Новые религии и перемены в России

Новые религии и перемены в России

Новые религии и перемены в России

Борис Фаликов (Москва)

Пришествие новых религий в Россию было внезапным и непредсказуемым лишь для тех, кто не хотел или боялся осознать, что такое свобода религии в стране, где ее и в помине не было на протяжении многих десятилетий. Между тем всякому, кто был хоть немного знаком с религиозным подпольем или читал религиозный самиздат, очевидно было, что в стране готовится почва для самых разнообразных и диковинных верований, активно распространявшихся по западному миру с начала шестидесятых годов. Понятно это было и тем представителям новой религиозной волны, которые не собирались ограничивать свою миссионерскую деятельность лишь Западной Европой и Северной Америкой. Основатель современного кришнаизма Свами Прабхупада посетил нашу страну в 1971 г., а к началу следующего десятилетия в СССР уже существовала небольшая подпольная кришнаитская организация, что позволило КГБ разыграть громкий процесс о проникновении в колыбель социализма чуждой и зловредной идеологии. Поэтому неудивительно, что, когда в конце восьмидесятых разваливающаяся на глазах империя перестала сводить счеты с религией, к нам хлынули проповедники самого разнообразного толка, а проведенные в ту пору исследования общественного мнения показали, что спрос на нетрадиционные верования в стране высок как никогда. Расцвет всевозможных Lкультов¦ * [*От лат. сultus v почитание] и Lсект¦ повлек за собой неизбежную реакцию в виде антисектантской истерии, которая охотно подогревалась жадной до сенсаций прессой. В угаре идейной борьбы было уже не до анализа и исследований, и вполне закономерно, что мнения ряда Lэкспертов по сектам¦ поразительно напоминали документы Совета по делам религии при Совете Министров СССР, с которыми мне довелось познакомиться во времена регистрации кришнаитской организации в Москве. Возникало впечатление, что их писали одни и те же люди.

Между тем к середине девяностых годов период Lпервоначального накопления¦ у новых религий в России закончился. Это отмечают и сами Lборцы с сектами¦, приписывая себе заслугу спасения страны от очередной опасности. На мой взгляд, дело в другом. Интерес к альтернативным религиозным взглядам (как и ко многому другому) искусственно сдерживался официальными запретами. Когда они рухнули, подпольный интерес на какое-то время перерос в ажиотажный спрос, а потом успокоился и принял нормальные размеры. Так река, прорвав плотину, выходит из берегов, но через некоторое время возвращается в привычное русло.

ИСТОКИ НОВЫХ РЕЛИГИЙ

Начну с терминологии. Читатель, вероятно, уже заметил, что привычные слова Lсекта¦ и Lкульт¦ я беру в кавычки и предпочитаю пользоваться таким общим выражением, как новые религии. Дело в том, что выражение это не только более общее, но и нейтральное, в то время как, например, слово Lсекта¦ сразу вызывает у нас негативную реакцию, поскольку содержит в себе отрицательную оценку этого явления. Но не лучше ли начинать разговор о нем с некоторой презумпции невиновности? По крайней мере, в этом случае наши выводы не будут грешить заданностью и односторонностью. Но что значит новые религии? Как известно, ничто не ново под луной. И у наших новых религий была предыстория. Но нас интересует в них именно момент новизны, хотя истолковываться он может по-разному.

Возьмем, к примеру, восточные религии. Очевидно, что индуизм и буддизм v религии древние. Но для того чтобы они решились на выход за географические пределы своего привычного обитания, что-то в них должно было измениться. Этот элемент новизны усиливается, когда, распространяясь в чуждой культурной среде, они подвергаются уже ее прямому влиянию. Например, кришнаиты не любят, когда их причисляют к новым религиям, и не без основания настаивают на своих древних корнях; но нельзя оспорить и то, что высшая каста брахманов в Индии и по сей день наследуется, а не присваивается, как это происходит в современном западном кришнаизме, а методы управления движением приобретают новые для себя западные черты. В других неовосточных религиях этот момент новизны еще более очевиден. Например, когда последователи Махариши Махеш Йоги заявляют, что трансцендентальная медитация способна не только привести к личному просветлению, но и подготовить LВек просветления¦, то есть изменить мир к лучшему, мы сразу вспоминаем не ведийских риши (1), а западных утопистов гораздо более поздних времен.

Другим источником новых религий является западная оккультная традиция. И здесь мы сталкиваемся с тем же противоречием. Ведь оккультисты настаивают, что их Lтайное знание¦ уходит своими корнями в глубокую вавилоно-египетскую древность (на самом деле это не так, и корни несколько короче v в александрийском герметизме (2)). Но, во-первых, европейский оккультизм как таковой идейно сложился в постренессансные времена, а организационно оформился и того позже v в XVIII веке, а во-вторых, непосредственные предшественники новых религий v теософия и антропософия v это и вовсе типичный продукт конца прошлого столетия, когда попытки объединить науку и религию носили уже вполне современный характер. Эти прогрессистские надежды, веру в наступление радикально новой эпохи Водолея, где разум и чувство сольются воедино, унаследовали и новые религии оккультного происхождения, да и не они одни. Упомянутая выше трансцендентальная медитация, пришедшая из Индии, также полна оптимистических предчувствий.

Третьим источником, питающим новые религии, является христианство, вернее, то, что возникло в результате его дробления. Протестантский бунт против церковной иерархии и переход на индивидуальные отношения между верующим и Священным Писанием содержал в себе потенцию бесконечного дробления традиции v сколько интерпретаций, столько и конфессий. В США этот процесс продолжается и по сей день, и число протестантских конфессий составляет несколько сотен. Многие из них настолько далеко ушли от первоисточника, что собственно христианскими назвать их уже трудно. Это и мормоны, и иеговисты, и многие другие. Для них характерна безграничная свобода в интерпретации Писания, вольное толкование собственного религиозного опыта и напряженное ожидание конца света. Отсюда сложные отношения с более традиционными протестантскими конфессиями и активная миссионерская деятельность. В США, где принцип религиозной свободы лежит в основе общественного согласия, эти новые религии существуют достаточно бесконфликтно (столкновения с государством случались в прошлом, а теперь это, скорее, исключение), но когда, движимые миссионерским духом, они попадают к нам в страну, конфликты налицо.

Еще одним истоком новых религий является язычество. В чем же здесь заключается момент новизны? Как показали исследования неоязыческих движений в европейских странах и США, все они имеют сравнительно мало общего с германским или кельтским язычеством и являются не более чем искусственными его реконструкциями. Например, самое заметное неоязыческое движение LВикка¦, которое якобы восходит к кельтским корням, на самом деле v плод богатого воображения Джеральда Гарднера [ Джеральд Б. Гарднер (1884?1964) v один из создателей современного неоязычества в Великобритании. Создал свою первую неоязыческую группу в 1953 г. Утверждал, что еще перед второй мировой войной получил посвящение в древнюю традицию кельтских колдуний. Автор книг LКолдовство сегодня¦ (1954) и LСмысл колдовства¦ (1959)]. Причем созданный им синтез опирается не столько на кельтское наследие, сколько на магические ритуалы, свидетелем которых он был в Азии, где служил на британской таможне. Это, однако, не помешало Гарднеру утверждать, что ритуалы переданы ему некоей английской колдуньей, которая завещала ему это наследие LВеликой Богини¦.

ДВА ВЗГЛЯДА НА БУДУЩЕЕ

Анализ истоков современных новых религий позволяет подметить в них одну любопытную закономерность. Претензия на древность (а стало быть, истинность) своих истоков сочетается у них с устремленностью в радикально новое будущее, которое вот-вот должно наступить. При этом они единодушны в критике настоящего. Правда, критикуют его с разных позиций. Для одних мир неизлечимо болен и движется к своему неизбежному концу, поэтому следует не тратить силы на его исправление, а сосредоточиться на личном спасении. Активное миссионерство сочетается у таких движений со стремлением к обособлению : с одной стороны, хочется, чтобы спаслось все же побольше людей, с другой v следует как можно лучше подготовиться к спасению, так как конец мира произойдет Lапокалиптически¦, т.е. будет сопровождаться страшными катастрофами. Как правило, к этой группе Lапокалиптиков¦ относятся новые религии христианского происхождения, и сейчас, когда близится конец второго тысячелетия от Рождества Христова, можно предположить, что их число будет расти.

Вместе с тем апокалиптические ожидания, похоже, выходят за пределы христианского ареала и находят себе место в новых религиях восточного происхождения. Об этом свидетельствует пример LАум Синрикё¦ . [ Одна из многочисленных новых религий Японии, основанная в 1987 г. Сёко Асахарой. По различным оценкам, ее приняли от 10 до 30 тыс. человек в Японии и за ее пределами, включая Россию. Это синкретическое учение несет в себе элементы индуизма, буддизма и оккультизма. К середине 90-х в LАум Синрикё¦ значительно усилились ожидания конца света. В 1995 г. членами организации был совершен террористический акт в токийском метро, в результате которого погибли 10 человек и пострадали около 5 тыс.] Причем сторонники Сёко Асахары столь напряженно ожидали конца света, что в какой-то момент решили приблизить его собственными силами.

Однако, как правило, новые религии, пришедшие с Востока (и в этом с ними солидарны группы оккультного и неоязыческого происхождения), критикуют наличное состояние мира с Lпрогрессистских¦ позиций. Они верят в скорое наступление счастливого будущего (правда, нередко оно видится как повторение идеального прошлого), которое произойдет эволюционным путем. При этом главными Lвиновниками¦ такой эволюции они мыслят себя. Последователи трансцендентальной медитации прибегают для этого к архаичной технике духовных размышлений, правда, изрядно модернизированной, сайентологи пользуются собственным изобретением v клирингом (3), а представители неоязычества и движения LНью эйдж¦ вольно сочетают древние (или псевдодревние) обряды с последними достижениями трансперсональной психологии.

Присутствие в этой компании новых религиозных движений восточного происхождения может вызвать некоторое удивление. Консервативный Восток никогда не тяготел к прогрессистским начинаниям. Но дело в том, что многочисленные группы, опирающиеся на восточное наследие, восходят не столько к традиции, сколько к попыткам эту традицию реформировать в русле необуддизма и неоиндуизма, которые имели место в конце прошлого столетия в ряде стран Азии. Суть же реформ сводилась как раз к синтезу западного активизма и восточной созерцательности, и мы теперь имеем дело с его последствиями.

LЭволюционисты¦ не ожидают, что переход к высшему состоянию мира будет сопровождаться катастрофами, и надеются, что явление LНового века¦ случится безболезненно.

СВОБОДА ВЫБОРА

Другой характерной чертой современных новых религий является эклектизм. Восток в них легко соединяется с Западом, оккультизм с христианством, наука с религией. Можно предположить, что причины этого явления связаны с усилением двух тенденций: глобализации и секуляризации. Мир становится теснее, самые разные религиозные воззрения начинают соседствовать друг с другом. Секуляризация расшатывает религиозные традиции, но не уничтожает потребности в религиозном мировоззрении. Отпадая от собственной традиции, человек чувствует себя вправе самостоятельно выбрать что-то новое, благо далеко за ним ходить не надо. Если раньше к знаменитому гуру следовало ехать на поклон в Индию, то теперь он сам приедет с лекцией к вам в страну или даже в ваш город. Следующий шаг v соединение различных религиозных элементов в эклектическую мозаику. Предполагается, что современный человек может сконструировать для себя новую религию так же, как он конструирует свою техническую цивилизацию. Включение сюда элементов науки, таким образом, не случайно. Другое дело, что, включившись в религиозный синтез, они утрачивают свою самостоятельность и начинают жить по законам мифа. Примером такого процесса может послужить создание сайентологии Роном Хаббардом . [ Рон Хаббард (1911?1986) v американский писатель-фантаст, создавший в 1953 г. новое религиозное движение LЦерковь сайентологии¦. Сайентология предлагает своим последователям ряд особых психотехник, целью которых является освобождение от негативных эффектов нынешней и предшествующих жизней.]

Тем временем границы в современном мире становятся все более условными благодаря развитию электронных средств коммуникации. Достаточно включить компьютер, войти в интернет, и на вас обрушатся потоки информации, в том числе религиозной. Не случайно, кстати, что виртуальное пространство было впервые освоено не традиционными, а новыми религиями. Свобода и легкость выбора во многом подготавливает почву для их успешного распространения.

Если рассматривать новые религии с этой стороны, то бросается в глаза их сходство с либеральным мировоззрением. Действительно, в прошлом либерализм настаивал на освобождении от диктата традиционной государственности и на свободе выбора политических форм, но оставался верным религиозной традиции, хотя и призывал к ее модернизации. В случае с новыми религиями мы видим скорее отказ от религиозной традиции и свободный выбор новых религиозных форм. Не есть ли это радикальный прорыв либеральных ценностей в сферу религии?

С другой стороны, кое-что в феномене новых религий существенно роднит его с консерватизмом. Это прежде всего апелляция к идеальному прошлому, которое надо сохранить или возродить, выдвижение упрощенной мифологической схемы в ответ на усложнение современной жизни и добровольное подчинение себя харизматическому лидеру.

Именно это Lединство противоположностей¦ и делает новые религии равно чуждыми как для либералов, так и для консерваторов. Действительно, неприятно, когда твои основополагающие ценности выступают в сочетании с признаками идейного антипода, т.е. искажаются, пародируются. И чтобы избежать внутреннего конфликта, мы стараемся этого не замечать, т.е. видеть в явлении то, что связывает его с нашим оппонентом, и не видеть того, что связывает его с нами.

Это во многом определило отношение к новым религиям в российском обществе во времена перестройки. Либералы были склонны усматривать в них некую преемственность с советским прошлым в тех его чертах, которые можно суммарно определить как ?консервативная утопия¦. Я это знаю по собственному опыту, поскольку сам акцентировал эти элементы сходства при анализе неовосточных движений. С другой стороны, консерваторы видели в новых религиях ненавистный им дух перемен v рост плюрализма, возможность свободного выбора нового мировоззрения.

Между тем не следует думать, что новым религиям легко дается эта внутренняя противоречивость. В некоторых верх берут либеральные черты, в других v консервативные. Как правило, к первым относятся те из них, что надеются на эволюционное преображение мира, а ко вторым v ожидающие его катастрофического конца.

ЧТО ПРЕДПОЧЛА РОССИЯ?

Из-за рубежа к нам в основном попадают Lэволюционисты¦, а вот Lапокалиптиков¦ мы производим сами. Это и Богородичный центр, и Белое братство, и Церковь последнего завета (виссарионовцы). Казалось бы, ничего странного. В начале века Н. Бердяев писал об апокалиптическом духе русского сектантства и даже делал из этого выводы об Lэсхатологизме русской души¦ . [ См., например: Бердяев Н.А. Русская идея. v В сб.: Мыслители русского зарубежья. v М.: Наука, 1992, с. 225.] Но обратим внимание на другое. Российские новые религии апокалиптической ориентации, вроде Богородичного центра, возникли на гребне перестроечного хаоса и с тех пор, судя по всему, ограничивают и так невеликую сферу своего влияния. Это тем более удивительно, что на благополучном Западе ожидания катастрофического конца в связи с приближением третьего тысячелетия как раз усиливаются. Пришедшие же к нам из-за рубежа новые религии Lэволюционистского¦ характера продолжают распространяться, хотя и не так быстро, как прежде.

На первом плане у них теперь другой процесс v натурализация. Сегодня практически все лидеры зарубежных новых религий у нас в стране v российского происхождения. Русификация происходит и на более глубоком идейном уровне. Например, в ряде оккультных движений, восходящих к LНью эйдж¦, распространяются представления о том, что грядущий век Водолея связан с Россией, куда смещается новый энергетический центр и где должен родиться новый спаситель человечества. Возникают и чисто российские движения этого типа со своим собственным мифом творческой эволюции Земли, начиная, естественно, с России (некоторые направления рерихианства). Популярность их достаточно велика.

Все это свидетельствует о том, что россияне в настоящее время отдают предпочтение тем новым религиям (независимо от того, зарубежного они происхождения или местного), которые предлагают мифологическую схему совершенствования мира, а не бегство из него. Более того, даже немногие движения апокалиптической ориентации, пришедшие из-за рубежа, приобретают у нас иной характер. Можно привести в пример российских приверженцев LАум Синрикё¦, которые, по мнению изучавших их психологов и защищавших их юристов, не занимались подготовкой конца света, а самосовершенствовались с помощью йоги и медитации, полагая, что это изменит мир к лучшему.

Правда, возможно и иное прочтение ситуации. В последнее время апокалиптические настроения усиливаются у православных фундаменталистов. Понять это несложно. Современный мир мнится им царством дьявола, и испуг перед ним легко приобретает апокалиптические черты. Может быть, они и берут на себя ту роль, которую в дореволюционной России играли секты? В этом случае тем, кто уверен в скором и страшном конце света, уже незачем присоединяться к Богородичному центру. Пока, однако, трудно сказать, насколько широко распространены подобные взгляды в российском православии.

ПРИЧИНЫ ВЫБОРА

Как и любые перемены, новые религии находят поддержку прежде всего в молодежной среде. В данном случае речь идет о молодежи, религиозно ищущей. В западных странах этот самостоятельный поиск Истины сопровождался бунтом молодежи против традиционных ценностей, принятых в их семьях. Недаром последний всплеск новых религий пришелся там на шестидесятые годы v годы контркультурного молодежного бунта. У нас ситуация несколько иная: молодежь не бунтует против традиционных ценностей (им в уходящем столетии и так был нанесен страшный урон), а стремится заполнить вакуум, образовавшийся в результате крушения псевдоценностей, которые в последние годы их существования никто уже и не принимал всерьез. Этим, кстати, и объясняется, почему среди приверженцев новых религий у нас немало и людей немолодых v религиозный поиск в условиях мировоззренческой пустоты коснулся не одной только молодежи.

Поэтому если хиппи и им подобные бежали от давящего гнета культуры, надеясь, что очень скоро ей придет неминуемый и, весьма вероятно, страшный конец, то российская молодежь (и не только молодежь) бежит от пустоты к созданию новых культурных форм, заимствуя исходный строительный материал как с Запада, так и с Востока. Этот импульс не бунта, но созидания и определяет выбор тех новых религий, которые настаивают на участии своих адептов в трансформации мира.

Тех же немногих, кто все-таки предпочел бегство и ожидание конца света, увлекают собственные пророки, а не заимствованные из-за рубежа. Ведь в России издавна существует свой опыт возникновения подобных религиозных движений (хлысты, скопцы, духоборы и т.д.). Это о них писал Бердяев. Большинство из них сгинули после революции и вряд ли когда-нибудь возродятся, но религиозные мотивы, приведшие к их существованию, в той или иной форме сохранились. На протяжении всего советского периода люди, которым были близки эти настроения, окормлялись адвентистами, иеговистами и пятидесятниками, претерпевая гонения и преследования. После перестройки эти организации легализовались, но наиболее истовые и непримиримые критики падшего мира, который неумолимо движется к своему концу, объединились в Белое братство, Богородичный центр, Церковь последнего завета Виссариона и т.д.

А что же Православная Церковь? Одним она представляется слишком пассивной и далекой от будничных дел, замкнутой в плотном коконе традиционализма и обрядоверия, не способной приобщить людей к Lизмененным состояниям сознания¦. Для других же она, напротив, погрязла в житейских мелочах, слишком Lот мира сего¦, слишком близка к власть предержащим. Видимо, официальность Церкви и мешает этой группе людей выбрать Lапокалиптический вариант¦, предлагаемый православными фундаменталистами.

Любопытно, что из новых религий лояльнее других относятся к православию те ветви неоязычества, которые замыкаются на национальной идее. С одной стороны, они опираются на реставрацию славянской архаики, с другой v на повсеместный интерес к знахарству. Их идейной основой становятся мистификации в духе Дж. Гарднера, куда наряду с языческим пантеоном охотно включается и Lнациональная¦ православная атрибутика. Практической же базой являются многочисленные ассоциации и союзы колдунов и знахарей с участием таких популярных фигур, как Лонго, Тарасов и др. Они с удовольствием заимствуют и почитают тех православных святых, которые славились своим целительством. Видимо, это и подвигло Архиерейский Собор 1994 г. отлучить приверженцев ряда новых религий от православия. Но вот каким образом в список отлученных попали те, кто ни в коей мере не претендует на православное наследие (например, кришнаиты или американские протестанты), остается только догадываться.

БОРЦЫ С "КУЛЬТАМИ"

Сколько в стране сторонников новых религий, не знает никто. Во-первых, провести такой подсчет чрезвычайно трудно. Новые религии отличает высокая текучесть их приверженцев. Во-вторых, никто в этой статистике не заинтересован. Сами новые религии, напуганные угрозой притеснений, склонны занижать данные о себе, борцы с ними, наоборот, v завышать, дабы обосновать необходимость своего существования. Когда придет время для перерегистрации новых религиозных организаций, как того требует недавно принятый закон LО свободе совести и религиозных организациях", они, вероятно, попытаются заявить о более высоком числе своих приверженцев, чтобы зарегистрироваться Lпо первому разряду¦. Поэтому, пока члены новых религий будут объектом политической борьбы, а не научных исследований, мы не узнаем, сколько их на самом деле. Очевидно только, что цифра 3-5 миллионов, которую предлагает Министерство внутренних дел, основываясь на данных профессиональных борцов с Lкультами¦, не имеет никакого отношения к реальности.

Кто же эти борцы? Состав их чрезвычайно разнообразен. Это и православные фундаменталисты, и врачи-психиатры, и представители правоохранительных органов (правда, последние пока занимаются борьбой в свободное от работы время). Большую роль в Lантикультовом¦ движении играют родители и родственники тех, кто стал адептом новых религий. Их участие придает движению человеческое лицо, т.е. переводит его из абстрактного мира идейной борьбы в реальный мир житейских проблем. В какой-то мере это и объясняет то сочувствие, которое подчас вызывает Lантикультовая¦ борьба в либеральной прессе. Однако, на мой взгляд, причины глубже. Если фундаменталистам новые религии кажутся дьявольской пародией на их собственные верования, то для либералов это насмешка над дорогим им принципом свободы. Как можно свободно выбрать такое? Поэтому и фундаменталисты и либералы охотно принимают единственное устраивающее их объяснение: адепты новых религий были Lзомбированы¦, им Lпромыли мозги¦, т.е. лишили свободы выбора. Но если фундаменталисты истолковывают это в иррациональном ключе v как Lвнушение сатанинское¦, то либералы нуждаются в рациональной интерпретации. Отсюда разговоры о Lкодировании¦, Lнейролингвистическом программировании¦ и других достижениях современной науки. Правда, насколько мне известно, наукой до сих пор не доказана возможность смены мировоззрения путем гипнотического внушения. Да и опыт уходящего века показывает, что последний выбор все-таки остается за человеком, поскольку коренится в его Lтайной свободе¦.

Есть у российского Lантикультового¦ движения и еще одна интересная черта. Арсенал борьбы, ее тактика и стратегия, Lкриминальные прецеденты¦ с участием новых религий v все это заимствовано с Запада. Вместе с тем по своей сущности движение носит антизападнический характер. Проникновению Lвредоносных веяний¦ извне оно противопоставляет Lнациональную твердыню¦ православия. В принципе, это достаточно типично для фундаменталистского мышления, которое для вящей убедительности любит обосновывать свое антизападничество ссылками на западный опыт. Дело в другом. LАнтикультовое¦ движение зародилось в США во времена контркультурного бегства молодежи в новые религии. Такое бегство сопровождалось эксцессами как со стороны детей, так и со стороны родителей. Не вызывали удивления случаи, когда преуспевающий глава семейства платил огромные деньги Lборцу с культами¦ для того, чтобы тот выкрал Lзагипнотизированного¦ члена семьи и разгипнотизировал его. Не удивлялись и тогда, когда молодой наркоман, попав в секту, не оставлял своей пагубной привычки (хотя многие, по свидетельству социологов, как раз и оставляли) и вступал в конфликт с законом. В России, как уже говорилось, ситуация другая v в новые религии по преимуществу идут не анархически настроенные борцы с культурой, а те, кто хотел бы участвовать в ее созидании, хотя и необычными способами. Это люди совсем иного типа, и странно видеть, как для борьбы с ними привлекается весьма ограниченный набор негативных примеров из другого времени и другой культуры. Происходит это, видимо, потому, что российскими примерами такого рода борцы не располагают.

ЗНАКИ ВРЕМЕНИ

Культура v единое целое, хотя ее части могут быть очень причудливо соединены друг с другом. Иногда малозаметные сдвиги на периферии помогают понять, в каком направлении пойдут большие процессы. Как известно, обвал в горах начинается с падения небольшого камешка. Новые религии в России v это маргинальный участок культуры (какие бы огромные цифры ни называли борцы с Lсектами¦). Мне кажется, что наблюдения за ним позволяют сделать один обнадеживающий вывод. В эпоху социальных и мировоззренческих потрясений, которые переживает страна, предпочтение отдается тем новым религиям, которые предлагают способы участия в этих переменах (какими бы диковинными эти способы ни казались стороннему наблюдателю), а не бегству от них в чаяние конца света. Если рассматривать эту тенденцию как один из симптомов состояния культуры, то можно предположить, что апокалиптизм русского сознания, о котором сто лет назад писал знаменитый философ, все же уступил место более позитивному взгляду на культурное строительство.

Правда, не исключено, что роль пророков грядущего апокалипсиса пытаются взять на себя православные фундаменталисты, и в этом случае говорить можно об иной перемене: боязнь секулярного мира и ожидание конца света выльются тогда в другую форму.

Судьба новых религий в России заставляет задуматься и еще об одном. Как мы выяснили, они в равной степени немилы совсем разным людям. Не стоит забывать, что закон, ограничивающий их деятельность, был принят подавляющим числом депутатов Думы вне зависимости от их мировоззренческого выбора. Между тем религиозная терпимость v это тот оселок, на котором проверяется способность общества решать демократическим путем сложные проблемы совместного проживания людей с различными убеждениями. Свобода верований, не вызывающих у нас сочувствия, v это цена, которую мы платим и за нашу свободу. Похоже, мы пока не готовы к этому.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.religio.ru/