Внутреннее состояние Дании в IX - XI веках

Внутреннее состояние Дании в IX - XI веках

Внутреннее состояние Дании в IX - XI веках

Быстрое становление единого Датского государства и существование датско-английской империи Свейна и Кнута обязаны не только политическим успехам Харальда Синезубого и его преемников. В основе процветания Дании второй половины Х — первой половины XI в. лежал общий экономический подъем, проявлявшийся во всех сферах жизни: в сельском хозяйстве и торговле, росте городских центров и расширении ремесел. Одновременно углублялась социальная стратификация общества, формировались государственные институты, система управления, военная организация.

Климат эпохи викингов отличался высокими годовыми температурами, пик которых пришелся на время около 800 г., и значительной влажностью. Природные условия благоприятствовали как земледелию, так и скотоводству. Пыльцевой анализ указывает на значительное увеличение производства зерновых культур, в первую очередь ржи, которая оказалась наиболее продуктивной и постепенно вытесняла другие злаки, в том числе ячмень и пшеницу. Площадь запашки увеличилась мало: уже в железном веке наиболее плодородные почвы были распаханы.

Важнейшими нововведениями, существенно повысившими эффективность земледелия, стали производство железных наральников и плужных лемехов и распространение дуговой и шлейной упряжи, позволившей эффективнее использовать тягловую силу быков и превратить в упряжное животное лошадь, что примерно в 2 раза увеличило скорость пахоты. Благодаря улучшению качества и убыстрению вспашки, а также удобрению почвы урожайность сильно возросла, обеспечивая питанием большое количество населения и создавая больше избыточного продукта.

Система землепользования в эпоху викингов изучена недостаточно. Однако раскопки сельских поселений (Ворбассе, Сэддинг, Омгорд, Рунегорд и др.) позволили установить, что сложившаяся в железном веке система землепользования ~ и сами деревни, и весь деревенский комплекс с полями и угодьями — не претерпела сколько-нибудь существенных изменений в последующую эпоху.

Основной производственной ячейкой общества оставалась семья, занимавшая отдельную усадьбу. Наряду с длинными прямоугольными домами появились дома ладьевидной формы (так называемого треллеборгского типа); более четко прослеживается функциональная дифференциация хозяйственных построек: выделились не только кузницы и гончарные мастерские, но и ткаческие и др. В деревнях Х в. (Омгорд и Сэддинг в Западной Ютландии) обнаружено значительно большее количество импортных предметов, причем предметов не роскоши, а повседневного употребления: сосудов из норвежского жировика, рейнских жерновов и т.п.

Сохранялась и общая планировка деревни: в Сэддинге усадьбы расположены вокруг открытой площадки 150 Х 30 м. В то же время наряду с мобильными деревнями железного века появились постоянные поселения, занимавшие одно и то же место на всем протяжении своего существования (Сейлфлод, Северная Ютландия). Однако ни те, ни другие не имели продолжения в средневековье: во второй половине XI в. поблизости от старых возникли новые деревни, аграрные же поселения железного века — эпохи викингов — пустели.

Важнейшим новшеством явились «усадьбы магнатов», т.е. усадьбы, занимавшие большую площадь (Ворбассе Х в. состоит из пяти усадеб размером до 200×150 м), огороженные частоколом, с многочисленными хозяйственными постройками, включая отдельные от «большого» дома постройки для скота, кузни, бронзолитейные мастерские, а также небольшие жилые строения. Очевидно, что владелец усадьбы размещал на своем дворе значительное количество людей, выполнявших различные сельскохозяйственные и ремесленные работы. Подобная усадьба производила большой объем продукции, в ее рамках существовало разделение труда. Наличие малых жилых домов в пределах усадьбы, очевидно, свидетельствует о пребывании здесь людей, не обладавших собственными усадьбами и земельными наделами. Появление «усадеб магнатов» рассматривается как показатель зарождения земельной аристократии, богатство и власть которой зиждились на владении землей.

Смена обычной деревни «усадьбами магнатов» в Ворбассе (при сохранении тех же угодий) указывает на возникновение нового типа владения землей, отличного от предшествующего времени. Однако материалы Ворбассе, который лежит в 25 км от Еллинга, могут быть не показательны для других областей Дании: можно предполагать, что эти магнаты были связаны с центральной властью. О вероятности этого предположения говорит и то, что королевское укрепление Треллеборг выстроено на месте более ранней «усадьбы магната».

«Усадьбы магнатов», крупные сельскохозяйственные комплексы, являлись также средоточиями ремесленной деятельности. На деревенских поселениях ранее обособлялись лишь кузницы и железоделательные мастерские. В эпоху викингов деревенские ремесла сохраняли домашний характер, в «усадьбах магнатов» концентрировались разнообразные мастерские, располагавшиеся в отдельных помещениях. Очевидно, ремесленники, жившие в усадьбе, обслуживали потребности ее владельца. Однако виды ремесел далеко выходили за пределы хозяйственных нужд одной семьи. Бронзолитейные и ювелирные мастерские Ворбассе Х в. дают основание предполагать, что их продукция находила более широкое применение и поступала в систему торговли и обмена. Установление верхушкой общества контроля над специализированным ремеслом подтверждается и присутствием ремесленников в королевском укреплении Фюркат. Таким образом, одной из форм организации ремесленной деятельности было ее сосредоточение в усадьбах крупных земельных собственников.

Другой формой была концентрация ремесла в возникавших протогородских центрах. Уже поселения IV–V вв. (Луннеборг, Фюн) и VI–VII вв. (Данкирке, Западная Ютландия) отчетливо выявляют специализацию и масштабность производства орудий труда и вооружения, костяных, стеклянных и керамических изделий, украшений из стекла, бронзы, драгоценных металлов. На основании ремесленной деятельности трудно выявить какие-либо существенные различия между этими протогородами и Рибе и Орхусом VIII–IX вв.

Лишь с IX в. в ремесленной сфере начали проявляться новые тенденции. Стандартизировалось производство украшений. Если ранее изготавливали единичные изделия, то теперь — серийные, отличавшиеся, однако, более низким качеством обработки. В протогородских центрах ремесло приобретало и более упорядоченные формы: образовывались скопления мастерских.

Городское ремесло в конце железного века и начале эпохи викингов было непосредственно связано с обслуживанием самих протогородов и с потребности складывавшихся протяженных путей в Северной Европе.

В 1920-e годы А. Пиренн предложил рассматривать арабскую экспансию в Средиземноморье (с VII в.) в качестве основного фактора, приведшего к возникновению балтийского пути, заменившего южноевропейский. В свете новых данных эта теория потребовала серьезных уточнений. Становление датской торговли с Западной и Восточной Европой и сложение торговых путей на Балтике приходятся на время, предшествовавшее арабскому завоеванию. Как показали раскопки поселения в Луннеборге, уже в V в. в пределах Балтийского региона происходило упорядочение торговых путей, а на их скрещении возникали центры обмена. К таким ранним центрам принадлежат также Экеторп на о-ве Эланд и Хельгё на озере Меларен в Средней Швеции, возможно, Лёддечёпинг в Сконе. Экономические предпосылки развития внутриприбалтийской и трансъевропейской торговли различались. Вторая до эпохи викингов основывалась на потребностях знати в предметах роскоши, первая — на стабильном росте экономики, обеспечивавшей значительный прибавочный продукт, и на специализации отдельных областей в силу их природных условий и хозяйственных традиций. Из Южной Норвегии поступали изделия из жировика, служившего для производства огнеупорной посуды. Вероятно, из Швеции (через Хельгё) доставлялось железо, собственное производство которого в Дании с конца VII в. практически прекратилось. Соль поставлялась с южного побережья Балтики. Связи Луннеборга с другими балтийскими центрами прослеживаются по распространению стеклянных изделий.

Первостепенное значение для формирования нового типа торговли имели западные связи Дании, в первую очередь с североморским регионом. С VII в. побережье Северного моря стало важнейшим средоточием торговой деятельности. Меровингское, а затем и каролингское государство франков и Фризия, включенная в его состав в начале VIII в., вели интенсивный обмен с близлежащими и дальними (вплоть до Рима) землями. Высокоразвитое ремесленное производство создало предпосылки для развития стабильной торговли. В низовьях Рейна, Мааса и Шельды возникли крупные эмпории: Домбург на о-ве Вальхерн в устье Шельды, Дорестад на Рейне. Через Дорестад осуществлялась вся рейнская торговля, причем как изделиями местных ремесленников, так и привозной продукцией центрально- и южноевропейских мастеров. В VIII~IX вв. Дорестад — это крупнейший европейский центр, связывавший Юг и Северо-Запад Европы. Важную роль в североморской торговле играли и англосаксонские города, сохранившиеся с кельтско-римского времени, в первую очередь Лондон (Лунденвик), связанный с лежащими через Ла-Манш Квентовиком и Дорестадом. Дания очень быстро оказалась втянутой в сферу североморской торговли.

Именно с нею связаны возникновение и расцвет Данкирке, а затем Рибе на западном побережье Ютландии. В одном из сгоревших домов в Данкирке были найдены тысячи обломков фризских сосудов: здесь, видимо, хранились предназначенные для продажи привозные изделия. Через Данкирке ввозилось большое количество предметов роскоши, часть из них имела франкское происхождение. Были найдены и фризские монеты — скеатты, количество которых, однако, невелико.

В VIII в. на первый план выходит Рибе, расположенный в нескольких километрах к северо-востоку от Данкирке. Его важное место в североморской торговле отмечено огромным количеством западноевропейских импортов — керамики, рейнских жерновов, стекла. Найденные в Рибе VIII в. фризские скеаты равномерно распределены в культурном слое протогорода: видимо, они использовались в торговле. Меньше здесь предметов балтийской торговли: к ним принадлежат лишь несколько сосудов из жировика. Наряду с торговой, в Рибе представлена и ремесленная деятельность: железообработка, бронзовое литье, производство стеклянных бус и обработка янтаря, производство обуви, гребней, керамики.

Прямые контакты связывали Данию с Англией. Их отражением служит рассказ в Англосаксонской хронике (789 г.) о первом нападении викингов: королевский чиновник Уэссекса принял высадившихся на берег скандинавов за купцов и был ими убит. Хотя автор хроники знал о том, что это были норвежцы из Хордаланда, он назвал их «данами».

В VIII в. установились два основных маршрута, связавшие Северное море с Балтикой, — северный, через Лимфьорд, и южный, у основания Ютландского п-ва по рекам Эйдер, Трене и Шлее. Первый отмечен основанием торгового центра в Линдхольм Хёйе на Лимфьорде, второй — Хедебю у фьорда Шлее.

Впервые под названием Шлезвиг (Sliestorp, Slieswick) Хедебю упоминается 804 г. в Франкских анналах, а в 808 г. он характеризуется как portus и торговый центр. Англосаксонский источник конца Х в. поясняет, что Шлезвиг немецкое, а Хедебю датское название вика. Крупномасштабные раскопки позволили детально восстановить историю этого протогорода — от возникновения до упадка в конце Х в. и гибели в середине XI в.

Первоначальное (южное) поселение возникло на южном берегу бухты Хедебю Нор во фьорде Шлее и в VIII в. представляло собой усадьбу с одним длинным домом и большим количеством жилых полуземлянок. В нескольких из производились янтарные бусы, ювелирные бронзовые изделия, железные предметы. Импорты включали рейнские жернова, 1 скеатт и керамику. Притом, что Южный Хедебю обнаруживает явные следы торгово-ремесленной деятельности, по своей планировке, домостроительной технике, частично по занятиям населения он близок к деревенским поселениям.

Чуть позже 800 г. образовалось второе поселение, которое с самого начала имело иной характер. Его застройка осуществлялась по плану: здания стояли рядами на узких участках, ограды усадеб не меняли места. Ряды домов разделяли улицы, через ручей был перекинут мост. Дома на центральном поселении не имеют аналогий в деревенских усадьбах: это более легкие прямоугольные постройки из вертикально поставленных досок (техника ставкирке). В середине Х в. поселение обнесли укреплениями: земляной вал окружил территорию около 24 га и с севера и юга имел проездные ворота. Одновременно вал Хедебю был соединен с главной линией Даневирке, укреплением на южной границе Дании. Вблизи, на неукрепленной территории, находились могильники и еще одно неукрепленное поселение, а на прилегающем высоком холме — недатированное укрепление, которое по аналогии с Биркой в Швеции рассматривается как убежище.

Одним из основных видов деятельности населения Хедебю было ремесло, особенно обработка железа, в Х в. появились гончарный круг и круговая керамика специфических форм, а также массовое производство костяных гребней, тканей, обработка кожи. Производство предметов роскоши ограничивалось изделиями из бронзы, причем в IX в. преобладали западноевропейские типы, в Х в. более обычными стали южноскандинавские формы. Уже сами масштабы ремесленного производства дают основание предполагать, что эти изделия были предназначены для обмена и продажи. Об интенсивной торговле свидетельствуют многочисленные находки весов и гирек и — в еще большей степени — местная чеканка монеты, которая возникла в очень небольших размерах в начале IX в. (к 1966 г. были известны всего 69 экземпляров этих монет). В начале Х в. произошла вторая, большая по размерам эмиссия монет, названных полубрактеатами Хедебю (найдены 858 экземпляров). Изображения на монетах подражают фризским образцам. Монеты использовались в качестве платежного средства, очевидно, только в самом Хедебю — в других местах Дании они служили подвесками и амулетами.

На чрезвычайно большой размах международной торговли в Хедебю указывают многочисленные импорты из скандинавских стран, Фризии, Франкской империи, Южной Европы. Письменные источники рассказывают о торговле здесь мехами, тканями, рабами. Наряду с предметами роскоши на рынок Хедебю поступали повседневные, бытовые вещи, сырье, полуфабрикаты (например, отливки топоров), в том числе рейнские жернова и грузики для ткацких станков.

Материалы Хедебю в наибольшей степени отражают западные связи Дании, именно благодаря им он выдвинулся в качестве крупнейшего центра Балтики. Вместе с тем положение на восточном побережье Ютландии позволило Хедебю стать промежуточным пунктом на пути из Северного моря в Балтику. Уже из первого сообщения о нем Франкских анналов — о перемещении королем Годфредом купцов из разоренного им Рёрика в Хедебю — очевидно существование связей поселения с южнобалтийскими славянскими землями. Более того, из этого и других сообщений явствует, что славянское Поморье входило в сферу интересов и влияния Дании, ради сохранения которого она неоднократно вступала в конфликт с Франкской, а потом Германской империей. Оживленная торговля с поморскими центрами, а также приток оттуда ремесленников наиболее ярко проявились в керамическом материале, в IX в. импортируемом, позднее изготовляемом на месте по образцам западнославянских сосудов или славянскими гончарами. Славянское Поморье составило ближайшую зону торговых связей Хедебю на Востоке. На протяжении эпохи викингов торговые контакты распространялись далее на Восток, вплоть до Старой Ладоги и Новгорода.

Большую роль в развитии восточной торговли Дании сыграло установление связей Скандинавии с арабским Востоком. С конца VIII в. на Балтику во все большем количестве стало поступать восточное серебро. По рекам Восточной Европы: через Неву—Волхов—Ловать или Мету скандинавы попадали на Волгу, по которой спускались до ее среднего течения, где в крупном торговом центре Булгаре, столице Волжской Булгарии, встречались с арабскими купцами, пришедшими из Халифата. Многочисленные арабские авторы, в первую очередь Ибн Фадлан и Ибн Хордадбех, подробно описывают торговлю в Булгаре и рассказывают о купцах-русах, торгующих мехами и рабами. Об объеме восточной торговли красноречиво говорят клады арабских монет в Восточной Балтике. На Готланде и в Средней Швеции найдены более 500 кладов, содержащих около 80000 куфических монет. Однако приток арабского серебра значительно ослабевал при продвижении на запад: на территории Дании, включая Борнхольм и Сконе, обнаружено всего 5000 монет, из которых 3000 — на Борнхольме, 1114 монет — в Сконе, Халланде и Блекинге. Более того, сроки поступления арабского серебра в Данию были значительно короче, чем в Восточную Балтику. Древнейшие клады арабских монет на Готланде относятся к началу IX в., в дальнейшем их число растет, достигая пика в середине — второй половине Х в.; поток серебра иссякает здесь в конце Х в. из-за истощения серебряных рудников Халифата и прекращения чеканки серебряной монеты. В Западную же Балтику арабское серебро поступало лишь со второй половины IX в., этот поток прекратился до 970 г. С этого времени здесь доминирует западноевропейская серебряная монета: немецкие денарии (серебряные рудники в Гарце открылись около 970 г.) и англосаксонские пенни. В контексте восточных связей выделяется о-в Борнхольм как важный транзитный центр в торговле между Востоком Западом.

Помимо арабских монет, с Востока импортировалось «платежное» серебро, так называемые пермские кольца: серебряные спиралевидные кольца определенно веса, а также серебряные гривны, которые разрубались на части и использовались по весу.

Восточная Европа, Византия и Восток поставляли в Данию предметы роскоши: бусы из аметиста, сердолика, горного хрусталя, посуду, шелковые ткани. С Востока были завезены и некоторые виды культурных растений. Часть этих предметов оседала в Хедебю, где найдены, например, византийская свинцовая печать IX в., упряжь с накладками из византийских монет IX в. К числу таких уникальных находок, впрочем не обязательно говорящих о прямых связях, принадлежат киевская писанка и пряслица из овручского шифера, а также арабская монета (чеканки 929 г.) с процарапанным на ней граффито в виде двузубца — знака Рюриковичей. Византийские влияния обнаруживают изображения на монетах Хардакнута и Магнуса Доброго (XI в.) и особенно Свена Эстридсена. Показательно женское погребение в Фюркате с набором предметов, производившихся в разных центрах на Юге и Юго-Востоке Балтики, и двумя небольшими серебряными кольцами, использованными в качестве серег, что свойственно восточнославянскому убору.

Однако арабское серебро и восточноевропейские импорты в экономике Дании играли несравненно менее значительную роль, чем в экономике Швеции. Именно поэтому до последнего времени восточноевропейским связям Дании уделялось мало внимания: считалось, что они возникли незадолго до первой четверти XI в. Находки, относящиеся к IX—Х вв. и говорящие о русско-датских связях, немногочисленны. Тем не менее они указывают на то, что уже во второй половине VIII в. Старая Ладога была вовлечена в сферу не только восточнобалтийской, но и фризской торговли, которая шла через Данию. В древнейших слоях поселения в значительном количестве присутствуют роговые гребни специфически фризских форм, сначала в виде готовых изделий, затем их начали производить на месте. При этом технология их изготовления была настолько сложной, что оправданно предположение о присутствии в Ладоге фризских ремесленников, по крайней мере на начальном этапе производства гребней. В староладожском скандинавском могильнике Плакун в погребениях третьей четверти IX в. найдены фризские сосуды. Полубрактеаты Хедебю (чеканки середины Х в.), хотя и в незначительном количестве, встречаются на территории Восточной Европы, но большая их часть, вероятно, сменила многих владельцев, прежде чем попала на Русь. Результатом прямых связей, вероятно, можно считать лишь 20 полубрактеатов в кладе из Кейла (Эстония, 1970-е годы) и их многочисленные обломки в кладе у дер. Денисы (Украина). На возможность непосредственных культурных взаимовлияний указывает такая особенность погребального обряда в нескольких камерных захоронениях в Гнездове (на пересечении речных путей у Смоленска), как установление восковых свечей по углам деревянного перекрытия камер.

Письменные источники говорят о военных походах данов в Восточную Прибалтику: уже в «Житии св. Ансгара» Римберта (IX в.) упоминается неудачное нападение на Курланд около 850 г. Реже фиксировались сведения о торговых связях. Однако по меньшей мере в трех источниках речь идет непосредственно о торговых путях из Дании в Восточную Балтику и на Русь. В наиболее раннем из них (конца IX в.) — англосаксонском переводе короля Альфреда Великого «Истории против язычников» Орозия — рассказывается о плавании от Хедебю до Трусо (Восточная Пруссия), которое занимало 7 дней. Из рассказа явствует, что это был хорошо освоенный маршрут. В 1070-е годы Адам Бременский упомянул о длившихся месяц плаваниях датских купцов из Хедебю в Новгород. Наконец, подробное описание пути из Дании к устью Невы содержит «Liber census Daniae» (XIII в.). Внимание к путям на Восток свидетельствует о значении, которое им придавалось.

Таким образом, в эпоху викингов Дания оказалась в центре международной торговли, через нее проходили пути из Балтики в Западную Европу, в свою очередь, по ним перемещались транзитные товары, включая не только предметы роскоши, но и ремесленные изделия. Определенное участие в торговле принимала и сама Дания, вывозя в основном продукцию сельского хозяйства: шкуры, шерсть, воск, мед, древесину, выделанные в пергамент кожи. Возможно, одним из предметов экспорта был и сам скот: в Рибе найдены ряды стойл для крупного скота, вероятно предназначенного для продажи.

Находки монет, а также первые попытки собственной монетной чеканки в Хедебю свидетельствуют, что уже с VIII в. часть торговли осуществлялась на деньги, хотя превалировал бартер: обмен определенного количества одного товара на определенное количество другого товара. На это указывает не только явно недостаточное количество находимых платежных средств, но и прямые свидетельства письменных источников. Одним из наиболее интересных является недавно обнаруженный в Хедебю деревянный стержень с рунической надписью (IX в.) — письмо или документ, в котором речь идет об обмене щита (предположительно) на мех выдры. К концу эпохи викингов роль бартера несколько сокращается. С конца Х в. началась регулярная чеканка монеты, причем в нескольких датских центрах. Образцом для монеты Харальда, христианизатора Дании, послужили византийские монеты с изображениями Христа на троне на аверсе и креста — на реверсе. Этот тип монет полностью отсутствует в Южной Дании, где в Хедебю продолжается до 985 г. чеканка полубрактеатов. В конце V в. монетная эмиссия становится королевской регалией, и ее осуществляют в крупнейших городах — средоточиях центральной власти — в Орхусе, Виборге, Оденсе, Слагельсе, Роскилле, Лунде и др. При Свейне Вилобородом меняется и тип монет, образцом для которых были англосаксонские пенни, имевшие на аверсе изображение правителя, на реверсе — крест или иной рисунок, но главное — снабженные легендами, указывающими имя правителя, место эмиссии и зачастую имя монетария как гарантии качества серебра и веса монеты. При Кнуте Великом и его сыне Хардакнуте чеканка монеты увеличивается, и с этого времени монеты начинают в полной мере функционировать в качестве платежных средств, возникает денежное обращение.

Собственную монету дополнил огромный приток денег из Англии — результат контрибуций, взимавшихся датскими королями Свейном Вилобородым и Кнутом Великим. Количество англосаксонских монет конца Х — первой половины XI в., найденных на территории Дании, составляет более 15 000; увеличился в XI в. и приток денариев.

Менее изученной остается внутренняя торговля, видимо, в связи с тем что велась она в основном продуктами сельского хозяйства, которые не оставляют следа в археологическом материале. Однако уже сам рост городов является косвенным свидетельством увеличения объема местной торговли: горожане нуждались в продовольствии и других продуктах сельскохозяйственного производства, а рост международной торговли требовал более интенсивного сбора товаров на экспорт.

Древнейшие датские протогорода (Данкирке, Южный Хедебю, Рибе) своим возникновением обязаны развитию международной торговли и связанной с этим концентрации в них ремесленной деятельности. Вероятно, то же происхождение имеют и появившиеся в Х в. новые поселения, выросшие впоследствии в средневековые города, — Орхус, Слагельсе, Оденсе и др. Все они находились в защищенных бухтах или проливах, имели стоянки для судов и, как и более ранние протогорода, возникали в местах скопления аграрных поселений с большой плотностью населения. В них превалировали прямоугольные дома из вертикально поставленных досок, малые дома и полуземлянки, планировку поселений отличала упорядоченность, центральная их часть была обнесена древо-земляными укреплениями. Во всех найдены остатки активной ремесленной Деятельности, а также торговли с Норвегией, славянским Поморьем, Рейнской областью, Фризией и Англией.

Взаимодействие протогородов с их округой (и не только в Дании) исследовано недостаточно: археологических материалов, характеризующих городскую округу (hinterland), мало. Поэтому вики до недавнего времени представлялись чем-то инородным по отношению к региону, в котором они располагались, и независимым от экономического развития прилегающих территорий. Археоло гические изыскания последних двух десятилетий хотя и не полностью, но восполнили этот пробел, дав богатый материал для дальнейших исследований.

Топография археологических памятников, поселений и могильников уже в римское время выявила образование «гнезд» поселений с культовым и общественным центром, служившим также убежищем для живущего вблизи населения. Как правило, наиболее крупные и богатые «гнезда» были связаны с удобными стоянками для кораблей на побережье. На протяжении железного века их места неоднократно менялись, однако главные признаки оставались неизменными. И одним из основных была концентрация аграрных поселений, способных произвести достаточное количество сельскохозяйственной продукции, чтобы обеспечить продовольствием не только непосредственных производителей, но и не занятое в аграрной сфере население протогородов — ремесленников, торговцев, представителей власти, знать. Следы аграрной деятельности жителей протогородов крайне незначительны: в Хедебю, например, лишь в одной усадьбе найдены стойла для скота, весьма редко встречаются орудия земледельческого труда (если они не изготовлены для продажи). Основная масса продовольствия, очевидно, доставлялась из сельскохозяйственной округи. И действительно, анализ костей домашних животных в Хедебю и на сельских поселениях в его окрестности показал: в протогородских центрах и укреплениях более 75% костей — это кости крупного рогатого скота и свиней, тогда как в сельских поселениях их менее 70%. В Хедебю обнаружено непропорционально большое количество костей от мясистых частей туш животных, тогда как, например, на поселении Элисенхов в 50 км от Хедебю их непропорционально мало. Вероятно, это можно объяснить поставками мяса в Хедебю.

В меньшей степени пока прослежена связь протогорода и округи по материалам городского ремесла, особенно для раннего времени: импортные изделия и изделия городских ремесленников проникали преимущественно в «усадьбы магнатов», они крайне редко встречаются в рядовых усадьбах, которые обеспечивали местные ремесленники.

Центры торговли, протогорода, были изначально связаны с формирующейся верховной властью, представители которой сосредоточивали в своих руках контроль над внешней торговлей еще с бронзового века. Богатевшие вики интересовали верховную власть как место перераспределения прибавочного продукта, собираемого в виде даней и военной добычи, и как возможный источник дополнительных доходов от сбора пошлин. В свою очередь, население протогородов было заинтересовано в защите от возможных нападений, обеспечении безопасности и порядка торговли. О том, что торговые центры были одним из главных объектов нападений и грабежа как скандинавских викингов, так и поморских славян, говорят многочисленные сообщения франкских, английских, немецких хроник. Трусо, Рёрик, Ральсвик, Волин на Балтике, Гамбург, Дорестад и Квентовик на Северном море и даже города, лежавшие по берегам крупных рек вдали от моря, подвергались постоянным набегам: иногда нападавшие ограничивались выкупом, иногда город подвергался разорению и прекращал существование, как, например, Рёрик. Поэтому взаимные интересы объединяли формирующуюся королевскую власть и население протогородских центров.

Ранние этапы этого сближения практически не отражены в письменных источниках: они содержат лишь разрозненные намеки на реальное положение дел. Уже в первых сообщениях о Хедебю во Франкских анналах рассказывается, что, разорив в 808 г. Рёрик, Годфред вывез ремесленников и купцов в Хедебю и приказал укрепить валом границу между данами и саксами по северному берегу Эйдера, обеспечив таким способом безопасность Хедебю с суши. Более того, действия Годфреда против Рёрика также не были случайны: они диктовались необходимостью удержать под своим контролем основную торговую магистраль, на главенство над которой претендовали франки. Распространив власть на Фризию и завязав дружеские отношения с ободритами (славянским племенем, населявшим западное Поморье), на земле которых находился Рёрик, Карл Великий был уже близок к тому, чтобы установить свой контроль над торговлей между Северным и Балтийским морями. Разгром и уничтожение Рёрика и последующее успешное нападение на фризское побережье утвердили господство Годфреда над этим путем.

Начатое Годфредом укрепление Хедебю было в дальнейшем продолжено: в середине Х в. центральное поселение было окружено валом, который соединялся с Даневирке. Аналогичные укрепления — кольцевые валы — появились в то же время и в других торговых центрах Дании: в Рибе, Орхусе, Оденсе; одновременно были возведены оборонительные сооружения того же типа в Бирке в Средней Швеции.

Немалую роль в междоусобных распрях и конфликтах, насколько можно судить по имеющимся в нашем распоряжении отрывочным сведениям, играла борьба за торговые центры. В поле зрения франкских хронистов по преимуществу попадали события, происходившие поблизости от границ Франкской империи — вокруг Хедебю и имевшие связь с имперской политикой на севере. Но именно Хедебю стал основным предметом раздоров: за него боролись сыновья Годфреда и потомки Хемминга, в нем находился представитель Хорика I, собиравший пошлины; видимо, Хедебю захватили и осевшие в нем (или в его окрестностях) представители «шведской династии».

Главенствующее положение конунгов в протогородах выявляется при обращении к известиям о первых христианских миссионерах в Дании, которые получали разрешение конунгов на проповедь христианства: Виллиброрд обращался к Онгенду-Ангантюру в Рибе, Ансгар — к Харальду Клаку. Основать на территории вика школу (Ансгар в 826 г.) или церковь (он же в 850 г.) миссионер мог только с разрешения конунга.

Вместе с тем нет никаких следов того, чтобы конунги имели резиденцию в самом протогородском центре: в Хедебю и Рибе не обнаружены усадьбы, которые могли бы принадлежать конунгу. Еллинг не являлся крупным поселением; более того, вблизи мемориала пока даже не найдено место, где могли бы жить Горм, Тюра или Харальд со своими дружинниками и слугами. В непосредственной близости от Еллинга нет и протогородских центров. Он лежит на скрещении важных путей из Северной в Южную Ютландию и с о-ов Фюн и Зеландия на полуостров. Не случайно в конце Х в. (Харальдом?) был построен почти километровый мост у Равнинге через болотистую долину р. Вайле. Тем не менее пребывание в Еллинге, занимавшем выгодную стратегическую позицию, обеспечивало контроль над всей территорией Дании, включая торговые центры.

Более того, и в позднейшее время конунг Дании не имел постоянной резиденции, а переезжал из одной «королевской» усадьбы в другую. Поэтому функции верховной власти в городах осуществлялись представителем конунга, которого письменные источники называют «praefectus» или «comes». По словам Римберта, comes в Хедебю в правление Хорика I должен был регулировать общественный порядок и взимать пошлины.

Таким образом, экстерриториальность резиденции конунгов по отношению к протогородам сохранялась вплоть до конца Х в. Но на протяжении IX — первой половины Х в. формировалась система «королевских» усадеб, разбросанных по стране и называвшихся Хусебю (они сохранялись и в средневековье). Хусебю концентрировались в узкой зоне между Хедебю и Еллингом, по одной усадьбе расположено около укрепления Аггерсборг, у Даневирке, на Зеландии, и на северо-западной оконечности Ютландии. Считается, что эти усадьбы служили местом пребывания конунга, центрами сбора даней и выполняли определенные военные функции. Одна из таких усадеб находилась в 5 км от Хедебю, именно ее и рассматривают как возможную резиденцию конунгов шведской династии.

Только в конце Х в. датские конунги переселяются в город: Харальд Синезубый основывает в Роскилле церковь и собственный двор, что позволило Адаму Бременскому назвать Роскилле столицей Датского государства во времена Харальда.

Если королевскую власть в протогородские центры привлекала возможность взимания податей и пошлин, то скопление в них разноэтничного населения, в том числе торговцев из христианских стран, привлекало к ним церковь. Именно в торгово-ремесленных центрах начали свою деятельность первые миссионеры, основывая здесь первые церкви и школы, в них же в 948 г. были учреждены первые три епископства на территории Дании: в Хедебю, Рибе и Орхусе (см. ниже). К концу Х в. и в XI в. число епископств растет: центрами новых епархий становятся Оденсе (не позднее 988 г.), Виборг, Роскилле, Лунд и Дальбю (два последних в Сконе). Таким образом, в первой половине XI в. формировались полифункциональные городские центры — средоточия ремесел, торговли и церковной организации, тесно связанные с королевской властью.

Рубеж X—XI вв. оказался переломным в судьбе протогородов во всех Скандинавских странах: многие из них пришли в упадок, торгово-ремесленная деятельность в них замерла. К их числу в первую очередь относится Хедебю, где в 985 г. чеканка монеты была прекращена, а с начала XI в. в археологическом материале прослеживаются следы постепенного угасания поселения. Около 1050 г. норвежский конунг Харальд Суровый Правитель сжег поселение практически дотла, а в 1066 г. нападение поморских славян довершило его разгром. На северном берегу залива Шлее на месте небольшого поселения стал расти новый, средневековый город Шлезвиг.

И хотя такая участь постигла немногие торгово-ремесленные центры Дании, почти все они пережили потрясения, сопровождавшиеся топографическими изменениями: Рибе эпохи викингов, лежавший на северном берегу реки, переместился на ее южный берег и продолжал развиваться на новом месте, оставив за покинутым поселением название «Старый Рибе»; на 2—4 км сместилось поло жение Оpxyca и др. Убедительного объяснения этому явлению пока не выдвинуто. Что же касается Хедебю, то его падение, как и гибель Бирки, ранее связывалось с изменением торговых путей в результате прекращения потока арабского серебра с Востока. Однако для Хедебю, как уже говорилось, восточная торговля не имела столь большого значения, как для Бирки. Вероятнее, что здесь сыграли роль иные, внутренние факторы, связанные с социально-политическими процессами образования единого Датского государства.

Конец Х в. принес еще одно новшество в систему поселений — строительство круглых крепостей, обнесенных земляным валом с деревянными конструкциями внутри, с упорядоченной — и единой для всех — планировкой и типом построек — ладьевидными домами. В настоящее время известны три такие крепости: Треллеборг (в Западной Зеландии), Аггерсборг (на северном берегу Лимфьорда) и Фюркат (в Северной Ютландии, к югу от Мариагерфьорда). Вопрос о том, относится к ним или нет Ноннебаккен, круглый вал в Оденсе (на Фюне), открыт: ныне представляется более обоснованным считать его укреплением самого Оденсе того же времени, что и валы в Хедебю, Рибе и других центрах.

Долгое время после их обнаружения в 1930-e годы круглые укрепления рассматривались как военные лагеря, пункты сбора войск Свейна Вилобородого перед отправкой их в Англию; позднее — как военные крепости, контролировавшие пути и округу. Исследование Фюрката показало, что этого объяснения недостаточно. Во-первых, согласно новым дендрохронологическим датировкам, строительство крепостей относится к 980-м годам; к 1000 г., т.е. времени наиболеe широкомасштабных военных действий в Англии, они пришли в упадок. Во-вторых, единство их планировки и архитектуры предполагает, что они были построены не только одновременно, но и по общему плану для одного владельца, каковым мог быть только король Дании Харальд Синезубый. В-третьих, они расположены вокруг Еллинга на севере и востоке и вместе с Даневирке на юге образуют оборонительный пояс государства и контролируют пограничные области. Наконец, далеко не все дома в крепостях жилые (казармы — по старой интерпретации): в Фюркате лишь четверть из них имела очаги, остальные являллись хранилищами или конюшнями (треть), кузницами (шестая часть) и ювелирными мастерскими (шестая часть). При этом жилые постройки размещались вдоль улицы, протянувшейся с востока на запад, — основной, на что указывает караульная у западных ворот, а мастерские — по улице, ведшей с юга на север.

Таким образом, Фюркат и две другие крепости представляли собой королевские укрепления, имевшие военные функции и служившие местом сбора и хранения даней и пошлин, производства железных изделий и драгоценных украшений. Поэтому крепости могут рассматриваться как центры, контролировавшие экономическую и социальную жизнь общества. Время же начала их строительства, около 980 г., приходится на один из важнейших моментов истории Дании — завершение процессов образования единого Датского государства.

Существование империи Свейна Вилобородого и Кнута Великого было невозможно без достаточно развитой системы управления, причем не только в Англии, где имелись уже сложившиеся государственные структуры, но и в самой Дании. Однако малочисленность письменных источников затрудняет всестороннее освещение социального и административного устройства Дании до конца XI в. По разрозненным упоминаниям письменных источников, топонимии, руническим надписям удается лишь предположительно — и подчас спорно — реконструировать основные институты этого времени.

Сложившаяся к концу эпохи викингов система государственного управления в Дании в значительной степени подчинялась военным задачам и уходила корнями во времена разложения родоплеменного строя. Сохранение архаичной терминологии создает иллюзию неизменности стоящих за терминами реалий. Но традиционность терминологии указывает скорее на преемственность институтов, которая ощущалась их современниками, нежели на их неизменность и консервативность.

Соединение военных и административных функций лежало в основе двух важнейших социально-политических систем: территориального деления страны и социальной структуры общества. Основная административно-территориальная единица Дании XI в. — херед (haered от haer — «войско») возник, как считается ныне, с целью обеспечения потребностей королевской власти в концентрации крупных военных сил и в упорядочении организации войска. Каждый из хередов поставлял в королевское войско — лединг — оснащенный и снабженный гребцами и провиантом корабль под руководством «кормчего». Предполагается, что уже Годфред формировал свое войско на территориальной основе, хотя прямых указаний на этот счет в источниках нет.

Если своим происхождением хереды действительно обязаны центральной власти и поначалу выполняли по преимуществу военные функции, то к XI в. они являлись уже административными округами. В каждом из хередов действовал собственный орган местного управления — тинг, бывший средоточием публично-правовой жизни, где собиралось все свободное население хереда. Тинг хереда синтезировал судебную и исполнительную власть, являясь также культовым центром. Здесь разбирались имущественные тяжбы и уголовные дела, регулировалась жизнь общин. Из компетенции тингов хередов изымались лишь вопросы, связанные с церковным правом, которые находились в ведении епископа, а также дела, касавшиеся преступлений против личности или имущества конунга (в том числе измены): они рассматривались самим конунгом или учреждаемым им судом.

По мере упорядочения налогообложения хереды становились фискальными округами. Однако неизвестно, когда это произошло: даже для конца эпохи викингов сведений о системе налогообложения нет: упоминания о «данях» (skatt) и пошлинах нерегулярны.

Более крупной, объединяющей несколько хередов административно-территориальной единицей были, видимо, восходящие к племенным территориям ланды («земли» — land) и сюсслы (syssel), которые также имели собственные тинги. Функции ландстингов были более разнообразны: они являлись также законодательными органами. Древнейшие датские судебники (записаны в XIII в.) отражали областное право и принимались на тингах основных ландов: Зеландии, включая Лолланн, Фальстер, Мен («Зеландское право»), Ютландии вместе с Фюном («Ютское право»), Сконе с Блекинге и Халландом («Сконское право»). Вместе с тем ланды и сюсслы не играли столь важной роли в военной организации, как хереды.

Одновременно с органами местного управления и судопроизводства (тингами) начал складываться аппарат центральной власти. Первое свидетельство этого — сообщения о королевских чиновниках (comes) в виках, где они собирали пошлины в пользу короля. В Х в. в рунических надписях упоминаются hryte видимо, управляющие королевскими усадьбами; лендрманы и сюссел-маны — как считается, представители короля в ландах и сюсслах. Предполагается, что в их функции входили сбор податей и организация войска.

Институт наместничества в крупных областях получил распространение не позднее времени Харальда Синезубого. Подчинив Норвегию, Харальд управлял непосредственно только Виком в Осло-фьорде, остальные области находились в подчинении Харальда Серый Плащ и ярла Хакона из Хладира. Особенно широко использовали наместников Свейн Вилобородый и Кнут Великий, при котором в Норвегии от его имени правил сначала ярл Эйрик, позднее его сын Свейн, а в Дании правителями-регентами при малолетнем Хардакнуте стали Торкель, затем ярл Ульв. В числе наместников датских королей мы видим представителей местной родовой знати (ярлы из Хладира), которых сменили члены королевской семьи и военная знать.

Ориентация на военную деятельность определила особое значение воинских организаций и формирование специфически военной иерархии. Важнейшими организационными формами в эпоху викингов были дружины — bird и войско — lid. Не случайно почти все известные по руническим надписям термины, характеризующие социальный статус, являются обозначениями воинов различного ранга.

Немногочисленные дружины конунгов и представителей родовой знати являлись и профессиональной военной силой, и первоначальным, с нерасчлененными функциями аппаратом управления. Члены дружины, hirdsmenn, будучи приближенными правителя, выполняли различные поручения вплоть до сбора даней, судопроизводства по отдельным делам, дипломатических переговоров. Они жили в усадьбе своего господина и, судя по руническим надписям, не имели собственных земельных владений. Именно это отличало их от категории воинов, обозначаемых термином «drengr». Они обычно считаются дружинниками, составлявшими «младшую» дружину. Однако некоторые воины-дренги, в память которых установлены стелы, были владельцами небольших усадеб, расположенных по преимуществу на побережье или вблизи протогородских центров, где наблюдается концентрация камней с упоминанием дренгов. Это может указывать на более высокий, нежели у рядового дружинника, статус воина-дренга, имевшего земельное владение (пожалование?). Термин «drengr» вероятно, относился не только к дружиннику, но и к воину, занимавшему соответствующий статус в любом войске: не случайно в ряде надписей воины-дренги названы также «сотоварищами» (felge, др.-исл. felagi). Этим термином, вероятно восходящим к тому времени, когда военный вождь был еще первым среди равных, обозначались все участники войска — от его предводителя (включая короля) до рядового воина. Постоянное использование термина felge в рунических надписях вплоть до XI в., разумеется, не отражает хотя бы условное равенство всех членов войска, а является сугубо традиционным.

Общее определение воинов felge в надписях часто конкретизируется, характеризуя как положение данного воина в войске, так и иные его социальные связи. В конце Х в. некий Торульв воздвиг стелу в Хедебю в память о своем «сотоварище» Эйрике, который был «кормчим» и «тегном» конунга Свейна, видимо Вилобородого, а также «очень хорошим дренгом». Набор терминов определяет статус Эйрика в его отношениях с войском (felge), с королем, а также занимаемое им в войске положение, которое предполагает, что Эйрик был предводителем отряда, размещавшегося на одном корабле (и правителем хереда, поставившего этот корабль?). Высокому статусу Эйрика в социальной, локальной и военной структуре соответствовало его место «королевского тегна». Считается, что человек этого ранга имел свою усадьбу, на что указывает и определение hem — «дом», т.е. он, возможно, являлся землевладельцем (не таким ли тегнам принадлежали «усадьбы магнатов» на сельских поселениях этого времени?). Таким образом, будучи одновременно членом нескольких социальных структур (военной, местного управления, центральной власти), Эйрик совмещал ряд функций, которые взаимодополняли и расширяли сферу его деятельности.

Сочетание нескольких функций одним нобилем было, судя по надписям, явлением обычным. На камне из Главендрупа некий Али характеризуется как «господин» (drottinn), «высоко достойный тегн» и в то же время — как «годи» округа Сёльве. Первое определение, «господин», указывает на то, что Али имел собственную дружину, что было возможно лишь для человека очень высокого ранга. Второе — определяет его отношение к королевской власти: статус тегна в военно-политической иерархии. Третье — отражает его функции в местном обществе, положение годи — жреца, а может быть, и главы судебной и исполнительной власти в округе (хереде?). Все эти определения в совокупности указывают на принадлежность Али к местной знати, на его высокое положение в военно-административной иерархии Датского государства.

Наряду с термином «годи» на принадлежность к родовой знати указывает и сохранявшийся в XI в. термин «ярл» (jarl), принадлежащий, очевидно, высшему (второму после конунга) разряду нобилитета. Таким образом, в социальной терминологии рунических надписей отразилось объединение старой родовой и выдвигавшейся военно-дружинной знати и совмещение культовых, административных и военных функций в рамках новых государственных структур.

Скудость сведений, однако, оставляет открытым вопрос об истоках тех или иных институтов, упоминания о которых мы встречаем в рунических надписях: являлись ли они естественным развитием более ранних, родоплеменных, возникали они вместе с королевской властью и централизацией государства, были перенесены в Данию из более развитой Англии в эпоху датского завоевания страны в конце IX — начале Х в. или при Свейне и Кнуте. Сходство некоторых институтов (например, территориально-административных единиц): хередов в Дании и сотен — hundare в Англии, общность ряда терминов как будто указывают на англосаксонские влияния в Дании. Вместе с тем нельзя забывать, что само германское заселение Англии в V в. осуществлялось выходами из Дании и контакты между населением обеих стран не прекращались. Это создавало основу для параллельного развития и постоянных взаимных влияний обоих обществ, но не обязательно должно было вести к прямым заимствованиям. Во всяком случае, ни один из институтов Дании XI в. не может быть бесспорно отождествлен с его англосаксонским аналогом.

Но каковы бы ни были истоки конкретных потестарных учреждений, очевидно, что в конце Х — первой половине XI в. центральная власть в лице конунга обладала значительной силой, опиравшейся на возможность собирать большое войско и концентрировать огромные средства (материальные и трудовые) для военных экспедиций, строительства укреплений и городов. Она располагала выраставшим из дружины аппаратом управления, совмещавшим пока различные функции — судебные, потестарные, фискальные, культовые. Феодализации общества способствовало формирование крупной земельной собственности. В идеологическом же укреплении государства немаловажную роль играла церковь, привнесшая в Данию организационные структуры, сложившиеся в Западной Европе.

Дания была первой и долгое время единственной (в Скандинавии) страной, имевшей тесные и регулярные контакты с христианским миром. Они начались не позднее конца VII в., когда Дания вошла в непосредственный контакт с Франкской империей. Другим источником проникновения христианских идей были эмпории, собиравшие купцов из стран христианского мира. Дания привлекала взоры и правителей Франкской империи, стремившихся приобщением варваров к христианству распространить на них свое влияние, и самой церковной организации, усилившей в это время миссионерскую деятельность. В 777 г. Карл Великий делает попытку направить в Данию Павла Диакона для дипломатических переговоров и проповеди христианства. В самом начале VIII в. состоялась первая христианская миссия: Виллиброрд, английский монах, посетил Данию, а в 823 г. Людовик Благочестивый направил к данам папского легата, архиепископа Реймсского Эбо.

Очевидно, что роль христианства в международных отношениях осознавалась правителями Дании: в 826 г., стремясь получить поддержку Людовика Благочестивого в борьбе за власть в Дании, Харальд Клак вместе с 400 своих дружинников крестился в Ингельгейме, стал вассалом Людовика и принял от него лен. Этот успех побудил Людовика направить в Данию в следующем году миссию, возглавленную тогда еще 25-летним Ансгаром, монахом из монастыря в Корби, будущим «апостолом Севера». Миссионер имел мало времени для проповеди христианства: в том же году Харальд Клак был изгнан, вместе с ним пришлось уехать и Ансгару. Показательно, однако, что свою деятельность Ансгар сосредоточил в Хедебю, где основал школу. Более успешной была его третья поездка на Север (во время второй, в 829 г., он не останавливался в Дании), уже в качестве главы «северной», бременской архиепископии. Эта поездка состоялась в 849—850 гг. Ансгар проповедовал в Хедебю и получил разрешение конунга Хорика I построить здесь церковь. Через четыре года была открыта вторая церковь в другом крупнейшем торговом центре — Рибе.

Последующее столетие прошло в борьбе язычества и христианства, о деталях которой мы знаем крайне мало: успехи миссионерской деятельности (Римберта в 870—880-е годы, крещение короля Гнупы, отца Горма Старого, около 934 г.) сменялись периодами запрещения проповеди или гонениями на христиан (по сообщению архиепископа Унно, посетившего Данию около 935 г., король Горм жестоко преследовал христиан). Тем не менее новая религия под давлением Франкской империи все больше и больше распространялась в Дании: многие викинги обращались в христианство во время набегов и зимовок в Англии и Франции, крещение входило в условия договоров с оседавшими в этих странах норманнами.

Главной задачей основанной в 831 г. архиепископии в Гамбурге, позднее (в 845 г.) объединенной с Бременской, было распространение христианства на Севере Европы и включение в сферу ее юрисдикции вновь обращаемых земель. Еще до официального введения христианства в Дании, объявленного Харальдом в надписи на 2-м Еллингском камне, в 848 г. папа Агапит послал буллу Гамбург-Бременскому архиепископу Адальдагу, поручив ему главенство над церковью Дании. В это же время германский император Оттон I нашел возможным учредить три епископии на датской территории: в Хедебю, Рибе и Орхусе. Нет никаких свидетельств того, что назначение в них трех епископов не осталось чисто номинальным, и в этих центрах действительно возникли епископские кафедры. Вероятнее, что это были викарные епископы, которые не имели постоянного местопребывания в стране. Более того, Адам Бременский, рассказавший об этом событии (II. 4), не знал их преемников и полагал, что в Орхусе в конце Х в. кафедры не существовало (II. 26, 46). Видимо, Хедебю и Рибе были центрами миссионерской деятельности, может быть, в Хедебю некоторое время функционировала епископская кафедра, но это, скорее всего, могло произойти между 974 и 983 гг., когда Хедебю находился под властью германского императора. Во всяком случае, в 1000 г. епископ (викарный?) Шлезвига (т.е. Хедебю) сообщал, что он вынужден покинуть город из-за его разорения и разрушения церкви при взятии его Харальдом в 983 г. (?). Вполне вероятно, что миссийные епископы использовали королевские, усадьбы как свои опорные пункты, и это может объяснить превращение Роскилле и Оденсе, где имелись королевские усадьбы, в центры епископий в XI в.

Таким образом, есть все основания предполагать, что до эпохи Кнута в Дании, несмотря на официальное принятие христианства, церковной организации еще не существовало и назначаемые епископы не имели постоянных резиденций, о чем пишет и Адам (II. 26). Он называет только двух епископов, которые непосредственно проповедовали в Скандинавии: Одинкара, который «обратил в веру многих своей проповедью на Фюне, Зеландии, в Сконе и Швеции», и Лиафдага, побывавшего в Швеции и Норвегии. При этом оба они не были немцами: Одинкар принадлежал к знатному датскому роду, Лиафдаг прибыл из Фризии. Вероятно, в период обострения отношений с Германией Харальд не допускал германских клириков в Данию.

Гамбург-Бременское архиепископство осуществляло проповедь христианства в Дании под непосредственным покровительством германских императоров, поскольку оно было тесно связано с их политическими притязаниями. Такими по преимуществу политическими, а не собственно церковными акциями представляются и «учреждение» епископий и назначение епископов в 948 г., и выдача Оттоном I в 965 г. иммунитетной грамоты датским епископам, освобождавшей их от налогов (если только она не является фальсификатом), и обусловленное договором крещение Харальда Клака (Адам. II. 3), и ряд других акций. В распространении христианства в Дании факторы политические играли не менее важную роль, нежели факторы конфессиональные. Этим объясняется борьба Гамбург-Бременского архиепископства с церковным влиянием, шедшим из Англии.

Англосаксонская церковь уже с VIII в. проявляла миссионерскую активность в Европе, в рамках которой была осуществлена первая миссия в Данию. Образование Денло, а затем завоевания Свейна и Кнута создали благоприятную почву для проникновения христианства в Данию из Англии. Историки, связанные, как Адам, с Гамбург-Бременским архиепископством, старались избегать упоминаний об английских влияниях, но это не всегда им удавалось. Многозначительно сообщение Адама (II. 55; III. 77) о Гербранде, рукоположенном в сан епископа Роскилле архиепископом Кентерберийским, которого Гамбург-Бременский архиепископ Унван (1013–1029 гг.) вынудил «обещать верность и подчинение». Кроме Гербранда, Кнут поставил и другого англосаксонского каноника, Бернгарда, епископом в Лунде.

Христианизация Дании при Харальде охватила, очевидно, лишь высшие слои общества, которые своими связями с другими европейскими странами и участием в политической жизни были наиболее подготовлены к восприятию новой идеологии. Однако и в их среде принятие христианства означало некий компромисс между язычеством и официальной религией. Наряду со строительством церквей, выполнением важнейших церковных обрядов, чеканкой монет с христианскими символами и т.п. вплоть до начала XI в. сохранялись языческие по ритуалу погребения, с большим количеством инвентаря, как, в частности, в могильнике королевского укрепления Фюркат. Адам объяснял восстание Свейна против Харальда языческой реакцией на христианизацию страны (II. 27), что, впрочем, маловероятно, поскольку Свейн, согласно Адаму, был крещен еще в младенчестве, после воцарения продолжал выпускать монеты с крестом на реверсе, а в 990-е годы основал церкви в Лунде и других городах. Вероятно, в период междоусобицы конца 980-х некоторые церкви действительно пострадали, а позднее Свейн, не поддерживая притязаний Гамбург-Бремена, оказывал поддержку английской церкви, что было расценено Адамом как отступление от христианства.

Только в середине XI в. церковная организация в Дании обрела более упорядоченные формы, став не только номинально существующей, но и действующей. Диоцезы с центрами в Шлезвиге, Рибе, Виборге, Орхусе и «Вендила» (для Северной Ютландии), Роскилле (Зеландии), Лунде, Дальбю (Сконе) примерно с 1060 г. охватили всю территорию Дании. Большую роль в упрочении датской церкви сыграл Свен Эстридсен, ставший королем в 1047 г. Его ориентация на Гамбург-Бременское архиепископство, соглашение с архиепископом Адальбертом (1043–1072 гг.) послужили упрочению положения церкви.

Список литературы

1. История Дании с древнейших времен до начала XX века, под ред. О. В. Чернышевой; М.: Наука, 1996

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.world-history.ru/