Что значит "быть лютеранином"?

Что значит "быть лютеранином"?

Что значит "быть лютеранином"?

Германн Зассе

Что же значит - "быть лютеранином"?

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос в рамках данной книги, нам хочется сразу оговориться, что слова "лютеранский", "лютеранская", "лютеранское" и т.п., мы используем как название, которым пользуется церковь, стремясь идентифицировать себя. В нашей книге не следует воспринимать указанные термины так, как будто они обозначают конфессиональную принадлежность каких-то отдельных личностей. Для нас совершенно неважно, кем называет себя тот, или иной человек - будь он простым прихожанином или епископом, профессором теологии или пастором, человеком, признанным в публичном служении или никому не известной личностью, называет ли он себя лютеранином, имеет ли он право делать это, осознает ли он то, что говорит, или же он вообще не имеет ввиду ничего подобного. Нас не интересует даже - можно ли сказать, что какие-то исторические личности являются лютеранами, и насколько это справедливо. Оставались ли, например, Лессинг, Гете, Гегель, Бисмарк и другие известные исторические личности, получившие крещение в Лютеранской церкви и воспитанные на лютеранских традициях, приверженцами Лютеранства в своей дальнейшей жизни и работе, и если да, то в какой степени? Оказал ли тот факт, что их семьи на протяжении многих поколений принадлежали лютеранской церкви, влияние на их жизнь и деятельность - и если да, то насколько сильным является это влияние? Можем ли мы говорить о специфическом типе "человека-лютеранина" с точки зрения неоспоримой зависимости между образом жизни человека и исповедальными традициями его церкви, и если да, то насколько это справедливо? Все эти важные и интересные вопросы мы не будем затрагивать в данной книге.

Потому что наш вопрос, - "что значит быть лютеранином?", - не отождествляется ни с часто возникающей проблемой определения сущности Лютеранства, как одного из крупнейших конфессиональных проявлений Христианства, ни с определением влияния, оказанного на западный мир этой разновидностью христианской веры, жизни и образа мышления. Нам хорошо известно значение данной проблемы, являющейся важным вопросом как истории церкви, так и общей истории культуры. Тем не менее, нам следовало бы воздержаться от ее обсуждения здесь, даже если бы мы и могли добавить что-нибудь существенное к уже написанному об этом в прошлом. "Лютеранство" - это отвлеченное, общее понятие, относящееся к философии религии. Характер Лютеранства определяется научно. И из самой сущности данного вопроса следует, что различные истолкователи философии религии - историки и философы различных школ и течений, теологи различных общин - дадут на этот вопрос различные ответы. Даже теологи, называющие себя лютеранами, не всегда согласны между собой в определении природы настоящего Лютеранства. Само по себе "Лютеранство" не дает ответа на этот вопрос. Лютеранство не может ответить человеку, стремящемуся к познанию его сущности, так как оно является лишь бессловесной идеей. Однако, когда мы задаем аналогичный вопрос о лютеранской церкви, дело принимает совершенно другой оборот. Евангелическая Лютеранская церковь - это не идея и не какое-то абстрактное представление. Она является реальностью. Она не бессловесна. Ибо она не была бы церковью, если бы не засвидетельствовала и не продолжала бы свидетельствовать о том, что же, собственно, такое - лютеранская церковь.

Именно по этой причине мы используем здесь слова "лютеранский", "лютеранская", "лютеранское", в качестве названия, которое церковь применяет для определения своей сущности. Когда мы спрашиваем какова сущность лютеранского Христианства и какое влияние оно оказало на мир; когда мы поднимаем такие вопросы, как: оказала ли какая-нибудь философская система - например философия Канта, или Гегеля - какое-нибудь влияние на Лютеранство; и когда мы интересуемся - имеют ли приверженцы какой-либо конкретной теологической школы или течения право именовать себя "лютеранскими" - мы неизменно получаем множество самых противоречивых ответов. Потому что в наши дни существуют теологи, которые упорно отрицают учение Лютера о Святом причастии и при этом столь же упорно претендуют на то, что их теология называется "лютеранской". Этому невозможно воспрепятствовать. В таких случаях термины "лютеранский", "лютеранская" и "лютеранское" никак не могут быть защищены от неверного употребления. Фактически, только в одном случае, а именно - когда мы говорим о лютеранской церкви - эти термины обретают единственно верное и недвусмысленное значение. Потому что тогда мы перестаем зависеть от исторических гипотез или теологических теорий, но опираемся на то, что говорит сама церковь с которой мы имеем дело. Конечно, даже при этом возможна ситуация, когда заявления лютеранской церкви понимаются и истолковываются по-разному, однако, в таком случае по крайней мере обеспечивается устойчивый базис для достижения какого-то соглашения. В то же время, вопрос: "что значит быть лютеранином?" возник в области исключительно академических дискуссий и перешел в область ни с чем не сравнимых реалий.

Вопрос о сущности Лютеранской церкви не только один из самых насущных вопросов, обсуждаемых в современной Германии. В настоящее время он имеет значение как для Германии, так и для всех частей мира, где существуют лютеране и лютеранские общины. Что такое лютеранская церковь? Данный вопрос возникает во всех странах, где существует Лютеранство. Во многих странах этот вопрос связан с еще одной проблемой: следует ли по-прежнему терпимо относиться к лютеранской церкви? Лютеране, живущие в скандинавских странах, где практически все население на протяжении четырех веков принадлежало к Евангелической Лютеранской церкви и где связи, объединяющие церковь и государство кажутся нерушимыми, с трудом могут представить себе положение своих лютеранских братьев, скажем, в Пруссии, где Лютеранская церковь вынуждена была столетиями бороться за свое существование с могущественным государством. И кто из живущих в таких странах, как Соединенные Штаты Америки, где взаимная терпимость является чем-то само собой разумеющимся, может представить себе трудности нашей церкви в тех странах, где был обновлен принцип: cuius regio eius religio и где наши братья по вере встречают противодействие, подобное тому, с которым лютеране сталкивались во времена контрреформации, или которое испытывали на себе христиане древней церкви - вплоть до решительного non licet esse vos? Пусть никто не впадает в заблуждение по поводу серьезности переживаемого в настоящее время периода как для общей истории, так и для истории церкви! Дни "само собой разумеющейся" терпимости, дни стабильного и спокойного существования церквей уже подходят к концу во многих частях света. И возвращаются времена древней церкви и Реформации, дни исполнения пророчеств Господних: "И поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства пред ними и язычниками". В этих обстоятельствах хорошо бы всемирной Лютеранской церкви своевременно обратить внимание на то, что исповедание чистой доктрины выражено библейской фразой: "Буду говорить об откровениях Твоих пред царями, и не постыжусь". Сегодня снова, как и четыреста лет назад, наша церковь должна отвечать на вопрос, возникающий в мире: "Что значит быть лютеранином?" светлым и ликующим исповеданием своей веры.

Чтобы показать, как положение церкви в стране может со временем измениться, мы сошлемся на перемены, произошедшие на родине Реформации. Лютеранское учение утвердилось в трудной борьбе. После того как Лютер и его последователи отошли от Римской Католической церкви, был издан имперский закон - Вормский вердикт 1521 года - который представлял собой не только смертный приговор Реформатору (а этот закон никто и никогда не отменял), но являлся указом, направленным на полное искоренение лютеранского учения. Однако, этот закон оказался неисполнимым. Немецкий народ отказался предать учение Лютера. "Ваше величество, - сказал маркграф Георг Исповедник (Георг Брандербургский), один из сторонников Реформации, подписавших Аугсбургское Исповедание, когда император Карл V потребовал, чтобы протестантские князья приняли участие в проведении праздника Тела Христова в Аугсбургском Соборе, - я скорее встану на колени на этом самом месте, для того, чтобы мне отрубили голову, чем предам Слово Божье".

Когда, спустя восемнадцать лет, евангелисты потерпели поражение, и император поставил условием Аугсбургского перемирия 1548 года возвращение немецкого народа в лоно Римской Католической церкви, когда евангелическое духовенство было изгнано, и вновь была установлена католическая церковная служба - живая вера и искреннее исповедание евангелического народа оказались именно тем, обо что разбилась власть императора. В то время немецкий народ был глубоко заинтересован в лютеранском исповедании. И по этой причине при заключении Религиозного мира в Аугсбурге в 1555 г. имела место столь искренняя заинтересованность в обеспечении терпимости. Таким образом, Евангелическая Лютеранская церковь, претерпев реорганизацию в северных странах и став церковью скандинавских народов, наконец обрела законное признание также и в Германии. Около семидесяти процентов немецкого населения исповедовали в то время евангельскую веру и, поскольку около двадцати процентов населения было анабаптистами или членами каких-то родственных анабаптистам группировок, только десять процентов всего населения сохраняло верность папе. Это численное соотношение не было изменено до контр-реформации. Но начиная с 1555 года церковь Аугсбургского исповедания получила статус церкви, которая, наряду с Римской Католической церковью, имела право на существование в Германии. Это законное признание было подкреплено Вестфальским миром, по окончании Тридцатилетней войны, и одновременно распространено на Реформатскую церковь. Начиная с этого времени Лютеранская церковь в Германии жила под защитой гражданского закона и этот ее законный статус пережил падение старой империи Наполеоновской эпохи. Ибо наиболее важные положения старого имперского канона, отмененного в 1806 г., просуществовали в течение всего девятнадцатого века, по крайней мере на большей части бывшей имперской территории - в церковных законах немецких государств.

Однако, этот законный статус Евангелической Лютеранской церкви был нарушен в самом начале проникновения Кальвинизма в Германию. Реформатская церковь завоевала не менее, чем двадцать-четыре немецкие области, которые до того времени были лютеранскими - начиная с момента отсоединения Палатината, до начала Тридцатилетней войны. Формула Согласия 1577 года по прежнему объединяла подавляющее большинство немецкого народа, поскольку эти люди были отделены от папы и организованы в единую церковь, хотя и разделенную на большое количество областных церквей, но несомненно единую по своему исповеданию. Формы служения также были везде одинаковыми. Они обладали чертами богатого литургического наследства, сохраненного лютеранством в очищенной и обновленной католической мессе. Такое служение, по всей вероятности, имеет свою наиболее чистую форму в современной шведской церкви.

Это роскошное служение с еженедельными проповедями (или даже ежедневными молитвенными службами в городских церквях), с гимнами, которые община поет по памяти, с украшенным алтарем, с уважительным отношением к Таинствам Алтаря, которые истолковываются в строгом соответствии с лютеранской доктриной, с крещением, проводимым по старой традиции, в соответствии с лютеровскими рекомендациями, включая произносимые при этом словесные формулы, и с частной исповедью - все это характеризовало старые лютеранские церковные нормы и отличало их, даже внешне, от Реформатских церквей Запада. По причинам, которые мы обсудим позже, Кальвин и Реформатские церкви рассматривают Лютеранскую церковь Германии и Скандинавских стран, как часть Евангелической церкви, которая прошла только половину пути в отходе от Католицизма, и которой нужно помочь в преодолении остатка этого пути, прибегнув к Женевской Реформации. Это помогает объяснить - почему обращение лютеранских князей в реформатскую веру всегда сопровождалось попыткой сделать области, которыми они владели - территориями Реформатской церкви. Впрочем, политические соображения и цели, которые превосходящий по своему культурному развитию Запад преследовал в Германии, частично обусловливают эти изменения, наряду со случаями искреннего обращения в реформатскую веру. Именно этим обстоятельством объясняются известные нам, например из жизни Паула Герхардта, серьезнейшие противоречия между Лютеранской и Реформатской церквями, имевшие место в семнадцатом веке. Нигде лютеране не противостояли кальвинистскому влиянию так долго, как в Бранденбурге, в Пруссии, где Лютеранской церкви сравнительно долго удавалось сохранять себя в нетронутом виде. Власть княжеских семейств была слишком сильна. Судьба Лютеранской церкви в Бранденбурге иллюстрируется данной серией объективных дат:

1613 - обращение Иоанна Сигизмунда в Реформатскую веру;

1619 - назначение реформатских теологов на теологический факультет Государственного университета во Франкфурте на Одре;

1656 - запрет на использование Формулы Согласия для посвящения в духовный сан;

1662 - запрет на учебу в Виттенберге;

1664 - запрет на критику духовной политики курфюрста;

1707 - создание первой униатской церкви;

1736 - запрещение лютеранской литургии;

1808 - поражение в правах руководства Лютеранской и Реформатской церквей и переход духовного лидерства к государству;

1812 - закрытие университета в Виттенберге и сооружение первого памятника Лютеру в Виттенберге;

1815 - передача Виттенберга Пруссии;

1830 - начало борьбы Силезской церкви;

1922 - учреждение Федерации Немецкой Евангелической Церкви, под главенством Пруссии;

1933 - преобразование Федерации в Немецкую Евангелическую Церковь.

Очевидно, что для Евангелической Лютеранской Церкви Германии все это вылилось в постепенную потерю обширных областей, некогда приверженных Реформации. Дома Божьи, с кафедр которых впервые прозвучала весть о Реформации, старые евангелические церкви Виттенберга и Торгау, Эйслебена и Эрфурта, Магдебурга и Наумбурга не принадлежали Лютеранской церкви длительное время, даже в тех случаях, когда отдельным общинам разрешалось сохранить конфессиональные стандарты. В наши дни в штате Айова лютеранских церквей больше, чем в Саксонии, к которой относятся все перечисленные выше города. Даже алтарь городской церкви в Виттенберге, где Святое причастие впервые проводилось так, как этому учит наш Катехизис, не принадлежит более Лютеранской церкви. Члены Реформатской церкви регулярно допускаются к нему и никто не может возразить, когда служитель преподносит кальвинистскую интерпретацию Святого Причастия. Когда паломники из лютеранских церквей со всего мира, из Скандинавских и Балтийских стран, из Америки и Австралии, приезжают в города, ассоциирующиеся с деятельностью Лютера, они вступают на землю совершенно чуждой и незнакомой им церкви. Это церковь, которая превозносит Лютера высокомерными и порой даже нелепыми словами, которая выстроила памятники и музеи в его честь, которая окружает его память сыновней любовью, и которая даже использует его Катехизис... но все это с оговоркой, что Катехизис Хейделберга также является очень хорошей маленькой книжкой и что, в конечном счете, неважно - чей Катехизис использовать, потому что вообще дело не в чистой доктрине. То, что чистая доктрина - в том виде, в каком ее представлял себе Лютер - не имеет особого значения, и что жизнь важнее чем учение, а "живая" набожность важнее, чем "мертвая" догма - является "великим открытием", которое, как полагают многие прусаки и не только прусаки, представляет собой большой шаг вперед, по сравнению с Реформацией. Для распространения такой точки зрения были учреждены целые теологические факультеты, - например, такие, как Берлинский и Боннский. И духовенство и общины были так основательно "пропитаны" этим воззрением, что в человеческих умах не осталось более никакого сомнения в его истинности.

Говоря это, мы предполагаем, что такое неестественное смешение конфессий и стирание конфессиональных границ в немецких церковных союзах не было обусловлено никакой внутрицерковной необходимостью. Подобная тенденция существовала в некоторых самых маленьких областях, например - герцогство Нассау, образованное в 1806 году путем объединения двадцати пяти областей. Хотя такое внутреннее давление, порожденное конфессиональным делением, нисколько не оправдывает ложного союза, нетрудно понять все же, как поколение, безразличное к учению, могло бы использовать его для своего оправдания. Но даже это оправдание не действует в случае с Пруссией. Во время образования Прусской Унии Лютеранская церковь Пруссии состояла из 7000 общин. Кроме них существовало только 125 немецких Реформатских церквей, большинство которых располагалось в Рейне, и тридцать пять французских Реформатских церквей. Поскольку большинство из Реформатских общин остались неизменными после образования Унии, "единственный практический результат образования Унии в восточных областях, - как пишет об этом доктор Отто Дибелиус, - состоял в том, что лютеранские церкви не называли себя более лютеранскими, и, как следствие, вскоре перестали ощущать себя таковыми".

Следует иметь ввиду, конечно, что от первоначального плана слияния Лютеранской и Реформатской церквей в "возрожденную Евангелическую Христианскую церковь" и затем, по мере продолжения этого слияния, постепенного перехода к единому исповеданию, пришлось отказаться, когда во время празднования трехсотлетней годовщины Аугсбургского исповедания в 1830 г., лютеране Бреслау (Breslau), верные своему исповеданию, воспрепятствовали попытке завершить создание унии, начатое тридцать лет назад. Поэтому уния была официально видоизменена следующим образом: "Сия Уния не предполагает и не означает отказа от прежних вероисповеданий, равно как не упраздняет вероисповедальных книг, используемых двумя евангелическими общинами до сих пор. Согласие, достигнутое в данной Унии, заключается только в выражении духа умеренности и благотворительности, которые не позволяют более отдельным различиям в вероисповедании служить основанием для отказа от внешнего духовного содружества между общинами". Поскольку попытка Главного Синода прийти к согласию между двумя конфессиями в 1846 году оказалась неудачной и после этого более не повторялась, приведенное выше определение Унии действует в Пруссии и по сей день. Другие немецкие государства тем временем отбросили конфессиональные различия и приняли объединенные исповедания. Этим объясняется тот факт, что Лютеранское Аугсбургское Исповедание и Краткий Катехизис Лютера до сих пор используются в качестве официальных источников для наставления молодежи в большинстве общин Прусской церкви, и что, несмотря на это, общины не знают ни того, что они лютеранские, ни того, в чем состоял различия между Лютеранской и Реформатской конфессиями. Единое церковное руководство и обучение всех теологов "евангелической" теологии, не отражающей конфессиональных различий, позаботилось об этом. Таким образом, настоящая Лютеранская церковь прекратила свое существование на большей части протестантской Германии с начала девятнадцатого столетия, и Лютеранство стало не более, чем "школой" или внутренней "тенденцией" "евангелической" церкви, включающей в себя как Лютеранство, так и Реформатство. Вплоть до восемнадцатого столетия Евангелическая Лютеранская церковь в Германии называлась просто "Евангелической церковью". После Шлейермахера слова "евангелическая" и "протестантская" использовались как синонимы. И, примерно с 1846 года, когда немцы говорят о "Немецкой Евангелической церкви" - они обычно имеют ввиду смесь всех государственных церквей: Лютеранской, Реформатской и Униатской. В это же время - особенно начиная с революционного 1848 года, с его жарким стремлением к объединению Германской империи, что было, наконец, реализовано в 1871 году - появилась надежда, что, как Лютеранские и Реформатские общины образовали единую евангелическую церковь в Пруссии, так же Лютеранские, Реформатские и Униатские государственные церкви всей Германии могут слиться в полностью единую Немецкую Евангелическую церковь.

В противовес всем этим объединениям и планам дальнейшего объединения, с 1830 г. начало набирать силу и возрождаться Лютеранство. Объединения 1817-го и последующих годов стали возможными не только потому, что доктринальные устои церкви подкапывались пиетизмом и просвещением, но и потому, что, наряду с этим, было разрушено понимание конфессиональных различий. Тем не менее, предупреждение Клауса Хармса, прозвучавшее в его тезисах, написанных в 1817 г. и подготовленных к трехсотлетней годовщине появления тезисов Лютера, было понято, по крайней мере - хоть отчасти: "Лютеранская Церковь подобна сейчас бедной девице, которую делают богатой, выдавая замуж. Не проводите этой церемонии на костях Лютера! Иначе они оживут и тогда горе вам!" Лютер снова ожил - не в униатских, но в тех государственных церквях, которые остались лютеранскими. Подобно Католицизму в теологии Мехлера и духовной полемике в Кёльне, Англиканству в Трактарианстве, Реформатской церкви во время Раскола 1843 г. в Шотландии и т.п., Лютеранство - примерно в 1830 г., после всплеска Просвещения, пережило обновление идеи церкви в новом открытии лютеранского вероисповедания. Героическая борьба Силезских лютеран за церковь Аугсбургского исповедания в Пруссии (1830-1840 г.г.), приведшая к учреждению первой в Германии Лютеранской церкви, свободной от государственного контроля, является наиболее известной вехой великой истории нового пробуждения лютеранского сознания, продолжавшегося до 1866 года. В течение жизни этого поколения Лютеранская церковь Германии была спасена. Конечно, изменить то что уже сделано, было невозможно, но распространение Прусской Унии и церковных объединений юго-восточной Германии на оставшуюся часть Германии было успешно предотвращено. Когда, в 1866 году, множество немецких территорий, на которых располагались лютеранские государственные церкви, были присоединены к Пруссии, конфессиональное сознание, весьма существенно выросшее и окрепшее к тому времени, предотвратило растворение этих церквей в Прусской Унии.

Для сохранения Лютеранства - в 1868 году была организована Всеобщая Евангелическая Лютеранская конференция и, поскольку скандинавские теологи также присоединились к этой конференции, ее следует рассматривать, как начало экуменического движения в мировом Лютеранстве. На первой сессии конференции выступил Клиефоф, со своим знаменитым обращением на тему: "Что требуют семь положений Аугсбургского исповедания от политики Евангелической Лютеранской церкви?" В этом обращении он провозгласил, что подчинение лютеранских общин и пасторов униатскому церковному правительству противоречит лютеранским конфессиональным стандартам. Серьезность этой проблемы для лютеранской церкви была ясно отражена в прошении, которое президент Всеобщей Евангелической Лютеранской конференции, Адольф Харлесс, являвшийся в то время также президентом Мюнхенской высшей консистории, представил канцлеру Бисмарку 25 ноября 1870 года. Ссылаясь на тот факт, что ни одна реорганизация общественных отношений в Германии, вплоть до Венского акта о конфедерации, не "вспоминает о исконных христианских общинах Германии и не гарантирует им законного существования", он просит, чтобы, пользуясь тем, что Германия находится в состоянии пересмотра своей конституции, "такое законное право на существование было утверждено, и чтобы христианским церквям, которые до сего времени были признаны в Германии, а следовательно и Евангелической Лютеранской церкви также, были даны новые гарантии их положения на немецких землях". Это прошение было основано на "мрачном предчувствии", порожденном тем, что пережила церковь в девятнадцатом столетии - предчувствии о том, что "в ближайшем будущем не исключено, что множество лютеранских церквей Германии будут постепенно, - область за областью, - лишаться законного права существования, в результате чего лютеранская церковь превратится в сепаратистскую секту". Канцлер даже не удостоил данную петицию своим ответом. На эту просьбу просто не обратили внимания. Новая имперская конституция не содержала никаких положений, касающихся церковного закона, но была посвящена решению проблем, связанных с отношениями церкви и государства в отдельных княжествах.

В этих отдельных областях империи лютеранские церкви, поскольку они существовали еще до 1870 г., были официально признаны. Даже после революции 1918 г. и в рамках Немецкой Евангелической Церковной Федерации 1922 г., лютеранские государственные церкви формально считались конфессиональными церквями. Только во время Народной Социалистической революции 1933 г. это положение было изменено. Независимость областей была отменена, и их суверенные права были переданы Империи. В процессе революции Народная Социалистическая партия также требовала преобразования Церковной Федерации в отдельную, объединенную церковь. Это требование было несовместимо с вероисповеданием лютеранской церкви. Потому что "Немецкая Евангелическая церковь", признающая равенство лютеранского, реформатского и различных униатских вероисповеданий, вступает в противоречие с учением Аугсбургского Исповедания, из которого вытекает, что согласие между учением Евангелия и проведением Таинств Алтаря является единственным и обязательным условием, необходимым для заключения церковного союза. Тем не менее, 11 июля 1933 г. конституция новой имперской церкви была подписана. Только церковные историки будущего смогут объяснить нам - почему это произошло. Достаточно сказать, что с того времени Немецкая империя более не признает лютеранскую церковь в истинном смысле этого слова, за исключением бесчисленного множества очень маленьких свободных церквей. В глазах Империи существует только две церкви: Римская католическая и "Немецкая Евангелическая". Последняя представляет собой объединение столь большого множества различных конфессий, что едва ли возможно их перечислить. Что же касается Аугсбургского исповедания, оно вообще не упоминается более в новой конституции. Немецкая империя не признает больше его существования. В лучшем случае - оно может еще действовать внутри церкви. Но государственная позиция по этому вопросу заключается в том, что все протестанты, которые платят налоги евангелическим государственным церквям - независимо от того, во что они веруют - признаются полноправными членами "Немецкой Евангелической церкви".

Противоречия современной немецкой церкви, подробности которых мы не будем обсуждать здесь, выросли из данной ситуации. Один из очень важных вопросов, поставленных при этом на карту, заключается в том, может ли Евангелическая Лютеранская церковь продолжать свое существование в Германии, и если да, то в какой форме. Государство не хочет иметь явно выраженных конфессиональных церквей. Оно не позволит существовать конфессиональным церквям, которые являются более крупными, по сравнению со свободными церквями. В этом отношении так называемые "немецкие христиане" беспрекословно исполняют пожелания государства и партии. Внутри так называемого "Конфессионального Фронта" существует очень сильное униатское крыло, руководство которого находится в руках Бартовской школы, и которое действует в интересах имперской церкви с новым униатским вероисповеданием. Возрастающие количественно немецкие лютеране (некоторые из которых принадлежат униатским церквям), наученные на опыте прошлого - особенно совсем недавнего прошлого - и направляемые лютеранскими епископами Баварии, Вюртенберга и Ганновера, борются за учреждение в Германии лютеранской церкви, которая была бы верна своей конфессии. Насколько успешными окажутся их попытки - предсказать невозможно, учитывая чрезвычайные трудности, с которыми им предстоит столкнуться. Мы стоим перед возможностью, на которую ссылается Харлесс в, уже цитируемом нами, письме к Бисмарку: "Только с глубочайшей печалью можно наблюдать за тем, как традиции и богатство мысли лютеранской церкви, являвшиеся лучшим плодом и благороднейшим украшением жизни Германии, были бесцеремонным образом вытеснены из этой страны". Перед лицом данной угрозы - т.е. возможности того, что история нашей церкви в Германии завершается - немецкое Лютеранство начало вновь объединяться вокруг конфессии Реформации и научилось молиться с обновленной искренностью словами лютеровского гимна: "Господь, дай нам устоять в Слове Твоем!"

Это проливает свет на вопрос о том, почему проблема сущности лютеранской церкви стало столь беспрецедентной в Германии, особенно среди государственных деятелей и социологов. В других странах в настоящий момент это (пока еще) не совсем так. Но так будет. И в других странах основы и право существования лютеранской церкви также будут подвергнуты сомнению. И тогда, в духе Аугсбургского исповедания, она будет вынуждена встать пред властями и правителями мира сего с жизнеутверждающим и открытым исповеданием своей веры: "Буду говорить об откровениях Твоих пред царями, и не постыжусь".

Так пусть же учатся лютеране других стран, все еще живущие в мире и имеющие свои церкви - на опыте братских церквей, отчаянно борющихся за свое существование. Именно для этого мы кратко описали развитие данного конфликта в Германии. Аналогичные примеры можно привести из истории многих других европейских народов. Движение за объединение церквей, в котором на протяжении жизни следующего поколения, возможно, будет достигнут существенный прогресс, будет вынуждать лютеранские церкви снова и снова объяснять - почему они не хотят отказаться от своего конфессионально независимого существования. Как часто наша церковь на протяжении последних четырех столетий вынуждена была отвечать на этот вопрос! Как часто ее упрекали за "отсутствие стремления к установлению братских отношений", за "сектантский дух", за "вынашивание идеи злобного сепаратизма"! Так будем же мы способны отстаивать свои позиции всякий раз, когда этого требуют обстоятельства, с той же мужественной верой, которая отличала отцов нашей Реформации. Если мы отстаиваем доктрину об оправдании грешников sola gratia, sola fide, то на карту ставится не какая-то догматическая особенность (просто этакая "характерная черта") деноминации, но положение, от которого "не допустимы никакие отступления, даже если небо, земля и все сущее на ней погибнет". Не только церковь нашего вероисповедания, но вся Церковь Христова живет в соответствии с этим положением. Следовательно, мы не можем сослужить всей христианской церкви на земле, а значит и христианам других общин, которые не совсем понимают нас сегодня, лучшей службы, чем проповедь этой доктрины во всей ее чистоте и ясности. В самом деле, это самый большой вклад, который можно сделать в истинное объединение разделенного Христианского мира, как говорит вслед за Лютером Формула Согласия: "Ежели только одно это положение сохраняется в чистоте, христианская церковь также остается чистой, гармоничной и свободной от всех сект. Однако, ежели это положение не сохраняется в чистоте, то невозможно противостоять никакой ошибке и никакому духу фанатизма".

Придет время, когда лютеранам всего мира нужно будет осознать всю глубину данных слов. Этот час придет тогда, когда мир и другие общины спросят их: "Что же значит - 'быть лютеранином'?"

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://skatarina.ru