокупность собственности, т. е. приданое, парафернальное имущество жены, отдельную собственность мужа, совместно нажитую движимость и недвижимость, то нельзя не признать, что женщины в рассматриваемое время уже обладали некоторым кругом наследственных прав. Они не были и не могли быть в случае наследования по закону собственницами всего совокупного имущества семьи, хотя и пользовались им до совершеннолетия детей на правах опекунства и системы семейной иерархии.

Можно даже предположить, что запрещение получать все наследство и свидетельствует как раз о том, что женщины, становившиеся полновластными хозяйками имущества после смерти супруга, стремились закрепить свои права на все наследство, хотя по закону могли наследовать лишь его часть. Логично предположить, что на втором этапе эволюции имущественных прав наследуемой частью была только движимость. Во времена РП под «частью» подразумевалась известная сумма средств, некий выдел на содержание, находившийся в полной собственности женщин[39].

В пропорциональном отношении «часть» матери вряд ли была меньше «части» каждого из детей: если бы существовало неравенство в количественном отношении, оно было бы специально оговорено в законе. Жена же причисляется к первому ряду наследников, ее права оговариваются в первую очередь.

Особый интерес представляет ст. 94 РП, по которой переживший свою жену супруг не получал наследственной доли в имуществе покойной, а только управлял этим имуществом. На «часть» первой жены имели право только ее дети, даже если отец передал эту «часть» своей второй жене, т. е. мачехе этих детей. Кроме того, в русской науке бытовала несколько иная точка зрения насчет толкования этой статьи РП[40].

Ст. 94 РП обосновывает не только право владения имуществом жены, но и право распоряжения им. Разница между этими понятиями очевидна. Правом владения располагали и женщины на правах опекунства, но превратить общее семейное имущество в единоличную собственность не могли, как и мужья по отношению к женскому парафернальному имуществу. Не случайно при растрате имущества первой жены муж (а в случае его смерти – сводный сын) должен был, как утверждается в некоторых списках РП, возместить убыток.

Таким образом, сравнение положения вдовы и вдовца в русском законе позволяет говорить о равенстве их прав.

Еще более интересна ст. 106 РП, устанавливающая наличие у древнерусских женщин не только наследственных прав, но и права женщины в отличие от своего мужа выбирать, кому из детей передать свое наследство. По этой статье предпочтение отдавалось тому, кто проявил больше внимания к матери.

Что касается прав братьев и сестер на этом, втором этапе эволюции имущественных отношении, то они не были одинаковыми. Сестры, например, не получали всего наследства, если братья выдавали их замуж. Но если бы дочь вообще не была наследницей, то РП употребила бы именно термин «дочь», а не «сестра». Следовательно, в принципе дочери являлись наследницами, а специальное акцентирование того факта, что сестра при наличии братьев не являлась наследницей, как раз не исключает распространенности в быту наследования имущества дочерьми, а говорит о тех случаях, когда брат являлся старшим в семье и мог заменить родителей[41].

Последний, третий этап эволюции имущественных прав знатных женщин – утверждение возможности владения недвижимостью: землей, «отчиной». Этот этап зафиксирован лишь в поздних источниках. Так, суд Пскова, разбирая наследование без завещания, т. е. по закону, утверждает, что, если после смерти человека останется «отчина», жене можно было пользоваться ею пожизненно, если только она не выйдет замуж. Такое же требование предъявляется и к мужу умершей жены, после которой тоже может остаться недвижимое имущество.

В конце XIII века утверждается правило, касающееся дочерей: они получают часть «имения» и тем самым закрепляются равные права братьев и сестер на недвижимость, хотя Судебник 1497 года (ст. 60) оставил приоритетное право за братьями. Показательно, что в конце XIII в. даже незаконная жена могла претендовать на «прелюбодейную часть» в имуществе, умершего, чтобы прокормить общих с ним детей, и даже вести тяжбу с его законной женой[42].

Таков процесс эволюции приобретения представительницами господствующего класса имущественных, в частности наследственных, прав, который нашел отражение в нормативных актах IX – XV вв. Само расширение имущественных прав женщин, получение ими прав на владение недвижимой собственностью органически связано с общими экономическими и социально-классовыми изменениями, характерными для государства, развивающегося по феодальному пути и преодолевшему к началу XVI века.

Последний этап эволюции имущественных прав женщин привилегированного сословия – это свободное распоряжение и пользование ими недвижимым имуществом. Уже в берестяных грамотах конца XII – XIII вв. упоминаются женщины, владевшие недвижимым имуществом[43].

Можно сказать, что жена и сын главы большого семенного клана были должны удовлетворить земельные и денежные претензии к ним в связи с кончиной последнего. При этом претензии по поводу земельного участка выставляли не только братья покойного, но и их.

Известно женское землевладение и в княжествах. Уже в XII в. в одном из граффити Софии Киевской упомянута княгиня Всеволожая как покупатель «земли Волновой», за которую она заплатила «семьсот гривен собольиных»[44].

В памятниках XIV – XV вв. число сведений о распоряжении земельным имуществом женщинами резко увеличивается. Немало упоминаний о женском владении недвижимостью содержит эпиграфический материал.

Новгородские грамоты на бересте – это в основном бытовая, житейская переписка. Юридическая сторона ситуаций, отчетливо показанных новгородскими берестяными грамотами, может быть обоснована актовым материалом XIII – XV вв., подтверждающим дееспособность представительниц привилегированного сословия как в передаче во владение, продаже, так и в приобретении недвижимой собственности.

Акты дарения частной недвижимой собственности, совершенные самими женщинами из привилегированных социальных групп, нашли отражение в грамотах, носящих наименование «данные» и «вкладные». В комплексе документов, связанных с реализацией женщинами права собственности на недвижимость (около 400 опубликованных и найденных в архивах актов), эти грамоты преобладают.

При рассмотрении актов дарения земли женщинами – данных и вкладных грамот в пользу монастырей – немаловажным вопросом является определение частоты самостоятельных процессуальных действий женщин.

Рассматриваемая с точки зрения определения субъекта, совершившего акт дарения, совокупность грамот распадается на три группы актов[45]:

1. дарения во исполнение воли умерших мужей или других родственников мужского пола, например свекра;

2. совместные с мужем, отцом и родственниками мужского пола дарения;

3. самостоятельные действия женщин.

Тот факт, что последняя группа включает половину всех грамот данного комплекса, – серьезный аргумент в пользу распространенности процессуальных действий женщин, не зависимых от других членов семьи.

Примечательно, что некоторые из дошедших от XV в. документов отразили и альтернативные ситуации, когда муж «дает» недвижимость «по слову» жены.

Определенное распространение имели, по-видимому, и совместные дарения отца и матери своим детям. Формально добровольный акт дарения в действительности оказывался результатом длительных предшествующих экономических отношений между земельными собственниками – участниками сделки.

Примыкающая к группе данных и вкладных группа жалованных грамот представляет интерес с двух точек зрения. С одной стороны, жалованные грамоты являются ценным источником по истории иммунитета и помогают воссоздать картину судебно-фискальных прав привилегированных владелиц земли. С другой стороны, жалованные грамоты, закреплявшие разными путями переход недвижимости во владение феодалов, так же как и обычные, вкладные, характеризуют правомочность женщин в области передачи земельных владений[46].

Значительную группу актов, связанных с продажей земельных владений женщинами, представляют 33 купчие грамоты. Судя по этим грамотам, продажа недвижимости женщинами светским лицам – явление более распространенное, чем пожалования им.

Следует отметить такую форму возмездной передачи недвижимости, как «дача в куплю», предполагающая уплату за землю некоторой суммы, по-видимому, меньшей ее действительной стоимости. Покупка такого рода позволяла женщине – продавцу недвижимости владеть проданной землей до смерти с потерей права на распоряжение проданным имуществом.

Купчие, отразившие продажу недвижимости женщинами, свидетельствуют о разнообразии правовых норм, в которых проявлялась мобилизация земельной собственности.

Если считать доказанной дееспособность женщин привилегированного сословия в заключение актов дарения и продажи недвижимости в XIII – XV вв., то можно предположить, что в то время женщины свободно совершали также обмен и раздел земельной собственности, хотя документов, отражающих сделки такого рода, совершенные женщинами, значительно меньше, чем данных, жалованных и купчих.

К вопросу о дееспособности женщин в области сбыта имущества относится и реализация их права на заклад и налог недвижимости, ибо женщины привилегированного сословия, несомненно, обладали этим правом. Таким образом, рассмотренный материал об участии женщин в дарении, продаже, обмене, залоге недвижимой собственности подтверждает правомочность представительниц господствующего класса в имущественной сфере[47].

Вопрос о правомочности и дееспособности женщин привилегированного сословия охватывает и область приобретения недвижимого имущества в его основных формах: получение в дар (безвозмездное приобретение), купля и получение в качестве приданого или наследства.

Наиболее распространенным способом приобретения недвижимой собственности женщинами было получение ее в приданое и наследование по отцу, мужу и другим членам семьи. Незамужняя женщина, пока был жив отец, находилась в материальной и личной зависимости от него и имела ограниченные имущественные права не только на распоряжение, но и на владение недвижимостью. После смерти отца, а тем более обоих родителей происходили существенные изменения, касавшиеся получения женщинами части оставшейся после родителей недвижимой собственности. В то время как западные современницы древнерусских женщин получали приданое чаще всего в виде денег и движимости, в русских документах содержится немало примеров получения в качестве приданого недвижимой собственности.

Наследование по отцу прямо и непосредственно связано с приданым; наиболее раннее упоминание в актах об этой форме наследования – середина XIV в. В ряде случаев передача земельной собственности замужней дочери сопровождалась упоминанием и о ее муже, т. е. наследуемая часть вотчины давалась супругам в совладение. Это, однако, не было следствием действия каких-либо нормативных установлений или обычного права. В каждом конкретном случае завещатель поступал так, как того требовали интересы сохранности и целостности земельного владения. Например, распространенной формой приобретения знатными женщинами земли в Пскове было получение ее в не ограниченную какими-либо условиями собственность, предусматривающую право дальнейшего распоряжения приобретенной землей.

Юридический статус, на основании которого производились земельные передачи от отца к дочерям, не исчерпывался передачей им земли в совладение и в безусловное пользование. Существовал обычай и передавать землю «в кормлю», бывший как бы промежуточной формой между первыми двумя формами наследования по отцу. При передаче земли по завещанию между ближайшими родственниками (особенно между мужем и женой) это была одна из наиболее распространенных форм сделок[48].

Таким образом, существовало три формы наследования женщинами земель по отцу: передача земли в совладение, «в кормлю» и в безусловное пользование и распоряжение.

Права наследования по другим родственным линиям – брату, дяде отразились в небольшом количестве документов. Данные акты подтверждают, что женщины, в том числе и являвшиеся непрямыми родственницами (например, племянницы), тоже располагали правом получения наследства – части общей семейной земельной собственности.

Свидетельств о наследовании недвижимости женщинами по матери и свекрови хотя и немного. Упоминание о существовании в общей семейной земельной собственности некоторой части, передаваемой традиционно по женской линии рода, позволяет объяснить нередкую передачу представительницами господствующего класса земельного имущества именно невесткам, причем в их личную собственность, а не в совладение с мужьями или сыновьями.

В случае отсутствия завещания в письменном виде родственницы наследовали по закону, и действовали при этом, по-видимому, общие правила. Во всех духовных представительниц господствующего класса объектом распоряжения является земля и движимость (в некоторых случаях). Примечательно, что знатные женщины в своих духовных нередко назначали правоприемницами после своей смерти женщин же, прежде всего дочерей, реже внучек, племянниц, снох[49].

Между тем изучение структуры наследуемой женщинами семейной «отчины» позволяет утверждать, что «в кормлю» передавалась лишь особая, строго определенная часть всего земельного наследства, которая в каждом конкретном случае могла быть и больше, и меньше остальной наследуемой женщинами земельной собственности, на которую они имели все права, могли ею распоряжаться и завещать по своему усмотрению.

Иной характер, как в юридическом, так и в социально-экономическом отношении имели наследуемые женщинами земли, не являвшиеся их частной феодальной собственностью. У великих княгинь такие земли составляли особый, прижизненный удел. В него входили деревни, села, волости, традиционно принадлежавшие вотчиннице при жизни и передававшиеся по завещанию из поколения в поколение. Обычно эти владения выделялись в земельных массивах одного или нескольких сыновей, причем завещатель указывал на обязательность передачи их после смерти владелицы обратно в родовую вотчину. В составе удела могли быть купли и другие приобретении мужа.

Необходимо отметить, что купли, продажи, обмены и другие сделки осуществлялись только с частной феодальной собственностью. Чаще всего при наследовании родительской вотчины явный приоритет имели сыновья. Но во многих духовных «части» земель, наследуемые женой и сыновьями, либо вовсе не разделялись, либо были приблизительно равны, а иногда выдел матери превышал выдел каждого из сыновей. Тем не менее, женщины, и, прежде всего жены, входили в целом в первый ряд наследников.

Среди различных способов получения женщинами привилегированного сословия прав на недвижимую собственность необходимо отметить и участие жен и вдов феодалов в процессе колонизации. В рассматриваемое время она осуществлялась главным образом на землях Русского Севера, Обонежья и Подвинья. Новгородские феодалы быстро прибирали к рукам эти окраинные и малонаселенные районы путем простой экспроприации общинных земель, реже покупки.

Наступление на права черносошных крестьян, прямой захват их земель, осуществляемый представителями администрации вотчины знатных боярынь, описывают последних как типичных аллодисток, положение и права которых в общей системе социально-классовых отношений мало чем отличались от положения и прав представителей другого пола[50].

Итак, имущественные права и положение женщин, принадлежащих к привилегированным социальным группам, были относительно прочными и регулировались нормами, закрепленными светским феодальным законодательством. Права их на семейное имущество выражались через такие категории собственности, как приданое, определенное парафернальное имущество, часть общего семейного имущества (выдел, «часть») и др. Эти права женщин обеспечивались выдачей приданого при выходе замуж. Приданое было их собственностью, сохранявшейся за ними после смерти супруга и в случае бездетности или отсутствия заблаговременно составленного письменного завещания (наследования по закону) возвращавшейся в семью родителей женщины.

В период существования семейного союза в отношении приданого муж и жена составляли единое юридическое лицо и находились в совладении. Гораздо реже женщины самостоятельно реализовывали свое право собственности в отношении этой части семейного имущества, осуществляя с ним некоторые сделки. Последнее особенно относится к тем случаям, когда приданое получалось в форме движимого имущества, прежде всего ценностей и денежных средств. Получение приданого в виде недвижимости находилось в прямой зависимости от положения женщины в системе феодальной иерархии: «приданые» земли упоминаются чаще в тех актах, где субъект-получатель обладает наиболее высоким социальным статусом.

В парафернальное имущество представительниц господствующего класса также входила некоторая собственность, в том числе недвижимая, которая могла быть получена в дар, куплена или унаследована. Наличие собственных денежных средств и относительная имущественная самостоятельность замужних женщин делали необязательным указание на соучастие мужа или опекуна в актах сделки (данных, жалованных, купчих)[51].

Приданое в форме недвижимости было характерно в основном для XIV – XV вв., но отдельные свидетельства о правах женщин на наследование земельной собственности и на распоряжение ею встречаются уже в конце XIII – начале XIV в.

Приоритетное право на наследование отцовской вотчины имели прямые родственники-мужчины (сыновья, братья завещателя), при их отсутствии – прямые родственницы-женщины (даже при наличии непрямых потомков по мужской линии, например внуков), т. е. в русском феодальном законодательстве к концу рассматриваемого периода действовал принцип когнатического родства. При отсутствии прямых наследников земельное наследство передавалось в руки непрямых родственников, из круга которых женщины также не устранялись (наследование по дяде, по брату).

Вдова при наследовании по мужу приобретала определенные права на распоряжение не только собственным имуществом, но и частью общего семейного владения. Право распоряжения частью «отчины» нередко было ограничено (до совершеннолетия детей, до вторичного замужества), а иногда было и пожизненным.

При жизни мужа движимая и недвижимая собственность жены находилась в общем семейном владении, поэтому в период существования супружеского союза женщина выступала в большинстве случаев как соучастница в общих с мужем семейных сделках. После смерти супруга вдовы проявляли большую имущественную самостоятельность, однако полномочия их в области права собственности были все-таки ограниченны. Преимущественное право при получении наследства имели наследники-мужчины. Кроме того, они получали части завещанной вотчины в собственность, и, как правило, без ограничений.

В нормативных памятниках от Русской Правды до общегосударственного Судебника 1497 года отразились два основных периода эволюции прав женщин в области права собственности: владения и распоряжения движимым имуществом (X – XIII вв.) и распространения владельческих и собственнических прав женщин на недвижимость (XIV – XV вв.)[52].

Древнерусские женщины привилегированного сословия, обладавшие широкими правами в области приобретения движимого и недвижимого имущества, были дееспособны и в области его реализации – в продаже, обмене, залоге, пожаловании.

Распространение права владения и распоряжения недвижимым имуществом на представительниц господствующего класса подтверждает высокий уровень общественного и экономического развития Руси, достигнутый ею к концу XVI в., и свидетельствует об окончательном или, по крайней мере, значительном преодолении дофеодальных пережитков в имущественной сфере древнерусского права. Исследование имущественных прав женщин способствует раскрытию особенностей строения и эволюции феодальной земельной собственности[53].

Можно сказать, что в основе развития имущественных прав женщин лежало в первую очередь ослабление семейно-родственных связей, усиление тенденции к свободному отчуждению земельной собственности под влиянием развития товарно-денежных отношений.

1.2 Женщина в древнерусской и средневековой семье (IX – XVI вв.)

Большую часть жизни женщина IX – XVI вв. проводила в семье. Между тем о многих сторонах семейной жизни, привычных нуждах и заботах, представлениях руссов мы знаем пока недостаточно. Как, например, понимал человек раннего средневековья нравственные нормы? Каков был брачный ритуал, семейный быт? Как складывались отношения между супругами, родителями и детьми?

Описание умыкания в древнейших летописных сводах отражает проявление согласования интересов сторон в матримониальных делах и, следовательно, свободной воли женщины в этом вопросе. Обряд похищения невесты «у воды» совершался на праздниках в честь богини «женитвы» Лады, которые начинались ранней весной, «на Красную горку», и продолжались до середины лета – дня Ивана Купалы. У зависимого населения этот обряд сохранялся долго.

Другая древняя форма закрепления брачных уз, сосуществовавшая в раннефеодальной Руси с умыканием, – «брак-приведение» с договорными элементами – свидетельствует уже о частичной утрате женщинами права на проявление свободной воли при выборе супруга и преимущественной роли в этом деле родственников или родителей невесты.

Спорным по сей день, является вопрос, существовала ли в древнейшей Руси «купля жен», известная как брачный обряд многим славянским народам.

С 988 г., с крещения Руси и присвоения церковью монопольного нрава утверждения брака, начали складываться нормы брачного права, включавшего в себя и определенные свадебные ритуалы. Процесс этот шел двумя путями: через трансформацию древних семейно-брачных обрядов в правовой обычай и через узаконение решений органов церковной власти, опиравшейся в своих действиях на византийское брачное право[54].

Брачный сговор (ряд) был следующим элементом установления супружеского союза на Руси. Родители договаривались о размерах приданого и предполагаемом дне свадьбы, если, конечно, устанавливалось согласие самих молодоженов, в том числе невесты. В русских Кормчих получение согласия вступающих в семейный союз определяется как важнейший элемент брачного процесса.

Отсутствие права свободного выбора женщиной жениха рассматривается как серьезный аргумент в пользу тезиса о приниженном социально-правовом положении русских женщин в IX – XVI вв. Поскольку брачный сговор имел, прежде всего, характер имущественной сделки, заключительное решение действительно принималось родителями или родственниками невесты. Однако это не являлось ограничением прав именно женщин: брачные дела сыновей, как правило, тоже вершили родители[55].

Надо полагать, что в среде зависимого населения на ранних этапах развития древнерусского государства брачные отношения тем более складывались под влиянием личной склонности. На это указывает статья Русской Правды (РП) о трех источниках обельного холопства, среди которых назван и брак свободного с рабой, не оговоренный условиями.

Изменения в положении жен древнерусских холопов произошли, по-видимому, лишь в конце XIV – XV в. и были связаны с общим усилением крепостничества. Судебник 1497 г., называя в ст. 66 те же три источника обельного холопства, что и РП[56].

Заключение «вольными» женщинами в XV в. браков с представителями непривилегированных сословий является неоспоримым свидетельством самостоятельного решения ими этих вопросов. При заключении таких браков ограничения исходили со стороны не родственников, а феодала-холоповладельца.

К концу XIII в. согласие сторон на брак стало фиксироваться в брачном договоре, или ряде, составлением которого после сговора занимались сваты или родственники. Элементы этой традиции встречаются в Уставе Ярослава Владимировича.

Заключительной частью брачного сговора в XIV – XV вв. являлось церковное обручение, ставшее закрепленным общественной моралью обязательством жениться на девушке.

Для вступления в сам венчальный брак от женщин на Руси требовалось выполнение многих условий. Одним из них был брачный возраст: 13–14 лет, в XIV – XV вв. – от 12 до 18–20 лет. Правда, зачастую условие это не соблюдалось, особенно когда вплетались политические мотивы[57].

Русская церковь препятствовала заключению браков с иноверцами. Также представители клира старались не допускать в браке смешения социальных и классовых различий: крестьянка и холопка в лучшем случае считались «меньшицами», т. е. вторыми женами; в худшем – свободный должен был или отказаться от притязаний на законное закрепление подобных отношений, или согласиться во имя брака стать холопом.

Ограничивалось и число замужеств: нормы христианской морали позволяли не более двух, ибо «бог совокупи – человек не разлучает». В феодальных республиках был разрешен и третий брак по смерти второго супруга.

Древнерусской женщине любого сословия запрещалось вступление в брак с лицами, близкими ей не только по крови, но и по свойству, а также по родству возможному или будущему. Сохранение невинности до брака закон не рассматривал как условие для его заключения. Девственности церковный закон требовал лишь от будущих жен представителей клира, а с людей мирских предписывал лишь взимать штраф в том случае, если «замуж пошла нечиста». Ведь главной целью церковников было венчать, утверждая церковную форму брака вместо умыканий на игрищах[58].

В день свадьбы в «среднюю» палату первой входила невеста. Перед ней несли каравай с деньгами – к сытой и богатой жизни будущей семьи. Примечательно, что такое пожелание относилось именно к ней: в невесте видели, возможно, будущую распорядительницу домашним бюджетом. Перед венчанием жениху и невесте «голову чесали»; обычай этот сохранился в обряде с дохристианских времен.

Перед поездкой к венцу невесту осыпали хмелем – «к веселью», вносили ритуальные предметы: шубы (к богатству), незашитые соломенные тюфяки и даже просто снопы (к легким родам) и т. п. Желанием сохранить любовь мужа объясняется существование обычая «баенной воды»[59].

Древнерусское бракоразводное право также возникло вместе с принятием христианства и распространением венчального брака, и, хотя светские власти неоднократно вмешивались в эту сферу деятельности церкви, именно церковь являлась монопольным регулятором его развития. В отличие от византийского законодательства в русском юридическом быте были иные поводы к признанию брака недействительным, а основанием к его прекращению считалась лишь смерть одного из супругов. Церковники принимали развод лишь как уступку человеческой слабости, и вся церковная литература была буквально пронизана идеей о божественности происхождения, а потому нерасторжимости брака.

Основным поводом к разводу с древнейших времен считалось прелюбодеяние, по-разному определявшееся для каждого из супругов. Муж признавался прелюбодеем лишь в том случае, если имел на стороне не только наложницу, но и детей от нее. Замужняя женщина считалась совершившей прелюбодеяние уже тогда, когда вступала в связь с посторонним мужчиной. Прелюбодеяние, совершенное в результате насилия, не считалось изменой[60].

Разнились и наказания за прелюбодеяние. Женщина вначале не обладала правом развода по причине неверности мужа: виновный супруг лишь наказывался годом поста и денежным штрафом. Муж же имел право развода с женой, которая ему изменила; священнослужители, жены которых допустили измену, не только имели право, но и были обязаны развестись.

Муж имел право развода с женой и по ряду других поводов, приравнивавшихся к прелюбодеянию.

С развитием феодального права женщина получила даже право развода по причине неверности супруга (XV в.).

Правами на развод по физиологическим причинам обладали равным образом оба супруга. Этот повод к разводу был официально признан уже в XII в. В случае разлучения по этой причине женщина уходила из семьи со всем своим имуществом. Право на развод по материальным причинам закреплялось за каждым из супругов.

Существуют указания на некоторые особые поводы к разводу. Например, в случае принятия монашества мужем или женой. Расторгать, таким образом, законные браки призывали женщин еретики. Церковный же закон в качестве ответной меры оговорил этот повод к разводу обязательным согласием другого супруга на разлучение и пострижение.

«Роспуст», или самовольный развод был объектом борьбы как церкви, так и княжеской власти. Примечательно, что самовольный уход из семьи практиковался на Руси и мужчинами, и женщинами. Если против «роспустов», совершенных мужьями, выступал еще Устав князя Ярослава, то в XIII – XV вв. представители клира вели борьбу уже против аналогичных проступков со стороны женщин.

Нормативные документы, отразившие наказания за «роспусты» без ведома церковных властей, указывают на пристальное внимание представителей клира к нравственной стороне брачных отношений. Во всяком случае при самовольном уходе мужа от жены с него кроме штрафа в пользу церкви взималась большая сумма как своеобразная компенсация за моральный ущерб. Размер пени зависел от статуса и достатка распадающейся семьи.

В XIV – XV вв. возможности такого «добровольного» развода все более ограничивались и отчетливее становилось стремление церкви сократить количество законных поводов к разводу[61].

В церковных нормативах оговариваются и случаи, которые ни при каких обстоятельствах не могли быть поводом к разводу. Так, в XII – XIII вв. брак налагал на супружескую чету обязанности по взаимному уходу и содержанию в случае болезни. Правда, с течением времени это правило исчезло из канонических сборников.

Итак, элементы традиционного ритуала закрепления семейных уз трансформировались за несколько столетии в предсвадебные и свадебные обряды, типичные для венчального брака, освященного церковью. Узаконивая венчальный брак, церковь выступала в качестве регулятора в решении матримониальных дел: церковные законы устанавливали определенные наказания за насильную или несвоевременную выдачу замуж, за моральное оскорбление, наносимое возможным отказом жениха от невесты, или за несоблюдение других условий, необходимых для заключения брака, что в конечном счете отвечало интересам женщины. Узаконение различных поводов к разводу, правом на который в древнерусском государстве обладали женщины разных сословий, также свидетельствует об относительно высоком для средневековья юридическом статусе древнерусских женщин. Вместе с тем именно христианская церковь стремилась утвердить мораль «социального торможения», покорности и подчиненности женщины.

Все стороны изучения социального статуса женщины в средневековом обществе так или иначе связаны с семьей – важнейшей ячейкой древнерусского феодального общества XI – XV вв., а для освещения статуса женщины в семье очевидна необходимость, с одной стороны, изучения церковного учения о семье и месте в ней женщины, а с другой – восприятия церковно-юридических норм современниками, преломления в их сознании связанных с ними проблем.

Развитие семейно-брачных отношений от больших семей VI – VII вв. к экономически и юридически самостоятельным малым семьям XI – XII вв. не вызывает сомнения у большинства исследователей. Характер семейных связей, присущих индивидуальной семье, бытовавшей в рассматриваемый период, подтверждается и по археологическим и письменным источникам[62].

Структура индивидуальной семьи в эпоху средневековья и ее внутренняя организация складывались под воздействием развивающегося христианства, и поэтому развитие семейно-брачных отношении и статус женщины в семье регулировались в значительной степени нормами христианской морали. Основу церковной концепции семьи составлял тезис о святости супружества. При этом сам брак рассматривался как непреодолимое и неизбежное для простого мирянина «зло». Целомудрие рассматривалось как путь к спасению души. Таким образом, внедрение нравственных начал в семенную жизнь древнерусского человека исходило из провозглашаемых церковью принципов.

Проблема выбора между целомудрием, девственностью и супружеством была для средневекового человека проблемой соотношения идеала и действительности.

Микроклимат в древнерусской семье зависел именно от женщины: «Подобает жене мужа своего мети аки главу на плечах, а муж жену свою – аки душу в теле»[63].

Вне зависимости от того, был ли основан брак на отношениях взаимной склонности, или же в основе его лежала экономическая сделка родителей, прочность семейных уз охранялась церковным законом. Поэтому основное внимание церковных сборников не случайно было обращено на проблемы интимной этики. В случае совершения «греха», т. е. отступления от норм, установленных церковью, назначался пост. В определенной мере это способствовало развитию культуры жизни в браке и объективно содействовало охране здоровья женщины.

Церковь налагала многочисленные запреты в отношении поведения женщины в семье и вне дома. Однако жены князей, бояр, а также представителей вотчиной администрации были в то время отнюдь не «теремными затворницами», а, например, участницами праздничных пиров.

Общение женщины вне дома с мужчинами, не являвшимися ее родственниками или членами ее семьи, также осуждалось церковниками. Карались и те, кто попустительствовал супружеской неверности. Мера наказания определялась социальным статусом (чем он был выше, тем строже был штраф), а также тем, в какой степени здесь присутствовало спонтанное проявление чувства или же преднамеренность (преднамеренное оскорбление считалось предосудительнее).

Церковь активно боролась и против всех пережитков дохристианской морали, одним из которых было многоженство. Простой люд не знал многоженства. Это явление, не став на Руси повсеместным, охватывало лишь некоторые высшие слои господствующего класса.

Отмеченные церковными памятниками внебрачные связи были явлением довольно распространенным, хотя многочисленные приписки, сделанные на полях церковных сборников самими переписчиками из среды клира или читателями этих текстов, говорят о несомненном усвоении людьми христианских норм нравственности и понимании противозаконности внесупружеских связей.

Рассмотренная система религиозных морально-нравственных норм заставляет прийти к выводу о противоречивости многих церковных постулатов.

В литературе раскрывается еще одна интересная сторона мира древнерусской женщины – роль «чародеиниц» в народном врачевании, в сохранении и передаче опыта народной медицины. В деревнях именно знахарки выступали как повивальные бабки (акушерки), лечили от бесплодия. Целить недуги умели и образованные княгини; их методы и средства лечения вошли в историю мировой медицины[64].

Определяя рождение и воспитание детей как установленное богом и освященное традицией «назначение» каждой женщины-матери, идеологам церкви удалось направить социальную активность женщины в сферу личной, семейной жизни, где «главой» жене и детям должен был быть мужчина.

В современной литературе нередко можно встретить предположение о том, что древнерусские женщины были ограничены «узким кругом домашних интересов», но, по сути, это восприятие сегодняшнего дня в условиях. В средневековье с характерным для него господством личного, натурального хозяйства именно дом был основным жизненным пространством человека. Именно здесь под влиянием женщины-матери и формировались взгляды подрастающего поколения, и потому адресатом многих поучений церковников, касающихся воспитания «чад», являлась именно мать.

В древней Руси женщина выступала как воспитательница целомудренности и послушания.

Однако все это отнюдь не исключало возможности конфликтных ситуаций между матерью и детьми в древнерусских семьях. В подобных ситуациях на сторону матери сразу же вставал закон.

Особую часть христианского учения о семье и месте в ней женщины занимает вопрос об отношении к вдовам. Церковь исходила из того, что со смертью мужа жена теряла своего опекуна, и поэтому рекомендовала оказывать вдовам снисхождение. Нередко завещатель специально оговаривал «передачу» жены под опеку ближайшего родственника по мужской линии или духовного лица, что было духовенству выгодно.

В большинстве случаев, древнерусские женщины став вдовами, не только не попадали под власть родственников-опекунов (в отличие от западноевропейского юридического быта), но и обладали полнотой власти в отношении завещанного имущества[65].

Получив права опеки, женщины вполне успешно управляли своим имуществом.

Наиболее полно круг прав и обязанностей жены в семье XVI века был сформулирован «Домостроем» – сводом правил поведения горожан, составленный священником Сильвестром. Согласно «Домострою» именно мужу или отцу как главе семьи надлежало управлять всей домашней жизнью. Распоряжения его должны были беспрекословно выполняться, а мораль того времени не исключала применения им и физических наказаний. В то же время хозяйка дома, по мнению автора «Домостроя», претендуя на главенство, в том числе и в вопросах воспитания детей, должна была уметь хорошо организовывать домашнее хозяйство.

«Домострой» отразил сложившиеся ко времени его создания образ жизни московитов XVI века. Об этом свидетельствуют в своих записках и путешественники-иностранцы. Они оставили описание семейного быта женщин царского двора, повседневная жизнь которых проходила вдали от людских глаз.

Также рассматривая эту часть вопроса необходимо затронуть проблему обучения женщин в это время. Первые сведения об обучении девочек в России относятся к XI веку. В 1086 году Анна Всеволодовна, сестра Владимира Мономаха, открыла девичье училище при Андреевском монастыре в Киеве. Дочь полоцкого князя Ефросинья в основанных ею монастырях обучала не только монахинь, но женщин-мирянок.

На Руси учебные заведения именовались училищами: слово школа вошло в обиход начиная с XIV века. Уже в первой половине XI века были известны дворцовая школа князя Владимира в Киеве и школа, основанная Ярославом Мудрым[66] в Новгороде в 1030 году.

Содержание образования, как и в учебных заведениях Запада, составляли восходящие к античности семь свободных искусств: грамматика, риторика, диалектика (так называемый тривиум), арифметика, геометрия, музыка и астрономия (так называемый квадривиум). Особые школы существовали для обучения грамоте и иностранным языкам; в 1086 году в Киеве было открыто первое женское училище. По образцу киевской и новгородской при дворах русских князей открывались и другие школы – например, в Переяславле, Чернигове, Суздале школы создавались при монастырях.

Упадок культурной жизни Древней Руси в результате татаро-монгольского нашествия (как известно, в это время погибла большая часть древнерусских рукописей) отразился и на образовании. Из в основном светского оно стало почти исключительно духовным (монастырским). Именно православные монастыри сыграли в это время (XIII – XV вв.) роль хранителей и распространителей российского образования.

Укрепление Московского государства повлекло за собой и некоторый подъем образования. С одной стороны, стали возникать многочисленные приходские и частные школы, где обучались грамоте и счету дети не только духовенства, но и ремесленников и купцов; с другой – была создана и закреплена решениями Стоглавого собора (1551 г.) система православного образования[67].

Перемены, происшедшие в России в XVI столетии и связанные с возникновением самодержавной, сословно-иерархической, централизованной монархии, оказали прямое влияние на строй и особенности семейных отношений. В иерархически организованном государстве сравнительно быстро сошли на нет многие результаты длительной эволюции имущественных прав женщин.

Таким образом, сопоставление церковной концепции семьи и социального предназначения женщины с фактами, характеризующими историческую реальность русского общества IX – XVI веках, дает представление о культурных, юридических и моральных нормах отношения к женщине в древнерусском обществе.

В целом картина жизни русской семьи этого времени и положения в ней женщины вовсе не столь уж мрачна, как это нередко представляется в литературе, говоря о патриархальном быте с деспотической властью «главы дома». Религия и церковь, хотя и играли важную роль в жизни средневековой Руси, не охватывали всех сторон духовного мира человека той эпохи. На представления людей о роли женщины в семье влияли тогда и реалии окружающего мира, и народные традиции, и взгляды, унаследованные с дохристианских времен.

1.3 Женщина и суд: преступление и наказание

Характер феодального законодательства на Руси IX – XVI вв. был предопределен его классовой природой, поэтому общественные права древнерусских женщин должны рассматриваться с учетом социальной иерархичности феодально-сословного государства. Но такую возможность дают в основном памятники светского права, которые позволяют сопоставить степень наказуемости за одно и то же преступление для представительниц различных социальных слоев и классов. Так, Устав князя Ярослава иллюстрирует зависимость меры наказания от статуса женщин в классовом обществе. Церковные же памятники чаще всего трактуют эти вопросы абстрактно, и положение «жены» как субъекта церковного права определяется лишь отсутствием холопского состояния. Рассмотрение поставленной проблемы зависит от источникового материала, который можно условно представить как две группы вопросов: первая – защита прав женщин различных социальных слоев феодальным законодательством и ответственность за преступления, совершенные по отношению к ним как к членам общества и субъектам права; вторая – ответственность самих женщин за преступные действия[68].

В древнерусских памятниках уголовного светского и церковного права зафиксированы различные виды преступлений, совершаемых по отношению к женщинам. Так, на основании РП можно судить о цене жизни представительниц различных классов и социальных групп Древней Руси. Например, штраф за убийство зависимой женщины, согласно РП, колебался соответственно той роли, которую она играла в вотчине феодала. Лишение жизни холопки, стоявшей на низшей ступени феодальной «лестницы», РП наказывала 6 гривнами, но цена ее жизни могла быть и еще ниже, в зависимости от изменений во внутриполитического положения.

Обратимся к другому типу преступлений, известному в юриспруденции как обесчещение или оскорбление чести. Оно появилось в русском феодальном законодательстве уже в XI в. и в процессе эволюции приобрело широкую шкалу вариаций. Можно разделить их на две основные категории: оскорбление чести путем совершения какого-либо непристойного поступка, действия и словесное оскорбление. Одним из наиболее тяжких преступлений первой категории было «пошибание» (изнасилование). В иерархии штрафов за него, установленных светским уголовным законодательством, отразилось социальное дифференцирование пострадавших и отсутствие единой ответственности субъектов за совершение преступления.

РП не рассматривала этот вид преступления. Только начиная с 1016 г. в законах стали подробно оговариваться размеры штрафов в зависимости от социального положения оскорбленных. По отношению к представительницам несвободного населения и холопкам это преступление не влекло за собой уголовной ответственности, если субъект его совершивший, был владельцем, господином пострадавшей.

В этом случае преступнику назначалось церковное наказание: год поститься или же только «ответ дати» представителям клира. В качестве компенсации за моральный ущерб, нанесенный рабыне, церковный закон предписывал ее обязательное освобождение. Это было следствием развития норм РП: на основании одной из статей ее Пространной редакции можно заключить, что наложница обладала правом получения «вольной» лишь после смерти холоповладельца; опираясь же на церковные установления, рабыня могла рассчитывать на свободу и при его жизни. В случае если субъект, совершивший насилие над рабыней, являлся по отношению к ней лицом посторонним, преступление его было уголовно наказуемым и отвечал он за него на основании светских законов[69].

Более внушительная кара была установлена за совершение насилия на д женщинами свободного сословия. Если в РП 40 гривен ветхими кунами платилось за убийство человека, то в договоре конца XII в. это пеня за обесчещение. Примечательно, что в договоре 1189 – 1199 гг. за изнасилование свободной женщины вменялся тот же штраф, что и за убийство новгородца.

Изнасилование боярских дочерей каралось штрафами, исчислявшимися в золотых гривнах, соотношение которых с серебряными было специально оговорено в законе. Сумма, выплачиваемая за бесчестье боярыни, была значительной: 5 гривен золота, представителям «меньших» бояр платилась 1 золотая гривна. К тому же церковный закон предписывал за изнасилование девушки непременное заключение брака с нею да еще два года поста.

В XV – XVI вв. существовала система наказаний за преступления, аналогичные обесчещению, – умыкание. В русском законодательстве рассматриваемого времени еще не выделились предумышленные преступные акты (т. е. совершенные с заранее обдуманным и согласованным – например, с родителями – решением), что отличает восточнославянский юридический быт от западнославянского.

Оскорбление, словом как вид преступления второй категории типа dehonestatio mulieris упоминается в Уставе князя Ярослава в связи с казусом ложного обвинения в блудодействе. Обязательность штрафа за словесное оскорбление сочетается здесь с наказанием, дифференцируемым в зависимости от социального ранга потерпевшей. Оскорбление словом дочерей и жен «великих» бояр каралось штрафом, равным плате за изнасилование женщин этой социальной группы. Приравнивалось к оскорблению и оклеветание женщины; в случае если клеветником оказывался муж, пострадавшей давалось даже право требовать развода[70].

Наказания за телесный ущерб рассматривались княжеской юрисдикцией безотносительно к вопросам пола. Кара за увечье рабынь следовала лишь в случае смерти пострадавшей. Однако средневековая церковь особо наказывала за увечья, нанесенные социально свободной и знатной женщине. В юго-западных землях, где действовали не только русские, но и польско-литовские законы, полуторагривенный штраф брался с оскорбившего знатную женщину ударом по лицу.

В среде свободного населения за нанесение побоев жене уголовного наказания мужу предусмотрено не было, но церковная власть назначала ему шесть лет поста, а супруге допускался даже развод. Уголовное же наказание распространялось на посторонних мужчин – денежный штраф 6 гривен.

Серьезная кара предусматривалась и сыну за избиение матери: за такое преступление наказывали «волостельской казнью» и пострижением в монашество. Ненормативные источники, в частности берестяные грамоты, свидетельствуют, что подобные ситуации возникали в семейном быте довольно часто[71].

Женщина как субъект совершаемого преступного акта появляется в источниках не реже, чем в качестве объекта преступления. Представительницы всех сословий феодальной Руси, кроме рабынь, были дееспособными лицами, субъектами права, и потому самостоятельно несли ответственность за преступления. Ответственность, в том числе материальную, за проступки, совершенные холопкой, нес холоповладелец.

Светское законодательство не оговаривало размеры ответственности за преступления именно женщин. Штрафы дифференцировались в зависимости не от пола, а от социально-классовой принадлежности преступника или преступницы. В то же время церковные нормативы представляют большую группу проступков, за которые женщина обязана была нести наказание (вне зависимости от социально-классовой принадлежности – штрафы не дифференцированы)[72]. Одним из них было прелюбодеяние, за которое церковь предписывала развод; кроме того, муж имел право развода с женой по ряду других поводов, приравниваемых к супружеской измене.

Помимо прелюбодеяния, совершаемого как замужними, так и незамужними «женами», широко бытовали и другие проступки морально-нравственного порядка. Шкала наказаний за них была широка – от десятка покаяльных поклонов (или нескольких гривен штрафа) до нескольких лет постаю Особенно строго карались женщины совершившие детское «душегубство».

За воровство, как один из видов уголовных преступлений, взыскивались равные штрафы и с мужчин, и с женщин. Кража женой у собственного мужа, как проступок скорее нравственного, чем уголовного, порядка, не влекла за собой наказания, но за поджог дома, на женщину налагался штраф. Примечательно, что ситуация, когда муж продавал или пропивал добро свое жены, это давало право женщине на развод.

Помимо свидетельств об ответственности женщин за собственные проступки в источниках встречаются упоминания об ответственности жен за действия их ближайших родственников, в первую очередь мужей. Если имущественная сторона этого вопроса характеризуется наличием тайной ипотеки на имуществе жены, то аспект личной ответственности обусловлен существованием пережитков системы ответственности коллективной. Несмотря на то что на основании РП можно судить об утверждении уже в X в. системы индивидуальной уголовной ответственности, тем не менее в ней же имеется и статья о выдаче свободного человека за «разбой» вместе с женой[73].

Но случаи совместной ответственности, в том числе жен за мужей, к концу XIV – XV Вв. становятся все более редкими. «Поток и разграбление» всей семьи в РП заменяются высокими штрафами в кодексах феодальных республик.

Последний вопрос – о правах женщин во время судебного процесса. В древнейший период отечественной истории суд носил, как известно, состязательный характер и обе стороны считались истцами. Даже если не затрагивать историю развития имущественных отношений в древнерусской семье, то и тогда нельзя не заметить, что уже Устав князя Владимира представляет женщину конца XII – начала XIII в. полноправной участницей судебного процесса, а нормативные документы Псковской и Новгородской феодальных республик дают представление о механизме судебного поединка с участием женщины.

Примечательно, что в XIV в. была зафиксирована процессуальная дееспособность женщин не только привилегированного сословия, но и зависимых в случае тяжбы с господином.

Частью вопроса о процессуальной дееспособности женщин является вопрос о послушестве. В отечественной и зарубежной литературе чаще всего встречается мнение, что женщины на Руси не имели права судоговорения и не могли быть свидетелями, «послухами». Однако конкретных указаний запретительного характера в нормативных документах X – XV вв. не содержится.

Среди «послухов», «стоявших у печати», как правило, упоминаются мужчины, но есть и исключения.

Представительницы верхушки привилегированного сословия – крупные вотчинницы могли и сами устраивать вотчинный суд[74].

Таким образом, можно сделать вывод, что положение женщины на Руси в свете феодального светского и церковного права к XVI в. формально не отличалось от положения мужчины. Некоторые установленные и рассмотренные различия в действительности могли быть как в пользу женщины (двойной штраф за некоторые преступления, оскорблявшие ее честь), так и в сторону ограничения ее прав, в ряде случаев ответственности за преступления супруга.

Активно действующим социальным и юридическим лицом – как о том позволяют судить церковные нормативные акты – женщина стала к XIII в. (именно тогда появились статьи о самовольном уходе жены от мужа, разводе, о драке между женщинами и т. п.). С XII – XIII вв. и даже ранее женщины всех социальных групп, кроме обельных холопок, были обязаны нести ответственность за преступления, совершенные ими самими или их ближайшими родственниками, что является дополнительным свидетельством того, что россиянки к XV в. стали самостоятельными субъектами права.

Правовые нормы, закреплявшие собственнические и иные имущественные и социальные права женщин на Руси, были, разумеется, «юридическим выводом из существующей экономической организации общества, которая основана на частной собственности на средства производства...». Именно экономическая организация древнерусского общества и, как следствие, ее социальная иерархичность, феодальная стратификация обусловливали различие прав женщин в зависимости от их социально-классовой принадлежности[75].

Рубеж между правовым статусом привилегированного и зависимого населения очевиден. Хотя светские и церковные власти формально сделали нормой юридического быта охрану жизни и чести зависимых женщин, денежные взыскания за преступления, совершенные по отношению к представительницам непривилегированного сословия, были значительно меньшими, чем за аналогичные проступки, совершенные по отношению к женщинам знатным. Те немногие сведения об имущественном положении представительниц феодально-зависимого населения, которыми располагают исследователи, позволяют заключить, что в этой форме полномочия социально зависимых женщин распространялись лишь на некоторую совокупность движимости. По мере феодализации общества и усиления крепостнических тенденций права эти сокращались.

Тем не менее, формально все женщины Древней Руси находились под защитой феодального законодательства и являлись самостоятельными субъектами права. Представительницы же класса феодалов, а также привилегированных социальных слоев к концу XV в. имели почти равные с мужчинами права на защиту со стороны княжеской и церковной юрисдикции, а также определенные полномочия в самом судебном процессе.

Период XIII – XV вв. был известным переломом в эволюции имущественных прав женщин привилегированного сословия, поскольку в это время право на владение и, главное, на распоряжение недвижимой собственностью было за женщинами нормативно закреплено соответствующими статьями законов.

Глава II. Социокультурные факторы изменения положения женщины в XVII – XVIII вв.

2.1 Эволюция имущественного положения женщины

Характеристики правового статуса женщин в XVII – XVIII вв., основывается, в первую очередь, на рассмотрении их имущественного положения.

В эпоху складывавшейся сословно-представительной монархии с XVI века законодательная власть начала стремиться урегулировать соотношение закона как государственной нормы в наследовании и завещания как волеизъявления наследования. Именно с XVI века законодательная мысль начала определять статус понятия родового владения (вотчин) и развивавшегося поместного (как владения условного), особенности наследования, статус вотчинного владения в зависимости от его происхождения. В зависимости от этого на протяжении XVII – XVIII вв. модифицировались имущественные и наследственные права членов семьи в отношении разных по статусу феодальных владений; наконец, обращалось внимание на наследственные права живущих отдельно родственников бокового родства и в отношении имущества той или иной малой семьи. В процессе развития вотчинного и поместного землевладения как форм феодальной собственности писаное право все более приобретало четко выраженный сословный характер[76].

В процессе кодификации семейно-имущественного и завещательного права по Соборному уложению 1649 года определялось безусловное наследственное владение вотчинами не только сыновьями владельца, но и при их отсутствии дочерьми и их детьми; при отсутствии детей вотчина переходила представителям рода по их нисходящей линиям. Поместья как условные владения за воинскую службу с 1551 года постепенно закреплялись за семьей в собственность, наследуемую по мужской линии.

В связи с необходимостью обеспечить существование матерей, жен и детей погибших служилых людей вдовы-матери и жены пожизненно получали часть поместий в прожиток. Однако поместья еще не рассматривались в отличие от вотчин семейной собственностью, тем не менее, само понятие прожиток становилось существенным звеном в закреплении прав семьи на поместье, так как прожиток начал выступать одной из форм наследования. Прожиток способствовал развитию личных прав на недвижимость членов семьи женского пола.

Еще в первой половине XVII века законодательно было утверждено личное право на недвижимость в семье за женщинами, по которому вдова и девицы распоряжались прожитком, в частности в качестве приданого. Тогда же происходило и иное расширение других прав членов семей феодалов на недвижимое имущество: по Соборному уложению жены и дети получали право совладения с мужьями и отцами, купленными землями; за женами утверждалось право владения вотчинами, полученными от родственников по наследству и в виде дара; они же получили полное право распоряжения своим приданым.

Таким образом, на протяжении XVII века значительных изменений в жизни русской женщины не произошло. Это касается как повседневности, так и отношений собственности и брака. Всех сферах деятельности по-прежнему продолжали действовать законодательство прежних лет.

Что же касается следующего столетия, то здесь изменения связаны с именем Петра I, императора, чьи реформы коренным образом поменяли существующие устои общества[77].

Рассмотрение нормативных актов, а также материалов поместно-вотчинного землевладения тех лет дает представление, о расширение имущественных прав женщин. Непосредственно это было связано с социальной реформой первой четверти XVIII в., а именно с оформлением высшего сословия (слиянием дворянства и боярства), после чего произошло уравнение двух видов собственности – поместья и вотчины. В результате чего по указу 1714 года женщина высших сословий получала возможность наследования всего недвижимого имущества супруга.

Развитие имущественных прав представительниц высших сословий было также связано с изменением законодательных норм, обеспечивающих наследование собственности, которую получала женщина по случаю замужества (приданое), либо в связи со смертью супруга (прожиточное).

Расширение имущественных прав женщин в семье связано с ограничением распорядительных прав мужа на приданое. В течение непродолжительного периода времени поочередно были изданы указы, согласно которым вначале следовал запрет мужьям на совершение сделок от своего имени, затем обязательным стало наличие женской подписи на документе. С 1715 года женщина обретает возможность самостоятельного распоряжения приданым, однако сделки совершались лишь с согласия мужа[78].

Кроме того, с помощью ограничений условий наследования «прожиточного» обеспечивался социальный контроль над брачной стратегий представительниц элиты. Серьезным препятствием к повторному браку для вдов становились ограничения женщин высших сословий в праве наследования «прожиточного». Риск лишиться материальной поддержки являлся для подавляющего большинства женщин серьезным препятствием к созданию новой семьи.

В отношении семейного имущества супруги-крестьяне находились в совладении, в том числе в отношении приданого. После смерти главы семейства тягло – выполнение государственных и барских повинностей – могло быть переложено на вдову и дочерей умершего. Поэтому и доля вдовьего наследства бывала порой значительной. Но чаще основная часть общесемейного имущества переходила в руки родственников мужского пола, правда не все вдовы мирились с таким решением.

Реальная доля дочерей в наследстве умершего крестьянина зависела от наличия у них братьев: она могла и в десять раз уступать доле мужчин – «природных наследников», а могла быть и равной ей. Имущественные права женщин в крестьянских семьях XVIII века определялись долей труда, вложенного в общее хозяйство, а также обстоятельствами, связанными с уплатой податей помещика или в казну.

Теперь после смерти главы семьи жена могла возглавлять хозяйство. Однако в случаи раздела такой семьи, когда вдова желала жить самостоятельно, она как нетяглый член общины, который не имел возможности вести производящие хозяйство, получала только минимальную часть имущества, необходимого для существования. На тех же условиях обеспечивалось существование одиноких теток, сестер, племянниц, выделившихся из семей в результате их раздела.

Дела о тяжбах за наследство между вдовой и детьми супруга от предыдущего брака свидетельствуют о приоритете прав детей, тогда как интересы женщины могли быть ущемлены[79].

Гарантией материальной стабильности женщин служила неприкосновенность приданого и отсутствие материальной ответственности по долгам супруга, а также сдача прожиточного выбранному опекуну (в обмен на содержание и покровительство, а для молодых девушек с обязательством устройства последующего замужества). Все это отвечало представлениям современников о благополучии женщины.

При исследовании имущественных прав женщин, необходимо отметить, что законодательство обеспечивало полное наследование имущества супруга для вдовы, имеющей детей. Также было установлено, что вдовы с детьми имели обширные распорядительные права по обмену, сдаче, продаже или завещания имущества. В тоже время исследование материалов судебного делопроизводства показывает, что государство гарантировало обеспечение поддержки для представительниц элиты при неисполнении противоположной стороной условий договора.

Таким образом, на жен и дочерей окончательно распространялось наследование после мужей и отцов недвижимого и движимого имущества; при отсутствии в семье детей «родовое» имущество после смерти супругов переходило по нисходящей линии.

Кроме того, расширение брачной стратегии связано с ослаблением нормативного контроля. Отмена запрета замужества в течение года после смерти супруга при наследовании имущества и разрешение вступать в повторный брак для вдов, не имеющих детей без имущественных потерь, предоставляли женщинам высших сословий более широкие вариативные возможности по устройству жизни.

Для первой четверти XVIII века была характерна положительная тенденция в процессе развития имущественных прав женщин.

2.2 Трансформация брачно-семейных отношений

Петровские преобразования ускорили историческое развитие России и внесли много новшеств в самые разнообразные сферы жизни. Быт и нравы также пережили процесс обновления. Сложившийся в стране абсолютизм стремился перестроить старый быт, нравы и семью применительно к своим целям.

Реформы Петра I положили начало новому периоду в развитии семейно-брачных отношений. Прежде всего, усиливается роль светского законодательства, в основном императорских указов, служащих для восполнения пробелов в каноническом праве[80].

Так специальным указом Петра I в 1702 году повелел не составлять рядовых сговорных и зарядных записей, не регистрировать их в Приказе. Вместо этого жених и невеста должны были обручиться за шесть недель до венчания. Таким образом, старомодные смотрины были заменены обручением. Свидание жениха и невесты стало непременным условием заключения брака. Помолвка могла быть расстроена, если «после сговору и обручения жених невесты взять не хочет или невеста замуж идти не хочет же, и в том быть свободе».

Законодатель порывает со стариной и обычаями. Прежде от жениха старательно прятали выбранную невесту. Теперь жених своей волей мог отказаться от нареченной, если ему под каким-нибудь предлогом не показывали ее. Девушка вообще не могла высказывать своего отношения к происходящему, когда решалась ее судьба. Теперь же и невесте предоставлялось формальное право расторгнуть обручение и расстроить сговоренный брак.

Новые формы заключения брака получили распространение среди населения, хотя различные слои и группы по-своему преломляли обращенные к ним указы и вносили в них поправки.

Одним из главных факторов, оказавших ключевое влияние на гуманизацию семейных отношений первой четверти XVIII века, стала разработка системы гражданского законодательства и уменьшение влияния церковного права. Провозглашение принципа добровольности заключения брака, повышение брачного возраста, установление единообразия в поводах к разводу для мужчин, все это расширяло вариативность брачной стратегии в первой четверти XVIII века. Кроме того, участились случаи повторных браков, в которые решались вступать вдовы[81].

Однако главным достижением в области семейных отношений стало введение норм, согласно которым предполагалось пострижение обоих супругов, запрещалось пострижение молодых женщин детородного возраста (не ранее 50 лет), а также вводился штраф за насильственное пострижение, что закрывало институт монашества для мужей, практикующих избавление от брачных уз путем насильственного пострижения жен. Вместе с тем реализация указанных мер на практике была затруднительна, поскольку в семьях высших сословий мужчины активно использовали власть и материальные ресурсы для принятия выгодного для них решения.

Указом 1914 года Петр I попытался ввести образовательный ценз для дворян, вступающих в брак, требуя при венчании справки о знании арифметики и геометрии. Но эта попытка не увенчалась успехом.

В 1721 году православное население России впервые получает право вступать в браки с христианами других конфессий. Это нововведение было связано с тем, что после войны Росси со Швецией Петр I хотел поселить пленных шведов в Сибири и привлечь их к ее освоению. Однако по законам того времени они не могли вступать в барк с православными, не приняв предварительно православную веру. В связи с этим и было установлено правило о том, что христианин другой конфессии вправе вступать в брак с православным, дав подписку о том, что он не будет совращать православного супруга в свою веру и обязуется воспитывать детей в православии.

В 1830 году повышается возраст для вступления в брак до 18 лет для мужчин и 16 лет для женщин[82]. Для вступления в брак необходимо было получить согласие родителей независимо от возраста жениха и невесты. Брак, заключенный без согласия родителей, тем не менее, признавался действительным, но дети лишались права наследовать имущество родителей по закону, если родители их не простили. Лица, состоявшие на гражданской или военной службе, обязывались получить согласие на брак своего начальства. За брак, заключенный без такого разрешения, они подвергались дисциплинарному взысканию.

В 1744 году Указом Синода были запрещены браки лиц старше 80 лет. «Брак от Бога установлен, – гласит Указ, – для продолжения рода человеческого, чего от имеющего за 80 надеяться весьма отчаянно»[83].

Законодательство того периода знает и случаи ограничения брачной правоспособности в судебном порядке. Приговором суда запрещалось вступать в брак лицам, осужденным за двоебрачие, а также тому из супругов, брак с которым был, расторгнут из-за его неспособности к брачной жизни.

С 1775 года заключение брака могло производиться только в приходской церкви одного из вступающих в брак. Венчанию по-прежнему предшествовало оглашение. Брак заключался при личном присутствии жениха и невесты. Исключение делалось лишь для лиц императорской фамилии, венчающихся с иностранными принцессами.

Брак мог быть признан недействительным при совершении его в результате насилия или при сумасшествии одного или обоих супругов. Недействительным являлся и брак между лицами, состоявшими в запрещенных степенях кровного или духовного родства или свойства; при наличии другого нераторгнутого брака; с лицом старше 80 лет; с лицом духовного сословия, обреченным на безбрачие; православных с нехристианами.

Если брак заключался с лицом, не достигшим брачного возраста, установленного светским законодательством (16 и 18 лет), но достигшим канонического брачного возраста (13 и 15 лет), супруги разлучались до наступления возраста, предусмотренного светским законом. После этого они могли снова выразить свою волю и продолжать брак, который признавался действительным. Право требовать признания брака недействительным по данному основанию принадлежало только несовершеннолетнему супругу по достижении совершеннолетия[84].

Развод в период империи становится все менее свободным. Развод по взаимному согласию прямо запрещается. Поводами, к разводу являлись: прелюбодеяние любого из супругов; двоебрачие; неспособность к брачному сожитию; безвестное отсутствие супруга свыше 5 лет, если оно не было вызвано виновным поведением оставшегося супруга; покушение на жизнь супруга; принятие монашества; ссылка в каторжные работы с лишением всех прав состояния.

В допетровскую эпоху ссылка не оказывала влияния на брак, и жена следовала за сосланным мужем. Начиная с 1720 года жены ссыльных могли оставаться в своих имениях, полученных в приданое. Однако до 1753 года развода в этом случае не требовалось. Брак считался прекращенным автоматически с момента вынесения приговора уголовным судом, как если бы сосланный супруг умер. Это было связано с тем, что ссылка на каторгу сопровождалась лишением всех прав состояния и считалась гражданской смертью. С 1753 года стало необходимым ходатайствовать о разводе с осужденным супругом.

Процедура развода в императорской России была очень сложной. Бракоразводный процесс осуществлялся судами Духовных консисторий. Сам процесс носил смешанный состязательно-розыскной характер. Решение выносилось на основании формальной оценки доказательств, т.е. решающее значение придавалось не убедительности доказательств для судей, а наличию строго определенных доказательств, которыми, например, при прелюбодеянии, являлись показания двух или трех свидетелей-очевидцев. Само по себе признание супругом, совершившим прелюбодеяние, своей вины не принималось во внимание, если оно не подтверждалось формально необходимыми доказательствами. На практике это приводило к многочисленным злоупотреблениям и часто вынуждало к подкупу лжесвидетелей[85].

Прелюбодеяние являлось одновременно уголовным преступлением и могло рассматриваться также уголовным судом по жалобе другого супруга.

Личные права и обязанности супругов в период империи также претерпели существенные изменения. Прежде всего, с восприятием европейских форм жизни изменилось само положение женщин в обществе. Власть мужа, формально сохранившаяся до 1917 года, приобретает более цивилизованные формы. С 1845 года муж стал не вправе подвергнуть жену физическому наказанию.

Законодатель в этот период все более активно пытается регулировать внутренние отношения супругов в браке. «Муж обязан любить свою жену, как собственное тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ей немощи», – гласит Закон гражданский. Статья 107 формулирует обязанности-жены: «жена обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви и неограниченном послушании, оказывать ему всяческое угождение и привязанность как хозяйка дома».

Власть мужа, хотя и продолжала существовать, уже не была неограниченной. Она не давала мужу права уничтожать человеческое достоинство жены. Обычаи и традиции, регулировавшие семейные отношения в крестьянских семьях, в значительно большей степени, нежели нормы официальных законов, давали мужьям право и возможность наказывать жен за непослушание, но требовали принимать в расчет размер «вины»[86].

Иное положение в русской крестьянской семье XVIII века занимали невестки. На них, едва они появлялись в доме, сразу же возлагались все домашние работы. Они должны были повиноваться не только мужьям, но и всем старшим родственникам. Конфликты между невестками и родителями мужа порой заканчивались драматически: смертью одной из женщин, «повреждением» беременности, разрушением молодой семьи. Когда же отношения между разными поколениями становились особенно напряженными, выход из положения пытались найти в семейном разделе. Молодые с согласия старших или самовольно строили отдельный дом и образовывали новую семью. Такой путь разрешения конфликтов стал обычаем в последующие время.

По сути своей все эти правила не что иное, как мнимые права, санкций за них установлено не было, а с отменой права мужа физически наказывать жену они не могли быть осуществлены и непосредственным принуждением.

Место жительства супругов определялось по месту жительства мужа. Жена обязана была следовать за ним, в противном случае она могла быть водворена в дом мужа принудительно. Только ссылка мужа освобождала жену от этой обязанности.

Начиная с XVIII века жена получила право требовать судебного разлучения в случае жестокого обращения. Совместная жизнь могла быть признана невыносимой вследствие жестокого обращения с супругом или детьми, нанесения тяжких оскорблений, явного злоупотребления супружескими правами, бесчеловечного или порочного поведения супруга, а также если супруг «одержим тяжкой душевной болезнью или иной прилипчивой и отвратительной болезнью, которая представляет опасность для жизни и здоровья другого супруга или его потомства».

Жена имела право и была обязана носить имя мужа и следовать его состоянию. Исключением из этого правила признавалась лишь привилегия дворянок, вышедших замуж за лиц недворянского звания, сохранить дворянство, не сообщая его мужу.

Значительную эволюцию претерпела обязанность следовать состоянию супруга лиц несвободных сословий. Ранее действовало правило о том, что вступивший в брак с крепостным сам утрачивал свободу, если не выговорил ее сохранение у господина своего будущего супруга.

В петровских времена смягчается власть родителей над детьми: родители уже не в праве насильственно венчать своих детей или отдавать их в монастырь.

Уважительное отношение к матери в семьях было важным элементом нравственного воспитания, основывшемся на закрепленных обычаем моделях повседневного поведения, личного примера. Мать должна была «содержать, воспитывать и довольствовать» своих детей. В свою очередь в старости она могла рассчитывать на внимание и заботу со стороны повзрослевших детей. Если же дети не проявляли к матери должной заботы – на стороне и на защите ее стояло и общественное мнение, и закон, требовавший наказывать детей, забывших свой долг по отношению к престарелой родительнице.

Что же касается незаконнорожденных детей, то в XVIII веке они следовали состоянию матери, но дети дворянок не получали дворянства, хотя нередко оно им жаловалось императорским указом. Отец обязан был только содержать незаконнорожденного ребенка и его мать, но это содержание рассматривалось не как алименты, а в качестве возмещения вреда[87].

Правовая связь матерью ребенка устанавливалась на основании признания ею ребенка своим. При отсутствии признания происхождение ребенка от матери могло быть подтверждено только метрической записью или ее собственноручным письменным удостоверением. В данном случае устанавливалась именно семейно-правовая связь между матерью и ребенком. Такое ограничение в способах доказывания обосновывалось необходимостью защиты девушек из благородных семей, родивших ребенка вне брака, от возможного шантажа.

Родительская власть в отношении внебрачного ребенка принадлежала матери. Фамилия ребенку давалась по фамилии матери, но только если она выражала на это согласие. Мать также должна была содержать ребенка. Внебрачные дети могли наследовать только благоприобретенное имущество матери. Наследование по закону ее родового имущества и наследование после отца не допускалось.

Подводя итог, можно заключить, что развитие брачно-семейных отношений на протяжении XVIII века претерпело значительные изменения. Женщина как субъект семейных отношений получает больше прав и свобод по поводу заключения брака или расторжения, не смотря на его столь сложную процедуру. Насильственное замужество уходит в прошлое, на смену ему приходит брак по взаимному согласию будущих супругов.

Так же можно отметить, что в это время произошла гуманизация семейных отношений, которая напрямую зависела от развития гражданского законодательства. Это выражалось в повышении брачного возраста до 18 лет для мужчин и 16 лет для женщин, в установлении единообразных поводов к разводу для мужчин и женщин.

В целом семейное законодательство находилось примерно на том же уровне развития, что и законодательство большинства европейских держав.

2.3 Развитие женского образования и досуга

Вопрос о месте женщины в обществе неизменно связывался с ее воспитанием и образованием. В допетровской России не только государственность, но и общественная жизнь строилась как бы только для мужчин. Но уже в XVIII веке получают свое новое развитие женское образование и воспитание. Фактически в это время женщина пытается завоевать право на место в обществе и культуре[88].

Исконно на Руси существовал чисто патриархальный взгляд на значение женского поколения. Предпочтение мальчиков перед девочками составляло господствующий принцип в семейно-родовых воззрениях с древнейших времен. Кроме того, женщина по этим представлениям, являлась отрезанным «ломтем» от рода, совершенно бесполезным в интересах возвеличивания и укрепления рода. Она еще составляла для родителей бремя, возлагая на них трудную заботу – выдать ее замуж, так как в браке заключалось тогда ее призвание, вся цель жизни.

Сами матери нередко смотрели на рождение у них дочерей, особенно, когда не родилось при этом мальчиков, как на несчастье и наказание Бога. Они ездили на богомолье по монастырям вымаливали у святых чудотворцев благословения родить сына. И если, несмотря на страстное желание иметь сына не сбывалось, то нередко жена впадала в немилость у мужа, да и сама считала себя как бы отверженной[89].

Таким образом, образовательная политика государства и новые формы досуговой деятельности рассматриваются в качестве необходимого условия и средства успешного освоения женщинами общественной сферы жизни.

Политику развития образования и воспитания лучше всего рассматривать на представительницах высших сословий, так как изменения, коснувшиеся эту часть общество, наиболее показательны при раскрытии данной темы работы.

Женское воспитание в раннее новое время было направлено на обучение представительниц высших сословий «страху Божию и вежеству», соблюдению религиозных обрядов, а также обучению рукоделию и домоводству. Что способствовало формированию у женщин качеств, требующихся исключительно для семейной жизни, и существенно сужало варианты жизненной стратегии знатных женщин раннего нового времени.

Анализ литературы свидетельствует, что в целях сохранения контроля в обществе культивировалось отрицательное отношение к умственным занятиям женщин.

Домашнее воспитание молодой дворянки не очень сильно отличалось от воспитания мальчика. Из рук крепостной няни девочка поступала под надзор боннам, гувернанткам и учителям, которые обязывались совокупными усилиями обучить ее разным наукам и искусствам, главным образом французскому языку, а также вышколить девочку в элегантных манерах, в умении держаться в обществе.

Физическое воспитание девушки сводилось к тому, чтобы она умела выказывать свои прелести. Из девочки стремились сделать белоручку, изнеженное полувоздушное создание. Самую важную часть физической выправки в воспитании женщины составляли танцы.

Таким образом, в течение всего XVIII века воспитание девушки было исключительно внешнее, поверхностное, направленное на то, чтобы вооружить ее, всеми средствами блистать в салоне, пленять и нравиться. Сама же цель воспитания лежала по понятиям времени вовсе не в достижении высшего усовершенствования духовной природы девушки, не в развитии ума и сердца. Родителей и ее саму заботила, прежде всего мысль составить более блестящую партию, то есть как можно более выгоднее выйти замуж.

Но кроме домашнего воспитания в XVIII веке более широко ставился вопрос о грамотности. Необходимость женского образования и характер его стали предметом споров и связывались с общим пересмотром типа жизни, типа быта. Согласно изученным источникам можно сказать, что приобщение дочерей представителей элиты к образованию стало одним из направлений петровской политики просвещения[90].

Но идея просвещения всех дворянских женщин возникла лишь во второй половине XVIII века. И этот проект был обязан своим воплощением Екатерине II.

Становление женского образования в России также было связано с именем известного деятеля культуры И. И. Бецкого (1704–1795 гг.). Он был приближен к правительственным кругам и в целом отражал настроения Екатерины II, которая хотела осуществить далеко идущую образовательную программу.

При содействии Екатерины II[91] и непосредственном участии И. И. Белецкого, возникло учебное заведение, которое называлось по помещению, где оно располагалось – Смольным институтом благородных девиц, а его ученицы – смолянками. Смольный институт был открыт в 1764 году в Воскресенском женском монастыре и был задуман как учебное заведение с очень широкой программой женского образования.

Общая структура Смольного института была такова. Основную массу составляли девушки дворянского происхождения. Но родителей пожелавших определить своих дочерей в это заведение оказалось немного. Отпустить своих девиц решили только недостаточно обеспеченные дворяне. Лишь через полгода вакансии были укомплектованы. В числе принятых было семь титулованных воспитанниц и много дочерей мелких чиновников и обедневших дворян. Здесь можно было встретить и дочерей погибших генералов, не сумевших обеспечить их будущие.

В 1765 году при Смольном открылось светское «особливое училище» для мещанских девиц, куда принимали девушек недворянского происхождения. В состав преподавших им предметов входила грамота, письмо, арифметика, катехизис и предметы, связанные с домоводством. Выпускники училища широко использовались для обслуживания смолянок, дворов и усадеб аристократии.

Во главе Смольного института стояла начальница, назначаемая императрицей. Второй особой после нее была правительница. Каждый класс в институте благородных девиц должен был находиться под наблюдением классной дамы – надзирательницы. Ее обязанности заключались в руководстве воспитанием девиц и содействии учительницам в деле обучения. Надзирательницы должны были быть постоянно при воспитанницах, заботиться о воспитании их характера, об их успехах, поведении, чистоте белья. По уставу полагалось двенадцать учительниц. Они также с утра до ночи, неотлучно находясь при девицах, занимались помимо обучения еще и воспитанием девиц. Прогрессивным явилось то, что в Смольном институте имелись дворянское и мещанское отделения[92].

Обучение в Смольном институте длилось девять лет. Эти года обучения разделялись на три ступени. Учениц низшей ступени называли «кофейницами». Они носили платья кофейного цвета с белыми коленкоровыми передниками. Средняя группа – «голубые» – славилась своей отчаянностью: они всегда дразнили учительниц и не делали уроков. Это были девочки переходного возраста.

Девочек старшей группы называли «белые», так как они носили белые платья. Этим девушкам разрешалось устраивать балы, где они танцевали вдвоем. И только в особых случаях – с ограниченным числом придворных кавалеров. На такие «балы» приезжали великие князья. Впоследствии Александр I и Николай I любили посещать этот девичник.

В течение девяти лет они жили в институте, как правило, не видя, или почти не видя, дома. Если родители, жившие в Петербурге, еще могли посещать своих дочерей (хотя и эти посещения специально ограничивались), то небогатые, особенно провинциальные институтки на годы были разлучены с родными. Такая изоляция была частью продуманной системы[93].

В основу обучения был положен принцип замкнутости: по системе И. И. Бецкого. Институток специально отделяли от домашней «испорченной» среды их родителей, чтобы вырастить из них «идеальный людей» по просветительской модели.

Обучение в Смольном, несмотря на широкие замыслы, было поверхностным. Исключение составляли лишь языки (французский и немецкий). Из остальных предметов значение предавалось только танцам и рукоделию, хорошим манерам. Что же касалось изучения всех других наук, столь пышно заявленных в программе, то оно было весьма неглубоким: физика сводилась к забавным фокусам, математика – к самым элементарным знаниям, литературу и астрономию преподавали поверхностно.

После девяти лет обучения сдавался публичный экзамен, на котором присутствовали члены царской семьи. На экзамене давались вопросы, ответы на которые институтки знали заранее.

Так как обучение велось на французском языке, то многие смолянки с трудом могли говорить по-русски, имели весьма слабое представление о русской культуре, высокомерно относились к русскому народу и их традициям.

Девушки выходили из института, совершенно не имея представления о реальной жизни. Им казалось, что за стенами института их ожидает бесконечный бал.

И хотя императрица знала всех своих учениц, по сути дела, после окончания института «любимые игрушки» мало кого интересовали. Нередко, окончившие Смольный институт бедные девушки становились чиновницами, воспитательницами или ученицами в женских учебных заведениях, а то и просто приживалками[94].

Из многих смолянок делали фрейлин, другие превращались в светских невест. Среди просвещенных дворян смолянки пользовались большой симпатией и уважением.

Смольный институт был отнюдь не единственным учебным заведением в России XVIII века. Возникали и частные пансионаты. К концу столетия их оказалось несколько десятков в Петербурге, больше десяти в Москве, были также и в провинциях. Первое воспитательное заведение такого типа для девушек возникло в Дерпте, задолго до Смольного института, в 50-е годы XVIII века. Преподавание там велось на немецком языке.

Уровень обучения в таких пансионатах, зачастую оказывался не лишком высоким. Систематически изучали лишь музыку и танцы. Воспитательницами были, как правило, француженки или немки.

Во французских пансионатах (начиная с 1790-х годов часто заполнявшихся бежавшими от революции эмигрантами) учениц обучали в грубой и упрощенной форме приобщали к манерам французского общества дореволюционной эпохи; в немецких – привычками бюргерского ведения хозяйства и воспитания.

Не стоит забывать и о вкладе, который внесла в развитие женского образования Е. Р. Дашкова[95]. Первая русская женщина XVIII века, которая занимала столь ответственный пост – она была одновременно директором Академии наук и президентом Российской Академии. Это был не только первый, но и исключительный случай в русской истории. В этой женщине совмещался тип великосветской женщины-покровительницы наук и искусств, и самостоятельной деятельницы в этой области, как ученой и писательницы. Оно являлась и основателем журнала «Собеседник любителей Российского слова», к участию в котором она привлекала самых знаменитых деятелей XVIII века.

Таким образом, в правление Екатерины II сложилось три типа образования: Институт Благородных девиц, частные пансионаты, домашнее образование. Эти три вида учреждений просуществовали практически до конца XIX века.

В целом, ознакомившись с проектами обучения лиц женского пола, среди которых предложение обучения молодых девиц заграницей, а также проект по устройству женских школ в монастырях, можно сделать вывод о позитивной тенденции развития образования женщин высших сословий.

Исследование подтверждает положение, что реализация ряда мер по обучению женщин способствовала развитию их социальной активности. Представители элиты приглашали учителей для обучения этикету, танцам, иностранным языкам, что со временем стало залогом успешной социализации женщины в высшем обществе.

Что же касается досуга женщин XVIII века, то здесь тоже произошли некоторые изменения.

По возвращению из-за границы в 1717 году Петр I, издал специальный указ, в котором приказывал учредить неслыханное до того времени собрание обоего пола – ассамблеи.

В отличие от обычаев предшествующего столетия, когда мужчин принимали отдельно от женщин, ассамблеи являлись собраниями, в которых женщины участвовали наравне с мужчинами. Тем самым женщинам была предоставлена возможность появляться в публичном месте. Этот указ произвел различные впечатления. Ассамблее были устроены следующим образом: в одной из комнат ставились только столы для шахмат и шашек, азартные игры на ассамблеях не допускались. В другой находились трубки с деревянными спичками для закуривания, табак, рассыпанный на столах и бутылки с вином. В третьей комнате танцевали. Танцы считались главным увеселением на ассамблеях[96].

На вечерах не было оживленности и свободы, хотя ассамблеи считались местом, где можно было общаться без чинов и веселиться. Петр I ввел на этих собраниях особенный танец, в котором все собрание, мужчины и женщины под звуки медленного, почти похоронного марша, также двигались по комнатам; вдруг по знаку маршальского жезла музыка переходила в веселую, дамы оставляли своих кавалеров и брали ранее не танцевавших.

Независимо от ассамблей Петр I устраивал маскарады и маскарадные процессии с обязательным участием женщин. Кто не являлся по повестке на такой маскарад, подвергался своеобразному штрафу: осушению кубка «большого орла».

Петр I пытался укоренить в умах своих подданных гуманность и уважение к чужой личности, особенно к женской, научить их правилам светского общения. Он ввел этикет.

Своеобразной энциклопедией культурного поведения молодых людей дома, в гостях, в общественных местах, на службе стала книга «Юности честное зерцало, или Показания к житейскому обхождению», выдержавшая в России первой четверти XVIII века три издания. Некоторые рекомендации ее напоминали «Домострой». В целом же книга эта отражала эпоху, где ценились и другие добродетели.

Значительные страницы «Юности честное зерцало» излагают правила поведения девиц. Если молодой человек должен был обладать тремя добродетелями: «смирен, приветлив, учтив», то девице их надлежало иметь два десятка. У девиц ценилось умение краснеть, что считалось показателем нравственной чистоты и целомудрия.

В эпоху правления Екатерины I большое распространение получают танцы. Незнание танцев считалось уже в девице недостатком воспитания. Вскоре ассамблеи исчезли из светской жизни общества, а вот частые баллы наоборот получали все большее распространение. А при Анне Иоанновне балы стали постоянными. В это время стала распространяться игра в карты.

Время царствования Елизаветы Петровны – это бесконечная череда придворных праздников. В моду вошли маскарады, которые появились на Руси еще в петровскую эпоху. Раз в неделю на маскарад собирались члены двора и представители знати, приглашенные императрицей[97].

И все же самым любимым развлечением Елизаветы были не маскарады, а балы. Их устраивали и в императорских домах и в дворах знати.

Во время Елизаветы Петровны в моду вошел театр. А при Екатерине II почти у каждой великосветской даме был свой театр.

В середине XVIII века было распространено и балетное искусство. В спектаклях и балетах участвовали знатные дамы. Своим домашним театром и совей сценической даровитостью славилась княгиня К. Ф. Долгорукова. Она возбудила сильные аристократические соревнования в кругу великосветских дам.

Если в допетровском обществе образованных женщин почти не было, в XVIII веке можно встретить уже немало женщин – писательниц и ученых. Все они упражнялись в сочинительстве, науках и искусствах не по профессии, а как любительницы. Это были хорошо обеспеченные материально, прекрасно образованные и начитанные, нередко талантливые барышни, исполненные искренней любовью к литературе и искусству[98].

Вхождение женщин в мир, ранее считавшимся мужским, началось с литературы. Петровская эпоха вовлекла женщину в мир словесности, мир грамотности.

В 70-90-е годы женщина становится читательницей. В значительной мере складывается это под влиянием Н. М. Новикова и Н. М. Карамзина.

Новиков первым поставил перед собой цель сделать женщину – мать и хозяйку – читательницей, подготовил для нее продуманную систему полезных книг в доступной для нее форме. Им была создана подлинная библиотека для женского чтения. Карамзин вместе со своим другом А. П. Петровым редактировал журнал «Детское чтение для сердце и разума». Читателями этого журнала, впервые в России, были дети и женщины-матери.

Также женщины екатерининского времени были музами для многих поэтов. Большой свет в конце XVIII века имел немало таких очаровательных, просвещенных меценаток, таких как М. Т. Разумовская, А. К. Воронцова, М. А. Нарышкина, З. А. Волоконская[99].

Изученные материалы позволяют утверждать, что досуг представительниц элиты в XVIII в. носил приватный характер и подразумевал сопряженность с духовным совершенствованием или полезностью в хозяйстве. Оценивая последствия развития сферы досуга в первой четверти XVIII в., можно заключить следующие, что участие женщин в публичных формах досуга стало существенным фактором сближения между полами, а также ускорило социализацию представительниц высших сословий. Кроме того, необходимо указать значение игровой культуры на ассамблеях, поскольку «забавные игры» – шахматы, фанты, карты служили развитию коммуникативных навыков и позволяли снизить психологическое напряжение у присутствующих женщин. Формой социальной активности, а также сферой приложения организаторских и творческих способностей представительниц элиты стал театр.

В то же время ряд мероприятий, таких как маскарады и шутовские потехи, противоречили этическим и религиозным представлениям современников раннего нового времени и оценивалось ими как оскорбление. Исследование показало, что зачастую знатные женщины были принуждаемы к пребыванию на мероприятиях, оказывающих негативное воздействие на нравственное (приобщение к грубым развлечениям) и физическое (бессонные ночи, а также принудительное употребление спиртного) состояние женщин.

Глава III. Женский вопрос в России в первой половине XIX в.

3.1 Семья и имущественные отношения женщины первой половины XIX в.

С начала XIX века женский вопрос в России, являлся сложной социальной проблемой, охватывающей экономические, политические, правовые, этнические, психологические стороны эмансипации (освобождения) женщин – защитники их прав и интересов впервые в истории России привлекли внимание общества к разнообразным проявлениям женского неполноправия. Одной из наиболее важных сторон женского вопроса стала проблема изменения положения женщин в семье, достижения их равенства в семейно-имущественных отношениях, расширения возможностей развода. Прогрессивно настроенные юристы XIX столетия требовали пересмотра в действующем «Своде законов» статьи о том, что «жена обязана повиноваться мужу». В сохранении решающей роли родителей при заключении брака они видели «отсталость семейного законодательства», а в существовании обычая регистрировать заключенные браки в церкви – препятствие к свободе разводов и основание к ущемлению прав незаконнорожденных детей. Один из выходов из создавшегося положения мыслился как достижение экономической независимости женщин от супругов и родственников[100].

Массу споров и критики вызвала и статья «Свода», обязавшая супругов жить вместе. При этом женщину, считавшуюся замужней, можно было по желанию мужа разыскивать и принуждать силой к совместному проживанию с ним. Противники свободы женщин обращали внимание на существование закрепленных законом обязательств для мужей «доставлять жене пропитание и содержание»; «жить с нею в согласии, уважать, защищать», которые в случае отмены требования совместной жизни мужа и жены могли быть поставлены под сомнение.

История развития бракоразводного права в России эволюционировала за девять столетий в сторону усложнения бракоразводной процедуры, уменьшения поводов к разводу, прежде всего – в отношении права на него женщин. В связи со сложностью расторжения брака в городах, особенно среди молодежи, участились случаи самовольного оставления женами своих мужей, а также незаконных, фиктивных супружеств.

В сельских семьях, где семейная жизнь женщин была особенно тяжелой, расторжение брака становилось почти невозможным. Экономические условия жизни крестьянской семьи диктовали жестокое отношение к разводу. Прелюбодеяние, неверность одного из супругов были слишком предосудительными поступками в системе «нравственных координат» российского крестьянина, чтобы рассматривать в качестве основания для расторжения брака и создания новой семьи. От мужа крестьянский мир в данном случае ожидал не развода с неверной женой, а ее наказания. При этом неверность супруги осуждалась общественным мнением много строже, чем измена мужа[101].

Отношение к мужчине как безусловному главе семьи в сложных семьях обычно поддерживала жена старшего по возрасту и положению в семье мужчины. Она подчиняла себе весь женский состав семьи, пользуясь своим положением самого приближенного к ее главе человека, могла быть «советчицей». Однако и она не могла быть до конца самостоятельной, особенно в имущественных делах. Дочери, снохи, вдовы, солдатки, жившие вместе с нею, выполняли общие работы по дому и оказывались еще более зависимыми экономически. Впрочем, в любой крестьянской семье того времени женщины имели и свою собственность – приданное, личные доходы от продажи каких – либо продуктов, кое-что из унаследованных денег, – которая в случае их смерти переходила к дочерям или возвращалась родителям.

В малых крестьянских семьях женщины оказались более самостоятельными и активными, особенно в тех районах, где мужья часто уходили на сезонные заработки, оставляя жен хозяйками в доме. После смерти «кормильца» в таких семьях бездетная вдова наследовала и всю недвижимость.

К середине XIX в. пробуждается новый серьезный общественный интерес к женскому вопросу. По-видимому, это было связано с подъемом общественного движения[102].

Теперь женщина становится не только «хранительницей домашнего очага», но и трудящейся на производстве работницей. Поэтому ущемление их прав, теперь рассматривалось на фоне происходившей эмансипации и борьбы за женские права. Наиболее важной проблемой интересовавшей женщин того времени, было их правовое положение в семье.

Однако при оценке положения женщины и экономической самостоятельности, необходимо учитывать ее социальное положение. Представительницы высших сословий имели право пользования, владения и распоряжения имуществом, а также самостоятельно вступать в сделки в гражданском обороте и выступать на суде. Женщины были ограничены только в правах наследования.

Брак заключался по-прежнему с согласия родителей, которые опирались на давние традиции и подтверждались законом. Брак детей устраивали родители, основывая свои соображения не на чувствах детей, а на фактах имевших с их точки зрения большое практическое значение для прочности будущей семьи, возможности получения здорового потомства, трудоспособности жениха или невесты, а, следовательно, экономической самостоятельности новой семьи. Поэтому, давая согласие на брак детей, крестьянин, например, учитывал здоровье невесты, отсутствие близких родственных связей между женихом и невестой, характер, манеру поведения, трудолюбие. Дворянскую семью беспокоили, прежде всего: с кем они породнятся, количество крепостных душ и размеры земельных владений будущей невесты. Купечество, определяя детей в брак, заботилось об увеличении капиталов. Но независимо от социального положения господствующими для большинства был взгляд, что взаимные симпатии вступающих в брак не играют существенной роли.. Господствующим было понятие о том, что любовь, взаимное уважение и поддержка супругами друг друга. Супружескими отношениями руководил в первую очередь здравый смысл.

Но, формальное существование столь сильной родительской власти постепенно все более перестает соответствовать общественным представлениям.

Что касается незаконнорожденных детей и порядка усыновления, то здесь в отличии от XVIII в. произошли существенные изменения. Ранее незаконнорожденные дети следовали состоянию матери, но дети дворянок не получали дворянства, хотя нередко оно им жаловалось императорским указом. Отец обязан был только содержать незаконнорожденного ребенка и его мать, но это содержание рассматривалось не как алименты, а в качестве возмещения вреда.

Теперь же правила об узаконении менялись чрезвычайно часто. В царствование Александра I стало разрешаться узаконение детей, рожденных до брака, в случае вступления их родителей в брак между собой. Это правило не распространялось на детей, рожденных от прелюбодеяния. При Николае II издается высочайшее повеление, запрещающее такое узаконение, а при Александре II оно опять разрешается[103].

Усыновление в России традиционно разрешалось свободно всем сословиям, кроме дворян, которые могли усыновлять лишь при отсутствии нисходящих и боковых родственников той же фамилии. Усыновление допускалось только в отношении родственников, но не чужих детей. Усыновление дворянами каждый раз оформлялось индивидуальным актом императора.

Крестьяне могли усыновлять путем приписки ребенка к своему семейству, но право на надел он приобретал только в том случае, если усыновление было произведено с разрешения общины.

Что же касается имущественных отношений, то здесь изменения происходили не в силу каких-либо законодательных установлений, а по общему согласию всех или решению ее главы; если возникали какие-либо споры, они могли решаться специальными комиссиями от общинных управлений.

Главой семьи по-прежнему оставался отец или старший брат, который являлся распорядителем имущества, но не его владельцем. В случае жалоб со стороны жены или детей, его могли взять под контроль члены общины и отрешить его от хозяйства. При благоприятных семейных отношениях община не возражала против разделов.

Разделявшиеся члены семьи порывали между собой какие-либо материальные отношения, но за ними всеми оставалось одно обязательство – выплачивать долги, совершенные кем-либо из членов существовавшей неразделенной семьи и в случае его смерти. Случалось, что о существовании таких долгов их «наследники» узнавали далеко не сразу, но вынуждены были подчиниться норме обычая.

Общесемейный имущественный комплекс подлежал разделу только между мужчинами, на которых ложились определенные обязательства. Все нетяглые члены семьи – престарелые люди, одинокие женщины (в том числе бездетные вдовы) по обычно-правовым нормам могли рассчитывать на минимальное обеспечение существования[104].

Полевые угодья, если они переходили к младшим членам семьи, безвозмездно сдавались в общинное распоряжение, когда с престарелого члена семьи общины снималось тягло. Этот порядок укоренившийся в пределах общины, где полевые угодья находились в крепостном владении только до тех пор, пока двор имел возможность нести тягло, не касался дворового участка. По общинным представлениям дворовые участки находились в личном владении крестьян, и, когда крестьяне переставали быть тяглецами, они могли их продавать своим соседям.

Весь этот обычно-правовой комплекс, целенаправленно сохранявший принцип семейного имущества, жестко сдерживал развитие понятия личного имущества в крестьянской среде. Это вовсе не означало, что понятие личной собственности в русской деревне отсутствовало. Оно строго сохранялось за приданным, которое невеста приносила в новую семью. Имело место выделение праздничной, а иногда и «вседневной» одежды в личную собственность, особенно когда она была приобретена на деньги, заработанные в отходе. Далеко не всегда в общесемейное имущество входили иконы, прежде всего те, которыми родители благословляли сыновей при женитьбе[105].

Обычай, согласно которому выделившиеся из семьи сыновья порывали имущественные отношения с близкими родственниками, приводя к тому, что в русской деревне наследственное право не подчинялось строго близкородственному началу и зависело в первую очередь от воли наследодателя.

В результате на протяжение первой половины XIX века судьба имущества, находившегося вне общин и представлявшего порой немалую ценность, определялась не по обычному праву, а постановлениями государственных судебных органов.

Таким образом, в первой половине XIX века, несмотря на модернизационные процессы, происходившие в российском обществе, положение женщины в нем все еще продолжало находиться носить ограниченный характер. Об этом свидетельствуют следующие факты: владельцами имущества семьи продолжали оставаться мужчины и именно они решали вопросы его раздела и продажи, так как женщина являлась нетяглым членом семьи; по-прежнему сохранялась решающая роль родителей при заключении брака своих детей, с мнением невесты не всегда считались, основываясь лишь на материальной заинтересованности, бракоразводный процесс усложнился и стал еще затруднительнее.

3.2 Женское образование в первой половине XIX в.

Поступательное культурное развитие страны еще во второй половине XVIII века поставило перед царским правительством вопрос о женском образовании. Однако решение его было сугубо сословным. Признавалось возможным давать государственное образование лишь особам дворянского происхождения. В закрытых учебных заведениях. Такими заведениями в первой половине XIX века стали институты благородных девиц.

Наиболее привилегированным институтом благородных девиц продолжал оставаться Смольный институт или, как его первоначально называли, «Воспитательное общество благородных девиц», основанное еще в 1764 году.

Но стечением времени количество таких институтов начинает увеличиваться. В 1797 году в Петербурге и в 1802 году в Москве были открыты два Екатерининских института. В них принимали девиц из небогатых и незнатных семей. После Отечественной войны в 1813 года в Петербурге на Васильевском острове был учрежден так называемый для дочерей штаб- и обер-офицеров, принимавших участие в военных действиях. Затем в него стали принимать и дочерей чиновников. В 1829 году по образцу Патриотического был создан для дочерей младших обер-офицеров не потомственных дворянских семей Павловский институт. Он помещался на Фонтанке близ Обуховского моста. Институты благородных девиц были открыты также в Москве, Харькове, Казани, Астрахани, Нижнем Новгороде, Саратове, Одессе[106].

Но все же Смольный институт оставался самым привилегированным из закрытых женских заведений, так как туда принимали девиц «из природных дворян», то есть потомственных и родовитых дворянских семей.

В 1796 году после смерти Екатерины II, заведование государственными закрытыми учебными заведениями возглавила жена Павла I императрица Мария Федоровна. Ее понимание задач институтского образования было совершенно иным. Руководствуясь традиционными принципами немецкой педагогики, она видела цель деятельности таких учебных заведений не в создании «нового типа дворянской женщины», а в «преподавании девушкам религиозно-нравственного и светского воспитания», чтобы впоследствии они стали примерными женами, матерями и хозяйками в богатых дворянских домах.

По инициативе Марии Федоровны был разработан новый устав институтов, по которому срок обучения был сокращен до 9 лет и соответственно подразделялся на три отделения. Лучшие ученицы по своему жжению, могли оставаться в институте еще на три года, посещая специальные классы для подготовки в классные дамы. По новому учебному плану сокращался объем преподавания. В Сольном институте были исключены из учебной программы архитектура, физика и геральдика, сокращалось количество часов, отводимых на географию, историю, чистописание[107].

Наибольшее место в учебном плавне отводилось Закону Божьему, иностранным языкам, особенно французскому, танцам, музыке, рукоделию. Преподавание общих предметов производилось более поверхностно, и при том в объеме меньшем, чем в мужских гимназиях. Уроки требовалось отвечать слово в слово по учебнику. Преподаватели больше заботились о том, чтобы воспитанницы могли блеснуть на экзамене. Процессу обучения учителя уделяли мало внимания.

Если обучение институток не особенно беспокоило педагогов и начальницу, то процессу воспитания уделялось очень много внимания. Им занимались прежде всего классные дамы, которые вели свой класс от поступления в институт до его окончания.. Живя в институте, они имели возможность круглосуточно наблюдать своих подчиненных, быть в курсе их интересов и вкусов. Классные дамы следи за поведением воспитанниц, их внешним видом.

Несмотря на близость ко двору, постоянное внимание царствующих особ к Смольному институту, жизнь его воспитанниц была исполнена трудностей и огорчений. Недостаток средств и плохая организация быта были повинны в плохом питании и постоянном холоде в классных комнатах.

Вся атмосфера института и старания преподавателей, классных дам и начальства были призваны воспитывать у институток определенный моральный кодек, основанный на развитии верноподданнических чувств, официальной набожности, сознания привилегированности своего сословия. При этом воспитание верноподданнического мировоззрения перерастало в настоящий культ царя и членов царской семьи. Постоянное внушение детям идеи божественности и величия не только царской власти, но и личности самого монарха, посещение института членами царской семьи – все это не могло не действовать на детскую впечатлительность.

Другой особенностью институтского воспитания было стремление оградить девушек от всякого познания «прозы жизни», что должно было якобы способствовать особой чистоте их нравственного облика. На деле это приводило не только к полному непониманию современных общественных и социальных проблем, но к абсолютной беспомощности в житейских ситуациях[108].

В 1828 году, после смерти императрицы Марии Федоровны, все учреждения, составлявшие ее ведомство (Мариинский институт мещанских девиц, Харьковский институт благородных девиц, Смольный институт, Екатерининские институты, воспитательные дома, Александровское училище в Москве и др.), перешли в состав IV отделения канцелярии императора. В 1845 году был создан Главный совет женских учебных заведений, в обязанности которого входили не только наблюдение за учебными заведениями его ведомства, но и рассмотрение учебных программ и планов. Членами совета была разработана программа обучения в женских закрытых заведениях: «Наставления для образования воспитанниц» (1852), согласно которой все учебные заведения делились на 4 разряда.

К I разряду относились Смольный, Патриотический, Екатерининские и все институты благородных девиц в губерниях, ко II разряду – мещанские институты и отделения, к III и IV – сиротские дома, городские училища для бедных девиц, дома трудолюбия и т. д. Чем выше был разряд заведения, тем большее внимание уделялось изучению в нем наук, в заведениях III и IV разряда главное место занимали рукоделие и женские ремесла, навыки в которых в дальнейшем должны были обеспечивать жизнь воспитанниц.

Так, к концу первой половины XIX века четко оформилась узкосословная система женского образования. Если для обучения дочерей дворянских семей предназначались институты благородных девиц, то девочки мещанского происхождения – дочери ремесленников, мелких торговцев, отставных низших военных чинов, мелких чиновников – могли учиться только в особых «мещанских» учебных заведениях. Первым из них было Мещанское училище при Смольном институте. И хотя оно непосредственно примыкало к Смольному, так как располагалось в соседнем крыле того же здания, по существу дистанция между ними была огромна. Весь распорядок жизни и занятий учениц Мещанского училища строился с учетом официального предписания, требовавшего «никогда не терять из виду состояния воспитанниц и их будущий жребий». Поэтому из учебной программы были исключены танцы, музыка, иностранные языки. Зато много времени уделялось таким предметам, как закон Божий, рукоделие, арифметика (поскольку она нужна для бережливой хозяйки), домоводство. В этом проявлялась основная направленность педагогического процесса – воспитание будущих хороших хозяек и богобоязненных матерей семейств[109].

Кроме Мещанского училища, для девушек среднего сословия были образованы Мариинский институт (против Таврического сада), Дом трудолюбия на 13-й линии Васильевского острова, Сиротский институт по набережной Мойки в Петербурге, а также сиротские дома в Москве, Кронштадте и Иркутске, петербургские, московские, симбирские дома трудолюбия. Учебные программы этих заведений в общеобразовательном плане приближались к программам уездных училищ. Но в отличие от последних здесь много времени уделялось таким предметам, как рукоделие, домоводство или какому-либо «женскому ремеслу». Первоочередной задачей в этих учебных заведениях считалось религиозно-нравственное воспитание «честных и добродетельных жен, хороших и сведущих хозяек, попечительных нянек или надзирательниц за детьми и, в случае нужды, надежных и исправных прислужниц, искусных во всех женских рукоделиях». Срок обучения в этих заведениях колебался от 2-х до 3-х лет. Нелегким было и их финансовое положение – они существовали исключительно на благотворительные пожертвования. Крестьянские девочки (не принадлежащие помещикам) получали право по уставу 1828 года обучаться в приходских училищах, где для них создавались специальные женские отделения, причем за их обучение плата полагалась значительно большая, чем за обучение мальчиков. Что касается девочек помещичьих крестьян, то они, как правило, оставались неграмотными, хотя по уставу 1804 года помещикам разрешалось открывать школы для своих крепостных.

Начиная со второй четверти XIX века передовая общественность России начала обращаться к вопросу о религиозно-нравственном обучении девушек крепостного состояния[110].

Наряду с государственными учебными заведениями в первой половине XIX века в России существовало большое количество частных пансионов. Так, в 20-х годах XIX века в одном Петербурге было 17 мужских и 22 женских пансиона, а в конце 30-х годов общее количество их возросло до 80. Пансионы делились на 3 разряда в зависимости от учебной программы: программа пансионов I разряда соответствовала программе гимназий, II – уездным училищам, III – приходским. В пансионах I разряда обучались преимущественно дети состоятельных дворян. В них большое внимание обращали на обучение французскому и немецкому языкам, танцам, манерам; музыке, фехтованию. Пансионы II разряда пользовались популярностью среди купечества, состоятельного мещанства. Учебная программа пансионов II разряда включала в основном общеобразовательные предметы: математику, историю, географию, химию, физику и какой-либо иностранный язык. В пансионах III разряда учились дети бедных дворян, меделких торговцев и даже зажиточных казенных крестьян[111].

Программы лучших женских пансионов приближалась к учебной программе институтов благородных девиц. В женских пансионах изучались: закон Божий, русский, французский и немецкий языки, арифметика, история, география и «приятные искусства» – музыка, танцы, рисование, рукоделие. В немногих столичных пансионах к ним добавлялись мифология, эстетика, естественная история. Плата за обучение в женском пансионе была выше, чем в мужском.

Обучение в частных пансионах, особенно первого разряда, стоило очень дорого (от 500 до 2000 руб. в год). В пансионах II разряда, где обучались в основе дети купечества, помимо платы (в 150-200 руб. в год) практиковались и приношении натурой.

Частные пансионаты контролировались в своей учебной деятельности министерством просвещения, но контроль носил чисто формальный характер. И хотя в соответствии с определенным разрядом пансиона учебная программа его должна была быть приближена к программе соответствующего государственного учебного заведения, уровень преподавания в частных пансионах был в целом ниже, чем в государственной школе.

Особо низким уровнем преподавания отличались провинциальные пансионы. Преподавателями там нередко бывали люди малообразованные, сомнительной нравственности. В большинстве случаев учебным занятиям в пансионах особой важности не придавалось. Особенно часты были перерывы в учении в женских пансионах.

Для овладения навыками «хорошего воспитания» в женских пансионах раз или два в год устраивались вечера, на которые приглашались ученики соседней мужской гимназии или кадетского корпуса.

При всем различии отдельных частных пансионов всем им, за редкими исключениями, была присуща одна черта – неукоснительно соблюдаемая духовная изоляция воспитанников, отгораживание их не только от общественной жизни со всеми ее запросами и потребностями, но и от реальной действительности вообще. Скудные сведения, сообщаемые учителями, не могли быть восполнены самостоятельным чтением, так как в большинстве пансионов оно преследовалось. Учащимся разрешалось иметь лишь учебники и религиозную литературу – Евангелие, жития святых и т. п.

Кроме того, обучение и воспитание в частных пансионах отличалось еще одним отрицательным свойством. Преобладающее большинство их содержали иностранцы (женские пансионы – в основном француженки, мужские – большей частью немцы). Изучение европейских языков, европейской истории и литературы производилось в них в ущерб русскому языку, русским истории литературе[112].

В итоге министр просвещения вынужден был обратить взимание царя на антипатриотическое воспитание, даваемое в пансионах, начальники которых «не зная нашего языка и гнушаясь оным, не имея привязанности к стране для них чужой, юным россиянам внушают презрение к языку нашему и охлаждают сердца их ко всему домашнему, и в недрах России из россиянина образуют иностранца».

В результате в 1811 году последовал указ, предписывающий обязательное преподавание русского языка в частных пансионах. Однако, как уже говорилось, контроль министерства носил чисто формальный характер, положение существенно не менялось в течение первой четверти XIX века.

Однако уже с 30-х годов контроль этот ужесточился. Особенно строгим стал административный надзор за частными школами в Дерптском, Варшавском и Виленском учебных округах, где они были очень распространены и являлись центрами противодействия русификаторской политике правительства.

В 1833 году последовал запрет на открытие частных пансионов в Москве и Петербурге. В провинции же открытие их разрешалось только с ведома попечителя учебного округа особо благонадежным лицам.

Значительная часть детей дворян, не определенная родителями в гимназии или частные пансионы, получала домашнее воспитание. Качество его, конечно, зависело и от состоятельности родителей, и от их собственных культурных потребностей.

Родители, воспитывая дома детей, в возрасте 7 – 8 лет с рук няни передавали девочек на попечение француженки-гувернантки. Очень часто ими бывали люди, не только не подготовленные к роли педагога, но и просто мало образованные.

Познавательный аспект в домашнем воспитании девушек был выражен слабо. Главной целью была подготовка их к светской жизни, поэтому в обучении многое делалось «напоказ». Обязательным считалось знание французского языка умение играть на фортепьяно, кое-какие рукоделия, прохождение краткого курса закона Божьего, истории, географии и арифметики. В богатых столичных домах для девочек специально приглашали учителей танцев. Нередко это принудительное и очень активное обучение грации и танцам было тяжелым для детей[113].

Таким образом, процесс домашнего обучения молодых дворян был в достаточной степени произволен – мог варьироваться в зависимости от просвещенности, взглядов и заинтересованности родителей. Однако ряд объективных факторов, и, прежде всего принадлежность определенному сословию – обуславливали ряд общих моральных законов и норм поведения при воспитании ребенка. Общие принципы домашнего воспитания давали хорошие результаты только в тех семьях, где им руководствовались люди, обладающие высокой культурой и человеческой незаурядностью.

Заключение

Статус женщины (социальный, экономический, правовой), ее роль на том или ином этапе общественного развития во многом предопределялась характером самого общества, уровнем развития его материальной и духовной культуры. В связи с этим проблема определения положения женщины в обществе требует своего истолкования с позиций многофакторного анализа. Изменения произошедшие в России в последние время и вызвавшие модификацию ролевых функций женщины, служат дополнительным фактором для переосмысления традиционных компонентов изучения.

В данной дипломной работе была предпринята попытка анализа семейного, социально-правового, имущественного положения русских женщин, их внешнего облика, уровня грамотности и образованности в IX в. – 1861 г.

Начиная рассмотрение положение женщины с времен Древней Руси, необходимо отметить, что на данном этапе развития истории приходится больше говорить о месте и роли женщины в семье, нежели в общественных отношениях. Самое главное и что представляло реальную выгоду для женщины тех времен – это удачное заключение брака. С раннего возраста девочек начинали готовить к семейной жизни, воспитывая из них хозяек большого семейства.

Заключение брака происходило по договоренности родителей брачующихся и где больше учитывалась материальная выгода, а не чувства молодых. Такое отсутствие права свободного выбора женщиной жениха, можно рассматривать как серьезный аргумент в пользу тезиса о приниженном социально-правовом положении русских женщин в IX – XVI вв.

Развитие бракоразводного процесса строилось на основании действия прелюбодеяния. Оно оценивалось по-разному для каждого из супругов. Муж признавался прелюбодеем лишь в том случае, если имел на стороне не только наложницу, но и детей от нее. Замужняя женщина считалась совершившей прелюбодеяние уже тогда, когда вступала в связь с посторонним мужчиной. Прелюбодеяние, совершенное в результате насилия, не считалось изменой.

Что же касается имущественных отношений, то здесь можно выделить два основных периода эволюции прав женщин на собственность: владение и распоряжение движимым имуществом (X – XIII вв.) и распространение владельческих и собственнических прав женщин на недвижимость (XIV – XV вв.).

Необходимо заметить, что у каждой женщины было так называемое приданое. Это определенное имущество, которое давалось девушке родителями при вступлении в брак, и продолжало сохраняться у нее на протяжении всего времени, как личная собственность, на которую муж не мог распространять свои права.

В результате реформ на рубеже XVII – XVIII вв. в повседневной жизни женщин произошли значительные изменения. На протяжении длительного времени вплоть до конца XVII в. функцию контроля и регламентации образа жизни женщин обеспечивали институт церкви и государство. В контексте определения статуса представительниц различных сословий влияние религии следует оценивать как противоречивое. С одной стороны, церковные постулаты обеспечивали стабильность и гарантировали неприкосновенность частной жизни женщин; с другой – повышенные моральные требования и усиленный контроль над семейной жизнью, внешним обликом и досуговой сферой женской повседневности привели к существенному ограничению вариантов жизненных стратегий женщин той эпохи.

В ходе реформ церковь была низведена до уровня государственного института, в результате чего ослабло ее влияние на женскую повседневность. На государственном уровне были разработаны законодательные меры, которые обеспечивали расширение возможностей поведенческих ситуаций женщин на различные жизненные обстоятельства.

Увеличение владельческих и наследственных имущественных прав обеспечивало определенную экономическую самостоятельность и позволяло представительницам элиты реализовать идею повторного замужества в случае вдовства, или же предоставляло возможность достойного обеспечения незамужней женщине либо вдове. Утверждение равенства супругов в сфере брачно-семейного права, запрет насильственного пострижения в монастырь, а также расширение хозяйственно-бытовых полномочий женщины демократизировали супружеские отношения и стабилизировали статус представительниц высших сословий в семье, что нельзя сказать о крестьянских семьях того времени.

Зачастую реализация новейшего законодательства на практике не всегда была удачной, что подрывало уверенность женщин в правильности следования новым веяниям. Однако, например, среди знатных женщин находились особы, отстаивающие собственные права или стремящиеся, вопреки общественному мнению, к осуществлению собственной стратегии поведения.

Раскрепощению поведенческой манеры и переменам в осознании собственной идентичности женщин также способствовали изменение внешнего облика и трансформации общественных стереотипов. Приучение женщин высших сословий к новому образу жизни реализовывалось с помощью их непосредственного участия в публичных досуговых мероприятиях, получения знатными девушками образования.

Следует отметить, что изменения в самой структуре сословий оказали влияние на степень принятия женщинами нововведений. Так, дворянки, составляющие к первой четверти XVIII века большую часть элиты, будучи выходцами из служилого сословия, демонстрировали более благожелательное отношение к реформам, нежели представительницы старинных боярских родов, мещан и крестьян.

На ключевое событие – вхождение в публичную жизнь – женщины реагировали сдержанно, однако отдельные оценки свидетельствуют, что эмоциональные реакции варьировались от растерянности, до ярко выраженного неприятия. Психологический дискомфорт, испытываемый большинством женщин, был вызван как боязнью осуждения со стороны родственников и общества, так и специфическим наполнением досуга, который подчас противоречил нормам общепринятой морали.

Оценивая значение социально-политической модернизации в контексте женского вопроса, следует отметить, что в изучаемый период наблюдается положительная динамика в отношении расширения личных прав и упрочения социального статуса женщины. Тем не менее, ограниченный и несовершенный характер реформ выражался в отсутствии внимания со стороны общества и государства к проблеме допустимости физического наказания по отношению к женщине, что минимизировало значение распространившихся в начале XVIII века прогрессивных норм в области укрепления статуса женщины. В целом для полноценного обеспечения интересов женщины было необходимо совершенствование системы контроля над исполнением законодательных норм, а также требовалась трансформация нематериальной сферы – отказ современников от сопоставления византийской этики с обыденной жизнью женщин.

Что же касается образования, то, здесь начиная с момента своего становления, женское образование, обнаруживало ряд противоречий, и в большинстве случаев зависело от отношения общества к женщине в целом и ее образованию в частности.

Долгое время в обществе сохранялось негативное отношение к женскому образованию. У женщин, особенно это касается низших сословий, существовали трудности в получении любого образования (будь то начальное, среднее или высшее). Образование и воспитание женщин в дореволюционной России проводилось в соответствии с потребностями общества и носило прагматический, утилитарный характер. Воспитательно-образовательный процесс находился в прямой зависимости от влияния общественного мнения, которое формировало женский «идеал».

C момента формирования в XVIII в. высших учебных заведений дискриминация женщин в сфере высшего образования являлась официальной государственной политикой вплоть до начала XX в. Долгие годы государственные высшие учебные заведения предназначались исключительно для лиц мужского пола. Состав студенчества жестко регулировался по признаку пола.

Итак, проблемы женского образования имеют давнюю историю и во многом эти проблемы определялись отношением к женщине. Менялось отношение к женщине – менялось и отношение к женскому образованию.

В первой половине XIX в. говоря о женском вопросе, необходимо, затронуть тот факт, что теперь положение женщины рассматривается не только в семье, но и в рабочей сфере. Женщина становится субъектом трудовых отношений. Но предпринимаются попытки к реорганизации положения женщины в обществе и уравнению ее прав с мужчиной. Это нашло сове отражение в женском образовании, оно становится великим завоеванием женщин XIX в. Именно образование давало женщинам возможность самим заработать свой хлеб, выбирать свою судьбу.

Список использованных источников и литературы

I.                  Источники:

1.                 Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М.: Просвещение, 1985. – 654 с.

2.                 Русская Правда Пространной редакции // Памятники русского права. Вып. I. М., 1952.

3.                 Соборное Уложение 1649 г. // Российское законодательство X – ХХ веков. Т. III. Акты земских соборов. М., 1985.

4.                 Судебник 1497 г. // Памятники русского права. Вып. II. М., 1953.

5.                 Титов Ю. П. Хрестоматия по истории государства и права. – М.: Проспект, 2000. – 469 с.

6.                 Устав князя Ярослава Восточно-русской редакции // Памятники русского права. Вып. I. М., 1952.

7.                 Хрестоматия по истории СССР с древнейших времен до 1861 г. – М.: Просвещение, 1987. – 398 с.

8.                 Хрестоматия по истории школы и педагогики России (до Великой Октябрьской социалистической революции) / Под ред. Ш. И. Ганели. – М.: Просвещение, 1974. – 526 с.

II.              Литература:

9.                 Александров В. А. Семейно-имущественные отношения до начала XX века // Русские. – М.: Наука, 1999. – С. 432 – 436.

10.            Алексеевич С. В. У войны не женское лицо. – М.: Наука, 1988. – 348 с.

11.            Анисимова Е. В. Анна Иоанновна (1693 – 1740) // Вопросы истории. – М., 1993. – № 4. – С. 19 – 33.

12.            Антокольская М. В. Семейное право: Учебник. – М.: Юрист, 2003. – 333 с.

13.            Аппарович Н. И. Жизнь и быт населения России в XVII веке. – М.: ВЛАДОС, 1997. – 301 с.

14.            Васильева Л. И. Организация труда в крестьянском хозяйстве. – М.: Политиздат, 1989. – 355 с.

15.            Васюнина Л. А. Женщина в семье и обществе. – М.: Просвещение, 1991. – 259 с.

16.            Власова И. В. Брак и семья у русских // Русские. – М.: Наука, 1999. – С. 416 – 432.

17.            Девис М. Женщины изменившие историю. – М.: Наука, 1994. – 378 с.

18.            Жирнова Г. в. Брак и свадьба русских горожан в прошлом и настоящем. – М.: Наука, 1980. – 431 с.

19.            Женщина до начала Нового времени / Под ред. С. С. Крючковой. – М.: Наука, 1993. – 428 с.

20.            Женщина и вещественный мир культуры народов Росси и Европы. – СПб.: СПБ, 1998. – 321 с.

21.            Женщины, история, общество. Сборник научных статей. Вып. 2. / Под ред. В. И. Успенской. – Тверь: Тверское областное книжно-журнальное издательство, 2002. – 319 с.

22.            Зуйкова Е. М., Ерусланова Р. И. Феминология. – М.: Наука, 2001. 254 с.

23.            Калабихина И. Е. Социальный пол и проблемы населения. – М.: Ладомир, 1995. – 202 с.

24.            Калыгина А. С. Крестьянка в браке и семье. – М.: Мысль, 1985. – 280 с.

25.            Катовская М. Г. Гендерные очерки: история, современность, факты. – М.: Медиа сфера, 2004. – 358 с.

26.            Клецина И. С. Гендерная социализация: Учебное пособие. – СПб.: Летний сад, 1998. – 112 с.

27.            Королев Ю. А. Брак и развод: история и современность. – М.: Наука, 1984. – 345 с.

28.            Королева К. П. Семейное воспитание и школа в России. – М.: Педагогика, 1994. – 270 с.

29.            Костомаров Н. М. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. – М.: Просвещение, 1992. – 390 с.

30.            Лещенко В. Ю. Семья и русское православие: XI – XIX вв. – СПб.: Марс СПБ, 1999. – 255 с.

31.            Листова Т. А. Благословления на брак // Родина. – М., 1994. – № 8. – С. 100 – 104.

32.            Литвинцева Н. А. Женская психология. – М.: Просвещение, 1994. – 293 с.

33.            Лотман Ю. В. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX вв.). – СПб.: Прометей, 1999. – 452 с.

34.            Мартынова Э. И. Материнство, семья, общество. – Красноярск, 1993. – 345.

35.            Миненко Н. А. «Всепрелюбезная наша сожительница…» // Родина. – М., 1994. – № 7. – С. 104 – 106.

36.            Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XIX вв.) – СПб.: Алатея, 2000. – 525 с.

37.            Мольтман Вендель Э. И сотворил Бог мужчину и женщину: Феминистская теория и человеческая идентичность // Вопросы философии. – М., 1993. – № 3. С. 56 – 60.

38.            Муравьева О. С. Как воспитывали русского дворянина. – М.: Мысль, 1995. – 330 с.

39.            Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории. – М., 1996. – № 10. – С. 110 – 123.

40.            Носова Г. А. Традиционные обычаи русских. – М.: Прометей, 1999. – 358 с.

41.            Паршина В. Н. Женское образование в истории общественно-политической мысли в России второй половины XIX века Актуальные проблемы науки в России. Материалы научно-практической конференции. – Кузнецк: КИИУТ, 2005. – Вып. 3. – Т. 2. – С. 166 – 170.

42.            Паршина В. Н. К вопросу о гендерном аспекте в истории народного образования в России // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. – Пенза, 2007. – № 4 (8). – С. 104 – 109.

43.            Пушкарева Л. Н. Женщины Древней Руси. – М.: Мысль, 1989. – 286 с.

44.            Пушкарева Н. Л. Женщина в русской семье (X – XX века) // Русские. – М.: Наука, 1999. – С. 456 – 466.

45.            Пушкарева Н. Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. – М.: Изд-во ИЭА РАН, 1996. – 301 с.

46.            Пушкарева Н. Л. История частной жизни в России глазами российских и зарубежных историков // Отечественная история. – М., 1998. – № 3. – С. 208 – 213.

47.            Пушкарева Н. Л. Какими же были древнерусские женщины? // Наука и жизнь. – М., 1991. – № 8. – С. 14 – 21.

48.            Пушкарева Н. Л. Русская женщина: история и современность. Материалы к библиографии. – М.: Ладомир, 2002. – 523 с.

49.            Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX вв.). – М.: Ладомир, 1997. – 367. с.

50.            Рахматуллин М. А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. – М., 1996. – № 6. – С. 19 – 47.

51.            Равкин З. П. Мифы и реалии в истории русского образования // Педагогика. – М., 1991. – № 9. – С. 80 – 85.

52.            Рабинович М. Г. Общественный быт X – первой половины XIX века // Русские. – М.: Наука, 1999. – С. 540 – 557.

53.            Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси (историко-бытовые очерки (XI – XIII вв.)). – М.: Политиздат, 1957. – 465 с.

54.            Репина Л. П. Женщины и мужчины в истории: новая картина Европейского прошлого. – М.: РОССПЭН, 2002. – 350 с.

55.            Сафонов М. А. Благонамеренная институтка // Родина. – М., 1997. – № 2. – С. 41 – 44.

56.            Седов В. В. славяне в древности. – М.: Просвещение, 1994. – 525 с.

57.            Семенова Л. Н. Очерки истории быта и культурной жизни России первой половины XVIII в. – Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1982. – 376 с.

58.            Слепникова Е. А. Из истории женского среднего образования в России // Педагогика. – М., 2001. – № 9. – С. 74 – 78.

59.            Соколов В. Р. Россия будет жить: статьи по истории, демографии, письма русских женщин. – М.: ВЛАДОС, 2000. – 422 с.

60.            Соловьев С. М. Женский вопрос. Полн. собр. соч. В 8 т. – М.: Наука, 1982. – Т. 8. – 395 с.

61.            Соловьев С. М. Россия с древнейших времен. – М.: Наука, 1965. – Кн. 2. – Т. 3. – 601 с.

62.            Тишкин Г. А. Женский вопрос в России в 50 – 60-е годы XIX в. – Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1984. – 239 с.

63.            Толокина Е. Л. Услышит ли Россия голоса своих женщин? // Женщины: семья, общество, политика. – Пенза, 1999. – С. 90 – 92.

64.            Трофимов А. В. Святые женщины Руси. – М.: Мысль, 1994. – 276 с.

65.            Федосова Э. П. Бестужевские курсы – первый женский университет в России. – М.: Наука, 1980. – 198 с.

66.            Фоменко. А. К., Фоменко И. А. Отношение христианства к женщине. – Киев: Голос, 1983. – 398 с.

67.            Хорошилова Л. Б. Женское образование и воспитание // Очерк русской культуры XIX в. – М.: Изд-во МГУ, 2001. – Т. 3. – С. 309 – 364.

68.            Цимбаев Н. И. Золотой век Екатерины. – М.: РОССПЭН, 1996. – 402 с.

69.            Щапов Я. Н. Брак и семья в Древней Руси // Вопросы истории. – М., 1990. – № 10. – С. 216 – 219.

70.            Яковкина Н. И. История русской культуры. XIX век. – СПб.: Лань, 2000. – 576 с.

71.            Янин. В. Л. «Я послал тебе бересту…». – М.: Просвещение, 1979. – 273 с.

[1] Пушкарева Н. Л. Русская женщина: история и современность. Материалы к библиографии. М., 2002. С. 11.

[2] Карамзин Н. М. Марфа Посадница, или Покорение Новгорода. СПб, 1802. Репринт, 2002.

[3] Пушкарева Н. Л. Указ. соч. С. 12.

[4] Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М., 1992.

[5] Соловьев С. М. Россия с древнейших времен. М., 1965. Кн. 2. Т. 3.

[6] Женский вопрос – это осмысление положения женщин в обществе, обоснование программы их эмансипации, достижения полного равенства с мужчинами во всех сферах общественной жизни. Это решение национальных и межнациональных проблем, преодоление политических, социальных противоречий и конфликтов. Женский вопрос – часть общей социально-политической проблемы, включающей выбор пути развития страны, развитие всего общества, в том числе и коренного экономического, политического и социального изменения положения большей части населения, которую составляют женщины // Зуйкова Е. М., Ерусланова Р. И. Феминология. М., 2001. С. 185.

[7] Паршина В. Н. Женское образование в истории общественно-политической мысли в России второй половины XIX века Актуальные проблемы науки в России. Материалы научно-практической конференции. Кузнецк, 2005. Вып. 3. Т. 2. С. 166 – 170.

[8] Пушкарева Н. Л. Русская женщина: история и современность. Материалы к библиографии. М., 2002. С. 18.

[9] Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси (историко-бытовые очерки (XI – XIII вв.)). М., 1957.

[10] Аппарович Н. И. Жизнь и быт населения России в XVII веке. М., 1997.

[11] Федосова Э. П. Бестужевские курсы – первый женский университет в России. М., 1980.

[12] Янин. В. Л. «Я послал тебе бересту…». М., 1979.

[13] Пушкарева Л. Н. Женщины Древней Руси. М., 1989.

[14] Васильева Л. И. Организация труда в крестьянском хозяйстве. М., 1989.

[15] Репина Л. П. Женщины и мужчины в истории: новая картина Европейского прошлого. М., 2002.

[16] Калабихина И. Е. Социальный пол и проблемы населения. М., 1995.

[17] Мольтман Вендель Э. И сотворил Бог мужчину и женщину: Феминистская теория и человеческая идентичность // Вопросы философии. М., 1993. № 3. С. 56 – 60.

[18] Литвинцева Н. А. Женская психология. М.: Просвещение, 1994.

[19] Пушкарева Н. Л. Женщина в русской семье (X – XX века) // Русские. М., 1999. С. 456 – 466; Пушкарева Н. Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. М., 1996.

[20] Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории. М., 1996. № 10. С. 110 – 123.

[21] Цимбаев Н. И. Золотой век Екатерины. М., 1996.

[22] Муравьева О. С. Как воспитывали русского дворянина. М., 1995; Сафонов М. А. Благонамеренная институтка // Родина. М., 1997. № 2. С. 41 – 44; Федосова Э. П. Бестужевские курсы – первый женский университет в России. М., 1980.

[23] Носова Г. А. Традиционные обычаи русских. М., 1999.

[24] Лотман Ю. В. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX вв.) СПб., 1999.

[25] Русская Правда Пространной редакции // Памятники русского права. Вып. I. М., 1952; Устав князя Ярослава Восточно-русской редакции // Памятники русского права. Вып. I. М., 1952; Судебник 1497 г. // Памятники русского права. Вып. II. М., 1953; Соборное Уложение 1649 г. // Российское законодательство X – ХХ веков. Т. III. Акты земских соборов. М., 1985; Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985.

[26] Кормчая книга. Ч. I – II; Номоканон при Большом Требнике // Памятники русского права. Вып. III. М., 1955

[27] Хрестоматия по истории школы и педагогики России (до Великой Октябрьской социалистической революции) / Под ред. Ш. И. Ганели. М., 1974.

[28] Там. же.

[29] Пушкарева Л. Н. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 123.

[30] Пушкарева Н. Л. Женщина в русской семье (X – XX века) // Русские. М., 1999. С. 456.

[31] Судебник 1497 г. // Памятники русского права. Вып. II. М., 1953.

[32] Александров В. А. Семейно-имущественные отношения до начала XX века // Русские. М., 1999. С. 432.

[33] Янин. В. Л. «Я послал тебе бересту…». М., 1979. С. 48.

[34] Пушкарева Н. Л. Какими же были древнерусские женщины? // Наука и жизнь. М., 1991. № 8. С. 14.

[35] Пушкарева Л. Н. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 125.

[36] Щапов Я. Н. Брак и семья в Древней Руси // Вопросы истории. М., 1990. № 10. С. 216.

[37] Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 210.

[38] Щапов Я. Н. Указ. соч. С. 217.

[39] Александров В. А. Указ. соч. С. 433.

[40] Калыгина А. С. Крестьянка в браке и семье. М., 1985. С. 68.

[41] Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси (историко-бытовые очерки (XI – XIII вв.)). М., 1957. С. 198.

[42] Пушкарева Н. Л. Женщина в русской семье (X – XX века) // Русские. М., 1999. С. 458.

[43] Янин. В. Л. «Я послал тебе бересту…». М., 1979. С. 155.

[44] Седов В. В. славяне в древности. М., 1994. С. 249.

[45] Романов Б. А. Указ. соч. С. 190.

[46] Пушкарева Н. Л. Какими же были древнерусские женщины? // Наука и жизнь. М., 1991. № 8. С. 15.

[47] Пушкарева Н. Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. М., 1996. С. 67 – 68.

[48] Миненко Н. А. «Всепрелюбезная наша сожительница…» // Родина. М., 1994. № 7. С. 105.

[49] Аппарович Н. И. Жизнь и быт населения России в XVII веке. М., 1997. С. 83.

[50] Калабихина И. Е. Социальный пол и проблемы населения. М., 1995. С. 174.

[51] Пушкарева Н. Л. Какими же были древнерусские женщины? // Наука и жизнь. М., 1991. № 8. С. 17.

[52] Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 248.

[53] Александров В. А. Указ. соч. С. 434.

[54] Лещенко В. Ю. Семья и русское православие: XI – XIX вв. СПб., 1999. С 75 – 76.

[55] Щапов Я. Н. Брак и семья в Древней Руси // Вопросы истории. М., 1990. № 10. С. 219.

[56] Листова Т. А. Благословления на брак // Родина. М., 1994. № 8. С. 100.

[57] Антокольская М. В. Семейное право: Учебник. М., 2003. С. 49.

[58] Власова И. В. Брак и семья у русских // Русские. М., 1999. С. 420.

[59] Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории. М., 1996. № 10. С. 114.

[60] Королев Ю. А. Брак и развод: история и современность. М., 1984. С. 156.

[61] Королев Ю. А. Указ. соч. С. 162.

[62] Жирнова Г. в. Брак и свадьба русских горожан в прошлом и настоящем. М., 1980. С. 238.

[63] Васюнина Л. А. Женщина в семье и обществе. М., 1991. С. 159.

[64] Литвинцева Н. А. Женская психология. М., 1994. С 199.

[65] Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // Вопросы истории. М., 1996. № 10. С. 116.

[66] Устав князя Ярослава Восточно-русской редакции // Памятники русского права. Вып. I. М., 1952.

[67] Паршина В. Н. К вопросу о гендерном аспекте в истории народного образования в России // Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. Пенза, 2007. № 4 (8). С. 105.

[68] Пушкарева Л. Н. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 205 – 206.

[69] Пушкарева Н. Л. История частной жизни в России глазами российских и зарубежных историков // Отечественная история. М., 1998. № 3. С. 209.

[70] Рабинович М. Г. Общественный быт X – первой половины XIX века // Русские. М., 1999. С. 549.

[71] Романов Б. А. Указ. соч. С. 315.

[72] Фоменко. А. К., Фоменко И. А. Отношение христианства к женщине. Киев, 1983. С. 263.

[73] Костомаров Н. М. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М., 1992. С. 299.

[74] Пушкарева Л. Н. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 279.

[75] Пушкарева Л. Н. Указ. соч. С. 281.

[76] Пушкарева Н. Л. Женщина в русской семье (X – XX века) // Русские. М., 1999. С. 460.

[77] Семенова Л. Н. Очерки истории быта и культурной жизни России первой половины XVIII в. Л., 1982. С. 160.

[78] Мартынова Э. И. Материнство, семья, общество. Красноярск, 1993. С. 199.

[79] Женщины, история, общество. Сборник научных статей. Вып. 2. / Под ред. В. И. Успенской. Тверь, 2002. С. 235.

[80] Лотман Ю. В. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX вв.). СПб., 1999. С. 381.

[81] Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX вв.). М., 1997. С. 310.

[82] Антокольская М. В. Семейное право: Учебник. М., 2003. С. 55.

[83] Антокольская М. В. Указ. соч. С. 56.

[84] Листова Т. А. Указ. соч. С. 103.

[85] Носова Г. А. Традиционные обычаи русских. М., 1999. С. 200.

[86] Репина Л. П. Женщины и мужчины в истории: новая картина Европейского прошлого. М., 2002. С. 311.

[87] Лотман Ю. В. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX вв.). СПб., 1999. С. 327.

[88] Мольтман Вендель Э. И сотворил Бог мужчину и женщину: Феминистская теория и человеческая идентичность // Вопросы философии. М., 1993. № 3. С. 56.

[89] Семенова Л. Н. Указ. соч. С. 315.

[90] Слепникова Е. А. Из истории женского среднего образования в России // Педагогика. М., 2001. № 9. С. 75.

[91] Цимбаев Н. И. Золотой век Екатерины. М., 1996. С. 243.

[92] Рахматуллин М. А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. М., 1996. № 6. С. 20.

[93] Королева К. П. Семейное воспитание и школа в России. М., 1994. С. 184.

[94] Клецина И. С. Гендерная социализация: Учебное пособие. СПб., 1998. С. 54.

[95] Девис М. Женщины изменившие историю. М., 1994. С. 322.

[96] Лотман Ю. В. Указ. соч. С. 374.

[97] Девис М. Указ. соч. С. 295.

[98] Носова Г. А. Указ. соч. С. 231.

[99] Девис М. Указ. соч. С. 334.

[100] Пушкарева Н. Л. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. М., 1996. С. 213.

[101] Власова И. В. Указ. соч. С. 428.

[102] Тишкин Г. А. Женский вопрос в России в 50 – 60-е годы XIX в. Л., 1984. С. 21.

[103] Тишкин Г. А. Указ. соч. С. 28.

[104] Репина Л. П. Указ. соч. С. 205.

[105] Листова Т. А. Указ. соч. С. 104.

[106] Муравьева О. С. Как воспитывали русского дворянина. М., 1995. С. 220.

[107] Яковкина Н. И. История русской культуры. XIX век. СПб., 2000. С. 386.

[108] Яковкина Н. И. Указ. соч. С. 387.

[109] Паршина В. Н. Указ. соч. С. 108..

[110] Королева К. П. Семейное воспитание и школа в России. М., 1994. С. 168.

[111] Женщина и вещественный мир культуры народов Росси и Европы. СПб., 1998. С. 155.

[112] Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XIX вв.) СПб., 2000. 402.

[113] Хорошилова Л. Б. Женское образование и воспитание // Очерк русской культуры XIX в. М., 2001. Т. 3. С. 329.