Венгрия в первой половине XVII в. Столетие распада
Венгрия в первой половине XVII в. Столетие распада
Естественными следствиями политических перемен, которые произошли в Венгрии в XVI в., должны были стать ее дальнейшее отставание от постоянно прогрессировавшей Западной Европы, а также углубление различий между отдельными частями некогда единого королевства. В последней трети века, однако, эти тенденции встретили сильное противодействие со стороны двух привходящих обстоятельств. И даже возобладав, наконец, в следующем столетии, они не обрели необратимого характера. Во-первых, как мы уже видели, Реформация помогла Венгрии сохранить культурное единство, а также не только поддержать, но и усилить, укрепить связи с западной цивилизацией. Во-вторых, хозяйственная деятельность Европы оказывала противоречивое влияние на венгерскую экономику: ее возможности по долгосрочной модернизации и развитию оказывались все более и более ограниченными, тогда как формирование краткосрочной благоприятной для Венгрии конъюнктуры укрепляло ее внутриэкономические связи и сохраняло ее коммерческие контакты со странами Запада. Такое равновесие сохранялось до тех пор, пока Венгрия не понесла серьезные потери в результате череды войн и эпидемий, которые обрушились на нее на рубеже XVI-XVII вв. Начало всем несчастьям положила Пятнадцатилетняя война (1591-1606). В ходе ее и вплоть до изгнания из страны турок Венгрия потеряла такое количество населения и оказалась настолько опустошенной в экономическом смысле, что достигла, пожалуй, самой нижней точки в своем историческом развитии. Выбраться из этой пропасти и восстановить хотя бы тот хозяйственный потенциал, который страна имела еще сто лет назад, казалось почти нереальным.
Турецкие войны в 1526-68 гг. на удивление мало повлияли на демографию Венгрии в том виде, как она сложилась еще в Средние века. Хотя в период боевых действий многие поля зарастали, а села пустели, они вскоре оживали и заселялись вновь. Венгрию обошел стороной европейский процесс роста населения в XVI в., но благодаря иммиграции балканских славян оно хотя бы не уменьшалось. Традиционно сырьевой характер венгерского экспорта, новая ситуация, сложившаяся в Западной Европе, сокращение посевных площадей и отсутствие прироста населения - все это в сочетании предопределило специфику экономики страны. Значение венгерских рудников уменьшилось в результате ввоза большого количества драгоценных металлов из Нового Света, но рост населения Западной Европы породил беспрецедентный спрос на аграрную продукцию, особенно на продукты питания, как раз тогда, когда отсутствие прироста населения в самой Венгрии привело к уменьшению внутреннего рынка, а сокращение посевных площадей создало практически неограниченную возможность для развития скотоводства. В результате Венгрия оказалась в идеальной ситуации монополиста: удовлетворяя спрос западного рынка, она превратилась в самого крупного в мире поставщика мяса, ежегодно экспортируя в 1580-х гг. до 200 тыс. голов крупного рогатого скота.
Поэтому Венгрия имела огромное внешнеторговое положительное сальдо. Однако существенная часть прибыли оставалась у иностранных купцов, замыкавших торговую цепочку. К тому же успехи венгерского аграрного сектора обусловили консервацию старого способа производства и производственных отношений. Дешевые ткани, продукция металлообработки и ремесленные изделия, в целом составлявшие основные статьи венгерского импорта, буквально душили местную промышленность, которая и без того находилась в плачевном состоянии. Количество промыслов и специальностей, получивших хоть какое-то распространение в венгерских городах, обслуживавших, как правило, самые элементарные, насущные потребности населения и находившихся в рамках почти уже вымерших в Европе цеховых организаций, составляло от четверти до половины существовавших в городах Германии того времени. Соответственно такой же была в пропорциональном отношении и численность ремесленников среди городского населения Венгрии, если данные по ней сопоставить с демографическими показателями тогдашних немецких городов. Отрасли промышленности, требующие высокой концентрации капитала, такие, как текстильная промышленность или стройиндустрия, имелись лишь в зачаточном состоянии и только в самых крупных городских центрах Венгрии.
В то же время из-за специфики конкретных условий выпасное скотоводство давало счастливую возможность хоть как-то компенсировать неразвитость городского сектора, без которого трудно развивать промышленность и рассчитывать на формирование гражданского самосознания. Находившийся вне рамок феодального производства, основной единицей которого был пахотный земельный участок (sessio) в той или иной степени зависимого земледельца, выпас скотины никак не облагался податями со стороны помещиков, которые предприняли несколько безуспешных попыток взять в свои руки этот вид деятельности, вытеснив из него крестьян и жителей оппидумов. Однако им пришлось удовлетвориться теми огромными прибылями, которые приносила поставка зерна войскам страны. Потом, поскольку выпасное скотоводство является весьма трудоемким занятием, оно в значительной мере зависело от договоров с оплачиваемыми наемными работниками, что уже само по себе предполагало некий прообраз рыночных отношений и могло привести к капитализации экономики. Множество крестьян, привлеченных в выпасное скотоводство и прежде не выезжавших за пределы своего округа, теперь вместе со стадами преодолевали значительные расстояния. Это очень расширяло их кругозор, помогало выработке независимого поведения и способствовало восприятию нового. Аналогичное воздействие оказывало виноделие. Раньше центром производства вина была область Срема. Но в начале XVI в. она оказалась под турками, и виноделие переместилось в Тольну и Баранью (Южное Задунавье) и даже, в еще большей степени, в Токай - северный район долины реки Тиса. (Вино даже стало вытеснять скот как главный предмет венгерского экспорта, когда в начале XVII в. экономический спад в Италии и Германии - главных потребителях венгерского мяса - вызвал падение спроса на говядину.) После значительного ухудшения положения, к которому привела крестьянская война под руководством Дожи, казалось, вновь наступили времена, благоприятные для появления самодостаточной прослойки "крестьянской буржуазии". И наконец, поскольку большая часть экспортируемого скота выращивалась на Среднедунайской равнине, захваченной турками, куда немногие западные купцы рисковали соваться, и поскольку сами турки или южные славяне отнюдь не были желанными гостями в Венгерском королевстве, венгерские купцы из вилайета и их люди были необходимым звеном в этой торговой цепи. Но и они не очень любили пересекать границы Османской империи, почему коммерсанты из королевской Венгрии также играли важную роль посредников. В результате Венгрия, несмотря на ее политическое расчленение и множество пограничных и таможенных постов вдоль всех ее искусственных границ, сохраняла свою экономическую целостность, действуя как единый рыночный механизм.
То хрупкое экономическое равновесие, которое все же могло вселять некоторый оптимизм относительно условий существования и будущего страны, поддерживалось миром, наступившим после подписания Адрианопольского договора и просуществовавшим почти четверть века. Но после вновь была развязана война, бушевавшая в течение пятнадцати лет. Конечно, официальный мирный договор между двумя великими державами часто нарушался разного рода вылазками, грабительскими набегами и даже внезапными наступлениями, заканчивавшимися захватом малых замков и крепостей. Причем виновниками постоянной нестабильности в пограничной зоне в основном были турки. И хотя при своем восхождении на австрийский трон Рудольф I (он же Рудольф II как глава империи) горел желанием изгнать турок, Военный совет 1577 г. принял предложение Лазаруша Швенди, командующего войсками Верхней Венгрии, воздерживаться от провокаций и сохранять мир, укрепляя тем временем линию обороны (последнее было исполнено без должной эффективности). Таких же взглядов придерживался Иштван Батори (Стефан Баторий), сменивший в 1571 г. Яноша Жигмонда в качестве князя Трансильвании, а затем, в 1576 г., избранный на польский престол. Он (а в его отсутствие его губернаторы) с помощью Порты обезопасил свою должность от соперников, а затем даже изучал возможности подчинить себе королевскую Венгрию, одновременно укрепляя линию обороны между Трансильванией и Османской империей. Но никто не планировал "войну за освобождение". Самые крупные деятели не догадывались, что со смертью Сулеймана I Османская империя прошла зенит своего могущества, и не горели желанием, по словам венгерского генерала Миклоша Палфи, "вскрывать этот ящик", в котором, как они думали, было полно "ядовитых гадов, всяких паразитов и скорпионов".
И даже тогда, когда в 1591, 1592 и 1593 гг. Хасан, паша Боснии, откровенно нарушая только что возобновленный мирный договор, предпринял многократные попытки захватить крепость Сисек в Хорватии, в результате чего его сильная армия оказалась наголову разбита значительно уступавшими ей по численности войсками Габсбургов, именно император поспешил умилостивить султана богатыми дарами. Но все оказалось напрасно: в августе 1593 г. Мурад III объявил войну и послал великого визиря Синан-пашу, главу стамбульской партии войны, против Венгрии. Бой под Сисеком оказался тем частным эпизодом, который, как спусковой механизм, привел в действие всю военную машину. Мятеж янычар, которые по окончании персидской кампании 1590 г. слонялись без дела и плохо оплачивались, заставил почти обанкротившуюся Порту пообещать им новые завоевания и добычу. Этот удар, впрочем, диктовался и пониманием того, что Габсбургам удалось укрепить свое положение в Центральной Европе.
Война для Османской империи началась успешно. Синан захватил не только Сисек, но и важные крепости в Задунавье, такие, как Веспрем и Палота. Однако планы, отложенные в 1577 г. Военным советом на потом, теперь достали с полки. Основой новой стратегии стали наступательные действия в зимнее время, которое турками обычно рассматривалось как не вполне подходящее для ведения войны и в течение которого они старались лишь удерживать то, что было захвачено летом огромной экспедиционной армией, присылаемой в Венгрию из Турции лишь на один сезон. Иными словами, совет хотел использовать то обстоятельство, что зимой турецкие боевые части находились на крайнем пределе своего "радиуса действия": боеспособность армии Османской империи в периоды крупных кампаний зависела от личного участия султана и от той армейской группировки, которую он приводил с собой из Турции. Однако султан никогда долее, чем с весны до осени, не покидал своей резиденции. Впервые со времен битвы при Мохаче армия королевской Венгрии оказалась способной перейти от обороны к наступлению и отбила у турок относительно небольшой, но территориально цельный район за зиму 1593-94 гг. После победы под Ромханем в ноябре войска Палфи заставили противника вывести гарнизоны из большинства крепостей в комитате Ноград.
Эти неожиданные успехи весьма способствовали возрождению идеи антитурецкой коалиции у христианских держав, что было крайне необходимо, поскольку стоимость войны равнялась 6 млн. форинтов в год. Начиная с 1594 г. римский папа Климент VIII собрал фонд (около 3 млн. форинтов за 10 лет), а несколько позднее организовал еще итальянские вспомогательные войска в поддержку Венгрии. Тонкой дипломатией он также сумел добиться от Франции вынужденного нейтралитета по отношению к Габсбургам. Имперское, австрийское и богемское дворянство и другие сословия также основательно раскошелились на войну, хотя до Венгрии в реальности дошло менее половины суммы в 13 млн. форинтов, утвержденной парламентом империи. Но что было еще важнее, так это выход румынских княжеств и Трансильвании из турецкого лагеря и присоединение их к "Священной лиге". В отсутствие Иштвана Батори Трансильвания сначала управлялась его племянником воеводой Криштофом, а затем советом княжества от имени сына Криштофа - Жигмонда, который после смерти своего отца в 1581 г. был избран князем, еще не достигнув совершеннолетия. Человек несомненных талантов, но при этом очень неуравновешенный, Жигмонд Батори, обретя в 1586 г. все полномочия княжеской власти, установил связь с воеводой Валахии Михаем Витязулом и с воеводой Молдавии Ароном, чтобы свергнуть турецкое господство и разгромить "османскую партию" внутри самой Трансильвании. В январе 1595 г. он также заключил мирный договор с Рудольфом. Помимо военной взаимопомощи по этом договору Батори брал в жены герцогиню Марию Кристину Габсбург и признавал все условия Шпейерского соглашения 1570 г.
Последующие военные события показали, что в результате всех этих действий силы двух империй уравнялись и что турки не имели более подавляющего превосходства. Однако это вовсе не означало, что перевес оказался на другой стороне. Боевые действия велись с переменным успехом, и война становилась затяжной. Летом 1594 г. попытка эрцгерцога Матвея (Матьяша) взять Буду провалилась уже под стенами Эстергома, тогда как Дьёр, который считался ключом к Вене, пал под ударами войск Синана. В 1595 г., когда Порта оказалась вынужденной вести войну на два фронта, королевская армия наконец-то взяла Эстергом. Батори захватил укрепления в долине Марош и, объединившись с силами воеводы Михая, выиграл большое сражение при Джурдже в низовьях Дуная. Кампания 1596 г., которую лично возглавил новый султан Мехмед III, вновь оказалась за турками. Они взяли Эгер и, переломив поначалу неудачно складывавшийся для них ход сражения, разбили войска Батори и эрцгерцога Максимилиана в трехдневной битве при Мезекерестеше, которую можно считать одной из самых великих битв XVI в. В 1597 г. "Священная лига" безуспешно пыталась захватить Темешвар и Дьёр, хотя последний был легко взят в следующем году в результате неожиданной атаки Палфи. Последовавший за этим штурм Буды оказался неудачным, как и новые попытки взять венгерскую столицу в 1602 и 1603 гг. Если не считать нескольких крепостей, захваченных турками на более или менее длительное время, таких, как Эгер (1596) и Канижа (1600), ставшая центром четвертого вилайета на территории Венгрии, успехи обеих сторон в целом ограничивались тем, что одни и те же укрепленные пункты переходили на протяжении войны из рук в руки.
Первоначальное воодушевление сменилось глубоким разочарованием, обостряемым огромными человеческими жертвами и материальными разрушениями, приносимыми войной. На территориях передвижения войск, как, например, Среднедунайская равнина, по которой турецкая армия маршировала всякий раз в очередные свои кампании, в комитатах, по которым проходила задунайская линия обороны, в части земель Верхней Венгрии севернее Дуная и в некоторых районах Трансильвании в податных ведомостях регистрировалось сокращение дворов на 60-70% от того, что было до начала этой войны. Крушение надежд и планов порождало чувство горечи, мешавшее эффективности совместной антитурецкой деятельности как внутри страны, так и за рубежом. Со вздорностью характера Батори, самого слабого звена лиги, связан первый кризис. Отрекшись в 1598 г. от престола в пользу Рудольфа в обмен на герцогские владения в Силезии, он вскоре передумал и вновь занял трон Трансильвании, чтобы снова оставить его в 1599 г. На сей раз под давлением Польши он был заменен его племянником, кардиналом Андрашем Батори, который хотел вновь вернуть Трансильванию Порте. Желая воспрепятствовать этому, валашский воевода Михай, ободряемый Веной, вторгся в Трансильванию, разгромил Батори и был назначен Габсбургами правителем княжества. В 1601 г. Жигмонд Батори в последний раз появляется на политической сцене. Его снова избирают князем, но войска воеводы Михая и габсбургского генерала Джорджо Басты его изгоняют. После битвы наемники-валлоны убили воеводу Михая, и правителем беспокойной Трансильвании стал сам генерал. Он организовал здесь настоящий террор. Голод, охвативший все княжество, сопровождался массовыми преследованиями протестантов, неслыханными грабежами и истреблением местного населения, невообразимыми выкупами, которыми облагались города, все еще сохранявшие какие-то признаки былого процветания.
Временное согласие, к которому пришли дворянство и двор ради мобилизации всех сил королевской Венгрии на войну, также расстроилось из-за безрезультатности усилий. Даже до начала войны отношения между ними были напряженными, потому что Королевский совет стал терять свое значение и на влиятельные посты в венгерскую администрацию все чаще и чаще назначались иностранцы. Теперь, когда иностранные займы доставались со все более возрастающими трудностями, казначейство двора решило покрыть финансовый дефицит за счет дворянства, которое, по мнению чиновников, недостаточно пожертвовало на войну. Против нескольких магнатов были возбуждены уголовные дела с целью востребовать с них недоданные налоги. Те, кто оказал сопротивление, были приговорены к смертной казни и конфискации имущества как виновные в государственной измене. Особенно оскорбительным был процесс против верховного судьи Иштвана Иллешхази, стареющего магната, который (подобно некоторым другим обвиняемым) был твердым сторонником двора. Вместе с указом, добавленным к пакету законов, принятых парламентом в 1604 г., и запрещавшим отныне законодательному собранию обсуждать какие бы то ни было религиозные вопросы, все это казалось скоординированным наступлением на те права, которые дворяне и сословия сумели отвоевать для себя у двора после сражения при Мохаче.
Ситуация взорвалась, когда в октябре 1604 г. Джакомо Бельджойозо, главный капитан Верхней Венгрии, атаковал укрепления магната-кальвиниста Иштвана Бочкаи в комитате Бихар. Бочкаи всегда был одним из самых преданных сторонников прогабсбургской политики в Трансильвании, однако за последнее время его отношения с двором подпортились из-за недоданной им суммы налогов, к тому же его потом обвинили в заигрывании с турками. Оказавшись под силовым давлением, Бочкаи решил оказать сопротивление. Сначала он заручился поддержкой гайдуков - бойцов нерегулярных резервных армейских частей, обычно набиравшихся из погонщиков скота или же из обездоленных войной крестьян. Одержав небольшую победу, Бочкаи обеспечил себе массовую поддержку. Города и крепости открывали перед ним ворота. И хотя его плохо организованные войска без конца терпели поражения, габсбургский военачальник Джорджо Баста, которому было предписано выступить против него, оказавшись во враждебном окружении, смог лишь медленно отходить на запад. 21 февраля 1605 г. Бочкаи был избран князем Трансильвании. Через два месяца сословное собрание Верхней Венгрии провозгласило его также князем Венгрии, и хотя магнаты Задунавья сохранили верность Габсбургам, он даже начал подумывать об объединении под своим скипетром двух доменов и обратился к Порте с ходатайством о короне.
Видимо, захват турками Эстергома осенью 1605 г. обозначил опасность, таившуюся в союзе с Османской империей, а кроме того возымели действие разумные советы Иллешхази и других, осознавших, что Габсбурги все еще совершенно необходимы для поддержания обороны, и предложивших компромиссы. Во всяком случае, Бочкаи изменил свое решение. В ноябре он принял от Порты корону, но лишь как персональный подарок, а не в качестве символа власти, и начал переговоры с королевским двором, а именно с эрцгерцогом Матвеем, которому очень нужна была поддержка венгерского дворянства, чтобы низложить Рудольфа, своего умственно отсталого брата, который к тому времени уже много лет проживал в полном уединении у себя в легендарном Пражском граде, отдаваясь своей страсти к алхимии, оккультным наукам и искусствам. Договор, подписанный в Вене 23 июня 1606 г., потребовал от Габсбургов соблюдения прав протестантов, назначения палатина, пост которого был вакантным в течение нескольких десятилетий, воздержания от назначения иностранцев на важные должности в венгерской администрации и от незаконного привлечения органов правосудия. Бочкаи, который тем временем отплатил гайдукам за помощь, предоставив им почти 10 тыс. земельных наделов с многочисленными привилегиями, был утвержден в качестве князя Трансильвании.
В мирном договоре, которым завершилось первое антигабсбургское движение венгерского дворянства на условиях в высшей степени для него благоприятных, также оговаривалась необходимость окончания войны с турками. Порта под давлением восстания в Анатолии и боевых действий в Персии уже многократно с 1599 г. выражала желание заключить мир. Теперь, когда восстание Бочкаи лишило империю Габсбургов остатка сил, ситуация созрела окончательно. Мирный договор, подписанный 11 ноября 1606 г. в Житватороке, сохранял статус-кво (т.е. Габсбурги оставляли за собой малые территориальные приобретения, завоеванные в самом начале войны, а туркам отдавали Эгер и Канижу). Вместо ежегодной дани император теперь выплачивал только одноразовую компенсацию в размере 200 тыс. форинтов и признавался во всех отношениях равным султану. Кроме того, Порта, согласившись, что венгерские землевладения на границах ее завоеваний освобождены от турецких налогов, не смогла запретить венгерского налогообложения на землях своей провинции. Очевидно, султан отказался от своих претензий на абсолютную власть над всей Венгрией.
Во многих отношениях мирные договоры просто узаконили положение, казавшееся неизменным к концу войны, ужасающие последствия которой для населения и материальной культуры страны трудно преувеличить. Вплоть до конца XVI в. все потери и разрушения, причиняемые турецкой оккупацией, представлялись восстановимыми. К концу долгой войны стало совершенно ясно, что Венгрия никогда не станет тем, чем могла бы стать, при определенных оговорках, по своим потенциальным возможностям. В отличие от прежних кампаний, большие войсковые соединения турецкой армии теперь не возвращались домой, а оставались в стране на период всей войны. Среди них были и вспомогательные татарские части, отличавшиеся особой жестокостью и ко времени подписания мирного договора опустошившие территории своего пребывания. Система прежнего расселения жителей пришла в полный упадок. Разрушенные деревни и села не восстанавливались. Население страны резко уменьшилось, и то, что не смогла сделать война, было довершено повторявшимися эпидемиями чумы, которая, вспыхнув впервые в 1620 г., в течение полувека оставалась эндемической для Венгрии.
Вместе с окончанием аграрного бума и последующим резким падением доходов от основных статей венгерского экспорта, которое и при нормальных условиях могло бы вызвать очень большие трудности, война привела к экономическому упадку и к исчезновению торгово-производственных групп населения, которые столь энергично формировались в течение предшествовавших десятилетий. Теперь они не могли конкурировать не только с компаниями-монополистами, финансируемыми из государственной казны, но и с "греческими" купцами, приезжавшими из Османской империи с куда более скромными капиталами. Таким образом, важный или, пожалуй, самый многообещавший путь модернизации социальной структуры Венгрии оказался в значительной мере заблокированным. Крестьянину, чтобы выбиться в люди, оставался только один путь - войти в привилегированное сословие либо купив за умеренную плату патент на дворянство, либо выслужив его на воинском поприще в гарнизоне или же подразделении гайдуков. Вследствие этого тенденция к излишней многочисленности дворянства при слабой развитости "средних сословий", и прежде наличествовавшая в венгерском обществе, в XVII в. только усилилась, оказав очень глубокое и долговременное воздействие на господствовавшую систему ценностей.
С демографической точки зрения последствия войны оказались необратимыми. Это относилось не только к численности и плотности населения, но и к его этническому составу. Средневековое Венгерское королевство было многонациональной страной, где почти 20% граждан не являлись венграми. Большинство его этнических меньшинств проживало на окраинах государства, тогда как центральные регионы были почти исключительно венгероязычными. Однако именно центральные регионы оказались основным театром военных действий, и, следовательно, этнический баланс начал меняться в пользу других национальностей: словаков на севере, румын на востоке, сербов на юге. Образовалось пестрое смешение культур. Примесь православных элементов к римско-католическим, а также наличие протестантского субстрата имели куда более определяющее воздействие на общий облик венгерской культуры, чем несколько заимствованных турецких слов, какие-то блюда из турецкой кухни, здания бань и мечетей, оставленных турками. Однако все эти приобретения имели следствием такие противоречия, которые оказались неразрешимыми с наступлением Нового времени. Все предпосылки возникновения проблемы национального самосознания в Венгрии в период становления национальных государств в Центральной и Восточной Европе были заложены в столетие распада страны, которое началось с Пятнадцатилетней войны.
Мирные договоры закрепили политическое разделение Венгрии. С этим надо было считаться и по трезвом размышлении признать, что ситуация носит долговременный характер. И следовательно, необходимо было искать положительные стороны даже в этой суровой реальности. Политический опыт, накопленный за годы войны, показал, что у венгерской элиты из различных провинций имелся хоть и труднореализуемый, но все-таки шанс успешно балансировать между двумя великими державами. Габсбурги способны были обеспечить королевской Венгрии необходимую внешнюю поддержку, чтобы сдерживать экспансию Османской империи. В то же время Трансильвания могла, в случае необходимости обратившись за помощью к Порте, помешать Габсбургам проводить в королевской Венгрии политику удушения венгерского дворянства. Такой расклад редко поддерживался осознанно. Мешали различия в политических взглядах, враждебность и взаимная подозрительность обеих сторон, разделенных внутренней границей. В результате венгерские политики часто сбивались с этого очень узкого пути, что имело печальные последствия.
Договоренности 1606 г. поначалу казались непрочными. Император Рудольф все еще мечтал в своем пражском уединении об изгнании турок и наказании зачинщиков восстания Бочкаи. Однако в начале 1608 г., когда уже прошло больше года и гайдуки, не желая сражаться на стороне Рудольфа против венгерского дворянства, стали проявлять недовольство, был созвано государственное собрание. Венский мирный договор на нем был ратифицирован, а религиозные разногласия улажены под председательством эрцгерцога Матвея. Эрцгерцог также нашел у венгерских представителей поддержку своей идее насчет отречения его брата. Рудольф, столкнувшись с единой позицией австрийских, моравских и венгерских сословий, действительно передал Матвею власть над этими землями (сохранив за собой престол Богемии до 1611 г. и титул императора вплоть до своей смерти в 1612 г.). Ценой, которую Матвей заплатил за корону, была реставрация корпоративной системы власти почти в полном объеме, как это было при Ягеллонах сто лет назад. "Предвыборные законы" 1608 г. лишали монарха единоличного права объявлять войну или мир без согласия национальных собраний. Палатин был уполномочен целиком и полностью заменять монарха в его отсутствие. Один из законов увековечил довольно важное завоевание предшествующего века: создание отдельной палаты в парламенте для группы наследственных баронов, появившихся при Фердинанде I (группы, куда входили магнаты с титулами графов и даже герцогов империи, что лишь подчеркивало исключительность их заслуг). На том же заседании парламента короля обязали отвечать за снабжение крепостных гарнизонов, попросив его удалить иностранных наемников и назначать офицерами только венгров. Ему не дозволялось в будущем издавать хартии, гарантирующие самоуправление городам, а законодательство, регулирующее свободную миграцию крестьянства, было отдано на усмотрение администрации комитатов. Однако представительство сословий не было достаточно сильным и не ставило перед собой вполне ясных целей, чтобы на деле иметь возможность ограничивать власть правительственных чиновников.
Ситуация в Трансильвании оставалась в высшей степени нестабильной в течение нескольких лет после подписания мирных договоров. Бочкаи умер в конце 1606 г., а его заместитель и преемник Жигмонд Ракоци был смещен в марте 1608 г. Габором Батори с помощью гайдуков. Привлекательный и эксцентричный гуляка и вольнодумец Габор, по характеру очень похожий на последнего князя из известной династии, за пять лет правления ухитрился растерять почти всех своих сторонников как внутри, так и за пределами Трансильвании. Большинство из его инициатив не были результатом тщательно обдуманных и взвешенных планов. Он начал свое правление, унизив магистраты гордых саксонских городов Надьсебен (Сибиу) и Брашшо (Брашов). В 1611 г. атаковал Валахию, чтобы восстановить трансильванскую гегемонию над румынскими княжествами, чем вызвал приступы гнева как в Порте, так и в Польше. Батори пережил несколько заговоров, часть из которых планировалась в королевской Венгрии, пока, наконец, его бывший советник Габор Бетлен не сменил его при поддержке Османской империи.
Должно было пройти какое-то время, чтобы забылись некоторые подробности восхождения Бетлена на престол, особенно после того, как в 1616 г. ему даже пришлось осаждать своих собственных солдат в крепости Липпа, чтобы передать ее, как он и обещал, туркам за оказанную ими помощь. За год до этой осады он был со скрипом признан Веной, теперь же его сразу объявили там предателем и даже поддержали неудачную попытку одного из претендентов убрать его силой. Тем временем, однако, необычайные организационные способности и политический гений Бетлена стали оказывать свое воздействие на Трансильванию. Его личность и достижения часто сопоставляют с образом Матвея Корвина, и он, несомненно, в чем-то был похож на первого короля Венгерского Ренессанса. В случае с Бетленом вполне уместно говорить о "венгерском Макиавелли", поскольку это не будет анахронизмом с собственно исторической точки зрения. Выходец из дворянской семьи среднего достатка, вынужденной покинуть комитат Темеш из-за прихода турок, Бетлен не приобрел мировоззрения магната даже тогда, когда стал советником князя, а затем сам стал князем. Для этого венгерского государственника par excellence добродетель как таковая определялась исключительно способностью человека воспользоваться теми благоприятными обстоятельствами, которые предоставляются ему судьбой, во имя осуществления исторической необходимости. Концепция политической мудрости в том виде, как она разрабатывалась Макиавелли, прекрасно согласовывалась у Бетлена с его кальвинистской верой в предопределение.
Бетлен почти не менял существовавшую систему организаций и институтов. Он удовлетворялся тем, что смог полностью воспользоваться весьма обширными прерогативами княжеской власти в Трансильвании. Он покончил с кровавыми разборками, заменил неуправляемых гайдуков регулярно оплачиваемой армией (в действительности в значительной мере набранной из тех же гайдуков и секеев). Опираясь на группу помощников, подбиравшихся очень умело, он был безжалостен при сборе княжеских податей, и в результате годовой доход казны взмыл к концу его правления до беспрецедентного миллиона форинтов. И хотя Трансильвания в течение Пятнадцатилетней войны, возможно, потеряла не менее половины своего населения, экономически она все же пострадала меньше других частей Венгрии, а хозяйственно-финансовая политика Бетлена укрепила ее внутренний рынок и положение Трансильвании в европейской экономической системе. С одной стороны, была сохранена самодостаточность страны. С другой, поскольку соседние румынские княжества были сельскохозяйственными житницами Османской империи, они сами нуждались в продукции трансильванской промышленности, способствуя ее развитию. Кроме того, Трансильвания оставалась важным посредником в товарообмене между Европой и Османской империей.
Опираясь на эти экономические достижения, Бетлен уделял много внимания культурному развитию Трансильвании и особенно княжеского двора в Дьюлафехерваре - единственного из оставшихся в Венгрии институтов монаршей власти. "Здесь нет ничего варварского!" - воскликнул посланник одной из западных стран в 1621 г., не сумев скрыть своего изумления. Княжеский дворец, разрушенный во время войн, был перестроен в величественной манере итальянскими архитекторами и скульпторами. Они обильно украсили его фресками, лепными потолками, фламандскими и итальянскими гобеленами. Различные невероятно экзотические предметы его убранства, балы, театральные постановки, музыкальные концерты, проводившиеся в его стенах, равно как и учтивость придворных манер, соответствовали всем высшим представлениям об изысканности, господствовавшим в те времена. Бетлен поддерживал идею зарубежного образования, но одновременно в 1622 г. объявил о создании в Дьюлафехерваре колледжа на базе кальвинистской школы и принял несколько прославленных немецких профессоров, искавших убежища от ужасов Тридцатилетней войны. При Бетлене Трансильвания стала одним из процветающих центров европейской историографии, которая благодаря таким ученым, как Иштван Самошкези, Гашпар Бойти Вереш, Янош Саларди и др., разорвала последние узы, все еще связывавшие ее с церковным диктатом.
Во время правления Бетлена, принимавшего участие в Тридцатилетней войне, крошечное, периферийное княжество Трансильвания вдруг явным образом обрело международное стратегическое значение. Элита Трансильвании, состоявшая в основном из венгров, проявляла глубокий, встречающий ответное понимание интерес к делам своих соплеменников из королевской Венгрии, которые из-за Габсбургов сами стали важным фактором баланса сил в европейской политике. Габсбурги, со своей стороны, не очень-то желали распрощаться с давними претензиями на господство в Трансильвании. Если к этому добавить то обстоятельство, что даже среди католических монархов были склонные, как Иштван Батори, к идее религиозной свободы, то не удивительно, что Трансильвания в международном плане могла стать идеальным, расположенным прямо в тылу врага, союзником протестантских сил или держав антигабсбургской коалиции. Бетлен ясно видел подоплеку всего этого и, восстановив в государстве законность, порядок и экономическую стабильность, лишь дожидался подходящего случая, чтобы приступить к реализации своей политической мечты - воссоединения Венгрии и, быть может, даже реставрации "империи" времен Матьяша I.
Благоприятная ситуация сложилась в результате восстания богемских сословий против Фердинанда, возведенного на престол в 1617 г. вместо болезненного Матьяша и преступившего при этом клятву. Нарушив законы страны, он организовал яростную кампанию Контрреформации. Восстание началось 23 мая 1618 г. К этому времени Фердинанд II уже стал также и королем Венгрии. Некоторое время спустя именно венгерские протестанты установили связь между богемскими повстанцами и князем Бетленом. Сословия Богемии полностью поддерживали их первоначального кандидата - Фридриха V, лидера немецкого протестантского союза. Однако первым из монархов Европы против Габсбургов выступил Бетлен. Его наступление осенью 1619 г. оказалось настолько сильным, что, взяв Верхнюю Венгрию, он смог объединить свои силы с богемской и моравской армиями и пойти на штурм Вены. И хотя затем Бетлен был вынужден отойти, последовавший мирный договор был в высшей степени для него выгодным. Он сохранил за собой все занятые во время наступления территории. Более того, венгерское государственное собрание 25 августа 1620 г. низложило Габсбургов и объявило Бетлена королем Венгрии. Сам Бетлен считал этот шаг преждевременным. Блистательная Порта могла бы дать согласие на его восхождение на венгерский трон только в том случае, если бы он покинул Трансильванию. Он на это не пойдет: поменять прочную позицию на перспективу бесконечной борьбы с венгерскими сословиями при непредсказуемом ее результате - сделка хуже некуда. Кроме того, к осени 1620 г. богемское восстание превратилось во всеевропейскую войну. Большая часть сколь-либо значительных государств поддержала Габсбургов. Отвлекающие маневры Бетлена оказались недостаточными, а высланные им подкрепления не смогли подойти вовремя, чтобы предотвратить сокрушительное поражение, понесенное богемскими повстанцами 8 ноября 1620 г. в битве у Белой горы. Этим сражением завершилась первая фаза войны. Богемские владения Габсбургов утратили всякое подобие политической автономии.
Этот драматический итог вызвал некоторую панику среди венгерского дворянства, поспешившего в Вену со знаками выражения собственной преданности. Бетлен, даже оставшись один на поле боя, сумел выстоять. Он отбил контрнаступление, дав время всем протестантским силам Европы на реорганизацию, а Трансильвании подарил почетный Никольсбургский (Микуловский) мир (31 декабря 1621 г.). Бетлен отказался от королевского титула и регалий, как и от большей части захваченных им земель, но сохранил герцогские владения в Силезии и семь комитатов в Верхней Венгрии. Важно также отметить, что в этом договоре впервые не было упомянуто о габсбургских претензиях на Трансильванию. Неделю спустя Фердинанд дал слово представителям венгерских сословий, что их привилегии, в том числе и те, что значились в Венском мирном договоре, будут сохранены. Государственное собрание избрало в палатины лютеранина.
Хотя основной театр военных действий затем переместился на территорию Германии, Бетлен продолжал в них участвовать по дипломатическим каналам, лишь в двух случаях использовав свои вооруженные силы. В первый раз, в 1623 г., он выступил в ответ на отказ отдать ему в жены дочь Фердинанда. В 1626 г. он принял участие в войне по просьбе англо-датско-голландского союза. В обоих случаях боевые действия не привели к сколь-либо существенным результатам, и мирные договоры, подписанные в Вене и Пожони, попросту подтвердили положения, достигнутые в Никольсбурге. Политика, проводившаяся Бетленом в 1620-е гг., особенно во время второй военной кампании, не пользовалась уже столь безоговорочной поддержкой у венгерского дворянства. Господствовавшие сословия рассматривали эту политику исключительно как проявление личного честолюбия правителя, лишь слегка прикрываемое риторикой о свободе для протестантов. Скорее всего, они боялись, что любая неудача может лишить их привилегий, тогда как Вена прямо им самим не угрожает. И все же достижения Бетлена были значительными. Он оказался единственным среди участников антигабсбургской коалиции, кто мог похвастаться победами над врагом. Двое из лучших полководцев "Священной Римской империи" - Букуа и Дампьер - пали в битве против него в 1621 г., а третий, Валленштейн, был вынужден отступить перед ним в 1623 г. Сохранив единство и целостность Трансильвании, Бетлен укрепил международные позиции венгерского дворянства независимо от того, поддерживало оно его политику или нет.
Безвременная смерть Бетлена в 1629 г. вызвала легкий кризис власти в Трансильвании. По брачному договору, его непопулярная и политически неопытная жена Екатерина Бранденбургская должна была унаследовать престол Трансильвании. Государственное собрание выполнило это условие, но одновременно назначило брата Габора Бетлена - Иштвана, крайне посредственного политика, опекуном княгини. Свары между ними лишь помогали католической части дворянства королевской Венгрии, возглавляемой палатином Миклошем Эстерхази, интриговать против них с целью присоединить Трансильванию к владениям Габсбургов. Государственное собрание Трансильвании воспрепятствовало этому, отстранив вдову и брата Бетлена от власти и избрав своим князем соратника Бетлена, богатого магната из Верхней Венгрии Дьёрдя Ракоци. Он оказался идеальным преемником: то, что Бетлен получил с помощью своей политической прозорливости и изобретательности, Дьёрдь I Ракоци сумел сохранить благодаря своей осторожности и надежности. Он был менее одарен, чем его предшественник, но, к счастью, сам это сознавал. Золотой век Трансильвании, начавшийся при Бетлене, продлился вплоть до конца правления Дьёрдя I в значительной мере из-за самообладания и самодисциплины этого князя. Он сохранил все основные параметры внутренней политики Бетлена, особенно в части системы управления и финансов. В религиозной сфере, однако, он существенно сузил рамки терпимости, все более и более ориентируясь на ортодоксальный кальвинизм. Если Бетлен финансировал перевод Библии, осуществлявшийся иезуитом Дьёрдем Кальди, позволял православным румынам иметь собственного епископа и укрывал анабаптистов, то при Дьёрде I унитарии оказались урезанными в гражданских правах, а еще более радикальные секты, например саббатариане, подвергались судебным преследованиям и приговаривались к тюремному заключению с конфискацией имущества.
Едва Ракоци оказался на престоле, как протестантские правители принялись натравливать его на Габсбургов. Он, однако, с этим не спешил даже после того, как сумел отбиться от претендента Иштвана Бетлена, с помощью турок в 1636 г. попытавшегося захватить престол Трансильвании. В 1644 г. он, наконец, присоединился к войскам шведско-французского союза, и в результате затяжной кампании, которая велась с переменным успехом, его армия заняла Верхнюю Венгрию и вошла в Моравию навстречу силам шведского командующего Леннарта Торстенссона. По мирному договору, завершившему эту кампанию и подписанному в Линце в конце 1645 г., он вернул семь комитатов Верхней Венгрии, которые после смерти Бетлена были возвращены Габсбургам. Свидетельством международного престижа, завоеванного Бетленом для Трансильвании и сохраненного Дьёрдем I Ракоци, является автограф ее князя, который красуется на мирных договорах, подписанных в Вестфалии (Мюнстер и Оснабрюк) и положивших в 1648 г. конец Тридцатилетней войне.
В том же году Ракоци умер, оставив Трансильванию на вершине экономического процветания и в поле зрения обеих политических партий, на которые была разделена элита королевской Венгрии. Одну из них можно охарактеризовать как "прогабсбургскую", хотя ее сторонники не были предателями, подкупленными дарами и должностями. Ход Пятнадцатилетней войны убедил их, вернее, укрепил во мнении, что основная задача - изгнание турок - невыполнима без опоры на Габсбургов. Поэтому любые попытки противодействовать Габсбургам, как, например, восстание Бочкаи, любые силы, не интегрированные в государственность империи (в частности, гайдуки), рассматривались ими как противоречащие интересам нации, отождествлявшимся у них с собственными интересами. После 1608 г., когда Габсбурги почти всегда соглашались уважать корпоративные привилегии, венгерским дворянам особенно не на что было жаловаться, и между ними и Фердинандом II (а после 1637 г. и Фердинандом III) установилось гармоническое взаимодействие, укреплявшееся по мере того, как все они активнее стали возвращаться в лоно католической церкви. Они призывали к реформам в военной области и в сфере налогообложения, к сдержанности в отношениях с Османской империей до тех пор, пока Габсбурги не вздохнут свободнее, избавившись от натиска протестантских держав на западных своих границах, и вновь, как они надеялись, повернутся лицом к южным границам своих владений. Поэтому они возмущались вылазками, в период Тридцатилетней войны совершаемыми против Габсбургов Трансильванией, которую они считали форпостом Османской империи, непрезентабельным политическим образованием, где князь обладал чрезмерной, сверхцентрализованной властью. Отсюда та настойчивость, с какой палатин Эстерхази действовал против этого княжества. Вторая партия считала, что прежде всего необходимо покончить с иноземным владычеством. Поэтому ее сторонники видели в Трансильвании Бетлена, а затем и Ракоци колыбель, в которой может вырасти вновь объединенная Венгрия. И хотя многих могли увлечь надежды, связанные с восстанием в Богемии и с первоначальными военными успехами Бетлена и, казалось, приближавшие день воссоединения национального королевства, все же в течение большей части данного периода партия эта оставалась в меньшинстве.
1. Контлер Ласло, История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы; М.: Издательство "Весь Мир", 2002
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.world-history.ru