Аксиология учения Иисуса Христа

Аксиология учения Иисуса Христа

Аксиология учения Иисуса Христа.

(христианская идея с современных позиций, ее системное ядро без мистики и конфессиональных интерпретаций)

«Тело Христово» и «дух Христов».

Прежде чем подходить к учению Иисуса Христа, необходимо четко разделять то, о чем мы говорим – о том учении, что изложено в Евангелиях, входящих в Новый Завет, либо о его церковных, конфессиональных трактовках, что порой далеко не одно и то же.

Проблема в том, что сам Иисус, как известно, не написал ни одной строчки. Всё, что мы знаем о Его учении – это воспоминания о словах и поступках Иисуса, Его жизнеописание, сделанное учениками. Ученики, став апостолами, не преминули снабдить Христово учение своими интерпретациями, хотя, даже с ними, собственными учениками, Иисус вынужден был говорить не напрямую, излагать суть идеи языком притч и примером собственного поведения, как иногда говорят – не столько теоретически, сколько эмпирически.

Так или иначе, но апостолы всё-таки создали христианские церкви, как мостик между учением Христа и будущими поколениями. Большинство людей находились, да и сейчас пребывает в материалистическом мировоззрении (приоритете материальных, физических ценностей над идейными), и изложение материалисту идеалистической системы, каковой является учение Христа, рассказ ему о невидимых для него идейных сущностях, скорее всего, вызовет недоумение – «о чем вообще идет речь»? Это то же самое, что глухому рассказывать о музыке – как не описывай, самой музыки не получится.  

Поэтому церкви и берут на себя нелегкую задачу свести несводимое – формализовать учение Иисуса Христа, привести идею к материи, форме, более-менее понятной материалистам. Кроме этого, церкви обречены лавировать, приспосабливать это учение к конкретным культурам, государственным системам, сложившимся системам ценностей различных слоев общества, обычаям и укладам. В результате, вместо целостного, системного и логичного учения, мы в церковных изложениях зачастую видим некий эклектический, лоскуточный винегрет, состоящий из каких-то разорванных благих пожеланий, умозрительных, схоластических построений, догм, формальных, порой нелепых правил и неестественных ритуалов. Это всё воспринимается спокойно человеком некритичным, не слишком искушенным обывателем, но может порождать конфликт с религией и атеистические взгляды у людей с научным, живым, творческим складом ума, что, хоть и понятно, но совершенно неоправданно.

Однако не стоит переносить неприятие конфессиональных интерпретаций на само учение Иисуса Христа и религию вообще, сливая с водой и ребенка – содержащуюся в ней полезную, логичную, прогрессивную идею. Следует научиться их разделять. Если есть жажда движения к сути, истине, и становится тесно внутри церковного учения, внутри материалистического мировоззрения, то ничего не мешает перейти, образно говоря,  от «тела Христова» (как справедливо называют церковь, вынужденно обреченную на формализм-материализм – потому и «тело»), к «духу Христову» – постижению самой сущности-идеи Иисуса Христа. Многие мыслители, даже еретики, родились из лона церкви. По сравнению с ними, те, кто не прошел церковной, религиозной школы, хотя бы не изучал ее, выглядят довольно тщедушно. Не глупо ли впадать в конфронтацию с матерью на том основании, что почувствовал себя прогрессивнее? Хотя, впрочем, и мать, наверное, неадекватна, если не отсекает пуповину, стремится проклясть и удержать выросшего ребенка от  самостоятельной жизни…

В чем, по сути, разница между наукой, искусством и религией?

Перед рассмотрением учения Христа через призму аксиологии (раздела философии занимающегося ценностями и оценками), наверное, следовало бы заметить, что религия вообще по своей природе аксиологична, ибо именно она призвана заниматься отношениями (оценка есть отношение).

Нелишне, наверное, несколько подробнее разобраться, что такое отношение с философских позиций. Структура идеи такова, она состоит из трех составляющих – субъекта, объекта и отношения субъекта к объекту. Скажем, во фразе «я люблю дождь» «я» – это субъект, «дождь» – это объект (не-я), а «люблю» – это и есть отношение субъекта «я» к объекту «не-я» (дождю). Именно по этим трем ипостасям разделились из первобытной синкретической неразделенности наука, искусство и религия: наука стала заниматься объективной реальностью, искусство – субъективной, а религия – относительной, ее сферой стали очевидности, свойства и законы отношений – связи субъекта и объекта. Этимологически, по распространенной версии христианского богослова IV в. Лактанция, понятие «религия», собственно, и произошло от лат. religio – связь (не в современном материалистическом смысле «обмен информацией», а в смысле «отношение», которое сохраняется и безо всякого физического обмена, своеобразное «поле»). Наводить мосты между наукой, искусством и религией призвана философия, но когда эти области человеческой деятельности самостоятельно пытаются выйти из своего класса очевидностей, то получается шарлатанство, например:

– невозможно объективировать искусство – сколько бы мы, например, не вводили музыкальную грамоту в компьютер, лишенный субъективного взгляда, он музыки, как произведения искусства, не сочинит, хотя объективные законы, действующие в музыке, в него заложены;

– невозможно субъективировать науку – если ее продукт не будет универсальным, объективным, независимым от субъективного влияния, данным в повторяемом эксперименте, тогда она перестанет быть наукой. Обратное утверждают, например, представители эзотерических учений, утверждающие, что есть некие знания, доступные лишь субъективно каким-то «посвященным»;

– нельзя ни субъективировать, ни объективировать религию, тогда она превращается в мистическую, суеверную мракобесную чепуху. Это происходит, например, когда под библейскими объектами понимаются реальные физические существа, а не собирательные образы. Это то же самое, что считать сказочного Змея Горыныча реально существовавшим зверем. Сказки – религия детей. У взрослых на замену сказок появляются более сложные религиозные мифы, где также вместо реальных объектов фигурируют образы и символы, но главное не это, а отношения между ними, законы и свойства этих отношений, пусть невидимая, но реально значимая и даже первичная, существующая в умопостигаемой очевидности реальность, такая же умопостигаемая, как и «поле» в физике…

Кстати, изначальное философское значение догмата о Троице именно и состоит в этом неразрывном триединстве Бога-идеи – объективного начала ("Отца"), субъективного ("Сына") и отношения ("Духа Святого"). Догмат по своему значению двойственен, как и всё в религии – с одной стороны, он абсолютно верен в своём философском, идеологическом, символическом смысле, но превращается в языческий анахронизм, когда попадает в руки материалистов, пытающихся эти три идейных символа наполнить материальным содержанием, превратить в единство трех не то физических, не то виртуальных идолов...

Половинчатость дохристианской шкалы ценностей.

Итак, что же нового, прорывного, остающегося до сих пор актуальным, привнес Иисус Христос в систему ценностей? В каком состоянии эта система находилась до Него?

В Ветхом Завете, представляющем дохристианскую иудейскую религию, презентацией её системы ценностей в основном является т. н. «Декалог» – десять заповедей, которые по преданию получил Моисей от самого Бога (Исх. 20:1-17). При внимательном рассмотрении этих заповедей, бросается в глаза явный перекос в изложение негативных ценностей (антиценностей), тех, от которых надлежит отталкиваться, которых следует избегать:

– НЕ сотвори себе кумира;

– НЕ поминай Бога всуе;

– НЕ работай в субботу (у христиан – воскресенье)

– НЕ убий;

– НЕ прелюбодействуй;

– НЕ укради;

– НЕ лжесвидетельствуй;

– НЕ возжелай чужого.

Восемь основных негативов с одной стороны ценностной шкалы и с противоположной, в числе позитивных, положительных ценностей, только две: монотеистическая манифестация:

– «Я Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов»;

 и довольно одинокий позитивный призыв чтить родителей.

В любом случае в ветхозаветных заповедях мы имеем перекошенный, ассиметричный, негативный набор ценностей. Несовершенство негативистской половинчатой ценностной шкалы состоит в том, что она от чего-то отталкивает, избавляет, но ни к чему не приземляет, ни к чему хорошему не ведет. Отсутствие плохого еще не означает наличия хорошего. Скажем, отторжение прелюбодеяния еще не говорит о нравственной чистоте, а избегание воровства и клеветы еще не означает честность.  Негатив и позитив – разные категории, с плохим борются, а к хорошему притягиваются, присоединяются. Нельзя, скажем, как это делали некоторые, «бороться за счастье», «бороться за светлое будущее» – это нонсенс, обреченный на неудачу. «Борец» (с негативом) так и будет ходить между плохим и ничем, между «минусом» и «нулем» к положительному качеству не приблизится.

В порядке отступления: не только ветхозаветный иудаизм, но и, например, другое учение, формально провозглашающее себя монотеистическим – буддизм, тоже не смог перешагнуть «нуль» на шкале ценностей и остался пассивно негативистским, ставя своей целью не достижение чего-то положительного, а избавление от отрицательного. Буддизм обоготворил «ноль», обозначил как высшую цель ничто – нирвану, пытаясь наполнить эту пустоту какими-то позитивными смыслами…

Разница негативистского и позитивного подхода хорошо видна, например, если сравнить как, казалось бы, одно и то же «золотое правило» звучит у Конфуция (551-479 до н. э.): «Чего НЕ желаешь себе, того НЕ делай и другим» [Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1. Ч. 1. С. 194], и у Иисуса Христа:

– «…во всем, как хотите, чтобы люди поступали с вами, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12).

В одном случае исходник оценки негативен, именно плохое находится в центре внимания, и тут не до добра, цель – избавиться хотя бы от зла. Во втором случае «паровозом» является позитивное «хотите» – притяжение, а не отталкивание…

Кроме ярко выраженного негативизма, трудно не заметить, что ветхозаветные заповеди – это набор явно разрозненный, эклектический, кусочечно-лоскутный. Эклектический принцип (скорее беспринципность) позволяет соединить «всё, что угодно со всем, чем угодно, каким угодно образом». Конкретные жизненные ситуации в большинстве своём уникальны, не вписываются в стереотипные формулы, потому последователь эклектического учения каждый раз вынужден прибегать к пространным толкованиям, указаниям «посвященных» интерпретаторов-проповедников, где вся надежда на их совесть и внутреннюю интуицию, которая может и не сработать. Другое дело с противоположным эклектизму системным подходом. Если человек понял систему, даже основные ее принципы, то ему не надо в каждом конкретном случае искать правило где-то вовне – он сам его с успехом выведет.

Теперь не только от чего-то отталкиваемся, но и к чему-то стремимся.

Именно такую систему и изложил Иисус Христос в Евангелиях, в основном в «Нагорной проповеди» (Мф. 5,6,7; Лк. 6:20-49). Её еще называют «проповедью о блаженстве», т. е. это не просто некий приказ, императив, ведущий куда-то «потому что Бог так сказал», а разъяснение человеку дороги к блаженству, т. е. счастью. Иисусова новозаветная система является не конфликтной, а дополняющей, развивающей по отношению к ветхозаветным заповедям:

– «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить...» (Мф. 5:17).

«Закон» – это Декалог, 10 ветхозаветных заповедей, а «исполнить» – это по-старославянски означает «дополнить до конца».

В переложении Христа, как и в «Декалоге», Бог остается первоценностью, только уже существующий не сам по себе, который говорит: «Я Господь, Бог твой…», этакий независимый императивный вседержитель, данный в силе волшебства и «чуде», а Бог, данный в отношении,  любви:

– «…Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим,  и всею душою твоею, и всем разумом твоим - это большая и первая заповедь». (Мф. 22:37-38)

Бог становится троесущностным: Бог – объект отношения, «возлюби» – отношение, «сердце твоё» – «Я», субъект отношения, тот, кто любит. Это та тройственность, которая впоследствии воплотилась в церковном догмате о триединой Троице, связавшей в единую связку Бога и божественное начало в человеке – «Сын Божий». На всякий случай, следует отметить, что Иисус Христос никогда не утверждал своё исключительное родство с Богом, Его учение считает сыновьями Божьими всех людей, например, это видно в призыве:

– «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48).

Это уже не просто ветхозаветное дистанцированное подобие человека Богу, а, опять же, «родство», отношение. Оно же выражено в рекомендованном Иисусом обращении к Богу в молитве: «Отче наш…» (Мф. 6:9-12)

Сам смысл религиозной «веры» изменился: если в ветхозаветные времена «вера» означало языческое  «я верю в неочевидное, в невидимого волшебника-Демиурга, обладающего сверхъестественными способностями творить чудеса», то теперь «вера» стала тяготеть, скорее, к понятью «верность»: «я верен очевидному, верен Богу, как естественной и адекватной, первой и самой значимой ценности, задающей и упорядочивающей всю систему остальных моих ценностей».

Кроме трихотомии «субъект-отношение объект», воплотилась в заповедях и дихотомия «идея/материя» (на религиозном языке – «духовное/телесное»), причем идейно-духовные ценности сформировали позитивную часть ценностной шкалы, стали бескомпромиссно приоритетными по отношению к материальным благам. Жизнь, таким образом, наполняется смыслом, ибо смысл – это идея, а не материя.

Сепарация духовного и телесного проявилась в заповеди:

– «Блаженны нищие духом» (Мф. 5:3).

Чтобы лучше понимать её понимать, и чтобы не появилось, как это часто бывает, соблазна мудрить с какими-то странными «нищими духом», наверное, стоит прислушаться к переводчикам, которые говорят, что в греческом оригинале фраза oi ptwcoi tw pneumati означает, прежде всего, «нищие для (ради) духа»[5], т. е. смысл заповеди таков: «блаженны жертвующие материальным благом, вплоть до самого нищенства, ради духовных ценностей». Социально презираемая материальная нищета перестала быть обреченным жупелом, препятствием к счастью. Первичным, определяющим стало духовное развитие человека.

Важнейшее различие между физическими и духовными благами в том, что материальное богатство создаёт имитацию блаженству, заменяет его пресыщением, на самом деле отводя от стремления к реальному счастью, убивая, а не развивая желания, исключая человека из идейно-духовной эволюции:

 – «Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Напротив, горе вам, богатые! Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете». (Лк. 6:21,24,25) «И еще говорю вам: легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царство Божие» (Мф. 19:24);

– «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль и ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут…» (Мф. 6:19,20).

На антагонизм, несовместимость двух первоценностей, на невозможность сыграть «и нашим, и вашим» указывает Иисус Христос в другом таком же жестко «антилиберальном» посыле:

– «Никто не может служить двум господам... Невозможно Богу служить и мамоне (богатству)» (Мф. 6:24).

Также возникает идейно-материальная оппозиция и нравственная чистота ставится впереди физической в заповеди о прелюбодеянии (сексуальной распущенности):

– «Вы слышали, что было сказано: "Не прелюбодействуй", а Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». (Мф. 5:27,28)

Положен конец омерзительной материалистической традиции искать чистоту и непорочность (а иногда и само религиозное благочестие, как в случае обрезания) в гениталиях, и вообще в телесной сущности. Теперь она в мозгу, «сердце своём», духовной составляющей человека. Подтасовка стала невозможной, как и любая другая подмена формой содержания, например, в вопросах религиозной праведности:

– «Наблюдайте за тем, чтобы праведность вашу не выставлять перед людьми напоказ: иначе нет вам награды…» (Мф. 6:1)

Больше всего, наверное, Иисус выявлял и осуждал формализм на примере внешне благочестивых церковников – фарисеев, которые, по Его словам «все дела свои совершают с тем, чтобы видели их люди…» (Мф. 23:5). Акцент делается на том, что формалисты-показушники, как и материалисты (что почти одно и то же – материя есть лишь форма), уже получили своё формальное (видимое) вознаграждение, и рассчитывать им больше ни на что не стоит:

– «…когда творишь милостыню, не труби перед собой, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославили их люди. Истинно говорю вам: они получили награду свою» (Мф. 6:2);

– «И когда молитесь, не будьте как лицемеры, которые любят молиться в синагогах и стоя на углах улиц, чтобы показать себя людям. Истинно говорю вам: они получили награду свою» (Мф. 6:5);

– «Когда же поститесь, не делайтесь как лицемеры сумрачным, ибо они искажают лица свои, чтобы показать себя людям постящимися. Истинно говорю вам: они получили награду свою» (Мф. 6:16)…

Итак, этих заповедей уже достаточно для того, чтобы представлять себе, самостоятельно выстраивать ценностную шкалу христианства, но разве дело только в том, чтобы преподать урок «что такое хорошо и что такое плохо»? Ну, добавилась бы к существующим до Христа еще одна, пусть самая совершенная, нравственная система, ну и что? Разве взвинтила бы она, сделала бы столь бурным развитие христианской цивилизации, которое наблюдается в течение уже почти двух тысяч лет?

Мало чего-то хотеть, нужно еще и знать что и как, с чем имеем дело.

Не достаточно просто обозначить ценности, нужно еще дать к ним дорогу, знать, как они взаимодействуют. В том, может быть, главное значение учения Иисуса Христа, что Он показал идеальные законы (законы отношений) в пику материалистическому мировоззрению, считающему, что законы действуют только в материальном мире, а с идеями можно вытворять что угодно, это одно сотрясение воздуха, в мире идей, мире отношений – «мире  горнем», что хочу, то и ворочу, и это безнаказанно.

Наверное, самый парадоксальный идеальный закон содержится в заповеди, которая является притчей во языцех, камнем преткновения для многих:

– «...Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». (Мф. 5:39)

О том, что это не простое панконформистское непротивление злу, не какая-то сверхтолерантность говорит то, что Сам Иисус иногда поступал, на первый взгляд, в нарушение своей заповеди, например: когда служитель на допросе у первосвященника ударил Его по щеке (Ин. 18:22-23); когда бичом изгонял торговцев из храма (Ин. 2:15); когда перед опасностью ареста послал учеников купить мечи (что и было исполнено) (Лк. 22:36,38).

В заповеди «пощечина» – образ, символизирует собой не конкретное физическое действо, а разрушительность (деструктивность) вообще. Разрушительность – понятие идейное, а не материальное. Физический акт разрушения далеко не всегда есть зло – например, чтобы построить новое здание, следует вначале разрушить старое. И только когда разрушение становится тенденцией, когда в общем процессе частные разрушения в сумме преобладают над случаями созидания, когда стремление подавить, наказать, подчинить, причинить боль становится самоцелью, вот тогда уместно говорить о разрушительности (деструктивности), на религиозном языке – «греховности».

Почему же заповедь призывает отступать перед злом? Всегда ли отступление приводит к поражению? Вот, скажем, Кутузов открыл Наполеону дорогу на Москву в Отечественной войне 1812 года, т. е. «подставил щеку», хотя, после Бородинского сражения для победы были все шансы. И дальше с войском Наполеона начинает происходить странное – оно, как бы «победившее», разлагается и Наполеон вынужден позорно бежать. Победа далась Кутузову после Бородина малой кровью, возможно, и Бородино было не так уж нужно.

Что, в сущности, произошло? Деструктивность, вначале направленная на кутузовскую армию, вдруг в одночасье лишилась своего физического врага, но никуда не делась, а направила свою разрушительность на самоё себя, на армию наполеоновскую, и просто, никого не трогая, самоуничтожилась! Оказывается, «закон сохранения» действует не только в отношении физических энергий, но и в отношении деструктивности-греховности! Вот какой идеальный закон стоит за мудростью «подставь щеку» – это не капитулянтство, а наоборот, оружие для победы над сколь угодно более сильным врагом. Настоящее чудо, в противовес «чудесам» материалистическим! Вот в чем состоит априорная ущербность и обреченность зла – в любом случае зло приходит к самоуничтожению…

Конечно, заповедь не касается случаев, когда противник явно слабее, и есть возможность оградиться от его интервенции на месте, не дав возможность разрушителю распространять свою деструктивность на других…

«Сиди тихо и увидишь, как мимо тебя пронесут труп твоего врага» – так выглядит тот же принцип «подставь щеку» в китайской интерпретации [это близко к другому евангельскому завету: «Блаженны кроткие, потому что они наследуют землю» (Мф. 5:5)], а еврейская культура в таких случаях говорит: «Дайте ему возможность сломать свою шею»...

Кстати, использование, закона сохранения деструктивности, пусть и неосознанное, не такая уж редкость и в современном быту, например: водители, столкнувшись на дороге с агрессивным и вызывающим вождением некоторых лихачей, используют принцип «дай дорогу дураку» – лихач-психопат, лишенный препятствий, неизбежно и быстро находит свой кювет или столб.

В отношении бестелесных «интервентов-разрушителей» примером использования этого закона являются методы современной психотерапии, которые не ведут бесполезную борьбу, скажем, со страхом пациента, а наоборот – дают страху зеленую улицу (вот где «подставь щеку» – «дай дорогу дураку» – «дайте ему (страху) возможность сломать себе шею»), страх быстро оборачивает свой разрушительный потенциал на себя и самоуничтожается! Причем, следует заметить одну тонкость – самоуничтожается только в своей разрушительной и неадекватной части, а страх адекватный, защитный остается. То есть такое «оружие», как заповедь «подставь щеку» – оно еще и безошибочное, оно само дифференцирует против кого выступать. Особенно это необходимо, когда враг не очерчен, непонятно где добро, а где зло, куда оружие направлять – всё, оказывается, определится предельно точно и само собой! Полезное, конструктивное не может самоуничтожится, оно «оружием» затронуто не будет!..

Еще одно важное рациональное свойство разрушительности раскрыто учением Иисуса Христа в том, что оно расширило понятие рабства до зависимости вообще, связав ее с греховностью (разрушительностью) как причиной несвободы человека. До Христа, в плену материалистического мировоззрения, никто не мог понять, как человек, независимый физически от другого человека, мог быть несвободен:

– «Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: «вы сделаетесь свободными»? Ответил им Иисус: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха». (Ин.8:33-34)

Идейная, духовная несвобода значительно шире и жестче физического рабства. Она состоит не в том, что кто-то другой заставляет или не дает что-то делать, а в том, что человек, допускающий греховность (разрушительность), попадает в тягостную зависимость – круг, его путь становится предсказуемым и повторяющимся как у наркомана, и он не может вырваться из этого капкана, из этой болтанки между подъемом-падением, удовольствием и дискомфортом, стрессом и дисстрессом, «дозой» и жестокой абстиненцией…

Именно круговую повторяемость жизненных циклов зависимого человека пытаются уловить различные гадалки, прорицатели, представители лженаук типа астрологии, и это им иногда удается…

Именно отсюда пошло выражение «бес кружит», и возникло понятие «кругов Ада» – Ад стал очевидным явлением реальной земной жизни, так же как и Царство Небесное приблизилось в жизнь из вытеснения в некий загробный Рай, став невидимым, но вполне постигаемым, актуальным и очевидным миром идейным:

– «И когда пойдете, проповедуйте и говорите: "близко Царство Небесное"». (Мф. 10:7) «… Царство Небесное силою берется, и прилагающие усилие овладевают им». (Мф. 11:12)

Два антагониста мира горнего: с одной стороны – цикличность, предопределенность и угнетенность деструктивной, греховной стези, и с другой – свобода, счастье (блаженство) пути противоположного – конструктивного, прямолинейного. Но как выглядит практически переход из одного в другое?

Мало стремиться и знать, нужно еще делать, идти.

Кроме новой системы ценностей, демонстрации свойств и законов греховности (деструктивности), Евангелия показывают и модель поведения – путь самого Иисуса Христа на Голгофу, и Его Воскресение, как практический выход из деструктивной обреченности, прорыв в жизнь новую, возрождение личности в новом конструктивном качестве.

Прежде всего, наверное, следует обратить внимание на неизбежную конфронтацию с обществом и толпой того, кто встал на путь к духовным, истинным ценностям:

– «…Если Меня гнали, и вас будут гнать…» (Ин. 15:20)

– «Блаженны изгнанные за правду, потому что их есть царство небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо награда ваша велика на небесах: так гнали пророков, бывших прежде вас». (Мф. 5:10-12) (здесь, опять же, «небеса» – это не физическое небо, а мир обратный физическому миру вообще, мир духовный, мир идей)

Вопреки расхожему мнению, христианская идея изначально «антидемократична», не является широкой столбовой дорогой для «всех» и для «большинства», а напротив, это учение личностно-ориентировано, противопоставляет человека обществу:

– «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». (Мф. 7:13-14)

Учение Иисуса Христа честно говорит, что дорога к обновлению, счастью лежит через страдания. Вариантов их избежать нет.

Встать на путь конфронтации с зависимостью, пойти к освобождению – это автоматически означает пережить все те этапы, которые показал Иисус на пути к Голгофе и Воскресению. Вначале мучительный выбор, с одной стороны – стремление избежать предстоящей «чаши», с другой – понимание, что избежать страданий невозможно, испить эту «чашу» страданий придется. Потом предательство ближайшего окружения, и конфронтация с социумом, ненависть и суд толпы («Распни Его!») – весь мир оборачивается против личности, решившей выйти на свободный прямолинейный путь. Далее – тяжкий «крест», страдания, Голгофа, моральная смерть старой личности, и результат, абсолютно гарантированная награда – Воскресение в новом качестве, как измененная, преображенная личность с переоцененными ценностями, с новым видением жизни, с реализацией творческого потенциала, с актуализацией любви и счастья.

Христос показывает, что толпа, институты государства и церкви, столкнувшись с любой новой идеей, встают на путь непримиримой борьбы, абсурдного злобного беснования. Видя своё бессилие перед идеей, общество, социум направляют все свои силы на уничтожение человека, представляющего эту идею. Подобный закон поведения встречается на каждом шагу – часто даже в спорах люди, не имея возможности бороться с идеей, как говорят, «переходят на личности». Это есть свойство материалистического мышления, плохо улавливающего идею и хорошо видящую перед собой физического «врага» – представителя этой идеи, не понимающего, что уничтожение носителя нисколько не уничтожает саму идею, и даже ее продвигает: «Истина рождает против  себя бурю, которая разбрасывает ее семена» (Р. Тагор).

В евангельском образе толпа символизирует не только толпу как таковую, ее беснование, в своём пределе переходящее в фашизм [8], но и систему ценностей этой толпы, ту отрицательную, разрушительную, животную идеологию, которую общество и воспитание навязало человеку. Конфронтация с этими деструктивными приоритетами, переоценка их (на религиозном языке – покаяние) и сопряжено с неизбежными нравственными страданиями. Физические страдания – ничто по сравнению с нравственными. Отличие их в том, что физические имеют свой болевой порог, а нравственные могут увеличиваться бесконечно, потому они несравнимы с физическими.

Мучения Иисуса Христа, или т. н. «страсти Христовы» – это в основном страдания нравственные. Такая экранизация «страстей» как нашумевший фильм Мела Гибсона, с его потоками крови, является, в сущности, профанацией Христова учения, пошлой материализацией духовного. Это не фильм о нравственном Воскресении, рождении новой личности, как представлено в Евангельском учении, а фильм о физической гибели, и, как водится у материалистов, всё это сопровождается намеками на какой-то мракобесный мистицизм. Материалист не видит идейных сущностей, он просто тупо редуцирует, переносит физические объекты в «горний» мир, только делая их  невидимыми, и снабжая магическими способностями, мистической непостижимой значимостью…

Значение учения Иисуса Христа как раз в том, что он вывел идейные, нравственные явления и законы из мистической непостижимости, приблизил их к очевидности и жизненному использованию («приблизилось Царство Небесное»). Любой человек получил доступ к счастью, хотя и сопряженный с неизбежными страданиями. Стала понятна разница между греховными деструктивными страданиями, которые бесконечно ритмически повторяются, и страданиями очищающими, «Голгофой» – эти мучения несоизмеримо больше, но одноразовы, барьер, после которого ждет неизбежная награда. За перевалом «Голгофы» происходит не оживление, как это понимают некоторые, старого человека, а свершается настоящее чудо – божественный акт сотворения человека нового, с новой системой ценностей, обновленной личностью, актуализацией в его жизни свободы, творчества, любви. И это чудо стало прижизненно доступно любому человеку…

Все дороги ведут в… Иерусалим?

Несмотря на то, что тут нет возможности охватить весь обширный ценностный спектр учения Иисуса Христа, тем не менее, представленного трехуровневого подхода достаточно, чтобы научиться отделять зерна Христова учения, его системное ядро, от плевел последующих наслоений, паразитов, которые, зачастую, и пытаются выдать себя за христианство, на самом уводя человека от основной идеи Христа: путь к счастью через обновление системы ценностей, реальное покаяние и преображение. Конечно, в самом Евангелии, Его учение изложено довольно беспорядочно, бессистемно – возможно, два тысячелетия назад в этом и не было такой уж нужды, как сейчас, когда стало так трудно разобраться в межрелигиозной и межконфессиональной какофонии. Системный поход дает «нить Ариадны», позволяющую современному человеку выбраться из существующего лабиринта и разноголосицы.

Некоторые прогнозисты говорят, что человечество, как кролик в пасть к удаву, вползает в ту или иную глобальную катастрофу. Но оснований для паники нет, ведь одновременно готовится и спасение – растет понимание сути евангельского учения, причем не всегда это происходит только со стороны религии. Иисус Христос как бы запустил «бумеранг», описавший траекторию длиною в два тысячелетия, и возвращающийся в виде реинкарнации Его учения в совершенно новом, неожиданном свете современного знания – это и есть много где предсказанное «Второе Пришествие».

Удивительным, на первый взгляд, совпадением является то, что психология в результате своего бурного развития, естественным путем пришла к трехуровневому подходу к психике человека, явно перекликающемуся с такими же тремя уровнями Иисусова учения: поведенческий, рациональный и эмоциональный (оценочный). Например, именно с этих трех сторон подходит излечению неврозов современный метод – т. н. «Личностно-ориентированная реконструктивная психотерапия».[9]

Родившийся недавно идеоанализ [7], полностью избавившись от материальной составляющей «психики», переформулировал поведенческий, рациональный и эмоциональный (оценочный) эти уровни в субъективный, объективный и относительный соответственно. И также, как и в учении Иисуса Христа, в идеоанализе на субъективном уровне происходит поведенческое научение (в Евангелии – собственный путь Христа, Голгофа-Крест-Воскресение); на объективном уровне – рациональная конфронтация с тенденциозностью, деструктивностью мышления (в Евангелии – конфронтация с греховной зависимостью, «рабством»); на относительном уровне – переоценка ценностей (в Евангелии – пересмотр системы ценностей в сторону духовных приоритетов, актуализация стремления к блаженству, счастью).

Поразительно то, что при разработке идеоанализа никто себе задачи следовать той или иной религиозной доктрине не ставил. Параллелизм обнаружился постфактум, уже после разработки метода, который в итоге стал научной интерпретацией фундаментальной христианской идеи, как оказалось, ставя те же задачи, действующий теми же инструментами, что заложены и в учении Христа. Получается, что Иисус Христос как бы «запрограммировал» расхождение на три ипостаси религии, науки и искусства, одновременно заложив и потенциал их последующего неэклектического схождения, которое мы и наблюдаем, в частности, на примере научно-религиозного параллелизма в том же идеоанализе. И это, судя по всему, только начало объединительного процесса, формирования нового универсального понимания и языка после длительного вавилонского разноязычия.

То, что наука уже решает то же, что и религия – проблему разрушительности (греховности), говорит о том, что с этой проблемой будет покончено, недалек конец деструктивного периода бурной духовной эволюции человека, обозначенного когда-то Иисусом Христом так обреченно:

– «…Я принес не мир, но меч» (Мф. 10:34).

Сейчас трудно даже себе представить, как будет выглядеть общество без «меча», когда начнется золотой век, жизнь без разрушительности, где не будет унылого кружения на одном и том же месте, зацикленного наступания на одни те же грабли одних и тех же несчастий. Наверное, новое только тогда истинно новое, что его никаким образом не предусмотреть, не вывести из старого, потому-то отсюда и не видно, каков он, этот «Небесный Иерусалим», образ будущего «Рая на земле» из Апокалипсиса – общество свободы, творчества и любви. Однако можно твердо сказать, что дорога туда просматривается достаточно отчетливо, и она необратима. Нас вскоре ждет то, чего не было никогда – всеобщее Воскресение…

Юрий Кузнецов, 2007.

777@ideo.ru

 

Список рекомендуемой литературы:

1) Аванесов С. С. Философия религии: Курс лекций. Томск, 2003.

2) Анисимов С. Ф. Духовные ценности: производство и потребление. M., 1988.

3) Анохин П. К. Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем. М., 1971.

4) Выжлецов Г. П. Аксиология культуры. СПб.,1996.

5) Возникновение христианства. // История древнего мира. / Под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. Изд. 3-е, исправленное и дополненное. М., 1989. С. 151-168.

6) Каган М. С. Философская теория ценности. СПб., 1997.

7) Кузнецов Ю. В. Идеоанализ // Популярная психология. 2006. №14. С. 68-73.

8) Кузнецов Ю. В. Любовь победит фашизм. // Московские новости. 2006. №41. С. 31.

9) Личностно - ориентированная (реконструктивная) психотерапия Карвасарского, Исуриной, Ташлыкова. // Психотерапевтическая энциклопедия. / Под ред. Б. Д. Карвасарского. СПб., 2000, С. 322-331.

10) Макейчик А. А. Аксиология: Монография. СПб. 2004.

11) Мень А. Заповеди Блаженства // Наука и религия. 1995. № 5. С. 43-48.

12) Толстой Л. Н. Четвероевангелие: Соединение и перевод четырех Евангелий. // Серия: Антология мысли. М., 2001.