Культура языков коренного населения ХМАО

Культура языков коренного населения ХМАО

 

         Ханты и манси, народы угорской языковой подгруппы, являются ближайшими родственниками венгров, переселившихся с XIII в. с Южного Приуралья на запад.

         Традиционное хозяйство хантов и манси в прошлом было основано на рыболовстве и охоте; довольно существенную роль играл сбор кедрового ореха. В целом такой же тип хозяйства характерен для их соседей - селькупов, а также для кетов - небольшой народности, живущей по среднему течению Енисея.

         Материальная культура хантов и манси характеризуется сочетанием разнообразных по своему составу элементов. Летним жилищем им раньше служил берестяной чум, зимним - четырехугольная юрта срубного типа, сходная с алтайской (те и другие отапливались камельком), а у некоторых групп хантов - землянка. Зимняя одежда, особенно у северных групп, состояла из малицы (одевалась мехом внутрь) и парки (мехом наружу). Женщины носили сходную с рубахой народов Поволжья длинную туникообразную рубашку с вышивкой. Была распространена также халатообразная верхняя одежда, запахивающаяся налево, с поясом.

         В транспортных целях северные группы этих народов использовали оленей, большинство же хантов и манси - ездовых собак.

         Основа питания хантов и манси - рыба. Некоторые группы их знали земледелие, держали коров, лошадей, что влияло на традиционную пищу.

         До вхождения в состав России и некоторое время после этого основу общественного строя хантов и манси составляли патриархально-родовые отношения, переходящие к классовым. Ханты и манси были обращены в православие, но сохранили прежние промысловые культы и шаманизм. В фольклоре, как и у соседних народов, преобладали героические сказания о богатырях, которые исполнялись под аккомпанемент щипковых инструментов. Высокое развитие получило изготовление предметов утвари из дерева и бересты.

         Материальная культура селькупов и кетов была весьма сходна с культурой некоторых групп хантов и манси. В хозяйстве кетов более видную роль играла охота; в отличие от хантов и манси они почти не практиковали подледный лов рыбы.

         Летом они кочевали в больших крытых лодках, пользуясь парусом и веслами. По уровню своего социально-культурного развития они несколько отставали от хантов и манси. Это выразилось, в частности, в сильном развитии у селькупов шаманизма, а также большем сохранении тотемизма (почитание каких-либо животных). Особенно был распространен культ медведя: убив его, они устраивали праздник, лишь длившийся несколько дней.

         Материальная культура ненцев, а также энцев и нгасан, была приспособлена к кочевому быту. Жилищем служил конический чум с остовом из шестов, крытый оленьим шкурами, иногда берестой. Посередине чума располагался открытый очаг, который позже стали заменять железной печкой.

         Одежда ненцев - глухая малица с капюшоном - надевалась на голое тело мехом внутрь; зимой, особенно при езде на оленях, поверх ее носили совяк - мехом наружу; обувью служили меховые сапоги - пимы.

         Передвигались на нартах, в которые запрягались веером несколько оленей. Основная пища - оленье мясо, в меньшей степени рыба, употреблявшаяся нередко в замороженном виде. Питание и существенное  место занимала дичь, а также грибы и ягоды.

         В начале XX века ненцы находились на стадии разложения патриархально-родового строя, среди них шло выделение богатых оленеводов. Сохранялась родовая эклогами (запрет браков с сородичами), многоженство, калым и отработка за жену. В религии важную роль играли различные промысловые культы (с особенным почитанием медведя) и шаманизм, в фольклоре - песенные сказания о богатырях.

         Лесные ненцы называют себя “нещан”, то есть “человек”, тундровые ненцы называют их иначе: пяк-хасава ( пя - дерево, хасава - человек)[1]. По некоторым данным, селькупы называют лесных ненцев “хандаярами”. Сами же лесные ненцы тундровых называют “люди с другой страны”.

         Язык ненцев - и лесных, и тундровых, - относят к самодийской группе, в которую еще входят селькупский, нгасанский, энецкий языки, составляющие северно-самодийскую подгруппу.

         В XVI - XVII в.в. русские, начав освоение земель по рекам Обь и Таз, впервые столкнулись с лесными ненцами.

         Первые материалы по языку  ненцев на подлинно научной основе были собраны финским ученым Александром Христиановичем Кастреном в 40-50 г.г. прошлого столетия: кроме материалов по ненецкому (юрако-самодийскому), нгасанскому (тавгийско-самодийскому), селькупскому (остяко-самодийскому) языкам Кастрен также собрал ценные данные и о южно-самодийских языках[2]. Кастрену принадлежат первые и более полные сведения о лесных ненцах, как о самостоятельной этнической группе ненецкого народа. По мнению Кастрена, лесные ненцы представляют собой как бы переходное звено между северно-самодийской и южно-самодийской подгруппами этносов.

         Замечательный след в изучении языка лесных ненцев оставил советский ученый Григорий Давыдович Вербов, наиболее полно исследовав его морфологию. В лесном наречии ненецкого языка имеется большое количество слов, одинаковых по звучанию и близких по фонетическому оформлению с хантыйским. Сближение между наречиями тундровых и лесных ненцев за весьма долгий исторический период не произошло: оба они продолжают сохранять специфические черты, особенно ярко проявляющиеся в фонетике, а также в морфологии, синтаксическом строе и лексике.

         Традиционное хозяйство эвенов и эвенков издавна основывалось на охоте с использованием в качестве транспортного средства вьючных и верховых оленей[3]. Охота на копытных животных (лося и оленей) и на птицу давало им пищу, а на пушных зверей - товары для обмена или торговли. Эвенки и эвены подразделяются на ряд диалектных и этнографических групп. Летом обычно перекочевывали к рекам и занимались рыболовством, причем часть рыбы заготавливали впрок. Зимой они уходили вглубь тайги - в районы своих охотничьих угодий, где они промышляли, разбившись на мелкие группы.

         Кочевому быту эвенов и эвенков соответствовало их основное жилище - конический чум, крытый оленьими шкурами (без шерсти) или берестой; лишь южные группы эвенов и эвенков в конце XIX в. стали переходить к полуоседлости и оседлости и жить в избах русского типа. В местах промыслов эвенки устраивали свайные амбары и лабазы на столбах. Зимой для передвижения пользовались оригинальными широкими лыжами, а также санями - волокушами. Традиционная одежда представляла собой своего рода кафтан из оленьего меха с несходящимися спереди полами; промежуток между ними занимал нагрудник, у женщин - более короткий и широкий с богатой вышивкой. Под кафтан одевали кожаные или меховые штаны, на голову - чепчикообразную меховую шапку (южные женщины - эвенки, носили платки), на ноги - ноговицы или унты.

         До XVII в. у эвенов и эвенков сохранялся патриархально-родовой строй. Однако многие группы их уже в то время стали втягиваться в торговые связи с якутами и бурятами. После прихода русских купцов  и скупщиков торговля расширилась, что привело к разложению родоплеменного строя. Формально эвены и эвенки были крещены, но господствующей формой религии оставляя шаманизм, развитый больше, чем у других народов Сибири. Существовал и промысловый культ, связанный с верой в духов-хозяев природы и покровителей промыслов. В тунгусском фольклоре преобладали сказания о богатырях. Изобразительно искусство было представлено главным образом резными фигурками и геометрическим орнаментом из бисера на одежде.

         Юкагиры по материальной культуре, связанной с их основными занятиями - охотой и рыболовством, почти не отличались от эвенков. В их общественном строе и духовной культуре сильнее сохранялись архаичные черты, в частности, пережитки матриархата и шаманизма. У юкагиров существовала пиктографическая письменность, применявшаяся для передачи сведений товарищам по охоте, посланий девушкам и т.п.

         В хозяйстве народов тунгусско-манчжурской группы алтайской семьи: нанайцы, нечидальцы, ульчи, ороки, орочи, удэгейцы основную роль играло рыболовство с применением сетей, лишь отчасти дополняемое охотой (главным образом зимний).

         Зимним жилищем народов, ведших оседлый образ жизни, служили землянки, которые в XIX в. стали вытесняться надземным жилищем, отапливаемым печью с длинным дымоходом под нарами, а затем рубленными домами русского типа. Летним временным жилищем служили различные шалаши и хижины, крытые корой. Амбары для хранения вяленой рыбы, а иногда и сами жилища, строились на сваях.

         Основным типом одежды у всех этих народов был халат из рыбьей кожи или покупных тканей, запахивающийся направо; зимой - меховая одежда того же типа. Все народы (кроме удегейцев), использовавшие ездовых собак, зимой носили одежду из собачьего меха. Костюмы украшались орнаментом.

         В целом у всех перечисленных народов был очень сильно развит шаманизм, сочетавшийся с родовыми культами. Ни один из этих народов не имел письменности.

         Основную роль в хозяйстве ительменов (камчадалов), как и у народов, живших по Амуру, играло рыболовство. Ловили главным образом рыбу лососевых пород, которая шла на икрометание в реки. Рыба заготавливалась впрок- ее вялили (такая рыба называлась юкола) или квасили в ямах. Подсобную роль в хозяйстве играл сбор съедобных растений и охота.                                    

         Эскимосы и алеуты являются типичными охотниками на морского зверя(тюленей, моржей, китов). Этот же вид хозяйства преобладал у береговых чукчей и коряков. В месте с тем существовали “оленные” чукчи и коряки, которые подобно ненцам, занимались оленеводством мясного типа и кочевали по тундре. Главным транспортным средством у всех оседлых групп этих народов были упряжки собак.                                                                                        

         Основное жилище оседлых групп этих народов составляли крупные юрты, а также землянки, в которые спускались через центральный лаз, служивший и дымоходом. Традиционное жилище кочевых чукчей и коряков-яранга- своим внешним видом (нижняя часть цилиндрическая, крыша коническая) несколько напоминала юрты бурят. Внешнюю ее часть образовывали шесты, крытые оленьими шкурами, а внутри располагался полог- квадратное помещение также из оленьих шкур, отапливаемое жировой лампой. Постепенно яранга стала основным жилищем части береговых чукчей и коряков.         

         Для этих народов была характерна  глухая (надеваемая через  голову) одежда до колен, мехом внутрь; зимой на нее надевалась одежда с капюшоном мехом наружу; из меха или выделанной кожи шились штаны и сапоги.                  Своеобразным элементом материальной культуры охотников на морского зверя были сделанные из натянутой на каркас кожи одноместные лодки каяки и многоместные лодки, а также особые гарпуны.                           

                   Основной социальной единицей у кочевых групп было стойбище, у оседлых поселок.                                                                               

                   В мифологии чукчей и коряков центральное место занимали сказания о Большом Вороне, бывшем якобы  творцом всего существующего. Большую роль играл шаманизм.                                                                                               В начальный период освоения Сибири (конец XVI-XVII в в.)[4]. Московское государство, стремясь закрепиться на вновь освоенных территориях и обложить проживающее там население данью(ясаком), использует методы как прямого,так и косвенного колониального управления. С одной стороны, вся полнота административной и судебной власти на местах  в “заочной государевой вотчине” передавалась в руки воевод. Сбор ясака должен был осуществляться  ясачными сборщиками, которые отправлялись в “ улусы и кочевья ясашных” в сопровождении казачьих команд. При этом широко практиковалось аманатсво- пленение “ князца”,его ближайшего родственника или кого либо из “лучших людей” с целью призвать к “государеву ясаку” подведомственных им аборигенов. Ясачные сборщики , кроме того, имели право производить и судебные разбирательства между “ясашными”. Такая форма взаимоотношений с коренным населением складывалась в этот период , как правило, там, где не сформировалась сильная власть племенных вождей, где  население оказывало открытое сопротивление колонизаторам, а также в тех районах, жители которых “ по бродяжьему быту своему” постоянно переходили с места на место в тайге или кочевали с табунами оленей в тундрах зачастую сознательно укрываясь от поборов.                                                           

         Вместе с тем царская администрация вынуждена была считаться с авторитетом наиболее сильных и влиятельных традиционных лидеров, используя его в собственных целях. На условиях подчинения русским властям - добровольном взносе ясака, участии в военных походах “ князцы” не только были оставлены у управления своих “княжеств” и освобождены от уплаты дани, но и наделялись достаточно широкими иммунитетами. Москва официально признавала их владельческие права, жаля особыми грамотами. Свои должности и привилегии эти “княжики” передавали по наследству ,сохраняя право на получение “поминок”с той части подвластного населения, которая не уплачивала “государева ясака”. Таким образом, обладая в своих владениях всей полнотой власти, эти “князцы” пользовались правами, являющимися “характерным признаком политической самостоятельности, а именно правом суда и сбора дани”.                                                                                                                  Две охарактеризованные формы управления “ясашными инородцами”, сложившиеся в этот период, на практике, скорее всего не существовали в чистом виде, а сочетались в зависимости от конкретных обстоятельств. Поэтому, постепенно укрепляясь на Западно- Сибирском Севере, Московское правительство к середине 17века ликвидирует привилегированное положение большинства своих бывших вассалов, облагая их ясаком и низводя до уровня простых глав ясачных волостей, либо заменяя выборными старшинами, из числа “лучших людей”.                                                                                                               На протяжении XVIII  в. происходят существенные изменения в социально- экономическом  положении коренного населения края[5]. К концу столетия завершается процесс унификации форм ясачного обложения. Ясак теряет черты дани и трансформируется в феодальную ренту. Власти пытаются силою указов регламентировать действия ясачных сборщиков, наказывая, чтобы они под страхом смертной казни не брали у аборигенов пушнину в свою пользу.

         Видя тщетность попыток пресечь “лихоимство” своих агентов, правительство повелевает местным властям: Указами Сената от 1 и 8 февраля 1740 г. и Указом Сибирского приказа 1742 г. оповестить “князцов” и старшин, чтобы они сами приносили ясак в города воеводам.

         Окончательный отказ от методов прямого колониального управления происходит в результате деятельности первой ясачной комиссии 1763 - 1769 г.г. В соответствие с инструкцией Сената, был упразднен институт ясачных сборщиков, отменялось аманатство - заложничество. Фуекции сбора ясака передавались в руки “князцов” и старшин. В XVIII в. главы волостей и родов стали утверждаться в должности губернскими властями. При этом приносилась присяга на верность царю и вручался наказ, определявший функции этих лиц.

         На фоне понижения социального статуса “князцов” усиливается роль коллективного управления. Общество в лице общих собраний (сходов) имело возможность контролировать действия глав волостей, родов, патронимий, отдельных селений и сменять неугодных (кроме наследующих свои должности). Решающее значение при этом играло мнение “лучших людей” или “почетных родовичей”, составлявших своеобразный совет знати при старшинах и “князцах”. Несмотря на то, что старшины были официально наделены всей полнотой власти в своей волости, роде, единолично они решали только мелкие дела. Обычной в начале XIX в. была практика решения дел на ярмарках (сугланах), во время уплаты ясака, при общих сходах “инородцев”. Общий сход представлял собой собрание всех мужчин волости, рода, уплачивающих ясак. Только здесь решались важнейшие споры, особенно те, что возникали между отдельными селениями, родами.

         Использование государством специфических форм взаимоотношений с аборигенным населением вызвало к жизни соответствующую систему его управления. Она включала в себя общественные и правовые автохонные институты, сохранявшие значительную самостоятельность в своем функционировании. Организация административного устройства впитала все многообразие этно-социальной организации аборигенов Северо-Западной Сибири, а форма первичного управления, также не будучи унифицированной, предполагала пеструю номенклатуру должностей, различное положение среди сообщников, разную степень включенности в феодально-сословную систему (“жалованные” и “простые” старшины), неодинаковые принципы замещения должностей, объем компетенции и размеры вознаграждения.

         Трансформировавшиеся из института “князцов” в XVI-XVII в.в., волостные и родовые старшины XIX в. сохранили характер органов традиционного властвования, став промежуточным звеном, посредниками между автохонным социумом и государством.

         Отказавшись от  методов силового принуждения и окончательно перейдя к методам административно-бюрократического контроля, государство нарабатывает новые приемы и формы взаимоотношений с коренным населением Севера[6]. Однако в ходе этого процесса обнаруживается дефицит организационных, юридическо-правовых и коммуникативных средств его обеспечения. Инструкции 1728 и 1763 г.г., являвшиеся до реформы 1822 г. основополагающими законодательными актами в области управления народами Сибири, представляли собой лишь “предварительные начертания тех оснований, на коих должны быть составлены полные правила об инородцах”.

         Введение  “Устава об управлении инородцев” предполагал порядок организации “инородческого” управления. Все туземное население Сибири делилось на три сословно-административных разряда: оседлых, кочевых и бродячих.

         Несмотря на все особенности проведения “инородческой” реформы 1822 г., на Западно-Сибирском Севере были соблюдены и ее основные принципы: сохранение традиционной основы аборигенного самоуправления, его частичная рационализация при дифференцированном подходе к категориям автохонного населения с различным уровнем общественно-экономического развития.

         В процессе введения Устава у коренных народов Севера можно выделить 3 этапа:

       1) 1823 - 1830-е г.г. В этот период осуществлено разделение аборигенов на разряды и переобложение их новой ясачной податью. Было закреплено прежнее волостное устройство, на базе которого началось формирование новых институтов автохонного управления.

        2) 1840-е  - середина 1860-х г.г.  На данном этапе идет процесс реорганизации родовых управлений в инородные управы, что было вызвано необходимостью упорядочения организации податного учета на местах и передачи на волостной уровень функций, обременительных для земской полиции.

    3) 1866 - 1890-е г.г.  Период дальнейшей рационализации системы “инородческого” управления. Инородные управы закрепляются в качестве ее основного института. Они превращаются в постоянно действующие органы, приближающиеся по свои функциям к волостным правлениям русских крестьян.

         Реформа проводилась поэтапно, с учетом особенностей социально-административной организации коренного населения[7]. Была найдена достаточно гибкая и эффективная (синтез элементов государственного и традиционного управления) форма взаимодействия государственных управленческих структур с общественной организацией аборигенов. Несмотря на свои недостатки, в тех условиях это был наиболее приемлемый вариант, позволивший коренным народам занять свою нишу в общей системе административных связей Российской империи.

         Тем не менее, во второй половине XIX в. инородческий устав был подвергнут ревизии, а на рубеже XIX - XX в.в. предприняты шаги, направленные на ликвидацию сложившейся к этому времени системы управления коренным населением.

         Пересмотр сложившейся системы управления автохонным населением вызывается целым рядом причин субъективного и объективного порядка, основными из которых были следующие[8]:

       1) Стремление царских властей ускорить распространение на всю территорию Сибири, в полном объеме, общероссийского административного и судебного законодательства. Естественно, что данный процесс был направлен, в первую очередь, на упразднение особой организации управления коренными народами, которая во многом и обуславливала сохранившуюся  до конца  XX  столетия специфику административных порядков в сибирских губерниях.

       2) Проведение столыпинской аграрной реформы и связанная с этим переселенческая политика, требовавшая формирования колониального земледельческого фонда и, следовательно, ускоренного проведения землеустройства старожильческого и коренного населения на востоке страны.

        3) Существенные сдвиги, произошедшие в социально-экономическом укладе коренных народов, которые были обусловлены проникновением российского капитализма и распространением товарно-денежных отношений в автохонной среде, а также инокультурным влиянием со стороны русского населения. Перестройка традиционного хозяйства аборигенов сопровождалась, в ряде случаев, их активной аккультурацией и ассимиляцией (обрусением), в результате чего часть “инородческого населения” утрачивала существенные черты этносоциальной и этнокультурной самобытности.

         Реформы, направленные на  унификацию управления русским крестьянским и “инородческим” населением, коснулись тех районов, где процесс распространения общероссийских административных и судебных порядков, а также  интенсивное земледельческое  и торгово-промышленное освоение вошли в наиболее острое противоречие с особенностями управления, податного обложения и землепользования аборигенов[9].

         Вместе с тем, коренное население сохраняло важнейшие черты традиционного хозяйственного уклада и традиционной культуры, свою этносоциальную специфику и этнотерриториальную монолитность, продолжало уплачивать ясак. В этих условиях оставались актуальными коммуникативная и фискальная функции системы косвенного управления, продолжали действовать ее основные институты, сохраняя тем самым  и саму систему, окончательная ликвидация которой была осуществлена здесь только в первые годы Советской власти.

Личное мнение.

Культура и образ жизни малочисленных народов за последние годы подвергались сильнейшим деформациям,  в результате которых утрачены традиционные знания, языки и национальное достоинство[10]. 

         Проблема была в том, что многие руководители того времени считали свою национальную культуру, свои ценности,  традиции выше, чем  традиции и культурные ценности  коренных северных народов.  Они чувствовали себя чуть ли не обязанными навязывать свои представления о культуре, образе жизни, быте коренным жителям.

         Национальное самосознание -  это элемент общественного и личного сознания, в котором отражается осознание этнической общности  своих интересов[11].  Важнейшей функцией  национального самосознания  является  сохранение и развитие данной этнической общности.

         Материальная и духовная культура малочисленных народов, к сожалению, находится под угрозой исчезновения.  А это рано или поздно приведет к исчезновению самих народов.  Поражает один парадокс:  ученые изо всех сил бьются над сохранением редкого растения,  животного, птицы, но не вымирающего народа!  Правительство охотнее вкладывает средства в создание благоприятных условий для растений, животных, нежели для возрождения погибающих народов.  Создаются особо охраняемые территории  (заповедники, заказники и т.п.),  с которых вытесняются коренные  народности.

         Издаются Красные,  Белые  Книги  и прочие книги, где статус неприкосновенности получают  особи растительного и животного мира.  Все это, бесспорно,  необходимая и нужная работа.  Но это выглядит кощунственно  по отношению к коренным народам,  особенно  к малочисленным.  Сейчас  нужны Книги учета  (или помощи)  этим народам. 

         Главная задача -  помочь выжить этим народам.  В самом критическом положении сейчас оказались  именно арктические народы.  Причины этому следующие:

         - экстремальные климатические условия жизни;

         - их малочисленность;

         - интенсивная эксплуатация  природных ресурсов.

         Больше всего испытаний легло на плечи  ненцев, хантов, селькупов и других малочисленных коренных народов Севера[12].  Их традиционный образ жизни пытались подменить  “оседлым”, но и этот процесс  был во многм формальным, несогласованным:  современного жилья не хватало и социальное обеспечение отставало от потребностей.

         В наше время при энергичном переходе  к рыночным отношениям не было принято в расчет,  что традиционные занятия коренных жителей  (оленеводство, рыболовство, охотничий промысел)  по своей сути консервативны, и потому переход сопровождался  драматическими явлениями.  Оленеводство стало нерентабельным, дотационным.

         Необходимо подумать о восстановлении факторий,  которые в прошлом играли важную роль в жизни тундры, являясь центрами товарообмена,  а ныне пали под натиском реформ.  Сегодня их не просто необходимо восстановить, надо расширить их функции - не только товарообмен, но и особая социальная площадка,  где могут и должны функционировать малые предприятия по переработке биологических ресурсов,  с непременным участием в этой деятельности самих коренных жителей.

         Абсурд, с точки зрения здравого смысла, но высокоценные породы сиговых рыб, деликатесная оленина,  пушнина не находят сбыта,  неконкурентоспособны из-за  несовершенства транспортной схемы и неоправданно завышенных тарифов на перевозки.  До сих пор оленеводство рассматривают как одну из отраслей товарного производства,  но это не просто род занятий, а образ жизни,  стержень уклада коренного населения.  Средний возраст представителей этих народов и сегодня имеет тенденцию к соращению,  смертность превышает рождаемость.  Здесь нужны решительные меры.

         Окружное законодательство дает коренным народам дополнительные права и гарантии[13].  Устав Ханты-Мансийского  автономного округа  предусматривает создание комплекса финансовых и материальных предпосылок для организации и развития традиционных промыслов.  В условиях общего спада производства осуществить эту программу нелегко, но жизненно необходимо.

         Для улучшения жизни коренным малочисленным народам  Севера ежемесячно выплачиваются социальные пособия из средств окружного бюджета. Но этого мало. Чтобы изменить ситуацию радикальным образом,  необходимо реализовать положения Устава ХМАО,  где предусматривается:   часть доходов от эксплуатации недр в районе постоянного проживания и ведения традиционной хозяйственной деятельности коренными народами должна выплачиваться им самим.

         Самыми актуальными проблемами для коренных народов являются:

         - получение реального права на землю;

         - организация системы местного этнического самоуправления;

         - справедливая компенсация за использование земли и ее ресурсов непосредственно народом через их организации и общины[14].

         Во многих странах люди поняли, что,  прежде всего,  надо сохранить свою нацию, свою семью.  Но еще нужно сохранить древнейшую и самобытную  культуру ханты, манси,  ненцев, селькупов, пока живы носители этнической культуры, традиций, обычаев и  устного народного творчества.  Разве не удивительно,  что культура народов Крайнего  Севера  вообще сохранилась!

         Проходящие в стране общественные перемены позволили обратить внимание и на нерешившиеся раньше языковедческие проблемы[15]. Одна из них - это взаимоотношение языков малочисленных народностей с другими языками, в особенности с русским, как языком преимущественного влияния.  Ошибается тот, кто думает, что исследования  “малых языков”   не требует усилий крупных специалистов. Напротив,  языки,  порой не имеющие письменных традиций, настоятельно требуют от ученых  фундаментального  комплексного изучения.

         Исторические  судьбы поставили  многие из этих языков на грань исчезновения.  Поэтому перед лингвистами  встает  неотложная задача не только тщательного описания грамматической  структуры языков малочисленных народностей,  выявлять ее  специфические черты,  зафиксировать лексику,  проанализировать словарный состав,  но и  всесторонне осмыслить язык как  семитологическую систему.

         Сегодня сохранность того или иного языка рассматривают по употреблению его народом,  этносом на практике:  его функционирование  в печати, на радио,  развитием оригинальной литературы и степенью изученности  (наличие академического словаря,  грамматики). 

         Сегодня на национальных языках малочисленных народностей  по окружному национальному радиовещанию  выходят  страницы газет  “Северная панорама”  и  “Наръяна   нэрие”.

         К сожалению,  сфера употребления родного языка ханты уменьшается.  По переписи 1989 г., языком владели  62 %  современных ханты.  Языковая и экономическая политика сошлись клином:  “неперспективные”  деревни  и школы-интернаты;  закон о всеобуче  и декрет, о переводе  на оседлый образ жизни...  В поселке нового типа  сошлись люди,  не только говорящие на разных диалектах одного языка,  но  и различных национальностей;  нарушилась единая языковая  среда,  нашелся новый язык общения - русский язык.  И даже семья ханты, хранительница народного духа - заговорила между собой по-русски, так как вновь  созданные  институты  -  детские воспитательные  учреждения,  интернаты  не жили духом народа,  не хранили  его язык. 

         Вопрос о создании национальной школы очень специфичен.  Более того, сегодня позиция  федеральных органов такова, что национальные школы - региональные проблемы и решаться они должны на местах. Это с одной стороны, дает свободу “развязывает руки”, но с другой стороны возникает проблема как этой воспользоваться.                                                                            

         Ханты-Мансийским окружным комитетом образования проработана концепция национальной школы, но дело в том, что она не вписывается во все те, которые есть в России. У нас ведь национальной школы в традиционном понимании нет.  Есть только отдельные ее элементы. То есть, изучают родной язык как предмет и попутно с этим  идет изучение каких-то элементов культуры, традиционных  промыслов и т.д.  По сути, это  смешанная школа. И вот найти место такой школе в настоящей системе народного  образования  округа  довольно-таки  непросто.

         Это, конечно, не значит, что необходимо стремиться  к созданию  национальной школы  в чистом  виде.  В первую  очередь  ребенок должен  усвоить  культуру своего  народа, а от нее идти  к усвоению  общечеловеческих ценностей.  На сегодняшний день  мы четко понимаем, что должен представлять  собой  национально-религиозный  компонент  в образовании. С одной стороны, выделяется   русскоязычная  школа, где необходимо  ввести  изучение  географии, экологии, экономики, природных  ресурсов  края  и этносов.  С другой стороны,  мы должны  выделить  проблему  школьного обучения  малочисленных  народов, компактно проживающих  именно на территории округа.  Встает вопрос изучения родного языка.  Сегодня нереально говорить, например, о преподавании  всех предметов  на родном языке, но свой родной язык ученики - дети семей коренной национальности  должны обязательно  знать.  Наверное, еще более  важная  проблема  заключается  в том,  что невозможно  сохранить родной язык, если национальная школа не будет опираться  на изучение культуры, истории, традиций и обычаев  народа, его традиционных  промыслов.

         И еще одна очень серьезная проблема - существующая система школ- интернатов. Ее можно сравнить с насосом,  высасывающим  из коренного народа его суть: назад возвращается мало и не в том виде, который необходим для сохранения этноса. Необходимо кардинально поменять воспитание в школах - интернатах.                                                                                                               И, конечно, наиважнейшая проблема неготовность педагогических кадров. Вопрос этот медленно,  но положительно решается: при Тюменском педагогическом вузе открылся филиал педагогических кадров родного языка, литературы, филологии.                                                                                                   Каким путем будет развиваться национальная культура малочисленных народов севера?                                                              

         В настоящее время материальная и духовная культура коренного населения находится в своеобразном разобщении. Раньше культура народов Севера развивалась под влиянием религии. И религия была  нравственным стержнем общества. С религией были связаны все праздники, обряды, традиции, быт. А потом  все религиозные культы разрушили. Новые люди, которые встали у руля власти, в своем большинстве не были готовы этим заняться, настолько они были бездуховными.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Л  И  Т  Е  Р  А  Т  У  Р  А

I.  ЛИТЕРАТУРА

      1. Емельянов Н.Ф.  Население Среднего Приобья в феодальную эпоху. - Томск, 1982.

        2.  Конев А.Ю.  Коренные народы  Северо-Западной Сибири  в административной системе  Российской Империи  (XVIII - нач. XX  в.в.). - М., 1995.

        3.  Очерки  истории Тюменской области. /Под ред. В.М.Кружинова. - Тюмень, 1994.

          4. Прибыльский Ю.А. Советский Север  в годы Великой Отечественной войны (1941 - 1945  г.г.). /Под ред. Р.А.Сибарева. - Томск: Изд-во Томского университета, 1986.

         5. Страны и народы: Научно - популярное географическое- этнографическое издание. - Земля и человечество. - Глобальные проблемы. - Москва, 1985.

         6. Страны и народы: Научно - популярное географическое- этнографическое издание. - Советский Союз. Общий обзор.- Российская Федерация. - Москва, 1983.

          7. Сто народов, сто языков. /Под ред. Л.М.Минца. - М.:  Просвещение, 1992.

          8. Сусой Е.Н. Из глубины веков. - Тюмень, 1994.

           9. Ядне Н.Н.  Я родом из тундры. - Тюмень, 1995.

[1] Красный Север. - 1993. - № 11. - С. 8.

[2] Северные Просторы. - 1994. - № 1. - С. 44-46.

[3] Страны и народы. Научно-популярное географическое издание. Советский Союз. Общий обзор. - Российская Федерация, Москва, 1983. С. 332.

[4] Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской Империи (XVIII - нач. XX в.в.). М, 1995.-С.45.

[5] Конев А.Ю. Коренные народы Северо- Западной Сибири в административной системе Российской Ииперии (XVIII - нач. XX в.в.). М, 1995.-С.47.

[6] Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской Империи (XVIII - нач. XX в.в.). - М., 1995. - С. 79.

[7] Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской Империи (XVIII - нач. XX в.в.). - М., 1995. - С. 124.

[8] Там же. - С. 169.

 

[10] Красный Север. - 1994. - № 60 (авг.). - С.11.

[11] Красный Север. - 1994. - № 60 (авг.) - С. 11.

[12] Российская Федерация. - 1996. - №  18.  - С. 28.

[13] Российская Федерация. - 1996. - № 18. - С. 31.

[14] Красный Север. - 1994. - № 60 (авг.). - С. 11.

[15] Тюменская Правда.- 1994. -  14 (янв.). - С. 4.