Художественная и идеологическая составляющие праздников Великой Французской революции
ГОУ ВПО Ставропольский государственный университет
Исторический факультет
Кафедра новой и новейшей истории
Художественная и идеологическая составляющие праздников Великой Французской революции
Ставрополь 2010
Содержание
Введение
Глава I. Революционные праздники. Идейные предпосылки и общие черты.
1.1 Общая характеристика революционных празднеств
1.2 Ритуальное сопровождение торжественных мероприятий. Культы
1.3 Республиканский календарь Французской революции
Глава II. Праздники периода Якобинской диктатуры.
2.1 Праздник Федерации
2.2 Траурно-торжественные мероприятия
2.3 Праздник в честь Верховного существа
Глава III. Празднества в период Термидора и Директории
Заключение
Введение
Актуальность.
Праздники Великой Французской революции были качественно новым явлением для своего времени как по форме, так и по содержанию. Они были призваны вовлечь в политическую жизнь как можно больше представителей обширных слоев населения, как можно шире и доступнее объяснить цели революции и объединить народ с властью.
Историография.
Оценка революционных праздников, как и революции в целом делится на две главные точки зрения. Согласно первой (ее пропагандировали историки, положительно оценивавшие революцию), праздник – это, прежде всего величественное движение народных масс, их безмятежная торжественность, мирное заполнение открытого пространства, обретение свободы. Такова была точка зрения Мишле; так думал и Дюркгейм. Вторая модель, широко принятая среди ученых, которые к революции относились враждебно, является зеркальным отражением первой. В соответствии с ней народные массы, принимающие участие в празднествах, шагают церемониальным маршем, безропотно подчиняясь палочке невидимого дирижера; даже в пространстве есть что-то принужденное, едва ли не противоречивое закону; все дышит несвободой.
В отечественной историографии история культов и праздников французской революции исследовалась преимущественно в двух направлениях. Первое направление раскрывало тему в рамках работ по истории церкви и религиозной мысли времен Французской революции; второе делало акцент на истории повседневности.
В рамках первого историографического направления рубежом стал 1917 год.. Главным тезисом дореволюционной историографии, представленной работами В.К.Недзвецкого[1] и М.С. Попова[2], стала идея о том, что «революция началась с провозглашения светлого принципа свободы, но пришла к печальному заключению о необходимости ограничений ее и даже к нетерпимости в вопросах религии»[3]. Внимание в этих работах уделялось, прежде всего, истории культов Французской революции, освещение которых давалось на фоне борьбы с католической церковью; при описании, как правило, оценки либо отсутствовали, либо склонялись к порицанию методов насаждения нового мировоззрения.
В историографии советского периода доминирующим стал тезис о том, что «католическая церковь всегда была преградой на пути к счастью и прогрессу человечества»[4]. Борьба с религией оценивалась как прогрессивная; порой подчеркивалась агрессивная роль католической церкви: «толчок к дехристианизации» был дан Вандеей, где католицизм выступил в своем кровавом обличье[5].
И.Н. Калитина проанализировала художественную эволюцию праздника Французской революции как особого вида зрелищного искусства[6]. Нередко проводились и исторические параллели. Так, в статье Ю.А. Лимонова выстраивались прямые аналогии праздников Французской революции с массовыми праздниками Советской России в 1917-1920 гг [7].
В постсоветской историографии оценки и мнения вновь переменились. Своего рода символом изменения отношения стала статья И. Н. Ерофеевой «Алтарь отечества двух революций»[8], содержащая резко негативные оценки религиозной политики эпохи 1793 и 1917 г.
Источники.
Широкий спектр документов позволяет нам в полной мере проследить весь процесс празднования во время Великой Французской революции. Сюда входят официальные документы – декрет о календаре от 24 ноября 1793года[9], « О праздновании дня Федерации»[10], выступления депутатов в Конвенте, воспоминания Максимилиана Робеспьера и других революционеров[11].
Цели и задачи исследования.
Исходя из научной разработанности проблемы, целью данного исследования можно обозначить изучение революционного праздника во Франции, что предполагает следующие задачи:
· Выяснить художественную и идеологическую составляющие праздников;
· Определить, какое политическое и мобилизационное действие имели такие мероприятия для широких слоев населения;
· Проследить место и роль праздников в Великой Французской революции.
Хронологические рамки исследования 1789-1799 годы.
Территориальные рамки охватывают пространство Франции.
Объектом исследования являются торжественные общенародные мероприятия эпохи Великой Французской революции.
Предмет исследования – развитие института праздников, их событийной и идеологической стороны.
Методологической основой работы являются хронологический, синхронный, сравнительно-исторический и структурно-системный методы исторического исследования.
Практическая значимость.
Выводы, сделанные по данной работе, могут быть использованы в дальнейших исследованиях как начальная точка более детального изучения интересующей нас проблемы, в средних учебных заведениях как материал для уроков по истории и мировой культуры.
Структура работы.
Данная работа состоит из введения, трех глав и заключения. Первая и вторая главы разбиты по три параграфа.
Глава I. Революционные праздники. Идейные предпосылки и общие черты
1.1 Общая характеристика революционных празднеств
Определяющей чертой революционных празднеств был их синтетический характер, объединение разных видов искусства. Трудно сказать, какой из этих видов был ведущим. Гремела музыка, пели хоры, разворачивалась пантомима, разыгрывались сцены, украшались и перестраивались площади и улицы, создавались специальные костюмы, колесницы влекли аллегорические скульптуры, участники церемоний несли эмблемы революции. Иногда приоритет получал один вид искусства, иногда другой - в зависимости от доминирующей идеи праздника и таланта тех, кто его готовил. Многие элементы праздничного ритуала нередко повторялись, тем более, что их организаторами чаще всего бывали одни и те же лица: живописец Давид, композиторы Госсек и Меюль, литератор М. Ж. Шенье[12].
Сейчас трудно представить себе в полном объеме то удивительное зрелище, которое являли собой революционные праздники. Сохранились рисунки, гравюры, чертежи; сохранилась музыка (писавшиеся по случаю увертюры, гимны, марши); сохранился текст песен, речей; есть эскизы костюмов. Но исчезли все те арки, колонны, панно, которые создавались из временных непрочных материалов; исчез цвет, бывший существенным зрелищным компонентом праздника, - и самое главное: исчезло то, что соединяло эти компоненты воедино – само действие, движение массы участников. Только воображение, подогретое описаниями современников, способно воссоздать картину одного из самых впечатляющих явлений культурной жизни революционных лет. Помочь в этом могут страницы исторических и литературных трудов, то ли предвидевших будущее, то ли воскресающих минувшее. «Неужели республике не нужно никаких зрелищ?» – вопрошал Ж.Ж. Руссо. И отвечал: «Напротив, их нужно много. Они родились в республике, в ее лоне они блистают истинно праздничным светом…Но что будет служить предметом этих зрелищ? Что на них будут показывать? Ничего, если хотите. Поставьте посреди площади шест, увитый цветами, соберите вокруг него народ, - и у вас будет праздник. Сделайте еще лучше: введите зрителей в зрелище, превратите их самих в актеров: пусть каждый видит и любит себя в других, для того, чтоб все соединялись крепче»[13].
Деятели революции лишили революционные праздники идилличности и сельской простоты, которые в новых условиях были неуместны. «Система праздников, - утверждал Робеспьер, - служила бы одновременно созданию самых сладких уз братства и самым могущественным средством возрождения. Пусть у вас будут общие и более торжественные праздники для всей Республики; пусть у вас будут отдельные праздники и для каждой местности»[14].
1.2 Ритуальное сопровождение торжественных мероприятий. Культы
Ритуалы эпохи революции были новым явлением, как по своему содержанию, так и по формам выражения. В них соединялись два начала: стихийное движение народа и организующая воля революционных правительств. Несмотря на то, что в Париже происходили жестокие, подчас трагические события, народ, совершивший революцию, был настроен празднично. «С утра до вечера, - писала мадам де Сталь в 1791 году, - это танцы, иллюминации, праздники: наконец он (народ) чувствует себя счастливым и хочет показать свое счастье перед лицом врага»[15]. Позднее Мишле напишет о прекрасных праздниках, когда «весь народ, одновременно и участник и свидетель, являл собой…порыв нравственного энтузиазма, когда каждое сердце преисполнялось величием Франции, Отечества»[16]. С другой стороны, сменявшие друг друга на протяжении революционного десятилетия правительства ясно отдавали себе отчет в огромных пропагандистских возможностях ритуалов. Ритуалы предполагали не только установление новых праздников и введение нового календаря; деятели французской революции пошли еще дальше: была сделана попытка изменения религиозности путем введения новых культов. Такими культами были Культ Разума, Культ Верховного существа и др. Могло меняться их содержание, характер, но сама праздничная форма общения с людьми была популярна в революционный период. Новая власть активно пыталась заменить католическую религию новой – гражданской, для всех. Сочинялись молитвы к Свободе, был переделан Символ Веры[17]. По словам М.С. Попова, «революция началась с провозглашением светлого принципа свободы совести, но пришла к печальному заключению о необходимости ограничений ее и даже к нетерпимости в вопросах религии»[18]. В «Декларации прав человека и гражданина» было заявлено «никого из граждан не тревожить за религию, если культ не нарушает чужих прав и общественных порядков». 18 июня депутат Барер высказался за то, что «свободное отправление культа принадлежит к неотъемлемым правам человека». Но Робеспьер указал на политическую опасность такой свободы: «я опасаюсь, чтобы люди, которые пожелают составить антиреволюционные общества, не замаскировали их религиозными формами».
Несмотря на провозглашении свободы совести, одновременно шло насаждение новой религии. В историографии эта тенденция объясняется «желанием придать новому строю религиозную авторитетность и иметь в ней средство влияния на народ,…кроме того, выяснилось, что закрытие религии плодит секты»[19]. Итогом религиозной политики стал декрет от 6-8 декабря 1794 года о свободе культов. Как писал М.Я. Домнич: «насильственная дехристианизация становилась политически невыгодной и вредной; она компрометировала революционное правительство, давала оружие в руки его врагов»[20]. Тем не менее, этот декрет еще более усложнил и запутал религиозный вопрос. На сохраняющиеся прокатолические настроения накладывались не только новые революционные культы, но и идеи многочисленных сект, расцветших в годы Революции.
Соединение идущих снизу и сверху импульсов давало удивительные, не имевшие исторических прецедентов результаты#"#_ftn21" name="_ftnref21" title="">[21]. Особенным для ритуалов было широкое использование символов античной тематики – лозунгов, эмблем, тематических предметов оформления. Такое наполнение делало праздник понятным для масс и откладывало в их сознании отпечаток, связанный с новой социальной эпохой.
1.3 Республиканский календарь Французской революции#"#_ftn22" name="_ftnref22" title="">[22].
Первые экземпляры "Альманаха" Марeшaля были сожжены по настоянию Королевского прокурора, а автор был заключен под стражу. Однако новый календарь уже приобрел известность, стали появляться подражателя Марешаля. Самым знаменитым изданием такого плана является альманах "Новый Нострадамус". Его автор посвятил месяцы Вольтеру, Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Жанне д'Арк, Людовику XIV и др. Имена святых были заменены именами депутатов национального собрания.
Мотивы проведения реформы календаря были следующими: создание новой единицы измерения времени, согласованной с метрической системой; и выработка светского календаря, свободного от религии, который подходил бы одинаково всем гражданам, без различия вероисповеданий. Жильберу Ромму, представителю департамента Пюи-де-Дом, было поручено внести доклад в Конвент по этой реформе. Он предложил считать началом республиканской эры 22 сентября 1792 года, т.е., дату провозглашения Республики. Ромм проектировал расчленить каждый месяц по греческому времяисчислению на три декады (т.е., десятидневия). Дни каждой декады должны были именоваться днями: Уравнения, Шапки, Кокарды, Пики, Плуга, Циркуля, Связки, Пушки, Дуба и Отдохновения. Так как в силу принципа равенства, не допускающего ни для кого и ни в чем никаких преимуществ, месяцы должны были тоже быть равными между собой по числу дней, то в каждом високосном году оставалось по 6, а в обыкновенном по 5 лишних дней. Ромм согласно проекту С. Марешаля предлагал тоже наименовать их эпагоменными, посвятив их: "Усыновлению", "Возмездию", "Братству", "Промышленности" и "Старости". Шестой день (високосных годов) должен был считаться "Олимпийским", а каждый четырехлетний цикл составлять одну "Франсиаду". Наконец, 10-ое число вандемьера каждого года посвящалось празднику Верховного Существа и Природы[23].
Для полного соблюдения десятичной системы измерения времени Ромм представил проект деления суток на 10 частей, каждая десятая часть которых, в свою очередь, должна была также делиться на 10 и т.д. Это предложение нашло свое практическое применение только в нанесении соответствующего деления на циферблат часов. Фактически же оно успеха не имело.
Ромм, кроме того, требовал и переименования месяцев, предлагая назвать один "Бастилией", другой "Игрой в мяч" и т. д., из прочих он сохранял лишь Июнь в память победы Брута над сторонниками Тарквиния Гордого. Прения по поводу этой реформы происходили в Конвенте 5 октября 1793 г. Первые три статьи: относительно введения во Франции новой эры летоисчисления, отмены старой и относительно установления начала нового года, прошли единогласно. Но такого не было с новым подразделением года на месяцы и с их переименованием. После довольно шумного, но смутного обмена мыслей Конвент склонился к порядковому именованию месяцев, декад и дней, без особых для каждого прозваний. Тогда Фабр д'Эглантин внес поправку в предложения Ромма. Этот бывший провинциальный актер предложил свои названия для месяцев. Его идея заключалась в том, чтобы придать каждому месяцу характерное наименование, которое определяло бы свойственную этому времени года температуру и растительность и которое, давало бы понятие о характерных отличиях каждого из времен года. Это казалось автору достижимым посредством придачи к наименованию месяцев, принадлежащих к одному и тому же времени года, одинаковых окончаний.
Для месяцев осенних был избран звук серьезный, среднего тона - "эр":
Вандемиер ("Vendémiaire" от латинского "vindemia", "сбор винограда");
Брюмер ("Brumaire" от французского "brume", "туман");
Фример ("Frimaire" от французского "frimas", "холод").
Для зимних месяцев - звук тяжелый и протяжный - "оз":
Нивоз ("Nivôse" от латинского "nivosus", "снежный");
Плювиоз ("Pluviôse" от латинского "pluviosus", "дождливый");
Вантоз ("Ventôse" от латинского "ventosus", "ветряный").
Весенние месяцы имели краткие окончания - "аль":
Жерминаль ("Germinal" от латинского "germen", "семя");
Флореаль ("Floréal" от латинского "flos", "цветок");
Прериаль ("Prairial" от французского "prairie", "прерия");
Широкий звук - "ор" характеризовал летние месяцы:
Мессидор ("Messidor" от латинского "messis", "урожай");
Термидор ("Thermidor" от греческого "thermos", "жаркий");
Фруктидор ("Fructidor" от латинского "fructus", "фруктовый")[24].
Каждому дню декады даны были порядковые названия: примиди, дуеди, триди, квартиди, квинтиди, секстиди и т. д. При этом каждому квинтиди, т. е., пятидневию, посвящалось какое-нибудь домашнее животное, а каждая декада, - десятидневие, обозначалась особым земледельческим инструментом. Добавочные дни д'Эглантин назвал санкюлотидами. Санкюлотиды посвящались празднествам в честь "Гения", "Труда", "Благих дел", "Возмездия" и "Мнения". В единственный и торжественный праздник "Мнения" законом дозволялось каждому гражданину высказывать свое суждение о нравственности и поведении должностных лиц.
Через каждые четыре года, в високосные годы, шестая санкюлотида должна была праздноваться всенародными играми. В этот день со всех концов республики должны были стекаться в Париж граждане, во славу свободы и равенства и братскими объятиями скреплять связывающие их узы, клянясь перед алтарем отечества жить и умирать вольными и честными санкюлотами[25].
Как и следовало ожидать, сельский календарь или, как его в насмешку называли, "огород", просуществовал недолго. Тем не менее, в печати появилось несколько календарей и альманахов с "сельскохозяйственной" табелью Фабра д'Эглантина. Один из них был даже отпечатан в Государственной типографии. Ромм тоже составил к ней пояснительную записку в своем "Ежегоднике земледельца" на третий республиканский год и представил свой труд Конвенту, ходатайствуя об одобрении его для республиканских школ.
Ото всей реформы Фабра д'Эглантина практически сохранились лишь наименования двенадцати месяцев года и названия дней декады.
Республиканский календарь, иначе называемый "декадер", продержался в течение всего республиканского правления и употреблялся даже и в начале Империи; им пользовались с 16 октября 1793 года по 1 января 1806 г., т е. двенадцать лет, два месяца и 27 дней.
французская революция праздник торжественный
Глава II. Праздники периода Якобинской диктатуры
2.1 Праздник Федерации
Первый национальный праздник, имевший огромный резонанс по всей Франции, — это праздник Федерации, состоявшийся в годовщину взятия Бастилии 14 июля 1790 года. Местом его проведения было избрано Марсово поле, на котором необходимо было провести значительные подготовительные работы. Гравюры сохранили изображения Марсова поля до и во время праздника. Перед зданием Военной школы создали величественную эллипсоподобную арену. С трех сторон ее окружал амфитеатр для публики. Напротив Сены (ближе к Военной школе) размещались трибуны для членов Национального собрания с королевским троном в центре. Вход на арену осуществлялся через трехсводчатую арку, украшенную скульптурой. Свободное пространство арены предназначалось для движущихся колонн; в центре его возвышался Алтарь Отечества. Он представлял собой внушительное сооружение в форме четырехгранника, к которому вела четыре лестницы. Углы обозначались треножниками в античном духе. Композиция всего ансамбля отличалась простотой, продуманностью, выраженной ориентацией на античность. В грандиозных формах Алтаря и арки чувствовалась связь с той линией в развитии предреволюционной архитектуры.
Мы знаем из описаний современников обо всех этапах торжественной церемонии. Служил службу Талейран, говорил речь Лафайет, присягали солдаты Национальной гвардии, депутаты, король, звучала музыка Госсека, стреляли пушки. Кортеж официальных лиц и департаментских делегаций дефилировал около четырех часов. Церемония была окружена всякого рода микропраздниками, проходившими около Марсова поля, а после окончания официальной части и на нем[26]. Если обратиться к художественному оформлению праздника, то необходимо отметить следующее. Общую цельность стилистического решения, базирующуюся на усвоении опыта предшествующего развития, проходившего в значительной мере под знаком классицизма. Влияние античности проявлялось и в крупных сооружениях, например арке и в деталях - барельефы, треножники и т. д.. Были включены в общую декорацию элементы природы: ряды деревьев за трибунами, сама Сена, через которую был перекинут мост. Эта тенденция со временем будет усиливаться, свидетельствуя об углублении руссоистских влияний. Из всех пространственных искусств доминировала архитектура, за ней шла скульптура. Были введены в композицию праздника эмблемы и символы (треугольники, сферы, венки из лавра и т.д.), а также надписи.
2.2 Траурно-торжественные мероприятия
Перевернем теперь несколько страниц истории революционных празднеств и остановимся па церемонии совсем иного типа, чем праздник Федерации. Мы имеем в виду перенесение останков Вольтера в Пантеон, ставший усыпальницей великих сынов Франции. Оно состоялось 1 июля 1791 года. Вольтер умер в 1778 году и, естественно, что элемент скорби от внезапной утраты, столь ярко выразившийся на похоронах Мирабо, а в дальнейшем Марата, на захоронении останков Вольтера отсутствовал. Ритуал, прежде всего, подчеркивал величие Вольтера, был его посмертным триумфом. Мотив шествия, бывший одним из ведущих элементов на празднике Федерации, в этот день получает дальнейшее развитие: шествие проходит теперь практически через весь центр Парижа. Оно начинается на площади Бастилии, где был установлен саркофаг, следует по правому берегу Сены до площади Людовика XV (ныне площадь Согласия), через мост переходит на левый берег и движется к Пантеону. По дороге делаются остановки перед зданием театра, где игрались пьесы Вольтера, перед домом, где он умер. Выступают артисты, играет музыка[27]. Что касается самой процессии, то в ее оформлении было усилено изобразительное начало, что, быть может, было связано с участием Давида. Несли копию гудоновской статуи Вольтера, бюсты и медальоны Руссо и Франклина. В руках идущих был ларец с трудами Вольтера, написанные крупными буквами его изречения. Участники шествия несли копию здания Бастилии и «реальные» камни от разрушенного здания. Двенадцать белых лошадей влекли колесницу с саркофагом, украшенным надписями и фигурами гениев смерти. На саркофаге возлежала фигура Вольтера, сделанная из подкрашенного гипса. Крылатый гений бессмертия держал над головой Вольтера пенок из лавра. В отличие от праздника Федерации, где «вела» архитектура, на триумфе Вольтера главенствовала скульптура. Подражание античности ощущалось в оформлении церемонии очень ясно: характер колесницы, саркофага, его декор, парящий гении, статуя Вольтера в античном одеянии, бюсты, напоминающие римские скульптурные портреты, костюм. Можно, конечно, обвинить организаторов праздников в откровенном подражательстве, в эклектизме. Думается, однако, что по отношению к празднествам такого рода ориентация на античность сыграла положительную роль. Во-первых, как уже говорилось, она придавала зрелищам стилистическую цельность, а во-вторых, эта ориентация не была ни бездумной, ни слепой. Брали то, что могло «работать» на современность. От многократного повторения античных образов и символов они становились понятными для широкого зрителя, входили в быт. С другой стороны, с античными элементами органично связывались иные детали, почерпнутые то ли из карнавальных шествий, то ли из арсенала египетского искусства. Такими деталями выступали, например, фигура Глупости, следовавшая за Свободой на празднике в честь полка Шатовье 15 апреля 1792 г, пирамида на празднике в честь погибших 10 августа 1792 г. или статуя Природы на празднике 10 августа 1793 г. — годовщина свержения монархии. В проведении последних двух праздников наблюдаются некоторые новые по сравнению с первыми праздниками черты. Мишле пишет, воскрешая церемонию в память погибших 10 августа 1792 г., что никогда еще ни один праздник не наполнял души таким ощущением траура, смертельной тоски. Он вспоминает о черной сарже, драпировавшей пирамиду, о белых платьях с черными кушаками у участников, о черных саркофагах. Мишле завершает: «Строгие гимны Шенье, жуткая и грозная музыка Госсека, надвигавшаяся со своим траурным флером ночь — все наполняло сердца каким-то упоением смертью и мрачными предчувствиями»[28]. Конечно, Мишле не был свидетелем описываемого, однако, изучая материал, он очень верно почувствовал особые нюансы, настроения, отличные от всего того, что происходило во время предыдущих траурных церемоний. Действие происходило в саду Тюильри, ставшем Национальным садом, его начало было приурочено к 9 часам вечера, а заканчивалось все в 12 ночи. Участники держали в руках тревожно мерцавшие факелы. Весь арсенал изобразительных средств взывал не к безучастному, благоговейному созерцанию, а к сопереживанию, настраивал на меланхолический лад. И Конвент, и Давид, который был фактически проводником его художественной политики, скорее всего, прекрасно понимали, что невозможно ограничиться декларированием общих мест, высоких: понятий, даже таких «святынь», как Свобода, Равенство, Братство, Родина. Необходимо было найти ключ к сердцу человека, живущего трудной повседневной жизнью. Так, скажем, на празднике 10 августа 1793 г., всецело организованном Давидом, был и поцелуй мира, и дети, влекущие повозку с престарелыми родителями, и выпускаемые на свободу птицы, и братская трапеза на траве, и многое другое в том же духе.
2.3 Праздник в честь Верховного существа
Своего рода завершением серии празднеств, связанных с периодом якобинского Конвента, явилось торжество в честь «Верховного существа», состоявшееся 8 июня 1794 г. Позволим себе в связи с упоминанием этого праздника остановится на речи Робеспьера на заседании Конвента 7 мая 1794 г., ибо эта речь носит программный характер и дает основание для существенных выводов. Речь называлась «Об отношении религиозных, и моральных идей к республиканским принципам и о национальных праздниках». Первая ее часть носила исключительно политический характер. Во второй оратор говорил о нравственном воспитании через праздники и о культе Верховного существа. «Соберите людей; вы сделаете их лучшими, потому что собравшиеся люди будут стремиться нравиться друг другу и они смогут добиться этого только тогда, когда своими действиями вызовут уважение к себе. Пусть они соберутся по важному моральному или политическому поводу. Национальные праздники должны пробуждать благородные чувства: любовь к свободе, любовь к родине, уважение к законам»[29]. Также, по словам Робеспьера, они должны осуждать изменников и тиранов, воздавать общественную благодарность «героям свободы и благодетелям человечества. Пусть они будут украшены и отмечены соответствующими их предмету эмблемами»[30]. Робеспьер говорил и о том, что праздники должны проходить под покровительством Верховного существа (истинным служителем которого является природа, храмом — вселенная, культом — добродетель). Праздник в честь Верховного существа — «это радость великого народа, собравшегося перед ним для того, чтобы завязать сладостные узы всемирного братства и выразить ему признательность чувствительных и чистых сердец»[31]. С одной стороны, речь Робеспьера была адресована будущему, поскольку в ней говорилось о Верховном существе, культ которого только должен был быть введен. Но с другой стороны, в речи уже обобщался определенный опыт, в частности опыт праздников, происходивших ранее. Большинство из названных Робеспьером положений (по части праздников) уже было реализовано в праздниках II года Республики. В заключение выступления Робеспьер огласил проект декрета, принятого Конвентом. Среди пятнадцати включенных в него пунктов находился обширный перечень предстоящих праздников. Пункт IX гласил: «Национальный Конвент призывает всех талантливых людей, достойных служить делу человечества, к чести оказания помощи в устройстве праздников гимнами и гражданскими песнями и всеми средствами, которые могут сделать их более прекрасными и полезными». В пункте X значилось: «Комитет общественного спасения отличат работы, которые он сочтет способными выполнить эти цели и вознаградит их авторов»[32]. Так еще раз подтверждалось уже существовавшее сотрудничество революционного правительства и принявших революцию талантов. И, как бы подтверждая этот союз, на трибуну сразу же за Робеспьером поднялся Давид, огласивший план проведения праздника в честь Верховного существа. Праздник состоял из двух частей. Он начинался в Национальном саду (так переименовали Тюильри), заполненном народом. Воинственная музыка разгоняла сон, и народ приветствовал восходящее светило (прямая отсылка к языческим культам). На балкон Павильона единства (один из павильонов дворца Тюильри) вышел Конвент во главе с Робеспьером. «Неподкупный» был в «голубом фраке и нанковых панталонах. В руках его был букет из колосьев, цветов и плодов». Между двумя речами Робеспьер спустился с балкона, взял в руки факел и поджег картонную статую Атеизма. Сгорая, она открыла спрятанную в футляре прекрасную статую Мудрости. Затем следовало пение гимна в честь Верховного существа. На этом первая часть заканчивалась[33]. Люди направлялись в сторону Марсова поля, ставшего Полем Единения. Не будем опять-таки перечислять всех входивших в состав шествия «составляющих». Была и статуя Свободы на колеснице, восседающая под дубом и окруженная атрибутами труда, искусств и плодами французской земли. Были трехцветные ленты, венки из цветов и т. д. На Марсовом поле, куда устремлялось шествие, были проведены новые подготовительные работы. На месте Алтаря отечества возвышалась Гора. Среди гротов, кустарников, камней на ее склонах разместились депутаты Конвента, музыканты; представители парижских секций, старцы и мальчики с одной стороны, матери семейств и девушки — с другой. Юноши окружали подножие Горы, а по нолю растекались двумя потоками колонны мужчин и женщин. По сигналу расположенных на вершине Горы трубачей началось исполнение гимна в честь Верховного существа. Затем под грохот канонады присутствующие бросали цветы, обнимались, благословляли на подвиги мужчин, потрясавших оружием, (заметим, что после того, как в июле 1792 г. был принят декрет, объявляющий отечество в опасности, все праздники стали включать ту или иную демонстрацию патриотизма, непримиримости к врагам). Изобразительной доминантой праздника была Гора. Она символизировала возвысившийся в результате революции род человеческий и широко использовалась во время праздников в других городах Франции, например в Лионе, на празднике Федерации в 1790 г. Если в Лионе ее увенчивала статуя Свободы, то в Париже — дерево Свободы с прикрепленным к нему шестом с фригийским колпаком и трехцветным флагом. Неподалеку от Горы находилась колонна, увенчанная фигурой Гения Свободы[34]. Последующие события отбросили на праздник в честь Верховного существа зловещую тень. Не прошло и нескольких недель, как в июле 1794 г. главное действующее лицо праздника и его вдохновитель Робеспьер вместе со своими сторонниками был гильотинирован, а «режиссер» его — Давид оказался в тюрьме. Наступил период Термидора. Чем же был праздник в честь Верховного существа? Он был своего рода кульминацией тех руссоистских тенденций, которые и раньше проявлялись в праздничных ритуалах, но приобрели теперь особенно широкое распространение. В этом, безусловно, сказались вкусы Робеспьера, находившие поддержку у Давида. Организатора праздника в честь Верховного существа Давида, например, упрекали в том, что он мало вовлекал народ в действие, ориентировался на взгляд со стороны. Такую позицию можно объяснить тем, что праздник 1794 г. проходил в совсем иных условиях, чем праздник Федерации. Друг за другом прошли казни Дантона, Эбера, Шометта и их приверженцев. Якобинцы потеряли поддержку шедших за ними раньше санкюлотов. Все это создавало обстановку напряженную, чреватую новым взрывом. И вот окрашенный идилличностыо праздник, на который Робеспьер возлагает большие надежды в своем плане 1794 г. Давид сделал акцент на стороннее восприятие праздника, что не исключало и непосредственного приобщения к оному желающих. Достаточно посмотреть гравюры, запечатлевшие праздник в честь Верховного существа, чтобы увидеть, что к нему, так или иначе, приобщилось достаточно много народа. И дело здесь было не в приверженности Робеспьеру, не в поддержке не очень понятного толпе культа Верховного существа, а в том, что этот праздник, как и предыдущие, олицетворял торжество революции и заканчивался словами: «Да здравствует Республика!» С падением Робеспьера и его сторонников народные празднества не прекратились.
Глава III. Празднества в период Термидора и Директории
Знакомство с разного рода праздниками, проведенными в период Термидора и Директории, дает впечатляющую картину того, как постепенно выдыхается праздничный ритуал, как из него уходят истинно народные черты, как трансформируется его стилистика. Из трех главных действующих лип, игравших ведущую роль в проведении праздников II года Республики, на художественной арене после Термидора остался лишь М.-Ж. Шенье. Намеченный на 10 термидора праздник в честь перенесения в Пантеон останков юных героев Бара и Виала не состоялся — в этот день казнили Робеспьера. Как это ни парадоксально, первый праздник после термидорианского переворота был посвящен Марату. Новое правительство фактически к нему было мало причастно, так как решение о почестях Пантеона для Марата было принято в начале II года. 21 сентября 1794 г. кортеж с останками Марата двинулся к Пантеону. Конвент не участвовал в нем. Тем не менее, зрелище было внушительным. Народ помнил Марата и любил. Люди охотно пели песни, шли за колесницей, неся эмблемы и цветы[35]. За перенесением останков Марата в Пантеон последовала церемония перенесения туда останков Руссо. Напомним, что Руссо был одним из кумиров революции. В столице и провинции устанавливались его бюсты, проводился конкурс на его статую, руссоистские идеи воплощались при оформлении празднеств и т. д. Конвент принял решение о перенесении останков Руссо в Пантеон еще 14 апреля 1794 года. 11 октября 1794 года это постановление было осуществлено. Руссо был похоронен в Эрмсионвилле на острове. За два дня до церемонии его останки перевезли в Париж и поместили на искусственном острове посередине пруда в Тюильри[36]. О том, как выглядел этот остров, дают представление картины художника Гюбера Робера, запечатлевшего остров при дневном и вечернем освещении. «Вечерний» вариант настраивает на романтический лад: трепещут отсветы факелов, освещающих кенотаф, из полумрака выступает вода и несколько людских фигурок. Заметим, что, как и другие временные сооружения (арки, горы, рощи, колонны), остров Руссо был создан с невиданной дотоле быстротой. При проведении ритуала перезахоронения очень существенную роль играла музыка Госсека. В шествии участвовали представители естественных наук, ремесленники с орудиями своего труда и многие другие. Замыкал кортеж Конвент, которому предшествовала колесница со статуей Свободы. Участники церемонии несли тексты Декларации прав человека и гражданина[37]. Церемонии перенесения праха героев и вдохновителей революции стоят особняком в ряду праздников. Такие мероприятия подчеркивают роль и место перечисленных деятелей в новой революционной идеологии. Можно даже утверждать, что эти герои – новые святые новой религии.
Праздники претерпевали изменения, прежде всего в своем внешнем оформлении. Уже церемония перенесения останков Руссо, а особенно последовавшие за нею празднества продемонстрировали изменения в художественном оформлении торжеств. То, что Давид долгое время был ведущим при организации празднеств, накладывало на них свой отпечаток. Художник неизменно придавал большое значение всякого рода пространственным зрительным ориентирам (аркам, колоннам, пирамидам, алтарям), широко использовал скульптуру, органично связывал с изобразительными элементами надписи. С устранением Давида от оформления празднеств эти элементы стали постепенно исчезать, как исчез незаметно без каких-либо специальных решений культ Верховного существа. Некоторые сооружения, эмблемы стали сознательно уничтожаться, потому что их существование было признано вредным. Так, скажем, была разрушена Гора на Марсовом поле, как символ надменности и чванства, и на ее месте снова появился Алтарь. В 1795 г. (не прошло и года со времени пантеонизации Марата) начали исчезать разбиваемые бюсты «друга народа». Термидорианский Конвент поспешил откликнуться на это самоуправство и постановил... выбросить, рассеяв их по ветру, останки Марата. Вскоре после «триумфа» Руссо при обсуждении плана проведения национальных и декадных праздников в Конвенте выступил М.-Ж. Шенье. Настроенный враждебно против Робеспьера и Давида Шенье, признавая необходимость праздников, резко высказался по поводу тех праздников, которые прошли во II году республики. Он говорил о торжествах, «перегруженных гражданскими тряпками и претенциозными лохмотьями», о «мелочной регламентации», утверждал, что «декрет — не картина»[38] и т. п. Приводящий эти слова Ж. Тьерсо замечает, что Шенье верно подметил некоторые слабые стороны давидовских идей. Но, отвергнув давидовские начинания, термидорианцы отвергли и «все, что в этих концепциях заключалось величавого и истинно художественного». С этих пор художественная сторона праздников неуклонно падает. Если церемонии перенесения останков Марата и Руссо тяготели к эпохе Робеспьера и Давида, то праздник Побед, прошедший 21 октября 1794 года, был, как замечает Озуф, чисто термидорианским[39]. Военные экзерсисы на Марсовом поле, марш к Храму Бессмертия, где были сложены трофеи, начертанные па стенах пирамиды названия армий — все это придавало празднику подчеркнуто военизированный характер. Однако, праздники-парады имели место и в якобинский период. Как пишет Ж.Тьерсо в праздничных манифестация на улицах Парижа «…певцы и военная музыка сменяют друг друга, … присоединяя звуки величественного гимна и голос пламенной веры к героическим призывам военного оркестра»[40]. Надо сказать, что на 1794—1798 гг. приходятся выдающиеся успехи республиканских армий. Они кружат головы, вызывают неподдельный энтузиазм, но в тоже время оттесняют на второй план политические праздники вроде праздника в честь взятия Бастилии или дня провозглашения республики.
В период Термидора не обошлось и без морально-этических торжеств вроде праздника Супружества, Детства и т. д. Их главными целями декларировались морально-этическое воспитание нового гражданина. Так, 29 мая 1796 г. прошел праздник «Благодарения и Побед в честь первых успехов в итальянской кампании». 29 июля 1798 г. состоялся «Праздник Свободы и торжественный въезд предметов наук и искусств из Италии». Последний праздник заслуживает особого упоминания. В его проведении, как в зеркале, отразился изменившийся характер праздничных ритуалов. Перед парижанами дефилировали трофеи: книги, рукописи, картины, статуи, переправленные из Италии, а позднее и других стран в результате завершения победоносных военных операций. Такого рода «шествия» подогревали шовинистические настроения, но в тоже время этим празднествам было далеко до веселых песен и танцев в честь всемирной республики[41].
Военные праздники становятся просто хорошо организованным парадом, долженствующим поразить воображение созерцающих их со стороны прохожих. Что касается других праздников, то все чаще и чаще местом их действия выбираются уже не улицы и площади, а закрытые помещения вроде залов заседаний Совета старейшин и Совета пятисот, сменивших в 1795 г. Конвент. Такие праздники становятся замкнутыми, камерными. Утрачивая присущие революционным праздникам черты, праздники времени Директории начали включать в себя некоторые новые элементы, предвосхищая уже XIX век. Так, в 1798 г. праздник в честь Республики ознаменовался открытием на Марсовом поле Храма индустрии, в котором были показаны изделия французских фабрик и мануфактур. После государственного переворота 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) народные праздники исчезли окончательно. Еще отмечались дни взятия Бастилии и провозглашения республики, но келейно, при закрытых залах. Военные же церемонии шли на улицах и площадях, привлекая толпы. Но эти церемонии уже не имели ничего общего с революционными празднествами. Так закончилась одна из самых блистательных эпох в истории французских народных празднеств. Если попытаться графически воспроизвести кривую развития этих празднеств, имея в виду их демократический характер, идейную направленность и художественное своеобразие, то кривая эта будет выглядеть так. Неуклонное нарастание вплоть до 1794 года. Даже после Термидора в праздничных ритуалах держатся какое-то время утвердившиеся ранее черты, хотя, расправившись с «бешеными» и лишив себя народной поддержки, якобинцы в значительной мере подорвали и народную основу массовых празднеств. С 1795 года кривая развития праздников падает.
Заключение
Мы рассмотрели праздники эпохи Великой Французской революции, их художественную составляющую и идеологическое обоснование. В данной работе были рассмотрены основные праздники каждого этапа революции. По данной работе можно сделать следующие выводы:
· Праздники эпохи Великой Французской революции можно разделить на несколько видов – годовщины памятных событий (14 июля 1789г., 10 августа 1792г.), торжественно-траурные мероприятия (перенесение останков Вольтера, Руссо, Марата), праздники в честь новых культов – в честь Культа Разума, Верховного существа и т.д.;
· Массовые праздники были одним из наиболее действенных методов революционной агитации. Они способствовали формированию социально-психологической модели революции в сознании десятков тысяч людей;
· Режиссеры торжественных мероприятий использовали широкий спектр художественных и изобразительных средств в воспитательных и агитационных целях. Лозунги, эмблемы, символы, сценическое действие, музыка революционных праздников были понятны массам и откладывали в их сознании четкий отпечаток, связанный с новой социальной эпохой;
· В праздниках революционных лет с особой силой проявилось народное воздействие на искусство. В праздниках, процессиях, торжествах можно видеть проявления народного духа.
Список источников и литературы
1. Великая Французская революция. - #"#">#"#_ftnref1" name="_ftn1" title="">[1]Недзвецкий В.К. Из истории религиозной мысли во время революции. М., 1906
[2] Попов М.С. Французская революция и религия. Пг., 1919.
[3] Попов М.С. Указ. соч. С. 303.
[4] Домнич М.Я. Великая французская буржуазная революция и католическая церковь. М., 1960. С. 4.
[5] Домнич М.Я. Указ. соч. С. 121.
[6] Калитина И.Н. О празднествах эпохи Великой французской революции // От Старого порядка к Революции: к 200-летию Великой Французской революции. Л., 1988. С. 163-175.
[7] Лимонов Ю.А. Празднества Великой Французской революции в 1789-1793 и массовые праздники Советской России в 1917-1920 гг. // Великая Французская революция и Россия. М., 1989. С. 390-412
[8] Ерофеева Н.И. «Алтарь Отечества» двух революций // Введение в храм. М., 1997. С. 416-427.
[9] #"#_ftnref10" name="_ftn10" title="">[10] Робеспьер М. Избр. произв. В 3 т. Т. 1. / подгот А.З. Манфред, А.Е. Рогинская, Е.В. Рубин. М., 1965.
[11] Там же.
[12] Калитина И.Н. О празднествах Великой Французской революции // От старого порядка к Революции: к 200-летию Великой Французской революции. Л., 1988. С. 165
[13] Тьерсо Ж. Празднества и песни Французской революции. Пг., 1917. С. 23.
[14] Робеспьер М. Избр. произв. В 3 т. Т. 3. / подгот А. З. Манфред, А.Е. Рогинская, Е.В. Рубин. М., 1965. С. 177
[15] Isambert G. la vie â Paris pendant une annêe de la rêvolution (1791-1792). P., s. d. P. 72. Цит. по Праздники и культы Французской революции #"#_ftnref16" name="_ftn16" title="">[16] Mishelet J. Histoire de la rêvolution francaise. 1. P., 1868. P. 42. Цит. по Праздники и культы Французской революции #"#_ftnref17" name="_ftn17" title="">[17] Домнич М. Великая Французская буржуазная революции и католическая церковь. М., 1960 С.132
[18] Попов М. С. Французская революция и религия. Пг., 1919. С. 303
[19] Попов М. С. Французская революция и религия. Пг., 1919. С. 305
[20] Домнич М. Я. Великая Французская буржуазная революция и католическая церковь. М., 1960. С. 156
[21] Les fêtes de la rêvolution. Clermont-Ferrand. 1977. P.3. Цит. По Праздники и культы Французской революции #"#_ftnref22" name="_ftn22" title="">[22] Праздники и культы Французской революции - #"#_ftnref23" name="_ftn23" title="">[23] Декрет 4 фримера 2 года республики (24 ноября 1794) - #"#_ftnref24" name="_ftn24" title="">[24] Доклад депутата Фабра д’Эглантина от имени комиссии, которой было поручено составление календаря. Заседание Конвента в октябре 1793 г. (3 числа 2-го месяца 2-го года Французской республики) - #"#_ftnref25" name="_ftn25" title="">[25] Доклад депутата Фабра д’Эглантина от имени комиссии, которой было поручено составление календаря. Заседание Конвента в октябре 1793 г. (3 числа 2-го месяца 2-го года Французской республики) - #"#_ftnref26" name="_ftn26" title="">[26] Калитина И.Н. О празднествах Великой Французской революции // От старого порядка к Революции: к 200-летию Великой Французской революции. Л., 1988. С. 166
[27] Там же. С.167
[28]Праздники и культы Французской революции -. #"#_ftnref29" name="_ftn29" title="">[29] Робеспьер М. Избр. произв. В 3 т. Т. 3. / подгот А. З. Манфред, А. Е. Рогинская, Е. В. Рубин. М., 1965. С. 175
[30] Там же. С. 176
[31] Там же. С. 174
[32] Робеспьер М. Избр. произв. В 3 т. Т. 3. / подгот А.З. Манфред, А.Е. Рогинская, Е. В. Рубин. М., 1965. С. 181
[33] Калитина И.Н. О празднествах Великой Французской революции // От старого порядка к Революции: к 200-летию Великой Французской революции. Л., 1988. С. 170
[34] Там же. С.171
[35] Калитина И.Н. О празднествах Великой Французской революции // От старого порядка к Революции: к 200-летию Великой Французской революции. Л., 1988. С. 172
[36] Там же. С.174
[37] Праздники и культы Французской революции. - #"#_ftnref38" name="_ftn38" title="">[38] Тьерсо Ж. Празднества и песни Французской революции. Пг., 1917. С. 136
[39] Калитина И.Н. О празднествах Великой Французской революции // От старого порядка к Революции: к 200-летию Великой Французской революции. Л., 1988. С. 177
[40] Тьерсо Ж. Указ.соч. С 16
[41] Лимонов Ю.А. Празднества Великой Французской революции в 1789-1799гг. И массовые праздники Советской России в 1917-1920гг. // Великая Французская революция и Россия. М.,1989. С.397